* * *
Наверное, у всех с годами растворяются рождественские традиции. Подменяются трагедиями. В нашей, Шэрон говорит, хоть половником черпай. И улыбается ― уже ими насытившаяся и скормившая Биллу да Джорджи по тарелке. Раньше, Билл помнил, они с Джорджи заползали под ель, увешанную самодельными оригами, ― и вытаскивали оттуда по свёртку. Санта оставил, не иначе. Думаешь, теперь есть кому вас одаривать? Ужин прошёл за воспоминаниями под аромат печёной курицы и яблок ― мама ради такого выскоблила из графика выходной. В будущее особенно не глядела ― может, отучили пациенты, которым страшно проснуться завтра. А тебе ― не страшно? Или всё это поцелуи-касания-разговоры до сих пор тебе снится? Билл поглядывал на Шэрон ― рассказать бы ей если бы она знала всё. Может, уже пора? К тому, что осталось в прошлом, она относилась как к просроченным продуктам ― что ж, завернуть и выкинуть. Или ты уже этим отравился? Джорджи получил в подарок новенького зубастого динозавра, Билл ― скейт в собраты парализованному под кроватью. Может, мол, прокатишься. Может, докатишься однажды до светлого будущего ― где тебя поджидает Каско. ― Я п-помогу, ма, ― сказал после ужина Билл, принеся тарелки, блестящие жиром от курицы, на кухню. ― Думала, ты наработался в своей закусочной, ― подметила Шэрон, наблюдая за ним. Составив тарелки в стопку рядом с раковиной, Билл взялся за губку. Мама ― перекладывать остатки картофельного салата и закуски с фасолью в контейнеры. ― На-наработался. Я ушёл оттуда. ― Вон что. Может, и к лучшему. Помнишь, мы об этом говорили? ― спросила она. Билл кивнул, сделав напор воды погорячее. Окунув под него руки, вдохнул поглубже. Роб, может, тоже отмечал с родителями. Как все бывшие хорошие студенты ― на каникулы приезжающие домой и привозящие личные трагедии. Я расстался с девчонкой. Я завалил проект. Я расколошматил спину. Я больше не кандидат в НХЛ. Билл опустил глаза, смывая с тарелки желтоватую плёнку сырного соуса. Может, предки всё равно гордились Робом ничего не важно потому что ты мой ребёнок и не находили поводы его упрекать. Гордилась бы им Шэрон? Если бы Билл ей всё рассказал. Даже про то, как плеснул в небритую харю что, и имени его не назовёшь? кофе. ― Ма, ― позвал он, передав в её обёрнутые полотенцем руки чистую тарелку, ― а как от-тмечают Рождество, ну… те, к кому не п-придут предки? В бо-ольничку. Или у кого ваще родственников нет. ― Ну, персонал для них что-то организовывает. Что-то вроде уютной вечеринки, ― улыбнулась Шэрон. ― Закупают символические подарки, вроде носков или перчаток. ― Их когда-нибудь над-денут? ― Не все. Билл лишь кивнул, принявшись отмывать следующие тарелки. Если Роб не праздновал с родными, то замкнулся со своим одиночеством болью? мыслями? в квартире. Ему не привыкать. Робов быт виделся отшельническим ― словно он воин пенобскот, махнувший на скалы искать место силы. Может, оттуда вернулся. Иначе откуда в нём столько силы воли. ― Знаешь, ― начала Шэрон, вытирая тарелки, ― мне никогда не хотелось работать с такими пациентами. Думала, не справлюсь, но… Конечно, бывало, и ревела, и валилась с ног. Приползала домой ― и ваш отец встречал меня суетливым. А когда не употреблял перед этим… не ширялся, ― выплюнула она, ― не вылезал из гостиной или туалета. Папа болеет. Не тревожь его. Билл завернул кран, протянув ей последнее ― ещё тёплое ― блюдце. Вытирая, она поскрипывала по донцу влажным полотенцем. Вздохнула, не поднимая взгляда. Будто думала ― вдруг не узрит в её выцветших глазах выцветшие воспоминания. Папа умер. Не тревожь его. это вы шэрон денбро? Наверное, она не помнила. Биллу бы ― тоже забыть. Выбросить, как просроченный продукт. Зачем ты опять травишься? ― А миссис Керш… ― запнулся Билл, устремив на Шэрон взор. ― По ней ты т-тоже будешь плакать? ― Да, полагаю. ― Даже если ст-только навидалась? И знаешь, что она всё равно?.. ― Поэтому мне никогда не хотелось работать с такими пациентами. Шэрон лишь улыбнулась, расставляя тарелки на сушилке в шкафу. Больше Билл ничего не спросил. Наверное, у мамы тоже большое сердце. И место для Билла в нём, глядишь, наметилось совсем недавно. Когда? Что она в нём разглядела? Неужто наконец-то своего ребёнка. ― Я п-позвоню кое-кому, ― сказал Билл, прежде чем покинуть кухню. Сквозь запах печёных яблок он пробрался к телефону ― нарисованный медвежонок в рамке приветил его угрюмым взором. Опять ты? Сняв трубку, Билл по памяти осело где-то глубоко, как чужой аромат набрал номер. Вслушался в гудки, смыкая глаза. Прибился лбом к стене. Если бы у неё были уши, давно доложила бы, словно двойной агент, о его разговорах Шэрон. О том, с кем они ведутся. О том, кому в Билловом сердце места уже не нашлось. ― Алло? ― снял трубку Роб. ― С Ро-рождеством. Он помолчал. Билл усмехнулся в динамик ― не хочет, что ли, получить поцелуй. ― И тебя с Рождеством, Билли. ― Я не… не пом-мешал? Представил морщинку на его переносице ― и щёки налились теплом. Не прогоняй меня. Мне больше не к кому пойти. ― Нет. Совсем нет, ― ответил Роб. ― Ты никогда не помешаешь. ― Я д-думал, ты не дома. С ро-родаками или… Или где? Может, пригласил их к себе ― чтобы они напитались за него гордостью. Напитали ею все шрамы на сердце. Что, доволен? Проехался коньками. ― Мы перезвонились. Я один, так что… придёшь? не жалей меня? Билл снова закрыл глаза, подгадывая ― будто в головоломке, переставляя слова. Потяжелее-полегче. Только бы не проиграть. ― Я п-приду, ― произнёс он полушёпотом, прислонившись к трубке. ― Приду? ― Ты с родными, Билли. Мы ещё успеем повидаться. К тому же Рождество семейный праздник. ― А ещё в Ро-рождество никто не остаётся один, ― нахмурился Билл, поскрёбывая пальцем по стене рядом с телефоном. Роб помолчал вновь ― пока не усмехнулся в глухой динамик: ― Ты упрямый. Знаешь это? ― Самый уп-прямый на свете. И не тяжело тебе с таким? ― прищурился Билл. ― Это я удержу. Весь мир, кажется. ― Я приеду, Билл, ― вдруг сказал Роб серьёзнее. ― Там холодно. Так что носу из дома не кажи. Билл помычал ему в ответ ― и повесил трубку. Улыбку доверил стене ― прижавшись к ней щекой, словно к подруге, таящей все его секреты.* * *
Думаешь, удалось бы тебе с Крейгом просто заснуть? О, он бы не упустил случая наградить рождественским подарком. Шутить про кекс и глазурь ― пока Билл морщился бы да кому нужна твоя разъёбанная дырка промакивая простынёй меж ног. Кровь на ней ему сегодня не приснилась. Случалось, Билл, пробуждаясь, вынимал потеплевшую ладонь из трусов. Будто стремился заточить рану кто? кто тебе её оставил? а края не сходились. Разомкнув веки, он оглядел Робову спальню сквозь пелену на глазах. Протерев их, сел и шмыгнул носом. Роба не было. Только вода в душе шипела, как на раскалённом чугуне, ― наверное, вернулся с пробежки. Белесоватый свет очертил взбитое одеяло и тронул мятые наволочки. Коснулся листов бумаги на его столе ― Билл припомнил, что заснул, пока Роб вычитывал доклад. Хреновый из тебя партнёр. Думаешь, попадёшь в хоккейную команду? Ему бы только устоять на коньках. Билл и без них по жизни падал ― до того под ногами было скользко. Будто проезжался по блевотине в коридоре Крейговой хазы. Потерев под глазом, он поправил сползший с плеча ворот футболки ― с вытертой от стирки эмблемой Университета Ороно. Среди мальчишек, учившихся с Робом, наверняка не было подобных Биллу. Кричат не спасай! ― шепчут выручи. Пожалуйста. Мне больше не к кому пойти. Среди тех, кто встречался Биллу по жизни, не было подобных Робу. Как с тобой обходиться? Как с неповоротливым кораблём на заливе ― не плакать, если подаст тебе знак. Свесив ноги с кровати, Билл почесал кончики пальцев о ворсистый ковёр. Встав, вышел в коридор за прикрытой дверью ― где его поджидала голодной собакой мутная темнота. Не тонул в ней ― наверно приручил. Или ступил на спасительный борт, разглядевший его сигнал о помощи. Знаешь такой эффект? Он крался на шум воды ― пока ладонь не коснулась ручки двери, прятавшей ванную. Зашёл ― замерев. Будто малолетний университетский фанат, заставший своего любимчика в потной душевой кабинке. У Роба водились такие? Прокрадывались к нему? Билл вроде тоже в клубе его поклонников. Считал бы все очки, носил джерси с автографом, кромсал вырезки из газет. Если бы только только это уже не научно-фантастический фильм однажды на льду обернулся. Билл шагнул к кабине, разомкнув дверь, ― прохладная вода плеснула на стопы. Не успел Роб обернуться ― ступил в её душное нутро. Словно они в бутылке ― послание, обязанное блуждать по заливу до пристанища. Обхватил его за сырую талию со спины ― сам ткнувшись куда-то меж лопаток. Не доставая хвоста ― головы? ― шрама. Брызнувшая вода их сомкнула ― как пару насекомых в янтаре. Кто из них однажды воскреснет первым? Неужели снова ― Роб? У него талант, лапочка. А тебе, как ни крути, ещё прокачивать навык. ― Какой же ты ог-громный, ― прошептал Билл, прислонившись к его спине щекой. Вдохнул сладковатый запах шампуня ― выдохнул. Запястье замкнул пальцами другой руки ― чтоб не сдвинуться ниже. Не коснуться его жарче ― с температурой воды споря. Билл сомкнул глаза ― ресницы дрогнули от капель воды. Этой ночью ему ничего не снилось. Но отчего-то прятался ― будто пробудившийся средь ночи пятилетка. Защити меня. От самого себя тоже нужно? Бессознательное у него проворное ― подсовывает горькие пилюли, словно упрямая медсестра. Глотай. Это поможет. А на выписку когда? Может, он тоже ― пациент Шэрон. ― Билли, ― позвал Роб, наконец обернувшись. Заразился, может, от него дрожью ― плечи зарастали мурашками. Ниже взгляд Билл не проваживал ― провалится пальцами во тьму волос под пупком. ― Билл, ты весь околел. Вымок. Ну иди сюда, горе. Завернув вентиль, Роб его вытолкал ― закутал тут же в полотенце, прихваченное со стиралки. Как птенца ― видать только голову из белой скорлупы. Всех заклюю. Тебя не трону. За тебя, за тебя ведь заклюю. Билл моргнул ― веришь? ― Мне что-то с-снилось, ― шмыгнул он носом, наблюдая, как Роб натянул боксеры на мокрое тело. Вновь присев перед ним на корточки, растёр плечи. ― Не се-сейчас… а давно. А сейчас я просто вспомнил. ― Что, например? ― поднял взор Роб. ― Тебе ин-ногда снилось, как ты пад-даешь? На льду. Укутав кулак углом полотенца, Билл утёр нос. Щиколотки зябли ― в ванную из открытой двери сочилась прохлада. Почудилось, Роб ― тоже изо льда. Вместо света плечи морозил иней. ― Нет, ― качнул он головой. ― Мне снилось, как из меня выскабливают позвоночник. И будто у меня шрам, как у… куклы тряпичной. Шов. Вот такой. Кто же тебя вновь перештопал. Билл на миг сморщил нос ― вновь его утерев. ― Мне с-снилось, что у меня кровь из… ― опустил он взор ― поднял вновь. ― И всё драное. Веришь мне? Роб вздохнул ― вновь потёрши его плечи поверх полотенца. В глазах у него что-то мелькнуло ― да не озвучил. Билл снова засёк морщинку на его переносице. Давненько я тебя не видал. ― Со-овсем забыл, ― сказал Билл ― может, удастся с ней опять попрощаться. ― У меня для тебя под-дарок! Посмотри в рюкзаке. ― В рюкзаке? ― вскинул Роб брови, когда он кивнул в темнеющий коридор. ― Может, ты… ― Не п-парься, Роб. А то я раскутаюсь. Роб улыбнулся, поднявшись на ноги какой же ты ог-громный и Билл пошлёпал за ним по влажному кафелю, словно они ― пара бедуинов средь пустыни. Он зажёг в прихожей свет и, наклонившись к Биллову рюкзаку, расстегнул молнию. Сунул было ладонь в её пасть ― переглянулся с Биллом. Он кивнул, плотнее кутаясь в полотенце. Будто они проводили неведомый ритуал. На ходу придумывали правила. Чтоб растворились кровь-дыры-швы ― как у тряпичной куклы. Роб вытащил пластиковый Кубок Стэнли ― высотой со стакан ― в прозрачной упаковке. Распаковал ― в свете желтоватой лампы блеснувший, как в софитах. Сувенир из экзотической страны. Помнишь, однажды ты там побываешь? ― Спасибо, Билли, ― улыбнулся Роб. Билл потёр стопу о щиколотку ― желание согнал чмокнуть его в ямочку на щеке. ― Поставлю как трофей. На самое видное место. Он подошёл ― наклонясь, поцеловал в переносицу. И все сны словно забылись. Словно драное нутро ему тоже заштопал без игл. А перед этим выскоблил гниль-гной. Ну, теперь не болит? ― Между прочим, ты не заглянул под подушку? ― прищурился Роб, встрепав ему волосы. ― Кое-кто кое-что там тебе оставил. ― Кое-кто? ― прикусил язык Билл. ― Да. Заглянул ночью ― не стал тебя будить. Просил за тобой приглядывать. Хохотнув, Билл подпрыгнул ― всё-таки достал звонким чмоком до его губ. И помчался в спальню, пошлёпывая мокрыми ногами, ― где кошмары ему больше, может, не приснятся.