вдребезги

      Может, Миллер даст ещё парочку советов?       Или хотя бы один. Не зависай с Билли в компьютерном классе после занятий, например.       Дельный, не отвертишься. Притулившись на соседнем стуле, Билли полистывал черновик Робова доклада. Иногда мычал себе под нос мотивчик ― незнакомый Робу, а переспрашивать не стал.       В какой машине он его услышал?       Частенько, видно, в ней катался. Раз вбилось в память ― и ложилось на язык.       Что-то ещё? Может быть, чужой?       Не только Робов ― последний поцелуй ему вручённый при встрече после уроков.       Больно лакомые. Может, дашь ещё?       Курсор поверх открытого черновика презентации помигивал ― Робу, может. Ну давай, ну. Чмокни его. Думаешь, просто так пришёл?       Просто так помалкивает о том, чем вы давеча занимались?       Всё ещё странный для Роба опыт.       Вспоминал себя ― видел долговязого нескладного школьника. Пока на скелет не натягиваются мышцы, словно поверх тела ― хоккейная амуниция, кажешься нагим. Жизнь на таких любит топтаться. На таких ― проще всего. Не сбросят ведь       вместе с болью       эй, мол, какого чёрта ты делаешь.       Какого чёрта ты на мне топчешься.       ― С пяти лет? ― вдруг спросил Билли, вскинув голову. Монитор плеснул ему на щёку белизной.       ― Что? ― глянул на него Роб.       ― Ты с п-пяти лет занимаешься хоккеем?       ― Ну да. Чем раньше, тем лучше. Сначала учишься стоять на коньках. А потом и с клюшкой бегать, ― пожал плечами Роб, подперев голову рукой, и вернулся к презентации. ― С шайбой сразу гонять тебе никто не даст.       ― Всё рав-вно не забить.       ― Отобьёт охоту, ― качнул головой Роб. ― Детям нравится видеть, ну… как у них получается. Результаты. А тут представь ― шайба мимо ворот. Что бы тебе пришло в голову, Билли?       Поразмыслив пару секунд, он ответил:       ― Что хок-кей ― это ваще не моё.       ― Ну. И дети о том же думают. Когда шайбу в ворота не загнать.       Билли помолчал, пошуршав парой страниц. В классе пахло пылью системных блоков, об окно билась сонная муха, воскресшая от тепла.       На Роба ― от Билли родом ― тоже подействовало, как чудесный эликсир. А говорили ― обязательно химию глотать. Лишь бы только не наглатываться.       Вы же не думаете о плохом, мистер Грей?       Роб щёлкнул по мышке, создавая новый ― седьмой? десятый? двенадцатый? ― слайд. Плохие мысли у него не прижились ― бесплотная для них среда в его разуме. А может, их съели все дикие звери в бору его воспоминаний. Те, что Билли умудрился       я п-пришёл к тебе потому что ты другой       приручить.       Не выпускай их из рук. Только тебя, хоть и голодные, и не кусают.       ― Ты будешь к-клёвым тренером, Роб, ― промолвил Билли, подперев подбородок рукой. Внизу что-то постукивало ― его мысок о пол, оказалось. ― А воз-зьмёшь Джорджи в секцию, а? Он очень-очень хочет.       ― Ещё ничего не решено, Билли, ― улыбнулся Роб, не глядя на него.       В шорох вслушивался, чуял ― ластится, что неведомое существо с морских глубин.       Влекущее моряков и ловцов жемчуга.       Ты вот, Роб, ― кто таков?       Коль на берег выбирался       с уловом ― у Билли на щеке перламутровый свет       так, верно, второе.       ― А когда решишь ― во-возьмёшь? ― спросил он, ткнувшись подбородком в его плечо. ― По секрету… ты для него кумир.       Что, круче Лемьё?       ― Конечно возьму, ― вздохнул Роб. Чувствовал ― давление подбородка на мышцы усилилось. Будто Билли подползал ближе. ― Он талантливый. Резвый, шустрый. Из него хороший нападающий выйдет.       ― А из меня?       Будь Билли хорошим нападающим ― давно бы оттолкнул Крейга.       А Роба?       Будь у него темперамент пожёстче       как у тебя       оттолкнул бы тоже ― думаешь, нужна мне твоя защита.       Думаешь, нужен мне ты?       Роб поглядел на него ― едва носом не чиркнув по тёплому лбу. Билли маленько отстранился ― взгляд от Робовых глаз не отняв. Он единственный не смотрел на шрам ― ой, что это у тебя?       Единственный, вцеловавший в каждый исцеление.       ― Может быть, защитник, ― рассудил Роб.       Билли вдруг фыркнул.       ― Да б-брехня, канеш, Роб. Я и на коньках-то не держусь…       ― Научу.       ― …а ты гов-воришь, защитник.       Но лицо у него посветлело ― и Билли почти повис у него на плече, прислонившись к нему виском. Улыбку прятал ― не смотри-не смотри.       Хоть и к-клёвый тренер ― а меня на коньках стоять не выучишь.       На это хотя бы у школьного совета не нужно просить грант ― корячиться перед ними с остывающим докладом.       Оп, ваше время вышло. Сыграем в овертайме?       Плечо щипнуло ― Билли, оказалось, постиснул зубами сквозь толстовку. Зверей из бора его воспоминаний приручил ― а кусать у них выучился.       Что, всё ещё для тебя лапочка?       У Крейга для него небось тоже водились прозвища ― прилипшие, не отодрать, как смоченный сукровицей пластырь. С мясом отшкрябывай ― погляди, какое у него нутро.       Билли призвал бы поискать в нём гниль.       ― А ты п-помнишь свой первый матч? ― спросил он, вновь полистав доклад.       ― Первый в общем или?..       ― Ну… в ун-нивере, например. Это ж лига посерьёзнее, ― заметил он, понизив голос.       Словно больше никто не должен об этом знать.       Робу упомнилось ― как опытом своим старался не козырять. Будто отмотал пару серьёзных сроков ― а не выкатился с катка, расшибив кости.       Мала разница. Что там, что здесь ― иерархия, режим да словечки, которые никто, не коснувшийся льда клюшкой, не поймёт.       ― Помню, конечно. Всё было не так масштабно, как тебе представляется, Билли, ― сказал Роб.       ― Ну вот. А я уже на-нарисовал в голове конфетти на льду, шлюховатых ч-чирлидерш и…       ― Подумай о том, чтобы снимать кино. Или писать сценарии.       ― Это б-будет байопик про тебя, ― улыбнулся Билли, вновь погрузившись в чтение доклада.       Примолкли ― шелестели только страницы, да Роб пощёлкивал мышкой. Гудел системный блок ― вторила ему муха, постукивающая о стекло. В полутишине дыхание Билли казалось громче. Ему Робово, может, ― тоже?       Привыкал понемногу. Его дыхание впитали стены спальни, коснёшься их ― нащупаешь тепло, как после сна.       Словно Билли до сих пор пробуждается в его кровати, потирая глаз кулаком. Чур, я п-первый в душ!       ― Только знаешь, ― продолжил вдруг он, не отмыкая головы от кулака, её подпиравшего, ― в моей ист-тории ты тоже не получишь Кубок Стэнли.       ― Правда? ― поднял брови Роб, взглянув на него. ― Почему вдруг?       ― Это с-слишком просто, ― помотал Билли головой. ― Круто стать хоккеистом Лиги и получить Куб-бок. Кто спорит? Но круче, если ты во-воспитаешь сто хоккеистов Лиги. А они потом получат Кубок. Клёво я п-придумал?       ― Клёво. Только это уже не научно-фантастический фильм, ― заметил Роб, почесав мизинцем бровь.       ― Зато блокбастер.       У мальчишек вроде Билли на всё находится ответ.       А ты поменьше спрашивай. Точно ведь ― будет спокойнее на душе и сердце.       Спокойнее от мысли, что саундтреком не станет напетый Билли мотивчик.

* * *

      В закусочной пахло горелым жиром.       Билл забирался ладонями под рукава куртки ― пальцами охватывал согретые запястья. Иногда они с Крейгом перебивались здесь бургерами. Иногда ― он звал его в вонючий толчок.       Хватило ума не поддаваться его дай дай покажу сюрприииз.       На большее ума не хватило.       Найдись он раньше ― Билл вызвонил бы его сюда ещё, глядишь, в середине октября       это не засосы       когда листья едва успели порыжеть.       Поздновато спохватился. Но может, на Рождество и для детей, хреново ведших себя круглый год, предназначен подарок?       Распаковывай скорее ― пока Санта не передумал. Пока не спросил ― что хорошего ты сделал за год?       Что, Билли?       Он отвлёкся на официанта ― парнишку чуть старше его, ― подгрёбшего к нему с блокнотиком:       ― Что-то закажешь?       ― Не.       ― Ждёшь кого?       Билл нахмурился ― парнишка постучал по блокноту карандашом. Может, помнил их с Крейгом?       Вряд ли ― больно светлое лицо под белёсыми кудрями. Ещё не успевшее погаснуть в тутошней атмосфере.       Зато помнил Билл ― как перепало тому бездомному       он всего-то мелочь спросил       бедняге.       Думаешь, если он таков с другими ― на тебе его однажды не перемкнёт? Ну а как же истории про питбулей, грызущих сперва соседских детей, а потом ― хозяйских?       Нащупаешь у себя хоть одно живое место?       ― А тебе-то чё? ― бросил Билл пареньку.       Тот наклонился, вынув из кармана фартука тряпку, ― и, взявшись протирать стол, пробубнил:       ― Тебя тут пасёт одна парочка у бара, так что, э-э… повнимательнее будь. Вот. И если просто так торчишь, то, э-э… найди ещё местечко.       Билл моргнул и, встретившись с ним взором, кивнул. На парочку у бара не обернулся ― может, моджахеды Харли. А может, ребята покрепче ― лбами сбивающие спесь с пацанят вроде Билла ― так, что навзничь валишься и больше не встаёшь.       Официант ушёл ― протирать соседние столики, ― и Билл вздохнул, поглядывая в окно. Вынув ладони, подул на них ртом ― нет, не согреется. Декабрь в этом году суровый ― как старик, жалующийся на регулярные боли стужами.       У матери под крылышком Билл таких навидался. Всех обогреть       а Билла?       в своём гнезде не сможет.       Дверь грохнула ― и Билл всё-таки обернулся, взглядом ткнувшись в Крейга. Он пришёл в затёртой кожанке ― из-под ворота топорщилась горловина свитера. Душившая его вместо Билловых рук.       Ричи бы над ним хохотал от души ― перемежая смех с цоканьем языком.       На что ты надеешься-то, блин, Доходяга?       Биллу плечами впору бы пожать ― да ни на что. Талант надеяться зарыл пару лет назад.       Раскапывай. Лопату вручили.       Крейг шмыгнул покрасневшим носом ― видать в полумраке ― и на диванчик напротив. Побренчал ладонями по столу ― и уже знакомый Биллу парнишка плеснул ему из кофейника.       ― Чё тебе? ― кинул Крейг, едва парнишка вернулся к другим столикам. ― Обратно приполз, а? Раз сам вызваниваешь.       Билл промолчал, спрятав руки под столом ― грел меж сомкнутых колен пальцы.       ― А я мог бы ваще не прийти, ― продолжил Крейг, хлебнув кофе из потемневшей чашки. Впалые щёки засеяла щетина ― Билл всё ещё помнил ― тело помнило, ― как шкрябает. ― Думаешь, охота мне с тобой валандаться по первой твоей хотелке, а? Других дел у меня нет, кроме как к тебе переться хер пойми куда? А? Чё замолк?       ― Мы здесь б-бывали, ― ответил Билл, взглядом обведя зал. ― Помнишь? Ты к-купил мне вупи-пай. Долго ждали. Ты разозлился и наб-бросился на парня.       ― Это на того вонючего бомжа, что ль?       Крейг прищурился ― жёг его взглядом, постукивая пальцами по столу. Блюдце ему подпевало.       ― Я думал, ― подался он вперёд, отодвинув чашку и скрестив руки на столе, ― ты с тех пор усёк, что под горячую руку не суйся. Особенно мне. А, манда?       ― Не зови меня так.       ― А то что?       Билл вновь примолк, сцепив зубы ― может, пора и пустить их в ход.       Крейг откинулся на спинку дивана, расхлестав коленки, ― тронул Билловы, сомкнутые, под столом.       ― Ты замахнулся не на того, Бил-л-ли, ― проговорил он, глядя куда-то в окно. За ним поблёскивала приодетая снегом улочка ― перед фонарями, как фаворитами, стелилась. ― Так и быть, я прощу тебе все вот эти твои закидоны и вот эти вот типа бабьи выходки с нытьём. Извинись, дружок. И мы в расчёте.       ― И всё б-будет как прежде? ― покривил рот Билл.       ― Если извинишься. Или тебя в школе этому не учат?       Крейг ухмыльнулся, переведя на него взгляд. Билл не отвёл своего ― чувствуя, как меж сомкнутыми ладонями наливается влага.       Может, от холода.       Дрожь подкрадывалась откуда-то из нутра ― партизан, наконец выждавший своего часа.       ― Я не за этим п-позвал тебя, ― начал он, вдохнув поглубже. ― Я хотел… сказать. Сказать, что б-больше на тебя не работаю. Больше не п-приду. Бо-больше под тебя не лягу. Б-больше…       не люблю тебя?       Ладно тебе. В груди у тебя ― от него ― никогда чего-то масштабного       не поместится ― целый сад       не разрасталось. Кинул семя ― да и то не взошло.       ― К-короче, всё, ― сказал Билл. ― Всё. Все дела окончены.       Он вдохнул ещё раз ― расцепив наконец колени. Костяшки пальцев покалывало ― и Билл вытер мокрые ладони под столом.       Легче, чем он представлял. Может, потому что ещё не слышал ответа.       Крейг молчал и поднёс чашку ко рту ― показалось, её качнуло, как в руке у хмельного.       Чем Билл его так опоил?       Отравил.       Он сглотнул, вытерев под носом. В закусочной, подмигивающей лампами над столами, становилось холоднее.       ― У вас это семейное? ― спросил вдруг Крейг, отставив чашку ― звеньк! ― на блюдце.       ― Что?       ― Накидывать за шиворот говна людям, которые до хрена для вас делают. И с которыми лучше таких бесед не вести. ― Крейг сцепил пальцы на поверхности стола. ― Я о твоём папаше. Такая же гнида, как ты. А ты впитал всё наследство. Гены и прочую херню.       Билл сцепил зубы ― до ломоты в дёснах. Будто, как у киношных оборотней, у него прорезались клыки.       Только у Крейга тоже нет серебряных пуль. Сам их страшится.       ― Ну и что ты будешь делать теперь, дружочек? Стукнешься к Харли? ― Он цокнул языком, скривив небритое лицо. ― Думаешь, у него лучше, а? Да кому нужна твоя разъёбанная дырка, как у гребня надроченного. Он тебе все кости переломает. Крх ― и всё.       Роб не переломает ему жизнь.       ― А знаешь чё, ― почесал Крейг шею под воротом свитера, ― ты такой же безнадёжный, как папаша. Поэтому ты здесь, дружочек. Рядышком со мной, а?       Роб никогда не считал его безнадёжным.       ― Больше, ― прошипел Билл, ― ник-когда меня не ищи. Если я… Я п-пойду к копам. Всё про тебя им ра-расскажу.       ― Да лан? А о себе? ― процедил Крейг. ― Чем ты занимался, когда я тебя просил. Чистеньким хошь выйти? Ни хрена, манда. Ты…       лапочкалапочкалапочка       Схватив чашку, Билл плеснул в него кофе.       Хотел услышать шипение ― как от кислоты, проевшей его до самых костей, ― а не       ты такой же безнадёжный как папаша       зашипел ― Крейг ртом, вскакивая вслед за Биллом. Утирался рукавом да салфетками ― лицо зарумянилось.       Значит, кофе ещё не остыл.       Себя ощупай. Не холоднее.       А думал ― у-у, замёрз.       ― Не п-подходи ко мне, ― шагнул прочь Билл, схватив с диванчика свой жёлтый рюкзак. ― Понял? Я п-пойду к копам.       Сглотнув, отступил вновь ― чтоб слуха больше не касалось его шипение.       Билл закинул рюкзак за плечо и выскочил прочь ― на встопорщившуюся снегом улицу. Ладони пылали ― оглядел их, побредя по тротуару прочь. Нет, не облил.       Подрагивали ― будто наконец выпустил из рук что-то тяжёлое. Тянувшее его к самой земле. Словно окунул руки в прибрежный июльский песок, завещавший ему возводить замки ― те, что в детстве не достроил.       Залив дождётся их вместе с Робом ― как старых друзей, с которыми разделил детство.