вдребезги

      С Билли в квартире совсем иначе.       Роб привык к тишине, которая встречала его, стоило вернуться домой, ― как потворствующая супруга, не знающая о его любовнице-боли.       Та захаживала реже. Билли, верно, скоро выселит и тишину.       В выходной он покручивался рядом с Робовым письменным столом, словно требующий внимания ребёнок. Бросал косые взгляды на черновик его доклада ― ну чё? чё т-там? ― и выспрашивал детали всех тезисов.       Словно Роб ― прилежный студент, открывший безлимит на списывание.       Он пришёл к полудню. Чмокнул в губы, не успев ввалиться в квартиру. Ха-ха, мол, ― вот соседям напротив будет о чём потрепаться за обедом, да?       Билли не боится сплетен. У него вроде как иммунитет.       Не весь ли ещё растерял?       ― Он бо-ольшим получится? ― навалился Билли на край стола локтем, подперев щёку кулаком.       От него потянуло какао. Кружки с молочной плёнкой на стенках, как плацента, замерли парочкой на столе.       ― Доклад? ― глянул на него Роб. ― Даже не знаю. Я ещё не закончил с тезисами.       ― Ну-ка. ― Билли пододвинул лист к себе, крутанув по столу. Хмурился, закусывая кончик мизинца, ― по зубам постукивал ногтем. ― Эти т-тезисы лучше поменять местами.       ― Какие?       ― Вот, ― постучал он пальцем по начальным пунктам. ― Начни с того, что ты профессиональный хо-хоккеист, а потом ра-расскажи про работу в школе.       ― Думаешь, Билли?       ― Они любят драматичность, ― усмехнулся он, склонив голову вбок. Вычерчивал пальцем вслед за строками, добавил, глаза возводя куда-то ввысь ― что увлечённый зритель на первом ряду кинозала: ― Снач-чала расскажешь об этом, и они точно пустят слезу. Ты д-должен их зацепить, Роб. Как, знаешь, в клёвом кино. Думаешь, а чё так за Рокки Ба-альбоа следить интересно? У него сложная история преод-доления всяких падений.       Улыбнувшись, Роб почесал бровь мизинцем.       ― Ты откуда это взял?       ― Сам домекал. ― Попробовав спрятать улыбку за указательным пальцем, согнув его крючком, Билли хохотнул: ― Выч-читал в одной статье в «Комментарии». Там был постер с Рокки.       Он вздохнул, пододвинув к Робу листок обратно.       ― Хотя моим лю-убимым героем в детстве всегда был папа, ― добавил вполголоса Билли, не поднимая глаз.       Тишина вновь заглянула в квартиру ― вопрошала, не истосковался ли по ней Роб.       Ни на минуту. Сидя в тишине, припоминаешь ― как слепил в глаза больничный свет.       Думаешь, оклемаешься?       Отложив ручку, Роб повернулся к Билли, увлекая за ладонь поближе ― меж расставленных колен. Ладонь Билли не вынул. Но и взора не возвёл на Роба. Вглядывался в его руку ― у-у, больно, дескать, велика.       Зато мне в ней не будет тесно. Правда?       ― Но он и останется твоим любимым героем. Нет разве? ― спросил Роб.       Билли пожал плечами, вытерев под носом. Может, набегающие сопли. Может, щекотку от потеплевшего дыхания.       ― Он уб-бил его, ― вдруг сказал Билли.       Негромко, словно пересказывал сюжет фильма. Или сна.       Может, и впрямь? Может, надеялся, что ему это приснилось?       Вся его жизнь ― вплоть до встречи с Робом. Думал, глядишь, ― вот ущипну себя покрепче, и всё растворится.       И даже ты.       ― Кто? ― нахмурился Роб.       ― Крейг. Крейг убил папу.       Роб обхватил и другую его руку. Мельком глянул на чистый лист ― с начерканными шариковой ручкой цветами, будто вышитыми гладью. Билли мог бы рукодельничать. Мог бы смотреть фильм за фильмом. Клеить постерами комнату ― в которой, как пёс в конуре, дрыхнет старенький скейт.       Билли мог бы ― если б вовремя проснулся.       ― Постой, Билли, ― качнул Роб головой, ― но ты сказал…       ― Да. Передоз. Но дрянь ему п-продал Крейг. Он и ща таким не брезг-гует. Как вот с Ричи, помнишь? ― наконец посмотрел он на Роба. ― Т-только теперь я всё понял.       Он примолк, слабо улыбнувшись. Мол, нет-нет, я в порядке.       Не жалей меня. Не гляди, как на давленного колёсами машины щенка.       Ты меня не спасёшь.       Роб попробовал бы. И сейчас, держа его за руки       или Билли ― его?       пытался.       ― Я тогда был од-дин с ним дома, ― проговорил Билли, отведя глаза ― сверкнувшие, как битое стекло. ― А ты зн-наешь, он это делал в туалете, птм-чт… Ну, ты ж не б-будешь выгонять человека из толчка, точно же? Хоть скок он там п-просиди.       Билли вдохнул ртом ― глубже, до судорожного прихрипа где-то в горле. Ему бы сглотнуть ― всё, что просилось на свет ещё давненько, ― а не выходило.       ― Ну и в-вот, он долго не вых-ходил и в этот раз, а-птом-я-зхотел-в-туалет и… он не ответил, канеш. Не выходил. А я ору ― па-а, па-а-а, ну ты чё-о. ― Он хотел было всплеснуть рукой ― как малец из воспоминаний, долдонящий в дверь, ― а удержал в Робовой ладони. Там, может, надёжнее. ― Я по-озвонил копам, как мама учила, птм-что… ну п-потому что. Вот. Позвонил. Они прикатили, вз-зломали дверь, ну и…       Он вновь вдохнул, шмыгнув носом, ― только слёз у него в глазах не набралось.       Что-то в нём давно застыло, как лава. Сколько ни раскаляй ― не отсыреет.       ― Ну и? ― подтолкнул его легонько ― не упадёшь ― Роб.       ― Ну и они по-озвонили маме потом в бо-больничку, ― ответил Билли. Покривил рот ― сглотнул будто горечь от своих же воспоминаний. ― Она по-опросила меня у копов и скзла-чт…       Билли облизнул губы, зажмурившись.       Просыпайся. Просыпайся, Билли.       ― Что она сказала, Билли? ― вполголоса спросил Роб.       ― Ск-казала, чтоб я пошарил в его карманах… ка-арман-манах штанов на нём и вытщил-вс-чт-там-на-найд-ду.       Он опустил глаза ― веки, напитанные слезами, отяжелели. Щёки пятнели краснотой ― словно что-то в его нутре дотикало до       бах!       почему ты не бежишь в укрытие?       Выдернув ладони из Робовых рук, Билли спрятал лицо ― может, чтоб обломки не окатили Роба.       Почему ты не бежишь?       Он всхлипывал ― вытаскивая возможность сглатывать-вдыхать       тиииише-тише.       Себя заклинал, может? Или Роб ему шептал, поднявшись, в макушку.       Билли спрятался в укрытие ― закопался в Робовы руки, мял свитер на груди потными пальцами. Себя жалел ― или мальчугана в каждом своём воспоминании.       Помаленьку притихал ― под Робовым шш шш, словно вслушивался в песнь, известную людям издревле ― вплоть до прокалывания языка первыми словами.       Со мной ты в безопасности.       ― Я-а… ― протянул Билли, выдохнув ― горячо, чувствовалось кожей под свитером. ― Я тогда не по-понял, почему она… а те-терь… Ей просто не-хтелось-чтб-о-нём-пдумали-плохо.       Он вскинул взгляд на Роба ― ты же, мол, не думаешь? не думаешь ведь?       Умолк под поцелуем в переносицу ― и вновь зарылся в Робов свитер, посипывая носом. Тоже неведомую древнюю песнь.       С тобой я в безопасности.

* * *

      По пути к дому слёзы совсем просохли. Остатки просолили нутро.       Заквасится до следующего плача. Как думаешь, скоро ли?       Как думаешь, лапочка?       Билл не отвечал самому себе, шмыгая носом. На подступи к дому замедлился ― словно родной райончик со своими домишками, будто выточенными из сахарной головы, ему не знаком.       Чужим вдруг сделался. То ли Билл ― ему.       Говорят, так бывает, когда собираешься покидать родительский дом. Вспорхнув, птенец родимого гнезда уже не различает.       Может, ему больше приглянулась Робова берлога ― с высокими сводами, вмещающими разворот плеч и спину исполинского зверя.       А он там не добыча. Не заложник. Не гость.       Тоже зверь. Просто помельче.       Поднявшись на крыльцо, он прислушался ― к декабрю, который одаривал Портленд снегопадом. Выткал, как тесьму, на водостоке под крышей изморозь.       Прошлую зиму Билл не помнил ― словно она тоже ему приснилась.       Словно он ― впавший в спячку сурок.       Толкнув дверь, он вдохнул запах дома, приветившего его теплом. Матери не было ― вновь задерживалась на смене. О пациентах она, случалось, теперь рассказывала с большей охотой ― Билл представлял их героями книг.       И у всех ― хороший финал. Даже у миссис Керш.       Стянув рюкзак с плеча, Билл улыбнулся вышедшему из гостиной Джорджи.       ― Тебе п-привет, Некстван, ― подмигнул он.       Джорджи хлопнул глазами.       ― Ты мистера Грея видел, да?       ― Видел-видел. У тебя какие нов-вости?       ― Я досмотрел «Дела» и доел пирог. Ты же не злишься, Билл? Мама оставила, и я… Ой! ― подскочил он. ― Тебе звонил Ричи! Сказал, что он тя ждёт, и чтоб ты спросил у родителей, и что…       ― Он дома? ― округлил глаза Билл.       ― Ну да, ― хмыкнул Джорджи, покручиваясь у стены и глядя на него исподлобья. ― Где ж ему ещё-то быть.       Когда-нибудь он всё узнает ― из первых уст. О чём не прочитал бы ни в одной книжке или жёлтой газетёнке, поросшей сплетнями, как сорняком.       Эксклюзив!       Не разуваясь, Билл шагнул к телефону, оставляя мокрые следы от талого снега, и сдёрнул трубку. Набрал пальцами вскользь знакомый номер ― словно и не дозванивался до Ричи в рехабе.       Словно он никогда не шутил про лимит.       ― Балабол? ― бряцнул Билл в трубку, едва по ту сторону кто-то со щелчком динамика её снял.       ― Кхм, простите? Вы ошиблись, полагаю, но…       ― О нет-нет-нет, м-мистер Тозиер, изв-вин-вините, пожалуйста, это…       Ричи заржал в трубку:       ― Повёлся, блин! Я знал!       Билл, усмехнувшись, потёр переносицу, лбом уткнувшись в стену рядом с телефоном. Обменялся взглядами с Джорджи ― тот хмурился.       Допросит потом медвежонка с рисунка. Вдруг и он чего-нибудь услышит.       ― Подваливай давай, Доходяга, ― сказал Ричи, отсмеявшись. ― Скоренько ток. Чтоб я добро-то своё не заморозил.       Он повесил трубку. Билл ― следом.       Пальцы у него потеплели, как бы ни старался облечь их холод зимней улицы.       Ричин квартал начали украшать к Рождеству ― соседи, всё объяснял Балабол, здесь больно суетливы. Дескать, загодя привечают праздники ― чтоб порадовать малышню.       У одного папаша не вернулся из Кувейта, у другого ― покалечился на М56.       Как думаешь, тебе ещё свезло?       Мысли Билл отталкивал. Будто врезаясь в стенки внутри его черепа, прилетали обратно резиновыми мячиками.       Не урони. Взорвутся ― бах бах бах!       Ричи встретил крепкими объятиями ― оправдываясь, что просто умёрз, пока его дожидался. Выглядел капельку здоровее ― под вязаной шапкой, лезущей на брови, вились отросшие кудри.       ― Я их отпущу, как Винс Нил, ― пообещал Балабол, сунув руки в карманы парки ― великоватой, ношеной им в четырнадцать, что ли, лет. ― Говорят, у него просто отбоя от баб нет.       Они побрели вдоль квартала ― вслед за парой малышни, плетущейся к детской площадке. Облюбовали там качели ― как мыши, присевшие на жёрдочку.       Ладонями Билл пролез вовнутрь рукавов куртки, шмыгая носом. Точно ведь, давно пора накинуть шапку.       Точно слушаться Роба.       ― Это, канеш, брехня, ― почесал лоб под шапкой Ричи, склонив голову вбок. ― Меня, знаешь, так задрючили, что и трахаться не тянет. Да что там трахаться ― и дрочить-то больше не моё.       ― Тебя т-точно от того лечили? ― усмехнулся Билл, опёршись спиной на цепь качелей.       Запрокинешь голову ― небо покажется глубже.       ― От всего и сразу, ― улыбнулся Ричи. Улыбка почти сразу погасла ― Билл не успел подцепить от неё хоть каплю света. ― К нам даже приходила группка каких-то протестантов или мормонов… Короче, продвигали идею, что все наши беды ― от отказа служения Иисусу. Чё-то лично Иисус мне претензий не предъявлял, так я тебе скажу.       ― Ну и… т-тебя больше не тянет? ― спросил Билл, оглядывая его.       Ричи подставил лицо фонарному свету ― немного заострившееся, но всё ещё родное.       Прикоснуться бы ― убедиться, что он здесь. Что, зимуя, Билл больше не смыкает глаз.       ― Я ещё не понял, ― проговорил Балабол, не глядя на него. ― У меня какая-то реакция заторможенная. Может, от таблетосов.       ― Ты что-то п-пьёшь до сих пор?       ― Ну да, противосудорожка эта типа тегретола и всякое такое… Ты знаешь, они меня отвадили от одного, а подсадили на другое. ― Ричи пожал плечами и, не дав Биллу возразить, спросил: ― Что насчёт тебя, Доходяга? Всё выяснил про увечья Кларка Кента?       ― Для тебя и спрашивал, ― съязвил Билл, закатив глаза. ― Всё у него в по-орядке.       У нас.       ― Даже не хочу знать, почему ты в этом так уверен. А нет, постой, ― спохватился Ричи, выпрямившись, и навострился зверем на охоте. ― Хочу. Рассказывай-ка.       Странно посвящать в такие секреты друзей. Хоть Ричи и знал об этом кладезе ― где-то у Билла внутри.       Открывай. Хоть и нечем хвастать.       Он говорил ― показалось, недолго, а во рту пересохло, да и детвору с площадки родители погнали домой. Ричи слушал ― впервые ни разу его не перебив.       Держись физрука.       Почудилось, пересказывал сюжет недавно прочитанной книги. Вот бы пролистать её до финала. Узнать всё-таки, чем кончится.       Узнать ― он зайчик или всё-таки лапочка.       ― А чё Крейг? ― спросил Ричи, покачиваясь на качелях ― едва толкался носками ботинок.       ― Ничего, ― дёрнул плечами Билл. Может, просто озяб ― по позвоночнику пробирался холодок, согнавший мурашки ― от упоминания Робового имени. ― Он не в ку-курсе на этот счёт, конечно. Пока что.       ― Хочешь ему рассказать?       ― Хочу с ним по-окончить.       Если не удастся, то он ― с тобой.       Ричи охнул, со звоном цепи поёрзав на качелях.       ― Ты это всерьёз, Доходяга? ― уточнил он.       Билл нахмурился:       ― Не ты ли, блин, всю дорогу мне та-талдычил ― бросай этого гондона, иди к копам, расска…       ― Как ты это провернуть думаешь? ― прошептал Ричи, подавшись к нему и принявшись загибать пальцы: ― Извини, Билл, но тебе в спину дышит он со своими торчками, инженер мотиков, мать, Кларк Кент, копы… Ты с хвоста никого не сбросишь.       Он забыл про моджахедов.       Но добавлять Билл не стал. Промолчав, отвёл глаза.       Вздрогнул, едва ощутив Ричино касание к локтю.       ― Но хотя бы я тут, ― сказал он дрогнувшим голосом. ― Будет кому прикрыть тебе задницу.       Билл едва улыбнулся ему в ответ, кивнув.       Уверен, что зимой бодрствовать ― лучше?