* * *
Тычась носом в макушку, Билли надавил Робу на плечи ― словно в попытке на них взобраться. Словно спастись от того, что подтапливало его внизу. Гляди ― уж промочило ноги. В Робовой спальне им обоим, казалось, тесновато. Билли шутит ― просто его сердце не помещается. Билли шептал, наминая ему плечи и позади стоя на коленках, ― а вот в моих ла-ладонях да. Чувствуешь? Просторно. Он пришёл, кажется, часам к семи ― сославшись на интерес к докладу. Полистав готовые страницы, поправил воображаемые очки на переносице ― и возвестил, что в общем-то ничего. А потом, заскучав, запрыгнул за Роба. ― Х-хочешь, я… ну… крепче по-помну? ― спросил он, не убирая ладоней с Робовых плеч. Они сыскали согревающую мазь ― из тумбочки в спальне, куда Роб не заглядывал, кажется, с момента переезда. ― Да, ― кивнул он, повернув голову вбок и покосившись на Биллину руку. ― Вообще-то массаж у меня в списке рекомендаций. Просто делать некому. Просто ты больше никому не дался бы в руки. Хватило уж одного раза. Посмотри, что они с тобой натворили. Хвастайся теперь шрамом ― что вшитая молния говорливой плюшевой игрушки. Тоже тешить чтобы детвору. ― Как это некому? А я на что? По голосу слышно ― хмурился. Билли из тех мальчишек, которым доказать охота ― не безнадёжный! ну? смотри! Дай в руки что-нибудь хрупкое ― не расколю. Разобьюсь быстрее сам. Приглядевшись, увидишь на нём сколы. ― Я сегодня встретил Миллер, ― сказал Роб, прислушиваясь к его движениям. Ещё ― к дыханию над самой макушкой. К теплу, прилипшему к спине, ― Билли приник к ней животом. ― Что-то уз-знал? ― спросил он, вдавливая большие пальцы в Робовы плечи. Островато ― что хищный птенец когтями. Не отцеплюсь. Сколько ни пытайся вернуть меня в родное гнездо. ― Ничего серьёзного. Кроме того, что совет выслушает меня после Рождества. От касания ― сжатия ― его ладоней тело ― кожа ― наполнялось теплом. Словно проскрёб по катку в попытке угнаться за шайбой. Давалась ему в руки. Протяни только ― схватишь, как в клешню, в крагу. ― Знач-чит, ещё есть время, ― заметил Билли, наклонившись к его уху. ― Представь, какие они вы-вылезут после праздника. Довольные, конечно. Не то что нак-кануне. Суматоха, отчёты… ― Ты там случаем не ошивался где поблизости? ― Не, ― хохотнул Билли, втиснувшись носом в его затылок ― будто клювом кольнув. Коль уж хищный птенец. Не улетишь от меня, не скроешься. ― У мамы та же е-ерунда в больничке. Все на ушах перед к-концом года с этими отчётами. Роб промолчал. Биллины пальцы вымазывали вдоль задней стороны шеи ― пока не кололись о волосы. Пока не кололи Роба сильнее. Он для Билли ― целый фронт, на котором можно противостоять тупой боли. Боялась его, верно, ― притаилась куда-то глубже. А он выкапывал её давлением на мышцы ― размазывая под пальцами. Глянешь на них, обернувшись, ― подумаешь разве у-у, ломкие что сладить с ней способны. Что больше ни одного оружия, кроме рук, будто целителю древних племён, Билли и не требуется. ― Вк-кусно пахнешь, ― прошептал он, вдохнув у самой макушки. ― Просто я помылся. Билли расхохотался ― слюной брызнув на заднюю сторону уха. Роб ― прыснул смешком следом. С Билли легче, чем с другими. Может, потому что вынул из него сердце ладонями. Избавил его от такой ноши. Ну а ты ― что в ответ? Или дождёшься, пока провалится от тяжести под землю? ― Л-лучше… ну… ― Он замялся, потянув ворот Робовой футболки куда-то в сторону. Следом ― чуть ли не его самого. Не поддавайся. Ты ж ещё не знаешь, на что кроме массажа да попытки удержать сердце способны мальчишки вроде него. Что они наслышались от Вафли. Что Билли ― от Крейга. ― Снять футболку? ― уточнил Роб, обернувшись. Билли кивнул, припрятав руки взгляд. Напомни ему, что ты ― всё ещё его учитель. Поздно? Поздно было, когда Билли поцелуем расплодил по телу колкие мурашки ― незнакомые. Словно у парализованного ― от первого пробившегося электроимпульса. Сколько твои чувства были в коме? Роб стянул футболку через голову ― Билли помочь пробовал, скребнув по лопаткам. Примолк ― когда Роб, скомкав её, бросил куда-то в изножье кровати. Он не коснулся ― будто не рисковал. Будто Билли да откуда ж ему ни разу не трогал мужского тела. Может, его напугал шрам. Покрутив головой, Роб вновь нащупал футболку в изножье ― потянул. ― Не-ндо-ты-чво, ― пробормотал Билли, осев где-то позади. Выпустил. ― Этот тоже красивый? ― спросил Роб, повернув голову к плечу. Билли помалкивал, с места не сдвинувшись. Переубеждать ведь не станет. Роб тоже всяко колотый-битый. Может, нащупает в нём ― плотнее ― своего. Мы с тобой одного племени ― безнадёжных мальчишек. Принадлежи ты другому ― давно бы прошёл драфт. Но, как говорится, не судьба. Ты просто не её любимчик. Роб вздрогнул ― меж лопаток примкнуло что-то тёплое-влажноватое. Билли не коснулся ― поцеловал. Из того шрама чего напивается? ― Красивый, ― прошептал он, зашевелившись. Прильнул за горячую спину ― как к двери, прислушиваясь ― когда ему отопрут. Не слышны ли шаги. ― Как будто за-залив. Искупаешься? Или пересекай ― белёсый ведь, что льдом затянувшийся. ― Ты был когда-нибудь на Каско? ― спросил Роб вполголоса, не двинувшись. Плечи едва покалывало ― будто сквозняки в опустевшем доме, откуда Билли выселил боль. ― С папой. Да-авно-давно, ― ответил он с негромким вздохом. ― Помню, что было х-холодно. И как гудел паром где-то вд-далеке. Я напугался и заплакал. Он притих ― весь спрятавшись-скучившись за Робовой спиной. Словно от ветра, гульнувшего вдоль залива. От того, что продувает его воспоминания. ― Я зап-плакал, ― продолжил Билли, ― а он сказал, типа ко-кораблик со мной здоровается. Сказал, он даже м-меньше бумажного. Тогда откуда от него столько шума? Роб опустил взгляд на руки почему пусты? почему? забрызганные тёплым светом ночника. ― Иногда невидимое глазу кричит громче всего. ― Б-боль, да? Что-то ещё внутри. Что-то, что выселяло её в подмогу Билли. ― Не только, ― пожал плечами Роб. Тишине угнездиться ― третьей на кровати ― не дал: ― Странное ощущение. Когда кто-то целует шрамы. ― Как будто я к-касаюсь твоего сердца. Как будто ты касаешься моего сердца. Обернуться не успел ― Билли вскарабкался с объятием на его плечи. Поцеловал куда-то за ухом ― там, куда портлендскому солнцу загаром никогда не добраться. Может быть, оно успело приласкать Билли? Раньше Роба ― понемногу ему поддающегося. Слышишь грохот? То корабль налетел на скалы, ведомый пением ундины. Поймал. Сдавайся. Сдаюсь. Поцелуем Билли прокатился к самым губам ― Роба вовлекая полегоньку. Дышал чаще поверх верхней губы. Словно дыхание у него тоже не безмолвное. Считывай, дескать, ― вот, вот он я. Неужто и не прикоснёшься? Легонько совсем ― поверх его коленки горячей ладонью. Джинсы не прожёг, а принюхаешься ― кажется, пахнет палёным. Это, верно, от чего-то внутри ― наконец воспламенившегося. Билли, отомкнувшись, поддел его нос своим, словно в игре ― ведомой коренным племенам. Он в одном славился бы тем, что зажигает звёзды. Хоть и, голову запрокинув, не видать. Руку с его коленки Роб не убирал ― поглаживал лишь, большим пальцем не добираясь до внутреннего шва. Будто у одного касания нашлись бы силы его распороть. Сошьёшь меня обратно? Билли ― тоже во швах вдоль и поперёк. Незримых только глазу ― с изнанки зашит, мастерски, не придраться. ― Ты знаешь, ― начал Роб ― голос свой поначалу не признав, ― я ведь ни черта не умею, Билли. Только бабочки и ходить в обводку. Вот на это времени всегда доставало. Билли поглядел на него ― долго, словно шрамы вдобавок выискивал и на лице. Те, из которых можно испить Робовой воли. Сейчас, наверное, что-то ещё. ― Не ст-трашно, ― шепнул он. Уголок губ выдавил ямочку. Он не смеялся ты ведь не такой не боялся отчего-то как будто я к-касаюсь твоего сердца не отступал. Ладонь вложив в Робову ― пальцы разгиная до щипка у самых костяшек, ― потянул к себе вновь. Не ст-трашно. Билли, наверное, узнал ― каково это каково, когда тебя придавливают к матрасу, как шайбу ко льду с ровесниками. С такими же мальчишками, которых кличут безнадёжными все ― от учителей до родителей. С ними точно лучше, чем с Робом. Они не спотыкаются. Не дают касаться своего сердца. ― Ты ведь ничего не бо-боишься? ― спросил Билли, запустив пальцы меж Робовых ― до щекотки, заточённой под мозолями. Билли просто не знает ― хоть и сердца коснулся. Билли просто не верится ― сколько о его будущем фантазия расписала сценариев. Об их. Когда заключительный эпизод? Билли отполз к изголовью на локтях, опрокинувшись на спину. Опрокинул бы и Роба ― поверх его пахнущей сладковатым и дымом толстовки я сёдня не к-курил а потягивал за руку. Из-под локтя выдвинул тюбик разогревающей мази ― весь вновь подсобравшись. Роба оглядывал ― только меня не раздави. Только целиком не карабкайся. Роб о таком даже не читал ― лишь слышал от парней из «Медведей» в отсыревшей от пота раздевалке. Только на Билли всю эту грязь не выплеснуть. Он наверно отшутится ― мол, погляди, уже замаранный. В полумраке он вновь нащупал Робовы руки ― взгляд ниже лица не опускал. Словно думал не ст-трашно что-то на его теле, нагом до пояса, сможет оттолкнуть. Ланцетом тебе больше нигде-нигде не чиркали? Точно? Поднеся Робовы ладони к себе, взялся нащупывать ими плечи-грудь-ниже. Немного совсем ― где ещё пупок не прячется. Сколько всего на его теле ещё предстоит отыскать. ― Не страшно? ― спросил он ― голос едва дрогнул. ― Нет. ― Х-хоч… ― Он сглотнул, опустив наконец взгляд ― на тянущиеся к нему руки, тянущиеся по ним вены. ― Ты-мня-тргал-в-прошлый-раз. И… И. Тебе было длай-с-мнй-чт-хчешь хорошо? Роб сомкнул глаза ― в шорох его одежды вслушивался. Цеплялся слухом ― не звякнет ли ремень. Не потянется ли прочь резинка его спортивок. Ну и что же, остановишь? Проигранный Робом матч. Билли вновь нащупал его ладонь ― продрался сквозь полутьму. Роб ― взглядом, открыв глаза. Нагой он белёсый, что свежий снег. Вглядишься ― на боку крап впитавшегося синяка, будто прогалина. Только не смыкай в кулак пальцы. Его, его-то переломишь. Хоть и боль из тела выдавить способны ― что в засаде вражеского диверсанта из засады. Ты же весь был оккупированный. Билли опустил его ладонь на центр груди ― тоже призывал коснуться сердца. Билось, что сомкнутый в замке из ладоней мотылёк. Не раздави. А ещё он подрагивал ― пальцами выщупать можно дрожь, его задавившую. Тише, тише. Роб то ли про себя его уговаривал, то ли вслух. Облизнул губы ― на них ещё остывал вкус Биллиных. Сегодня он вновь не курил. Вдохнул носом шибче ― когда Роб приблизился к нему меж разомкнутых колен. Опустишься живот к животу ― лопнут лёгкие. У обоих ― просто никак не надышались. Запрокинув голову, он дал себя поцеловать ― в вершинку острого подбородка. Вдоль него ― к ушам, едва не царапаясь губами. Не о щетину, конечно, ― куда там. О кости. Подрагивал под касаниями ― ладонью Роб увёл его к местечку меж ключиц. Наверное, там тепло, когда Билли дремлет. Носом прильнёшь ― ещё сберегло аромат его сна. Что тебе в нём привиделось? ― Не дрожи так, ― прошептал ему Роб. ― Мхм… ― Билли. ― Не-мгу-мня-аж-колотит… ― Я… ― Вдохнув, Роб примкнул лбом к его. ― Ты такой малюсенький. Я сам переживаю. ― Как перед п-первым матчем? ― Ну что ты, лапочка. Больше. Сравнится разве. Ты тогда чуть башку не расколотил. Падать в Билли ― вниз головой ― тоже, кажется, опасно. Он едва улыбнулся ― повторил только одними губами лап-почк-ка, ― спрятал взор. Назови меня так ещё. Хоть тысячу раз. Билли сам припал с поцелуем, язык поталкивая из своего рта ― прочь. Словно не там ему место. Словно пуще хотел распробовать Робов. Перетаскивал его касания ― к талии, перетаскивал свои ― на его плечи. За них ― где распороть можно зашитый шрам, въевшись ногтями. Помог навалиться на него ― целиком, низом живота провалившись в тепло меж его ног ― как в ил на побережье. Увязнешь же, поднимайся. Пустит разве ― хоть и дышал одышливо. Может, ещё и касания загнали ― Роб пальцами перебирал вдоль его боков какая у тебя кооожа вслух скажи. Громче. Тебе должно быть стыдно, а? Не ему. Тому, кто кожу сёк ― до талых синяков. В прогалинах этих набухли мурашки. Билли отлип ― выдохнул с присвистом носом, будто сломанным. Поглядел исподлобья ― тьма глаза ему красила в пепельный. ― Тбе-хчется? ― спросил припухшим ртом. Это ты с ним сотворил. Что-то ― с ними. Ответа требуя, он тазом поталкивался длай-с-мнй-чт-хчешь навстречу животу. Роб нащупывал ― движение за движением ― ниже ― пока ладонью не упёрся в его плотные ягодицы. ― Сам как думаешь? ― спросил, не отпуская его. Себя ― следом. Будто на каток ― на второй тайм. ― Тебя г-глаза выдают. Заулыбавшись, Билли отвернул голову ― словно чтоб Роб в его глазах не увидел своего отражения. Моргнёт ― и расколется. Двинуться бы ― а ляжками зажал. Глянешь ― и не подумаешь тебе и в голову не пришло бы что такой цепкий. Не отдирай ― отцепится вместе с мясом. Склонившись, Роб распробовал губами-языком ― его кожу на груди. Солоноватая ― чуть, будто Билли принесён заплаканным заливом. Обратно в воду не бултыхнётся ― потонет. Он вдохнул ― выдохнул, кости явив, как сокровища под отхлынувшей волной. Тоже ― хрупкие. Особенно тбе-хчется? не переусердствуй. Ладонь Билли возлегла поверх Робовой головы ― ниже не поталкивала. Только поглаживала, кончики пальцев пуская к корням волос. Скребнул ― стоило едва куснуть его в полости меж рёбер. Там, где, кажется, сладко. Билли задержал дыхание давал испить будто погружаясь в воду. Будто уже там ― обживший самое дно. Приникнув лбом над его животом, Роб вдохнул ― глубже, словно захлёбываясь. Выдохнул ― заметил, как тело его приютило мурашки. ― Не жа-жалей меня, ― прошептал Билли, прочесав ногтями Робу от макушки до затылка. ― Мне с т-тобой не страшно. ― Ничего? Поднял голову, вняв тишине, ― Билли помотал своей. Всматривался в потолок ― весь мелкой дрожью до сих пор похаживающий, как лихорадкой. Это он от Роба подцепил. Ты знаешь, что мы оба ― больны? Приподнявшись весь ― Билли всё-таки разомкнул ляжки, ― Роб взглянул на него. Слезинки они ли? спрятались под веками, будто пара жемчужин ― в раковинах. Сколько таких ― настоящих ― для тебя сыскать? Сколько, Билли? Он шмыгнул носом, под ним утерев запястьем. Не успел Роб вопросом разбавить тишину ― присев, приложил пальцы к его рту, смыкая. ― Всё п-путём, ― прошептал со слабой улыбкой. Разделили её с Робом на две порции. Опустив голову, Билли увёл пояс его спортивок на себя ― вновь ближе наталкивая. Вновь ― на себя отяжелевшим низом живота. Вдохнул ― сказать чего, может, ― а потянул спортивки вниз, уцепившиеся за набухший член. Выдохнул, глаза смыкая. Тебе должно быть должно? стыдно. На ладонь сплюнув, охватил поперёк ― до головки, сомкнутой в вороте кожи, не добираясь большим пальцем. Билли наблюдал за касаниями ― вскидывал взор на дрогнувшие вены в паху. Роб ― за Билли. Он сполз рукой ниже обнажил головку. Облизнулся. Взгляд вздёрнул ― у меня, мол, так же. Мне, мол, не легче. Хочешь посмотреть? Роб кивнул лишь, отстранившись. Пока стягивал спортивки да боксеры, Билли обнажился ― шустрее, будто не впервой. Кто тебя касался до? Сколько ни ищи, ни пятнышка на нём не сыскать. Белёсый, что пена залива. ― Странно себя чувствую, ― признался Роб ― взглядом поблуждал по спальне, так и не поймав блика от звякнувшего на полу ремня джинсов. ― Да ну? А ра-раздевалки как же? ― ухмыльнулся Билли. Вновь устроился на спине ― скромнее чуть, рыхловатыми бёдрами прячущий мокрые ― много ль ему надо член. ― Там такого не было. Такой красоты. Усмехнувшись, Билли крутанулся ― котом обленившимся ― на живот. Лопатки вздёрнул ― пара заснеженных вершин. А припадёшь ртом ― калёные. Роб выстелил тропу поцелуями между ― где позвонки набухают под кожей. Кажется ― порвётся, стоит ему сгорбиться. ― Ты… очнь-нжный, Роб, ― вышептал он, спрятавшись в скрещённых руках. Это плохо? ― Я с-себя чу-чувствую… правильным. Чистым. На тебе ни пятнышка, сколько ни ищи. Касание добралось до поясницы ― выгнутой-зовущей. Выискало ямочки ― те, что прятались в тот раз тбе-хчется? под поясом джинсов. ― Можно я?.. ― Мг-га, чво-хчешь-длай, ― просипел Билли. Словно выталкивал его на лёд. Ребро ладони пролегло меж на миг сомкнувшихся ягодиц, где горячо. Почудилось ― плавился палец. Почудилось ― утоп. Палец вдавил вдоль отверстия, будто прошив плотной тесьмой, ― Билли мг-га согнул в коленях ноги, смыкая щиколотки. Робу показывая пальцы да пудровые стопы. Поцелуешь ― осядет вкус на языке. Опробовал ― сладковатый, словно Билли мг-га никогда не ступал по земле. Он приподнял бёдра ― пальцу, теснившемуся меж, навстречу. Выдох ― сиплый-сиплый, в скрещённые руки, запершие его дыхание. ― Хоч-чу тебя ви-видеть, ― проговорил он ― тишина глотала звуки. Робу в уши, верно, втекла ― пригласила его на дно. Почему ты не тонешь? Повернувшись, Билли касанием-давлением-лож-жись упросил опрокинуться на спину. Сверху всплыл ― покрыв собой, как непослушная волна. Покалывающая, как от морской соли. ― Я бы вот так п-просто с тоб-бой лежал, ― прошептал Билли в самый рот. ― Как б-будто так и нужно. Как в древнем племени, где… Но по-потрогай меня. Пожа… Молитву растерял на полувсхлипе ― касание Робовых ладоней к талии поймав. Облекали его целиком ― а чудилось, всё равно Билли утекал. Сквозь пальцы. У него сыро внизу ниже бёдер, где а внутри? ― Ты пок-краснел. В голос у него вкралось лукавство. Куда своровало сипоту да шёпот? ― И он-немел. Поцелуем он полез сыскивать язык ― нижнюю губу напоследок смочив слюной. Роб вгляделся в него. У него тоже радужки, интересно, растворились? Выпрямившись, он упёрся ладонями в Робову грудь ― величавый почти, если б не опущенные плечи, как у вымокших чаек. Коснёшься его бёдер мг-га поверишь, что Билли с ними ночевал на заливе. Нащупав промежьем член ― подпёр его, вдетый меж ног, ― он поёрзал. Полегоньку сперва ― быстрее, до я т-то-олько и думаю натёртой-румяной кожи как-ты-мня-зполнишь блеснувших зёрен на маковках их членов. Рассыпались по Биллиным ляжкам-промежности. Там, где кожа зыбью идёт. Он закивал, вдыхая чаще-чаще-чаще ― шёпот теряя, ― когда Роб придержал его за бёдра ― не соскочит. Даже если брыкнешься ― от жажды забиться в его нутро. Там тоже ты пок-краснел сыро? ― Я будто с-сплю, ― прошептал Билли. Приник теснее ― пробуждаться не хотелось. Где бы он проснулся? Роб ― в палате. Он ― может, на полу Крейговой квартиры, залитой скисшим пивом. Он потянулся рукой к тюбику с мазью ― глянув на Роба, отвинтил крышку. Выдавил на самые кончики пальцев ― чтобы, видно, было удобнее вложить. Перехватив Робову ладонь, выдавил и на его. Попробуешь? Попробуй меня. Приподнявшись, Билли вымазывал себя внизу ― темень запятнала касания, звуки словно отразившиеся ото льда делала громче ― хлюпало. У него внутри сыро. ― Кос-снись мня тже, ― моргнул он. Тоже. Кто тебя трогал до? Роб не спросил, будто впрямь отнялся язык ― властвующим над ним сверху Билли, как насевшим древним божеством. Думаешь, сбежишь? Нет. Плыть со дна некуда. Талую мазь Роб припёк меж его ляжек ― подбираясь под мошонку, проскользив ― до самого ― едва ли не ― копчика. Билли объединил ― мешал касания ― их пальцы ― внутрь-внутрь-внутрь ты пок-краснел проталкивал Робов ― пока не втиснул до костяшки. Вдохнул, глаза смыкая. Словно лишь теперь ― Роб его отпер. Дрогнувший член Билли прижал ладонью, будто факир ― заклиная змею. На него не бросится. Роб не как его прежний прежние? любовник. Шептал ему, поталкиваясь в кипящее нутро пальцем пальцами? это Биллин? я всё равно буду лучше. Помнишь? Здесь ты в безопасности. Помнил ― вот и поскакивал, уцепившись за Робовы плечи ― стоило сесть, держа его на бёдрах. Взгляда не опускал ― вдруг обжечься может, как от отбеленного льда. Билли сам вытирался о его ладонь ― промежьем утыкаясь в самое основание. Валял в ладони его член, как здоровую рыбину следом окунулся в залив хлебал вдохи ртом. Давал напиться Робу. ― Тебе не больно? ― спросил его вслед поцелую. Билли мотнул головой. ― Мо-можешь… Давай я… ― Он вдохнул, соскакивая ― с пары пальцев, с Робовых бёдер. Глянешь ― будто мхом заросли. От сырости ― пот слепил волосы в комья. Билли ― словно выточенный вылизанный водой прибрежный камень. Сбереги меня, как дети ― сувениры из далёких экзотических стран. Он вновь опрокинулся на кровать, потопнув в сбитом покрывале. Дышал чаще ― уговаривал спасти его. Наклониться ― не дать утопнуть. Вцепился ляжками в Робовы бёдра, стоило умоститься меж его ног ― протиснувшись, как во врата. Будь со мной бережнее. Как с божеством. ― См-мажь меня и… ― Он кивнул куда-то меж своих ног. В спальне угасают, что битые фонари под утро, все Биллины грязные словечки. ― А много надо? ― спросил Роб, взяв тюбик и вновь его откупорив. Руки масляные ― Билли влёгкую выскользнет, как шайба из краги. Он помотал головой ― ждал, подрагивая коленками ― будто лошадь подстёгивая. Не брыкайся. Все забеги давно тобой проиграны. Может, хоть один возьмёшь? Сальный член проехался по его промежью ― воспламенив, как спичка по наждаку. Билли выдохнул ― тушил что-то в себе. Робу не помогло. Тебе не больно? Билли, поддевая коленки шире, мигнул. Здесь я в безопасности. Закусивши губу, запрокинул голову ― вминаясь в подушку до хрипа где-то в глубине горла. Словно, припав ухом к ракушке, слушаешь шум залива. Потопи меня. Теперь совсем не страшно. Пробившему его члену туго ― до натянутой под уздечкой кожи. ― Вс-нрмально? ― прошептал Роб у его уха. Там сыро ― и пахнет солью. ― Я п-прив-выкну, и мы… мне-е каж-жется, я кждую-внку-чствую, он-ткой… Захлебнулся ― поцелуем в этот раз, прослащенным спитой слюной, ― сглатывал-прихватывал губами, что прищепкой, ещё. Ещё, ещё меня напои. Что-то корябнуло ― Билли самые плечи, вминая ногти до щипок-щипок-щипок тебе не больно? а внутри? Членом Роб пролез глубже ― едва-едва, толчком полегче, толчком покрепче мг-га заиндевев внутри ― в обжимающей до пульсации скачков сердца ― шайба по льду кишке. Билли наклонил его к себе ― теснее, секреты готовый доверить все-все-все где залив прячет жемчуга. Тебе хорошо? Двгйс-ся прошептал ― сам понасадившись ― крепче, крепче упираясь в плечи отталкивался-вдыхал-мычал ― невиданное существо, принесённое волнами. Не отдавай меня назад. Не отдавай, слышишь? ― Ро-ро-об… ― Билли вздрогнул ― весь, член одаривший лёгкой волной ― пошедшей до глубины живота. ― Всё в… ― Д-да… да, просто о-оч… ч-чень хорош-шо. Он всхлипнул, плечиками поведя прочь ― отгонял дрожь-щекотку-боль поди тут разбери стиснутый в Робовых руках ― когда успел его вымазать всего, блестящего, словно заново рождённого. Словно и он сделал первый вдох. Пырнул его членом ― легче, легче хотел, а совсем совсем не просилось, совсем растворилось хотелось ― прямо в нём. Будто Роб наконец вернулся домой. Не в тихую посеревшую квартиру ― на опрокидывающий его лёд. Билли полз касаниями ― от рук до спины, мышцы одеревенелые раскатывая, будто а я на что? исцеляя его ― сомкнувший веки, как древний слепец. Мычал вновь ― на член подсаживающийся сам жаль, жаль меня в самое нутро не жалей ядом напитывай. Ты тоже ― отравленный, коль испил из моего рта. ― Да-а… ― выдохнул Билли, морщась ― покрыв Робовы локти ладонями. Дал покрыть себя ― целиком в него втолкнувшись ― основание члена гудело, как со мной такое впервые лучше трижды опрокинуться на лёд. Он смял пяткой ягодицу, сщемив Робову кожу: ― Тше-мй-хроший… тише. Ти-и… Побереги меня. Поберегись моего хлебающего с чмоканьем всё ― сытное-мясное ― нутра. Что, не страшно? Роб губами-шёпотом вымазывал на нём лапочка лапо-о ― где? шея-уши-рот? ниже ― где горло-ракушка прятало шум залива. Ниже хотелось ― где Билли отекал потом, засыпанный его крупицами до его? только? таяли ― таили белизну его кожи в паху. Белизну плюнувшей из члена спермы. Он растворился. На Робовых ладонях, хватанувших за водянистые бёдра, его следы. Выпьешь? ― Да-а-да-дада дот-трахив-вай меня-а с-си-и… М! ― Билли всхлипнул, смыкая рот ― дутый от ужаливших в язык поцелуев. Нутро чудилось взбухшим, как сырая вата, ― обивало его член, принимало не пускало падай ― не страшно разбиться. Разве с тобой такое впервые? Шептал ему что-то ― дыхание глотал с присвистом, кивкам внимал ― лапочка ― да ― ла-апочка ― да-а ― лпчка малнькй хрошй ― д-да-а я не м-мо… а ты? дышишь? Билли стонами покрытый ― погребённый под Робом. Ладонями ищущий путь ― от мокрых подмышек до сырой спины. ― Ты-внтрь? ― сипнул он. ― Прости. ― На его щеке растворялось дыхание ― преловатое, напитанное Биллиным запахом. ― Нельзя так, да? Он поцеловал в висок, вытершись мокрым лицом. Обнял ― словно затопил его, как залив ― волнами. С Билли не страшно захлебнуться. ― Всё хршо… Хорошо, ― вшептал он. ― Мне. С тоб-бой очень хо-орошо… Ох, аж кол-ленки немеют. Роб прижался к нему ― битым кораблём к дрожащей волне.* * *
Ты заслуживаешь всего, что с тобой происходит. Помнишь? Забавное дело ― подытожить этим можно и плохое, и хорошее. Согласен, лапочка? Вылезши из-под Робовой руки, Билл нащупал его футболку в изножье кровати. Утонув в ней, встал и шагнул в дремучий коридор. Кое-где поламывало, кое-где саднило ― уж искать не брался. Такие следы, впитываясь, селят внутри тепло. Не то что синяки. Потерев у носа, Билл вдохнул, добредя до ванной. Дверь прикрыл с негромким щелчком, ручку вдавливая ладонью. Обрызгался светом, отражённым от белесоватого кафеля, и глянул в зеркало ― да поправил сползшую с плеча футболку. В ночи что-то пряталось ― ползло в ванную, к нему, под самой дверью. И не оттолкнёшь ведь, пусть и захочешь, ― напитывает, что отравленный газ, нутро. Ты заслуживаешь тебе не больно? всего, что с тобой происходит. Билл опустился на унитаз ― стёсанные коленки цвели розоватым. Может, ещё и от Робовых поцелуев. Тело протестовало, доселе такого не ведающее. Да разве ж со мной с нами так можно? Как Крейг. Как Роб. Билл сомкнул веки ― от Робовых касаний словно растворялись, покалывая, ногти. От Крейговых ― крепли, вплоть до обращения в звериные когти. Не трожь меня. Не трожь. Царапну. Ну, не вышло. Надо было отрастить их заткнись с-с-сука ещё тогда ― когда впервые стало больно? Не поймёшь только ― нутро ли тогда разбилось или сердце. Или что-то глубже. То, что осколками вдавливалось в мясо. Даже Робу, думалось, не собрать. Билл вытерся дрогнувшей рукой, окунув кусок туалетной бумаги меж ног. Глубже пальцем ткнуть хотел, в промятую дырку, ― отнял ладонь. Помнишь, как оттуда у меня попа бо-оли-ихт сочилось впервые? Думал ― так и надо? И тебе. И должно так быть. Только так и поступают с безнадёжными мальчишками. Если уж не объяснили родители ― вколотил вместе с членом, а? однажды Крейг. Почему Роб пытался из него это выбить? С тобой не так. С тобой ― иначе. Будто ты ― жемчужина со дна залива, за которой готов утопнуть в долгих поисках. Упрятав лицо за ладонями, Билл всхлипнул ― громче, чем показалось. Стены его не жалели ― выдавали, как затаившегося шпиона. Вот, вот он где! Поглядите на него ― ноет по битому когда-то нутру. Всхлипывая, Билл отирал лицо ― зёрна слёз вмазывая в кожу. Не впервой, конечно, ― там и осядут. Главное, никому их не показывать. Главное ― не Робу. Он подумает тебе не больно? сделал что-то не так. Хах, согласись, лапочка, ― выколол из тебя, как занозу, уверенность, что с тобой можно нужно, нужно жёстче-больнее-резче. Как, дышать теперь легче? Уткнувшись глазницами в основания ладоней, он всхлипывал, дыша ртом ― слюна, густея, собиралась под языком. Сглотнул ― не прошло. Сглотнул ― подвыл побитой псиной. Лучше бы заткнись с-с-сука тебя усыпили. Как всех зверят, с которыми однажды и Робу тоже? только ведь не Робу, правда? надоедает возиться. Билл спрятал мычание в ладонях ― запечатал в горсти, прибитой к сомкнутому рту. Щипало щёки ― будто проехался по круплёному снегу. Или по выцветшей простыни. Зарывался в неё тогда ― о-о… ― словно живущее под землёй животное. Крот. Червь. Личинка. Передавай привет папочке. Дверь прищёлкнула, и Билл вскинул голову. Роб не спросил ― что с тобой билли? что с тобой, лапочка? Окунулся в свет ванной ― весь её забивший, как великан в крохотном гномьем домике. Я ничтожество. Я здесь прячусь. ― Билли, ― позвал Роб, подтянув на коленях спортивки и сев перед ним на корточки. ― Я услышал, что ты плачешь. Что? Что такое? Обидел тебя чем? Болит что? Всего-то сердце. Так, ничтожный субпродукт. Бери да ешь. Укрывшись от него запястьем, Билл заревел вновь ― придыхивая ртом. Кислую слюну пряча под языком ― растворяя следы Робовых поцелуев. ― Билли, ― твёрже сказал Роб. Шёпотом у него получается так ― знаешь такой эффект? ― Ну не молчи. Пожалуйста. Где у тебя болит? Прости, я ведь… ― Нгде-н-блит, ― прохрипел Билл, отняв от лица руку. Вгляделся в него сквозь рябь ― из-под воды будто кто из нас тонет? и проморгался. Теперь ― суше. Теперь ― суша. Почуял кожей ― Роб согревал ладонями бёдра. Неужто вытащил его всё-таки со дна? ― Ты ничво не сдлал. Ты меня… ― вдохнув, Билл всхлипнул, ― не об-бидел. Нич-чем, Роб, я… я-ткой-грязный-я… ― Я больше не сделаю так. Буду… ― Нет-нт-нт, ― замотал головой Билл, сглотнув слюну. ― Это всё К-крейг. ― Крейг? Он меня испачкал. Гляди, сколько на мне пятен. Не отмоешь. Вдохнув ― едва не сорвавшись на вой вновь, ― Билл сглотнул, смыкая просоленные веки. Глаза пекло, коснёшься ― взбухнут, как перезрелая вишня. ― Он ме-меня… мы-с-ним-т… ― Билл примолк, глаз не раскрывая. Не хотел вновь сличать морщинку на Робовой переносице. ― Я не хо-хотел. Я-ничво-этго-не-хтел. Я… Вздрогнул ― Роб объял его руки ладонями. Будто окунул в прибрежный согретый песок. ― Мне было так б-бо… ― Билл моргнул. Ну давай, скажи ему. Пусть жалеет ― не выловил тебя раньше. Дал клевать хищным рыбам. ― Я е-ему гов-говорил у меня попа бо-болит а он-не-хтел-не-пркращал-он… ― Билли. Вот, ― подстиснул крепче его ладони Роб ― кивнув на запертый замок из их пальцев. ― Я рядом. Ты больше не один. Больше болеть не будет. Он вдохнул ― Билл кинул взгляд на его переносицу. Полутень рубанула вдоль ― морщинки всё ж добудилась. Не скармливай меня рыбам вновь. ― Если б я знал, ― вздохнул Роб, припавши лбом к их пальцам. Выискав Билловы ― один-другой-трет… ― поцеловал фаланги. Не ошибся ― потому что Билловы мельче, ломче. Сбитые ― хватался, чтоб не опрокинуться на самое дно. Он поднял голову ― на Билла не глядел. Всё на их пальцы ― словно думая, не сломает ли Билловы. Давило ― а терпел. Роб удерживал ― не бросал его обратно в воды. Хватайся крепче. ― И часто так бывало? ― спросил он, подняв взгляд. Не опалил им ― а кожу будто жгло. Это, лапочка, болят старые следы от давешних силков. Думал, сразу сойдут? Билл сглотнул, дёрнув плечом. Он не считал. Знал только ― зарывался в простыни Крейговой койки, чтоб он трогал меньше. Отирался о них ― чтобы касание оставить там вместе со следами пота-слюны-малафьи. Остатки соскребал под водой ― словно змея сбрасывала кожу. Заново не рождался ― только выгнивал. ― Меня не сп-прашивал. Он, ― уточнил Билл, вдохнув. ― Я… надо было пот-терпеть, птму-что… это было нед-долго. ― Недолго? ― Ну да, ― вновь дёрнул плечом он. ― Он п-просто как… животное. Двинуться пару раз в стискивающемся нутре до крови ― вывалиться. ― Мне было б-больно, ― прошептал Билл вновь, вытерев под носом набегающую влагу. Помнил, как дно живота жгло. Сейчас ― тоже. Только как-то иначе. Будто костёр этот совсем ручной ― Робу вот поддающийся, ― а не дикое пламя, выкашивающее целые леса. Да что там леса ― города, в которых от него не скрыться. Его трясло ― коленки подрагивали, и Роб облёк их в ладони, согревая. На Билловых осталась влага ― собственный пот. Главное, не кровь. Помнишь ― та, что после первого да хули ты разнылся-то раза. Когда ты думал ― внутри что-то порвалось. Только бы мама не узнала. Поняла бы? Точно. Поймёт, наверное, и сейчас, стоит Биллу вернуться домой, ― по глазам, в которых расплясались огоньки, как у древних лукавых богов. А если сказать ей ― кто их воспламенил? Тоже поймёт? ― Мне над-до было просто уйти. Тогда, ― выдохнул Билл, вытерев под глазом. Думаешь, пустил бы он тебя? Думаешь, тогда бы точно ― сберёгся. Не строй иллюзий. Крейг из тех, кто раскусывает точёными зубами кишки, ― из рода шакалов или гиен. Попробуй ― попробуй, блин, ― напасть на слона. ― Ты ни в чём не виноват, ― покачал головой Роб, погладив его колено большим пальцем. ― Я не д-должен был… ваще с ним як-кшаться, ― всхлипнул Билл, вытерши лицо вновь. ― Просто… мне было не-некуда пойти. ― Как ко мне? Билл мотнул головой ― и не объяснишь толком. Даже самому себе, а то ― Робу. Робу, который не боится словами кромсать, как лёд ― лезвиями коньков. А говорил, давно на них не вставал. ― Я п-пришёл к тебе, потому что ты другой, ― наконец ответил Билл. Ты не как отец. Ты не как Крейг. Мне с тобой хорошо. Хотел высказать ― а примолк, слова эти сглатывая вместе с тугим комком слюны. Роб оглядел его ― много ли, дескать, в тебе ещё разбито? сколько чинить? ― и, вздохнув, потянул на себя. Охватив, вынудил сползти на его бёдра ― ну иди сюда малюсенький ― и ничего больше не сказал. Биллу ― тоже на язык не просилось. Он прибился крепче, овивая Робовы плечи объятиями и соря на них слезинки. Наверное, вот так хорошо на дне жемчужинам ― притаившимся в крепких раковинах. Сколько по ним ни колоти ― сомкнутся лишь туже.