* * *
Знакомая развалюха пропрыгала за Биллом несколько кварталов, как блоха за бездомным псом. Сколько ни осматривайся тайком ― с хвоста не скинуть. Поначалу принял тачку за Крейгову, едва покинул территорию школы. Крейг, правда, нетерпеливее. Уж давненько бы, квартал спустя, выскочил прочь и хватанул его за лапку за руку. Чей это поцелуй ты на ней пригрел? Машина тормознула рядом с тротуаром ― Билл остановился недалеко от галантерейной лавки. Стекло припустилось, и показалась знакомая лысая башка. ― Запрыгивай давай, ― велел водила. ― Потрындеть надо. Если он решит действовать в духе Лемми ― переломает ему лапку руку. Лучше бы пацан всё-таки пошёл по тропке кумира. Для него ― таких, как он, ― вытоптал же. А кстати, где он сейчас? Поозиравшись ― в скверике недалеко передавала из рук в руки сигарету группка парней, ― Билл шагнул к машине. Плюхнулся, разомкнув дверь, как рот, внутрь ― пусть жуёт. Хоть косточка для Роберта, как сувенир — заячья лапка на счастье от него останется? На заднем сиденье Лемми не было. Щёлкнули замки ― и Билл дрогнул, сомкнув колени. ― Ну как ты, Билл? ― спросил хрипловатым голосом Харли с переднего сиденья. Не оборачивался ― словно и из его шрама тоже что-то сквозило. Отступи на шажок ― не то забрызгает. ― Как оценочки твои? Поспеваешь? На Стивенс-авеню хорошая школа. ― Как вы у-узна… ― Да у меня везде есть ушки. И глазки. Думаешь, стал бы старина Харли к тебе обращаться, не будь у него кой-где нагрето? Водила шмыгнул носом, приглушив Джорджа Майкла из магнитолы. Билл обернулся ― вдруг нагрето и где-нибудь позади. И навострился вновь, выпрямившись, ― на случай, если щёлкнет что-нибудь ещё. Его кость, может? Ха-ха, ну и чего ж ты с ними сделаешь, зайчик? ― Я много чего о тебе теперь знаю. Мать в госпитале на Фор-Ривер-Паркуэй трудится — дело благородное. Братишка шмыгает в школу — твою же, только корпусок другой. Годков, так ежели прикинуть, семь ему, ― проговорил Харли, обернувшись к нему. В дневном свете взгляд его казался прозрачным, глаза ― что боковины перламутровых жемчужин. Билл пригляделся ― нет, всё-таки один. Тот, что пересечён шрамом. ― Ты, Билл, не таращься так уж… На свете много выдающихся слепцов. Я вот музыку люблю. Вдруг буду Стиви Уандером. Билл поглядел в окно ― парнишки, обменявшись шутками, разошлись. Прирежут его прям тут ― никому и не услыхать. А Робу? Может, он почувствует, как только сердце из ладоней макнёт вниз. ― Заня-атно, ― протянул вдруг Харли, вновь откинувшись на спинку кресла. ― В тот раз ты мне показался, назовём это так, подхрамывающим на язык. А не немым. ― Я… ― И вот какое совпадение, ― перебил его Харли, зашуршав чем-то в ладони. Билл съёжился ― да нет, он, развернув фантик, сунул в рот цветную конфету. ― Я вдруг понял, что мне знакома твоя фамилия. Но не будем о том. Поделись-ка вот, чего вытряс со своего, назовём его так, покровителя. Билл моргнул, вновь поглядев в сторону. Неясно, кто готов принести ему больше бед ― Харли или Крейг. Если уж хочешь обставить противников, прикинь все варианты. Сколько ни пролистывал до финала своей истории ― словно кем-то написанной, как о сотне мальчишек вроде него, ― везде натыкался на иллюстрации с собой в гробу и некролог. С Крейгом, кажется, интриги больше. Будет закрытым ещё до церемонии. ― Н-ничего, ― ответил Билл. Пусть Роб хотя бы с ним простится. ― Я ничё не нашёл. ― А искал? ― Ты просто не видал его ебальник, ― хмыкнул водила, кивнув в зеркало заднего вида. Билл не спрятался ― сглотнул только. Словно Харли способен сличить ― касаниями, как истинный слепец, ― все остальные. ― Заня-атно. Ты, видать, хорошенько рыскал, ― усмехнулся он, поглядывая в зеркало. Водила заржал. Билл припрятал взгляд ― с Генри с Крейгом иногда помогало. Иногда ― провоцировало, как собаку, опробовавшую куснуть ― да без ответа. ― Ему кто-то по-озвонил, ― сказал Билл, когда водила притих, и подцепил заусенец у ногтя. ― Маркус. ― Что за Маркус? ― спросил Харли. ― Какой-то… не знаю, по-охож на метиса. Короче, он ск-казал по автоответчику, что всё отменяется. Из-за нед-достачи денег или типа… ― Узнаю́ Крейга, ― ухмыльнулся Харли, переглянувшись с водилой. ― Как занятно, когда люди ни черта не меняются. Только вот в чём курьёз, ― вновь повернулся он к Биллу, глянув куда-то мимо полупрозрачным глазом, ― копы-то всё равно встопорщились. И это по-прежнему нехорошо пахнет. Билл молчал, уставившись в окно ― лишь бы взгляд Харли его не проедал. Будто копался в его червивом нутре. Поглядим, сильно ли тебя сквозит от вырытых червями дыр? ― Маркус-Маркус, метис… ― забормотал Харли. ― Знаешь такого хрена, Джейк? Водила мотнул головой. ― Это тоже нехорошо пахнет, ― заключил Харли, не сводя с Билла неясного взора. ― Уж не баки ли ты вкручиваешь нам, Билл Денбро? Чтобы прикрыть задок своего, назовём его так, покровителя. В груди кольнуло ― словно Билл вновь очутился в доме, где ему десять лет. Где мама это вы шэрон денбро? просит копа передать ему трубку. Рисунка Джорджи на стене тогда ещё не было. А Биллов ― лисёнка под цветастым зонтиком ― сняли следующим месяцем. Может, Заку там зонт был нужнее. Прикрыться от дождей, гостящих на кладбище. ― Мне нет п-причины, ― ответил Билл, сглотнув ― словно иглы горло утыкали. ― Может быть, ― протянул Харли. Примолкнув, он с негромким стуком об эмаль покатал конфету во рту. Заговорил вновь ― вглядевшись в зеркало заднего вида: ― Мы присматриваем за тобой, сынок. Везде, где нас нет, есть наши ушки и глазки. Так что в твоих, назовём их так, интересах ― постукивать обо всём важном и неважном. Даже если Крейга дрищ хватанёт. Ясно? Билл кивнул, не поднимая глаз. Может, и итоги знакомства с Харли пролистывать не стоило. Ей позвонят это вы шэрон денбро? а спустя месяц она уберёт в закрома воспоминаний Джорджиного медвежонка. Интересно, звёзды в Билловой спальне погаснут? Часы ведь остановились ― те, что Зак мастерил сам. ― Заня-атно, Билл, ― вдруг проговорил Харли, когда дверца щёлкнула и замок разблокировался. ― Думаешь, он впервые такое проворачивает? Коснувшись дверной ручки, Билл метнул на него взгляд. Чмокнув конфетой во рту, Харли обернулся к нему ― глянув так, словно прознал, где его лицо. Точно змея ― слухом схватывающая. ― Твой папанька, Закари, хорошенько его знавал. Твоего, назовём его так, покровителя. ― Шмыгнув носом, он повёл ладонью ― будто дав добро убраться прочь. ― Покумекай над этим. Я же говорил, что ты вроде как ребятёнок смышлёный. Едва машина его отрыгнула это вы шэрон денбро? Билл отшатнулся на тротуар. Глядя вслед подрагивающему багажнику, сырому от талого снега, свернул прочь. Прочь мы присматриваем за тобой сынок только не домой. Где ещё целы Джорджины рисунки.* * *
Подъезд пропитался запахом курева ― дымили на лестничных пролётах, закупоривая форточки. Поднимаясь на четвёртый этаж, Билл остановился на полпути. Глянул вверх, запрокинув голову, ― где белела лампочка, усыпанная дохлыми мошками с лета, как веснушками. Может, зря сюда заполз. Может, Робов дом ему мы присматриваем за тобой сынок не убежище. Здесь ты в безопасности. А в безопасности ли Роб, если Харли со своим водилой и обещанными моджахедами высмотрит Билла в его компании. Если ломать кости, то ему одному. Роб вроде уже натерпелся. У Роба своя жизнь. Готовая наладиться, как радиоволна после непогоды. У Билла гроза только разыгрывалась. Послушай, ни один громоотвод здесь ты в безопасности тебя не убережёт. Билл шагнул со ступеньки вниз и, шаркнув подошвами ботинок, остановился вновь. Лампа на верхних этажах помигивала ― подначивала будто. Ну давай, что же ты. Куда девалась твоя смелость, зайчик? Наверное, Крейг растоптал ― ни крошки не соскребёшь. Так же, как отцовскую. Он бы тоже был Греевым реципиентом. Первым в очереди на донорскую силу воли. Вздохнув, Билл вновь побрёл на верхние этажи, цепляясь за поручень лестницы. Достигнув четвёртого, прошёл в мрачноватый коридор ― с прошлого раза лампочку так и не заменили. А может быть, дело в проводах. Как у Билла в нутре. Сколько светлых идей у него ни вспыхивай ― долго не прогорят. Он остановился напротив знакомой двери. Звякнул ― кажется, дважды. Может, и больше ― палец дрогнул. По ту сторону двери не послышалось ни звука. Лучше бы Крейг насовсем замкнул ему провода ― обесточил. И Билл не торчал бы напротив Робовой двери ― руку к кнопке звонка больше не занёсший. Замок щёлкнул, и дверь грохнула. ― Билли? Сунув руки в карманы куртки, Билл опустил взор на Робовы босые ноги. Представил их под больничным покрывалом ― вам, молодой человек, повезло. Повезло я не немощный что не отнялись. ― Мне б-больше некуда пойти. Роб осмотрел его попристальнее ― ага, вглядывался, не народилось ли свежих синяков, что грибов по осени. Словно Биллово тело погружено в глубокий сонный октябрь, его заколдовывающий ― и ты, дескать, засыпай. Он распахнул дверь шире, и Билл ступил в тёплую прихожую. Стягивая рюкзак, прижмурился ― Роб потрепал его по волосам. ― Пора бы и шапку носить. Уши заморозишь. Не страшно ― если сам давно мёрзлый. Но вслух Билл, разуваясь, ничего не сказал. С Робом бесполезно спорить ― задавит же аргументами, что коньками ― каток. Задавит ― но хотя бы свет из Билла не выдавит. В гостиной Билл огляделся ― мог бы в прошлый раз лечь и тут. Мог бы и в этот. Мог бы и в следующий. Ожидал приметить что-то, напоминающее о Робовой прошлой жизни ― вроде медалей у ветерана Вьетнамской войны, ― в глаза не кинулось ничего. У Роба было бы «Пурпурное сердце». ― Что значит ― тебе некуда пойти? ― спросил Роб, когда, вернувшись в гостиную, передал Биллу в руки кружку с какао. ― Что-то случилось? Билл усмехнулся. У их с Робом бесед привычный зачин. Может быть, однажды эта традиция умрёт. Вместе с Биллом. Он сел рядом, повернувшись к Биллу корпусом и упёршись локтем в подголовник дивана. ― Нет, ― помотал головой Билл. ― П-просто… просто я так почувствовал. Что меня нигде не ждут. ― И Крейг? Билл помешал какао, ложкой разбив молочную пенку, словно наледь. Словно на его сердце оттаяла такая же. Не бросай, если отогрел. ― Я с ним не в-виделся. С тех пор как… ― Билл покрутил пальцем у глаза ― там, где синяк побледнел до желтизны. Будто ― Джорджи так сказал ― Билл цветёт подсолнухами. А семена глубоко проросли. Если уж выдёргивать ― так с мясом. ― Он тебя не ищет? ― спросил Роб. В голосе что-то покалывало, как разломанный лёд. Как бы, что ли, растопить. ― Не знаю. Ты бы по-пошёл к Джессу Муру? ― поднял на него, осторожничая, взор Билл, держа кружку на коленках. От донца расплывалось пожигающее тепло. ― Джесс Мур меня не бил. Вот так. Как будто хотел меня стереть. Как же. До последней косточки. Грохнув ложкой о стенки кружки, Билл шмыгнул носом. Словно ждал от него упрёка ― не гони отсюда тишину. Нам было с ней хорошо. До твоего прихода. ― Он был как-то св-вязан с моим отцом. Крейг, ― пояснил Билл, отхлебнув какао. ― Кое-кто сказал мне. ― Например? ― Од-дин человек. Наверное, поэтому… хочет меня стереть. Билл вновь отпил из кружки, не размыкая коленей. Глянул в окно ― сумерки пожаловали рано, небо обив синевой, как холстом. ― Прости, что я п-пришёл, ― вздохнул Билл, взгляд погрузив в какао. ― Я, наверное, помешал, и ты… ― Я не занят, Билли. И рад тебе. Ваял тут кое-что для комиссии насчёт хоккея в школе, ― пожал плечами Роб. ― Доклад, что ли. Так правильно назвать. ― Что им ра-расскажешь? ― поглядел на него Билл. Что-то в голосе Роба растопилось всё-таки ― испить хотелось, как из первого весеннего ручья. Увести, главное, его прочь ― от того, что голос морозит до ледышек. ― А что посоветуешь? ― Пока не знаю. Но прид-ди к ним в спортивках, ― улыбнулся Билл, кивнув на его ляжки. ― Пусть знают, с кем имеют дело. ― Ты язвочка, Билли. ― Да. Я язва. А они п-перерастают в рак. Как у миссис Керш. Не боишься? Роб усмехнулся. Может, Билл уже пустил в нём метастазы. ― Знаешь, после перелома шейных позвонков мне уже ничего не страшно, ― сказал он, подперев голову рукой. Поглядел куда-то прочь ― в пространство гостиной, где на полках прятались книги. ― А у тя была девчонка? ― Билл отпил какао и, подтянув под себя ногу, вгляделся в него. ― Ну кот-торая караулила бы тебя в палате. Вдруг что ― и всё такое. ― Нет. Не было. ― А мальчишка? ― Вроде тебя? ― приподнял Роб брови. ― Вроде меня. Да. Он примолк, обдумывая, верно, ― признаваться или нет. Признаваться, что мальчишка был. Признаваться, что не было. Или есть сейчас? Может, сидел не так давно на этом диване, подпихнув под себя ногу. Спал в Робовой кровати. Спал вместе с ним. ― Не было, ― повторил Роб, пожав плечами. Помешав остатки какао, Билл попробовал вернуть его взор ― звоном ложки. Убедиться ― точно не обманывает. Вроде бы чуждый Робу порок ― как студенту, на экзаменах занимающему первый ряд. Роб по жизни завалил только один. И то рвался на пересдачу. Поможет разгрести все Билловы неуды? ― Просто никому не хочется со мной колупаться, ― продолжил Роб, глянув на Билла. Спросив словно ― может, охота тебе? ― От меня либо сбегать, либо со мной цацкаться. Будто у меня ног нет или… Но наверное, тех и других понять можно. Они просто не знают, как правильно. А учиться не хотят. Допив какао, Билл отставил кружку на журнальный столик. Под стеклянной поверхностью ― пустота, будто в голодном брюхе. ― Из приютов, наверное, собак тоже редко берут. Хотят здорового и всё в том духе. Не подумай, что я людей с собаками сравниваю. Просто на ум просится. ― А ты этим м-мыслям не открывай, ― склонив голову вбок, заглянул Билл в его лицо. Сам-то часто от своих запираешься? Упёршись в мякоть дивана, он потянулся к Робу ― чмокнул, едва губы приоткрылись. Запечатал фразу ― так и останется где-то у него во рту. ― Я х-хочу учиться, ― прошептал Билл, не отстранившись. Может, единственный экзамен, который он не провалит. Наверно Билл в его глазах из тех, кто в приюты ни ногой. Кто в палатах морщится от запаха растворов и перчаток. Наверно Билл в его глазах глянь в отражение сам совсем иной. Из тех, кто летом гоняет на скейте и, хохоча, колошматит коленки. Сам буду учиться. И тебя научу. ― Этого тоже не было в педметодичке, ― заметил Роб с коротким смешком. ― А можно мне?.. ― кивнул Билл за его затылок. Поглядеть. Помочь. Попробовать. Если уж не исцелить, то на вкус. Вдруг из того шрама тоже сквозит сила его воли. Роб кивнул ― пустил к себе, замерев, на бёдра. Пустил притиснуться, приподнявшись, животом к груди ― бахнуло под ней сердце. Словно выстрел ― пулю не вынешь. Страшнее чтобы ты срал через трубку вот здесь всех Крейговых обещаний. Сдвинув ворот его футболки, Билл заглянул ― стоило Робу наклонить голову ― под его затылок. Опускающегося шрама ― хвостик словно от воздушного змея ― коснулся кончиками пальцев. Вдруг укусит. Или взрежет кожу, как ланцет. Не надавливай ― а что, если винты в позвонках сместятся. Думалось, у него внутри тот же механизм, что в отцовских самодельных часах. Не перестанет работать ― так заржавеет. ― Ты как г-герой какого-нибудь научно-фантастического кино, ― заметил Билл ― взглядом увлекаясь за шрамом глубже. ― Только это не блокбастер. Что-то местечковое. С крохотными сборами. ― У тебя есть од-дин зритель. Придержавшись за его плечи, Билл опустился на Робовы бёдра. Словно в ловушку его упрятал ― если уж захочешь встать, сбрасывай. Что, вот на это ― сил не хватит? ― Роб, а ты цел-ловался когда-нибудь? ― спросил Билл ― ладоней с его плеч не сцепляя. ― Ну до меня. ― Почему ты спрашиваешь? ― Просто я тебя ц-целую первым. А ты меня ни разу. ― Примолкнув, Билл дошептал: ― Я сёдня не к-курил. Наверное, до него Роб целовался — с кем-то. Может, с мальчишками, которые не брали ни одной никотиновой капли в рот ― и не забрызганы дерьмовым прошлым настоящим, зайчик а тебя оттирать и оттирать. Роб прятал руки ― Билла пока не коснувшись, как видения. А может, кошмара ― как посреди ночи. Ему наверно такие больше не снятся. Билл все заарканил к себе во сны. Может быть, с первым поцелуем. Замер ― от прикосновения Робовых губ к своим. Лишь бы не спугнуть, что ли, ― как зверя, наконец поддавшегося ласке. Всех Робовых Билл приручит. Найдёт им кров ― больше в бор, где таятся его мысли, не вернутся. Его ладони наконец приросли к Билловым бёдрам ― на пробу пощупывая. Много ли у тебя костей? Никто ли их ещё не разбил? Одной рукой, отомкнувшись, приподнял Биллову голову за подбородок. Взглянул ― нутро ему ответило лёгким ожогом. По самым стенкам ещё не выпотрошенных Крейгом органов. ― Так? ― спросил. Билла хватило на слабый кивок ― глубже ткнулся подбородком в его пальцы. Может, Роб и впрямь ни с кем не ври мне не целовался. Никого не жал к кровати горячей тушей. Ни с кем утром не просыпался ― только с болью, проевшей ему кости. Это я грязный ― эй, ты же замараешься. Не трогай. Может, ему хотелось. Билл давался ― руки у него больно ласковые. Хоть и обросли застывшими, как лужи по ноябрю, мозолями. Коснувшись одной, развернув его ладонь, обтесал подушку пальца. Не страшно. Не страшно ― Билл голыми руками готов бы и камни таскать, как древние люди на вершины пирамид. Он читал в книжках ― мог бы поговорить об этом с Робом. С Крейгом бы ― ни за что. С Крейгом ничего не получается ласково ― ни разговоров, ни поцелуев, ни перепихонов. Роб в таких делах так? интересно, каков. — Пару раз… — шепнул, — пару раз целовался. — Всего-то? — Всего-то. Приподняв Биллово лицо, окунутое в его ладони, он поцеловал вновь ― не надавливая. Ни пальцами, ни языком. Билл подпихивался своим навстречу, шире размыкая рот ― свой, Робов движением губ. Сам облёк его лицо в руки ― вдруг растворится. Вдруг всё вокруг ― поблекнет, и Билл заткнись с-с-сука очнётся на вонючем полу бывшей гостиной. Роб наверно почувствовал ― Билл прибился, что пробудившийся от кошмара средь ночи, ― и объял за талию. Вот, вот, прячься ― живот к животу, сердце к сердцу. Приложишь к его груди руку ― вдруг замкнёт. Как ― вдруг ― механизмы его позвоночника. Пальцы покручивали толстовку в складки-комья ― пробраться, может, чтоб до самой кожи. Нутра, изнанку которого потряхивало ― дыхание попробуй задержи. Попробуй ― чтоб запах его комнаты-одежды-тела впитался в будто дырявые лёгкие ― не держали выдохи-вдохи. Встанешь ― и ноги не удержат. Шевельнувшись ― навстречу его бёдрам, ― Билл замер. Дал привыкнуть к своему теплу ― не станет ли от него слишком жарко. Если настоится на его ляжках. ― Билли… ― Всё-нрмально, ― помотал головой он ― в волосы на Робовом затылке пальцами ― не врывшись, лишь скребнув до кожи. До вспышки под ногтями. ― Я… Ты д-делай что хочешь. Со мной. Хчешь-мня-птрогать? ― Где? ― Во-вот. Билл подпихнул его ладонь под толстовку ― касанием обжёгшись до метнувшегося на щёки пламени. Вдохнул ― Роб подавливал большим пальцем меж рёбер. Словно поискивал ― здесь у тебя болит? там? тут? Я могу тебя исцелить. Вслушивался в его поверхностное дыхание ― будто и Роб боится зажмуриться и, распахнув глаза, проснуться. В палате? Ничком на катке? Билл коснулся губами его шрама на лице ― сомкнув глаза, к сквозящим, как из форточки, мыслям прислушивался. Он приспособил и другую руку ― как под кожуру, пробравшись к спелой от жара коже. Нащупывал что-то ― до соска, не прищипывая ― вдавливая. Может, думал, так провалится к сердцу. Узнает ― есть ли там ему место. Билл кивнул ― в ответ то ли на прикосновение, то ли на незаданный вопрос. Придвинулся, шерохнув джинсами по его натянувшимся на ляжках спортивкам, ещё ― бёдрами опробовав шевельнуться. С Крейгом они поначалу таким не промышляли. Он если сторчится, то от герыча, если трахает ― так до упора. Мыкнув, Билл склонил голову ― рука потянулась сдавить сдаивать взбухнувший под спортивками член. Свой горбился в ширинку джинсов. Только тс-с ― Крейгу не рассказывай. Подняв взор, Билл притёрся к его лицу носом ― вдавливаясь до нытья в хрящах. Выдохнул ― скусил лего-о-онечко щёку. Оставить ему ещё один шрам не решился. Этот тоже был бы красивым. Красивее, чем на сердцах и душах. ― Длай-с-мнй-чт-хочшь, ― вышептал Билл ― кое-как, нащупывая губами ухо. Наминал холодную мочку. Руками ― каменные, как с иллюстраций в книжке про античных полубогов, плечи. Приникнешь лбом ― разобьёшься. У Роба крепли касания ― пальцы тропу промяли к пояснице. Насчитали пару ямочек, нырнувших под пояс джинсов. ― Ой-я… ― Не так? ― вскинул Роб голову. Касание растаяло ― впиталось в кожу. ― Вс-нрмально, я про-осто… Мне… хорошо. С тобой. На языке проклюнулось ― Билл, целуя, вплавил в его. Глотал талую слюну ― кисловатая от привкуса какао. Вдруг что-то растворит внутри, как отлипнешь ― останется подобие ожога. Жался ― Билл к нему, Роб ― его. Скомкает целиком ― и не жалко совсем. Подымешь взгляд ― комната оплывёт золотистым ― от света торшера, может, от бликов фонарей с улицы, от у него глаза вспыхнувшие ― пыльца затерялась средь зелени. В неё бы руку погрузить. Дозволить ― в него ― погрузиться Робу. Мышцы бёдер крепли ― Робовы одеревенели, что у спартанца перед броском. На них удобнее отираться-попрыгивать ― словно снизу в Билла тянется дерёт его изнутри до пухнущего, как волдырь от ожога, нутра. Облечь бы его член рукой ― направить, но ладони заняты ― мышцы плеч катали-наминали-втирались ― большой палец уцепился за ворот футболки. Робов ― выщупывал ему позвонки там, где в древности окоченел хвост. Билл вилял бы им ― ещё при встречах. Сейчас отводил бы в сторонку, как течные звери, ― карабкайся вдавливайся до пощипывания в чреве. Дырявом от Крейговых касаний. Он поталкивался снизу ― несильно, член прищемляя меж ними. Вниз, вниз-вниз всё глядел ― в место, где они соприкасались. Где разомкнуты Билловы ноги. ― Х-хочешь меня, да? Так толкаешься… а-амх, да-а. Билл рукой упёрся в спинку дивана за его плечом ― не опрокинуться чтоб. Опрокинется ― окатит его всем, что у него внутри. Окатит ― откатывался ― бёдрами, напирал обратно ― что волна в заливе. Папа возил его однажды. Роб мог бы пообещать. Волной ― тягучей-тяжёлой-убийственной ― накрыть его сам. Он сглатывал, дыша Биллу в шею. Текло за шиворот ― испарение, словно на стылом окне. Боже, как ты околел. Боже, наконец-то тебя отогрели. ― Ккой-бльшой, я не… могу-у, ― всхлипнул Билл ― губы вытер о его висок. Проглотил сладковатый запах. Ну дай, дай мне полакомиться. ― Билли… Ему бёдрами податься бы в сырое нутро. Отираясь тазом, Билл разомкнул рот ― вдохами холодил язык, выдохами жёг, если его член билли забьёт кишку, под мошонкой билли-и зазудит ― знакомо? чуждо? Со мной такой впервые. ― Хоч-чу его, Роб, хчу-внтрь… Со мной такое впервые. ― Тише. Тише… Лапочка. Со мной такое ― впервые. Билл вытер стон о его щёку ― поталкивался поталкивался пота… ― ладони перетащив на ягодицы. Обжёгся словно ― всем телом угодив в костёр. Давил ― чтоб крепкие пальцы потискали ему зад. ― Я… т-то-олько и думаю, как-ты-мня-зполнишь… Кости плавило штифты Билла точно не спасут лови-лови ― текут, верно всего лишь слюна ― ему в рот водянистым поцелуем. Жарило лицо от общего дыхания, нутро ― не начинённое-пустое-полое я же весь для тебя ты же весь стиснув его руками-коленками-дыханием, Билл пискнул, вскарабкавшись выше. Промежность побивало, вслед — за рёбрами сердце. Живой? ― К-как же… Крейг не касался его после ― фу-у, пользованный, как гондон, ― Роб в руках сберёг ― сам едва-едва дышащий. Билл окунул руку ― к отвердевшему животу, костяшками пальцев выщупав сырость. Во рту вязало. Роб опробовал распутать поцелуем ― затянул туже. ― Назви-мня-так-ещ-щё, ― прошептал Билл ему в ухо. Рот не слушался ― словно вырытая его языком яма. ― Пожа… пжал-лу… ― Как? Лапочка? Всхлипнув, Билл прижался крепче ― слухом впитывал лапочкалапочкалапочка, лицом ― поцелуи по капле. Может, слезинки-крупа рассыпались. Со мной такое впервые.