вдребезги

      В доме миссис Керш жарковато. Мать объяснила тем, что подхватить инфекцию ей ещё не хватало.       Билл промолчал. Может, лучше, если б простуда её добила?       Он подумал об этом, едва увидел Керш ― высохшую, что папиросная бумага, и скрипучую ― голосом, суставами и пружинами ортопедического матраса. При встрече она заулыбалась, словно Билл ― внук, которого она не видела несколько лет.       Выдавив улыбку, от Керш отвернулся, помогая матери подготовить раствор. Зачем ― она не сказала.       Когда повернула миссис Керш на бок и из-под неё дыхнул вонючий пар болезни, Билл понял ― протирала пролежни.       Он сел на стул рядом с кроватью. Может, лучше приоткрыть окна?       Ты ведь не такой.       Билл подцепил ногтем пластырь на фаланге ― как Грей прошлым вечером. Стиснув в кулак большой палец, прикрыл глаза ― будто прикосновение его ладони ещё не успело растаять.       С ним спокойнее, что ли. Особенно ― в обществе матери и больной старухи.       Сам вызвался ― лишь бы больше она не таскала сюда Джорджи. Мальчуганы вроде него гоняют к друзьям лупиться на приставке в выходной ― а не улыбаются раковым больным.       Билл взглянул на мать. Она, что ли, не чуяла?       Не чуяла, что Керш осталось недолго.       От отца, правда, так не несло даже за день до смерти. А она, словно натравленная на поиск наркоты ищейка, как-то почувствовала.       ― А где же малыш Джо-Джо? ― прокряхтела миссис Керш, указав на Билла узловатым пальцем. Он вскинул взор, съёжившись. ― Неужели это он так вырос, милая?       ― Нет, миссис Керш. Боюсь, до Билла ему ещё расти и расти, ― улыбнулась Шэрон, промакивая её спину бумажным полотенцем.       Если б она знала.       Ему, конечно, до Билла далеко. Не только возрастом.       Из него вырастет второй Гретцки или кто-то типа того. Из Билла не вытянется ничего ― загубленный росток.       Если бы Грей       слушай билли       не считал его безнадёжным, он бы не начинал удушливых разговоров.       ― Зна-аю, зна-аю, ― прохрипела Керш, сморщившись ― лицо её напомнило скорлупу грецкого ореха. Запахло мазью. ― Ты хороший юноша, Биллиам?       ― Нет.       ― О, они все так говорят, ― отмахнулась Керш, поглядев через плечо на Шэрон. ― Во все времена. И не мудрено, ведь девицам что тогда, что нынче нравились дрянные ребята. Помню, когда мне было… Ох.       Керш выдохнула ― вдохнула поглубже.       Билл глянул на мать ― она и не моргнула. Словно накладывала пластырь на ранку Джорджи ― ну, беги играть дальше.       Керш не то что бежать ― встать вроде как не могла. Билл заметил полупустую упаковку памперсов в углу. Сглотнул ― чтоб в носу не застаивался сладкий запах. То ли дерьма, то ли детской присыпки.       ― Всё в порядке, миссис Керш, ― проговорила Шэрон, поднявшись и кивнув Биллу на тазик с раствором. ― Мы сделаем всё необходимое ― и вы поспите.       Встав со стула, Билл обошёл кровать и взял таз. На спину Керш не глядел ― но приметил на полу желтоватые втёртые пятна.       Он вышел, нащупывая по интуиции ванную. Мать что-то говорила вполголоса.       Прислушался, выглянув в коридор, ― Керш тихонько всхлипывала.       Пусть оно прекратится пусть перестанет пусть.       В комнату Билл решил не возвращаться, присев на бортик чугунной желтоватой ванны. Уши на всякий случай замкнул ладонями. Сквозь них просачивалось ― голоса голоса голоса крик.       Может быть, матери?       Может, она знала.       Билл отстранил ладони от ушей ― голоса заострились, проколов тишину:       ― Сейчас перестанет миссис Керш я вам обещаю я вас никогда не обма… ― Билл вновь притиснул к ушам ладони.       Он бы наверно пожелал такого Крейгу. Ну или кому-то вроде него ― если на Крейга смелости не хватит. Одной бравады, родившей половину хромой угрозы ― кликнуть Грея, если что.       Таксиста твоего, что ли?       Если узнаю… ― а дальше воспоминание меркло, как телик в Ричиной палате.       Билл сам выломал антенну.       Он не знал, сколько так просидел. В вакууме ― когда к ушам пристали руки, ― кажется, время замедляется стократно.       Вышел в коридор ― застал тишину. Только в спальне Керш слышалось хныканье ― словно мать успокаивала проснувшегося от ночного кошмара ребёнка.       Интересно, а от морфия они снятся?       Интересно, видит ли кошмары Грей.       Билл заглянул в спальню ― на него вновь дохнул сладковатый запах. Он сглотнул, прижмурившись.       ― Мам?       ― О, Ю-уджин… ― протянула миссис Керш, повернув к Биллу голову.       Он отшатнулся ― остатки седых волос обрамили истощённое лицо, как обитый ватой череп.       ― Всё в порядке, миссис Керш, ― произнесла Шэрон, поднявшись с края кровати. ― Он ещё придёт.       ― Нет, это Юджин, он уже…       ― Он придёт. Вы поспите ― и он придёт. Хорошо? ― улыбнулась ей Шэрон, наклонившись к лицу.       Билл осмотрелся ― на прикроватном столике приметил битую ампулу с маркером и больничной печатью да завёрнутый в тампон шприц. Вгляделся в фото молодого мужчины ― выцветшее.       Как сама Керш.       Он вздрогнул ― мать дотронулась до плеча, выталкивая его из комнаты. Нашёптывая идём идём пшли.       Хошь, сломаю лапки?       Шэрон повела его через коридор на тесноватую кухню. На плите гнездился чайник, на стенах ― пара вытертых портретов. Сколько ни всматривался, лиц на фото Билл ни разглядел.       Сними его сейчас ― тот же, верно, эффект будет. Вот чего стоит потерять лицо.       ― Кто такой Юджин? ― спросил Билл, когда мать громыхнула донцем пары фаянсовых кружек о кухонную тумбу.       ― Внук миссис Керш. Обещался её навестить, но… ― развела она руками и поставила чайник на плиту. ― Как видишь, приглядываю за миссис Керш я.       ― Но т-тебя ведь тоже кто-то нанял.       ― Да. Её сестра через больницу. Мы предоставляем такую услугу, ― ответила Шэрон, не обернувшись.       Да не стоило ― что-то в её голосе дрогнуло пружинкой.       Не схватить бы отдачу. Так что Билл примолк, шерохнув ножками стула и пристроившись на него.       ― Она умрёт, да? ― спросил он, не отводя взгляда от спины матери.       ― Да, Билл. Умрёт, ― ответила Шэрон, наконец к нему повернувшись. Скрестила руки на груди ― да Билл к ним пригляделся. Кожа высохшая, что у ящерицы на солнце. ― Последние анализы совсем неважные. Не имею права вдаваться в подробности. Полагаю, родственники приедут с ней проститься.       ― И Юджин?       ― И Юджин.       ― Скок ему? ― кивнул подбородком Билл куда-то к фотографиям.       Мать устремила взгляд вслед, хмурясь.       Нет, ошибся. Хоть и у Юджина, вероятно, тоже не было лица.       ― Двадцать семь, ― ответила Шэрон, не расцепив рук. Может, лишь бы Билл на них не глядел. ― Я не вправе давать оценки родственникам пациентов, но, между нами, парень он скверный.       ― Хуже, чем я? ― бросил Билл, не поднимая глаз.       Шэрон примолкла ― словно после этой фразы потирала ушибленное место. Интересно, надолго ли останется синяк?       Он вскинул взор ― мать касалась области сердца.       ― Ты не плохой, Билл.       ― Ну да, ― хмыкнул он, закинув ногу на ногу. ― Ра-ассказывай.       Чайник присвистывал, и Шэрон потянулась к плите. Выключив, принялась разливать кипяток, ошпарив чайные пакетики на донцах чашек.       Грей говорит, он не безнадёжный. Грей говорит, он славный.       Только Биллову истинному нутру это совсем не противоречит.       Заглянул бы ― сморщил нос. До того темно, до того зловонно.       И как ты умудрился всё запустить?       Сгнивший от сырости сад.       Шэрон поставила перед ним чашки и села напротив. Билл оглядел свою ― заприметил скол на ободке. На материнской чашке ― его брата-близнеца.       ― Ты не плохой, ― повторила Шэрон, вглядевшись в него. ― Кто тебе это в голову вбил?       ― Никто, ― пожал плечами Билл, помешивая сахар в чашке. Глотнул ― кончик языка ожёг горьковатый привкус.       ― Из ниоткуда такие мысли не берутся.       Билл, покривив рот, поглядел на неё ― сравнил бы мать с пациентами, которые до Керш пока не дотянули, но уже на подходе ― к финишной прямой. Словно их боль да болячки она умудрилась перенимать. Может, Шэрон вовсе не нужно колоть старикам морфий?       Если бы попробовала забрать Биллову ― свалилась б замертво. Самому-то носить, ну… тяжеловато ― а у неё, исхудавшей за последние годы, плечи и вовсе переломятся.       ― Может, это ге-енетика, ― усмехнулся Билл, вновь прихлебнув из чашки. ― Сама гришь ― весь в отца.       ― Он не был плохим человеком, ― сказала Шэрон, и по её лицу, показалось, что-то мазнуло ― как солнечным лучом. Билл поглядел в окно за её спиной ― не-а, небо как войлоком обило. ― Может быть, плохим мужем, это… это да. Но никогда ― плохим человеком. И отцом.       Билл отвёл глаза ― лишь бы не смотреть в её. Попробовал воскресить лицо Зака в памяти ― нет, не вышло.       Только смазанный образ ― будто лицо его облито глицерином. Поджигай       это вы шэрон денбро?       чтоб не вспоминать ни одного эпизода.       ― Помнишь, он мастерил с тобой часы, ― промолвила Шэрон ― и Билл словно окунулся в мягкость её голоса. Провалился ― что в облака, в детстве казавшиеся мягче съедавших голову подушек. ― Глупая была затея, честно говоря, да и он каждый раз чем-то накачивался… Но он так увлёкся. И проводил время с тобой.       ― Да, ― фыркнул Билл ― улыбка кольнула рот, ― только это была т-туфта из пластика, бумажных стрелок, старого ча-часового механизма и…       ― …блестящей клейкой ленты, ― кивнула Шэрон, отпив из чашки.       ― Точно. Галимые ч-часы.       ― Они, кажется, ходили?       ― Прихрамывали, ― усмехнулся Билл.       Шэрон улыбнулась, опустив взгляд в полупустую чашку. По боковине побренчала ногтями ― Билл в ответ.       Переглянулись ― да, мол, отцом Зак Денбро и впрямь был неплохим.       А часы, кажется, выкинули. После смерти Зака прихрамывать они перестали.       Билл покрепче обхватил чашку обеими ладонями ― и дрожь, побесившаяся под кожей, вдруг унялась. Глянул на Шэрон ― хотелось вывалить       если б она знала       ей всё. Особенно ― сейчас, когда нипочём и сырость чужой кухни, и холод чужой улицы. Пятнать секретами на чужой территории как-то проще. А на родной они пугливые, как покинувшие гнездо птенцы.       Билл вдохнул ― и спросил о другом:       ― По-очему он был плохим мужем?       Секреты вновь упрятал поглубже ― не доросли ещё.       ― Он наркоман, ― пожала плечами Шэрон.       ― Твои пац-циенты тоже, ― заметил Билл, указав большим пальцем за плечо ― в темнеющий за ним коридор.       ― Это другое, ― потёрла Шэрон лоб, прикрыв глаза. Не спорь со мной, Билл, ― вот этот жест. ― Они не добровольные наркоманы. Твоему отцу же это нравилось.       ― Ты как-то ск-казала, что его подсадили. Значит, он уже не добровольный?       ― Это он так говорил, ― поправила Шэрон, опустив чашку на стол. ― Я ему верила.       ― Почему?       ― Потому что ни добровольные, ни вынужденные наркоманы с иглы без помощи не слезают, ― ответила она, уставившись в содержимое своей чашки ― вымокший пакетик, как кусок чьей-то печени.       Билл глянул на её обросший морщинами лоб.       Помоги мне. Пока не пришлось передавать привет папочке.       Грей, интересно, добровольный или вынужденный?       Билл отгрыз заусенец у ногтя на большом пальце. Пожевал передними зубами, не глядя на Шэрон.       Знал ― её бесит. Только слов у неё для Билла не нашлось.       Поскребёт ― наверняка вытянет парочку. Хошь, переломаю лапки?       ― Об-безбол ― это тоже наркота? ― спросил Билл.       ― Смотря какой, ― нахмурилась Шэрон, поглядев в коридор за Биллом.       ― Ну вот «Циннамедрин».       ― Нет, это… ― Покачав головой, она отпила остывшую заварку из чашки. Билл глотануть из своей не рискнул ― на языке всё ещё горчило. ― Это анальгетик, хоть и сильный. А почему ты спросил?       ― Мой физрук его глот-тает, ― ответил Билл, постукивая указательным пальцем по боковине кружки ― отпугивая на ней парочку шмелей, выведенных глазурью. ― Мистер Грей. Он п-привозил Джорджи, когда… Ко-ороче, у него какая-то жесть со спиной. Спон… по-онди…       ― Спондилодез? ― подсказала Шэрон.       ― Ну вот да.       — Откуда ты знаешь про анальгетик?       — Так. Слухи, — отмахнулся Билл.       Не соврал же?       ― Ну и ну, ― помотала она головой. ― Какая-то авария?       Билл вновь покривил рот. Хорошо быть владельцем чужих тайн ― чувствовать, как внутри они набухают, что саженцы в саду.       Свои разрослись до сорняков. Как бы эти не загубить.       ― Он хок-кеист, оказца. Влетел в лёд так, что… ― Билл примолк ― словно, если договорит, это повторится.       Даже если от катков Грей теперь далеко.       Подобрался к другим льдам ― что на Билловом сердце. Берегись только ― крошатся.       Они помолчали ― лишь часы нашёптывали по секунде со стены. Дом спал вместе с миссис Керш ― словно и его стены, как и её сосуды, напитались морфином.       ― Хорошо, когда такой человек, бывший хоккеист в смысле, работает с детьми, ― сказала Шэрон, улыбнувшись.       ― Да он п-просто Джорджи привёз.       ― Кажется, у него большое сердце, ― продолжила она, Билла словно не услышав.       Поднявшись, она забрала чашки и принялась их ополаскивать, выкинув чайные пакетики в урну.       Билл поглядел на свои ладони. Уместится ли в них Греево сердце?

* * *

      На хазе по выходным пустынно ― торчки разбредались отлёживаться по домам.       Отлёживаться под мостами. Залёживаться в портлендской сырости. Лотерея ― от чего прикандыбавшие по вызову народа врачи констатируют смерть.       Можешь гордиться, что не засветился в их бланке, зайчик.       Ты сдохнешь от чего-то другого ― судьбу папаши не разделишь, потому что так, конечно, не бывает ― жизнь ведь не остросюжетный боевик, где сынок заканчивает как папенька.       Прикрыв за собой дверь, Билл наклонился развязать шнурки ботинок. Коридор вымазан запахом перегара и… чего-то ещё ― Крейг в этом лучше разбирается. Может, объяснял это кому-то ― Билл услышал его хрипловатый тон.       Прислушался ― болтал он не один.       ― Мы так не договоримся, ― ответил ему густой мужской голос.       Билл его раньше не слыхал. Не похож на те, что размазываются по хазе с приходом у торчков.       Вылезши из ботинок, он ступил на холодный пол. Прокрался вглубь коридора ― где голос Крейга самую каплю окреп через приоткрытую дверь комнатушки.       Эту кликали лабораторией. Что там химичилось ― Билл так и не выяснил.       Заветы Крейга       хошь сломаю лапки?       приходится исполнять.       Тяжело жить при диктатуре ― будто Билл родом из страны Франсиско Франко.       Эмигрируй куда потеплее. Туда, откуда родом Грей.       ― Да хорош по бейцалам мне долбать, Маркус, ― пришептал Крейг за дверью. Билл приник ближе ― при полусвете лампы изнутри комнаты толком не разобрать. Она взрастила пару теней на выцветших стенах. ― Думаешь, я сам не знаю, почём эта хренотень, а?       ― Тогда валил бы за ней сам.       ― На кой? Ведь есть вроде как ты… Ты ж в теме всех этих тёрок, да?       ― Это тоже стоит денег, мудила ты гнедой, ― вздохнул мужик. Дыхание сипловатое ― с Крейгом они раскурили по сигарете. ― Дойдёт до того, что копы вычистят мне гудок, пока не найдут товар.       ― Тогда заталкивай, мать твою, глубже.       ― Доставать будешь. Говорят, ты умелец, Крейг…       ― Иди ты на хрен, Маркус, ― рыкнул Крейг, и следом что-то грохнуло. ― Блядь…       Маркус заржал ― Билл едва успел отпрянуть от двери.       ― В общем, mi amigo, цена прежняя. А теперь, ― крякнул он, видимо, поднимаясь с дивана или кресла, ― как говорится, откланиваюсь. Мы ж люди культурные, не правда ли?       Тени забегали по стенам, и Билл, вдохнув, поспешил вернуться к двери. Окунув ногу в ботинок, шмыгнул носом, присев на корточки.       С Крейгом обычно прокатывает враньё. Мальчишечьих уловок он не знает ― сам давно этот возраст переживший.       Похоронивший.       Дверь комнатушки скрипнула, и Билл поднял голову ― Маркусом оказался проворного вида мужичок лет пятидесяти, смахивающий на метиса — может, плотной челюстью. Заприметив Билла, он подмигнул ― это ты да? ― и, потеснившись мимо, вышел из хазы.       Это ты, да?       Ты подслушивал? Тебя обрабатывают до провалившейся куда-то глубже-глубже-глубже кишки?       Крейг остановился в коридоре, сунув руки в карманы потёртых джинсов, — небритый, с сизыми мешками под глазами. На Билла глядел не отрываясь ― словно подмечал в нём детали, чтоб описать копам для розыска.       Все Крейговы Билл знал наизусть. Не проведёт. Его, блин, сыщут быстрее.       ― Не слыхал, как ты припёр, ― бросил Крейг, прислонившись плечом к стене коридора. ― И давно ты тут?       ― Ток вошёл, ― пожал плечами Билл, поднявшись и вынув ногу из ботинка.       Следом скинул рюкзак и куртку. Шмыгнул носом вновь ― для вида.       Крейг прищурился ― вроде бы поверил, вроде бы нет. С зайчиками ведь держи ухо востро ― убегут из силков, перегрызши верёвку.       Билл пока не наточил зубов.       ― Чё это за му-мужик? ― спросил он, махнув ладонью на дверь.       ― А чего, понравился?       ― Не в моём вк-кусе, ― фыркнул Билл, закатив глаза, и повесил куртку на вбитый в стену коридора ржавеющий гвоздь.       ― Мать твою, приятно это слышать, зайчик, ― расхохотался Крейг.       Билл выдавил усмешку, подхватывая рюкзак с пола.       Крейг тоже не в твоём. Скажи же, зайчик?