* * *
На кухне Роба лучше пить какао, чем латать Билловы болячки. Будто и он ― постоялец военного госпиталя. Что, дескать, малец ― и тебя пришибло? Дай-ка глянуть. Не, у меня-то хлеще. Биллу чудилось, они были бы соседями по койкам ― и, не сговариваясь, с наступлением темноты болтали бы вполшёпота. Роб вроде рассказал обо всех своих ранениях ― и сколько горячих точек его отрыгнуло. Рассказал ― теперь храни. Что писатели, набирающие фактов пожирнее ― для книги всей своей жизни. Какую написал бы ты? Билл улыбнулся себе под нос, утопив молочную пенку на дне кружки ложкой. Про капитана, наверное, ― того, что носит самое неромантичное имя. ― Ты бы п-пришёл к нам на ужин? ― спросил Билл, постучав ногтем по боку кружки. Роб, нахмурившись, вгляделся в него, сидящий напротив. Облитый светом до кончиков пальцев, зовущих коснуться ― накрыть тенью. Вдруг его ошпарит. ― Это приглашение? ― поднял он взор. Билл пожал плечами ― у мамы не разберёшь. То ли в её словах просьба дать ей свыкнуться, то ли ― показать Роба с макушки до пят. ― Не думаю, что это сейчас уместно, ― сказал он, вновь опустив глаза. ― Понимаешь меня, Билли? ― До-доклад. И всё такое. Они помолчали. Билл вновь потопил плёнку, словно разбив наледь. Роб ― поглядел в окно, за которым прятались сумерки. Представлял, верно, ― тихий ужин, за которым к нему приглядываются, что к рыцарю соседнего надела ― хорош ли собой, богат ли, именит ли. Выкупит ли он твоё сердце? Билл отдавал задаром. Отдавался следом сам. Бери ― что безродного щенка. ― А к тому же сам подумай. Что скажет мама, ― продолжил Роб, посмотрев на него. ― О таком в подвалах какой-нибудь желтухи со сплетнями печатают. Точно не в педметодичках. ― Врачи же ин-ногда женятся на пациентах. ― Это другое. Ты вылечил моё сердце. Роб поскрёб щёку ― царапнул лёгкую щетину. Билл потёр подбородок ― зудевший после их поцелуя. ― А Крейг, он… ― Замявшись, Роб вновь поглядел в окно ― будто спрашивал у Биллова отражения. ― Вы о нём говорили? С мамой. Хорошо бы уметь стирать человека так же, как из разговоров. Раз ― и нет. И он умирает с в последний раз произнесённым именем. Когда-то когда? вспомнишь? Биллу хотелось расталдычить ей всё ― похвастаться, каким взрослым он сделался. Каким его внове, без родительского пестования, сотворил чужой давно ли таким стал? человек. Ты погляди, что он с тобой натворил. Набитая дерьмом марионетка для его ритуалов. ― Нет, ― ответил Билл, помешивая какао ― ложка позвякивала о стенки кружки. ― Он не по-порывался с ней знакомиться и прочее… Говорил, мы п-просто гниль. ― Мы? ― Пот-том стал только я, ― натянул улыбку он. Пятясь от вил всего мира, не забывай оглядываться ― вдруг ты уже один. Вдруг позади ― пропасть. Пропасть Крейг мог бы раньше. А теперь чуть не пропал ты. ― Я п-порвал с ним, ― сказал Билл чуть громче, вскинув на Роба взор. ― Я… вст-третился с ним накануне Ро… ― Зачем, Билл? ― Лу-лучше ведь сказать в лицо, чтоб… ― С тобой могло что-то случиться, ― оборвал Роб. Билл дёрнул было рукой ― пригладить морщинку на его переносице, ― а крепче сжал бочок кружки. ― Понимаешь? Что угодно. После… Не договорил, сомкнув губы ― словно заперши внутри. Не зря ведь тебе снились кошмары. Не зря ты утаивал ваше с Крейгом мы ― ш-ш, это будет наш маленький секрет. Растреплешь ― растреплю тебя, как пёс ― тряпичную куклу. ― Всё было но-нормально, ― пожал плечами Билл, вновь застучав ногтем по кружке. ― Не делай из меня же-жертву какую-то. ― А кто ты, Билли? Билл глотнул какао, вымывая изо рта все скопившиеся там словечки. Жертв он тоже видал ― с потерянными взглядами щенят, брошенных в вокзальных залах ожидания. Ну а ты кого дождался? Успел вскочить на свою электричку? Куда она тебя отвезёт? ― Приходишь ко мне с синяками, пятнами на шее, говоришь о кошмарах, рассказываешь про… ― Он вновь осёкся, потерев лоб ― словно чтоб образ-картинку из головы смазать. Так лучше ― когда не различаешь лиц. Роб, верно, узнал бы его и по коленкам-стопам-локтям ― чего поцелуями уже коснулся. ― Теперь говоришь, что не жертва. Мало поквитаться с ним. Ты должен всё рассказать полиции. ― Хочешь, чтоб меня… ― Не хочу, чтоб ты снова оказался в опасности, Билл. ― Роб сомкнул ладони на столе ― по поверхности потянувшись к Билловым рукам. Отцепил одну от кружки ― пока не объял целиком, утопив касанием. ― Не хочу, чтоб ты попал в беду, ― продолжил вполголоса. ― Снова. ― Какой я у тебя бедовый. Просто магнит для д-дерьма. Билл скривил рот ― а руку всё равно не выдернул. ― Билл, ― вздохнул Роб ― руку сжал крепче, ― не говори так о себе. Со всеми происходят несчастья. Думаешь, я, что ли, самый счастливый на свете? ― Ну да, ― хмыкнул Билл, ― ты ж за-замутил секцию и вообще… ― А представь, если не получится. Ничего. Билл моргнул ― позволил им сплести пальцы. Глянул на него ― только не у тебя. У тебя не может не получиться. Раз уж выщербил из моего сердца все ледышки ― а такое, хах, безнадёжное вроде бы дело да кому нужна бесполезное твоя разъёбанная дырка неблагодарное. На что ты за меня взялся? ― Когда ты позвонил мне тогда, весь избитый, и попросил приехать. Думаешь, хотелось мне тебя отпускать потом? Чтоб думать, не позвонишь ли ты завтра. Через два дня. Неделю. ― Слова отскакивали ― Биллу кромсали слух дротиками. ― Искать на тебе тайком синяки и прочее. Билл сомкнул веки ― уставился вновь в синюшную, как гематома, темень за окном. Сколько на нём бывало таких осколков зимних сумерек? Думаешь, лапочка, нравится ему с тобой да кому нужна твоя разъёбанная дырка цацкаться? Не забывай, что паршивых щенят никогда не берут даже самые добрые руки. ― Я т-терь ещё и виноват, ― скривил улыбку Билл, высвободив вспотевшую ладонь из его руки. Кожа остывала. ― Я не обвинял тебя, Билли. Ни в чём. Разве ты хоть в чём-то виноват? ― Ладонь Роб больше не нащупывал ― как незрячий, оставшийся во тьме. ― Но я ведь не могу это так оставить. Понимаешь? Скажи всё путём. Скажи, пожалуйста. У нас всё путём? Билл вдохнул носом, сорвавшись на всхлип. В глазах пекло ― будто склонился над открытым огнём. Бушевавшим, видно, в Робе. ― Мы пойдём в полицию, ― продолжил он. ― Вместе. Слышишь? Всё расскажем. И я тебя не оставлю. Мы… ― Я-не-пйду. ― Билли… ― Я-не-мгу-пйти-я… ― Он тебя изнасиловал, ― громче сказал Роб ― на всю кухню звякнуло. Показалось, дрогнула утопшая в какао ложка. Глянул ― тебе, мол, было мало? Хочешь ещё? Да кому нужна теперь? твоя разъёбанная дырка. Билл сглотнул. Да никому, наверное. Прав был Крейг ― даже с рожей, облитой кофе. Он вдохнул глубже ― унять в себе что-то кольнувшее, будто внове вскрытая рана сорванная с болячки кожа не получилось. Ты ведь хотел меня исцелить. Хотел же? Роб ничего ему не обещал ― кроме безопасности и что-нибудь придумать. Роб не обещал вытянуть его из чужой вонючей койки ― на которой ноги не сведёшь. Иначе разомкнут силой. ― Тебе п-противно, ― кивнул Билл, не глядя на него. ― Билл, что ты несёшь. ― Противно, что я такой. П-пользованный, ― выплюнул он, вскочив из-за стола, и вылетел в коридор. ― Билли! Позади грохнул стул ― пока Билл успел всадить ноги в ботинки и наспех затянуть шнурки. Вскинулся ― Роб прижал дверь ладонью. Вглядывался ― ну попробуй. Попробуй, лапочка, сдвинуть такой засов. Слабо? Биллу точно не поддастся ― больно слабы руки. Всё пытался унести в них его сердце ― ослабли. До того большое разве ты хоть в чём-то виноват? до того тяжёлое. ― Ты никуда не пойдёшь. Не в таком настроении, ― сказал Роб ― в голосе что-то звякнуло, словно цепи. ― Не с такими словами. ― Мне ещё и из-извиниться? Ну прости, блин. Что я не т-такой чистенький. Как ты. Потянувшись к вешалке, Билл сдёрнул куртку ― петля щёлкнула по крючку. Проверил, нащупав пальцами, ― да нет, цела. Может, это что-то лопнуло внутри. Долго томилось. А вот теперь затопило гноем. Столько всего перезаражает. ― Ты никогда не был мне противен. Ты или то, что с тобой случилось, ― промолвил Роб ― спокойнее старался, а не выходило. Дверью грохнет ― и то будет тише. ― Я из тебя… да всё выцеловать готов. Давал, что ли, повод в этом сомневаться? ― Ты меня уп-прекнул. Схватив рюкзак с комода, Билл дёрнул дверную ручку. Показалась щель ― тут же погасла. И повеяло сырым запахом подъезда. ― Пусти меня, ― повернул к нему голову Билл. ― Я б-больше… не хочу. не хочу, чтоб мне было больно. ― Ты никуда не пойдёшь, ― повторил Роб, не убирая ладонь с двери. ― Сам ра-разберусь. ― Разувайся. Мы поговорим, Билли. Тронул было за локоть ― Билл отпрянул, словно его прикосновение обожгло. Ещё тлело что-то в груди ― как опустевшая полость гнойного волдыря. И Роба тоже, казалось, забрызгало. Прежде Билл не встречался с таким его взглядом. Я сделал тебе больно? Наверное, он попал с таким однажды в реанимацию. Что со мной будет? Что со мной станется останется если ты уйдёшь, Билл? ― Отв-вали от меня, ― рявкнул он, вновь толкнув на себя дверь. ― Опять, что ль, об-безбол глотать хошь? Разве он поможет сердцу. Роб облизнул губы ― хотел бы сказать чего ещё, а убрал от двери ладонь. И Билл ― только бы с ним не оставаться всё выцеловать готов выскочил в холодный подъезд, запахиваясь в куртку. Щелчка двери не услышал ― а не обернулся.* * *
Начало января сыпало холод за шиворот ― Билл укрывался, плотнее прижимая ворот к шее. Не спасало. На пересечении улиц он оказался будто случайно ― сам не помнил, как принесло. Свет фонарей мазал по мокрым векам ― и он вытерся. Не помогло. Тебе противно. Билл бы и сам себя не касался ― будто больного в кожном диспансере. От копошения мыслей чесалась словно голова. Обернулся ― вернуться? Туда, куда, подпрыгнув на лежачем полицейском перед переходом, устремилась незнакомая машина. Следить за тем, как Роб глотает обезболивающее ― забывший, верно, о том, что когда-то его прописали. Почему тогда однажды, накануне сентября, вспомнил? Его бросили ― целый мир втоптал в утиль. Но ты ведь не такой. Зябнущие руки Билл запихнул по карманам куртки ― варежек не нащупал. Чёлка щекотала брови. Он забыл у Роба варежки и шапку. Будто капризная девица, после расставания вернувшая ему все подарки. На вот, бери ― не очень-то и хотелось. Не очень-то и спасло от холодов, посланных заливом. Спасёшь меня только ты. Вытерев сырой нос, Билл вытянул пачку сигарет из кармана ― запамятовал о ней, а теперь вот нащупал, как просроченный лотерейный билет. И до хрена ты выиграл? Просто утешительный приз. Всё равно отчитываться да кому нужна твоя разъёбанная дырка не перед кем. Огонёк зажигалки не прикусывал конец сигареты ― заигрывался с ветром. Цокнув языком, Билл осмотрелся и притаился меж закрытой на праздники скобяной лавкой и вшивеньким баром. Оттуда вывалилась пара гуляк ― побрели вдоль тротуара. Билл потоптался ― желтоватый свет из оконец облил ему ботинки. Он хотя бы закурил. Как мало надо для счастья. Таким безнадёжным детям, как ты. Проще оставаться в своей сомкнутой ракушке на самом дне залива помнишь, как хотелось его вместе повидать? не даваться умельцам вроде Роба, готовым вытащить на поверхность. Пообещать сквозь створки ― тобой будет любоваться весь мир. Прищипнув сигарету губами, Билл выглянул было из закутка ― не покажется ли знакомая «Шевроле». Пусто. Щёку пекло, и он вытерся рукавом. Роб не станет тебя искать. Оставайся на дне. Сам всплывёт на поверхность. ― Не меня поджидаешь, зайчик? Билл вздрогнул, выронив сигарету ― успел притоптать ботинком. Обернувшись, застыл ― Крейг не один. Пара коренастых ребят рассовала ладони по карманам кожанок. Ну хоть не моджахеды Харли. ― Чё те? ― бросил Билл вместе с кивком. ― Уже от-тмылся? ― С каких это пор ты такой неприветливый, а? ― Склонив голову, Крейг побрёл навстречу, пихнув ворох примятого снега ― как заскучавший мальчишка. ― Да ладно. Признайся, манда. Плакал по мне? Слышу же. Я знаю, как ты плачешь. Позади прошелестели колёса машины, и Билл обернулся ― угловатый «Вольво». Роб давно отогревается на берегу. Хорош, нанырялся. Попятившись, Билл ткнулся спиной в кого-то ― ещё один Крейгов соплячок с остекленевшими глазами. Он разводил их, словно насекомых в террариуме. Наблюдал за их суетой, пока не наскучит, ― и давил. Билл для него так и остался гусеницей. ― Иди на хер. Мы всё об-бговорили тогда, ― сказал Билл. Голос украл ветер, стукнувший его в лоб. Принёс настоявшийся запах перегара с Крейговой стороны. Вдохни поглубже. Глядишь, пора и вспомнить. ― О-о, не всё, ― помотал он головой. Свет выгрыз на его небритой щеке желтоватое пятно. ― Во-первых. Ты в меня плеснул кофе. Нехорошо. Скажешь, не было такого? Слушай, манда, не натвори ты этой херни, скажи ты по-хорошему ― и уже давно летел-пердел бы на хрен и радовался. Но нет. Он приблизился. Билл хотел было выкрутиться ― проще простого нахлобучить торчка, хах, ― но в локоть вцепились до боли, проевшей сустав. Или что там пряталось, блин, под подкладкой куртки живое мясо? ему всё равно. Под рёбра садануло ударом ― растворившимся между. Билл, подавившись слюной, визгнул ― будто дворовая безродный щенок собачонка. Не бей меня. Убей меня. ― А во-вторых, ― прогудел чуть ли не в ухо Крейг, подтащив его к себе за шиворот, ― думал, так легко отделаешься, а? Думал, распрощаешься, махнёшь ладошкой ― и на этом твои делишки кончились? Он вновь окатил ударами ― словно Билл окунулся да кому нужна твоя разъёбанная дырка в кипяток. Гнить тебе вместе со мной. Сколько бы болячек в самом нутре ни прорвало. Обождёшь ― и вырастут новые. Как гроздья. Билл хакнул слюной ― завозился, побившись одеревенелыми ладонями, копошил пятками снег бился коленки швырял хоть раз хоть раз попасть нет. ― Ты сдохнешь вместе со мной, ― прорычал Крейг ему в щёку ― в нос забилась вонь перегара. Билл задержал дыхание ― может быть, рёбра расколются. ― Ты вместе со мной под землю ляжешь, Билл Денбро. А если вздумаешь один… Он засуетился позади ― будто решил всадить прямо здесь, размазывая по кирпичной стене скобяной лавчонки. ― …я тебя из-под земли сука достану, манда ты грёбаная. Ты ничего не заберёшь с собой. Даже своё никчёмное тельце. Крейг не сказал ― Билл слышал по калёному дыханию в щёку. Щелчок ― и что-то в него вонзилось. Распотрошит? Может, в нём лопнул ещё один нарыв ещё один волдырь ещё один голову склонил ― из живота торчала рукоять перочинного ножа ― дохнёшь глубже спаси меня проникнет дальше, как в мякоть фрукта. Спаси меня. Грохнуло ― то ли дверь пивнушки то ли разоржался Крейг то ли колени холод-жар. Помнишь, ты всегда проигрывал? Билл зажмурился ― может быть, ему это приснилось. Теплело в животе ― будто накаливало огнём, ― на бёдрах на ляжках на сердце. Что-что, а его Крейгу не тронуть. Да, не тронуть. Ни ножом, ни пальцем. Слышал, блин? Слышал… Думал, всё с собой заберёшь?