* * *
На исходе учебного дня Роб попрощался с Бейли, вверив ему ключи, ― и отправился прочь. Сумерки потихоньку приходили гостить раньше ― с океана уже тянуло подступающей зимой. Пороги пока не обивала. Она терпеливее ― не как Роб со своими инициативами. Не высовывайся, как некогда Браун, ― и будет тебе счастье. Фальшивое оно какое-то ― предохраняло зато от неизвестности, как панцирь. Роба вот и он, правда, не спас. Нереализованных амбиций у него, оказалось, хоть отбавляй ― как перехваченных блином шайб. Поэтому Роб позиции вратаря никогда не занимал. Проворонил бы будь здоров. Оглядевшись на крыльце, он прищурился ― приметил желтоватое пятно у хоккейной коробки. Младшеклассник с надвинутым на голову капюшоном ― и лица не разглядишь. На парковке ― никого. Школьный двор осиротел ещё пару часов назад. Потерев лоб, Роб направился к хоккейной коробке ― ключами от «Шевроле» позвякивая в кармане, чтоб не напугать мальца. Пнув камушек, тот обернулся, поправив наползший на глаза капюшон. ― Джорджи? ― вскинул Роб брови, вглядываясь в его бледное лицо. ― Что ты здесь делаешь? Разве у тебя не закончились давно уроки? ― Жду Билла. Он поковырял носком ботиночка с ушами Микки на щиколотке сырую землю. Шмыгнул носом. Вот бы, дескать, Билли в неё закопать. Зря он. Роб-то вытащить хотел ― не хоронить его заживо. ― Билла? ― Он должен был меня забрать, ― утёр нос ладонью Джорджи, поглядев в сторонку. ― Велел его дождаться. А сам не пришёл. ― Давно ждёшь? ― Не знаю. И пи́сать уже очень хочется… Джорджи пожал плечами, поморгав. Словно вот-вот заплачет, а держится. Хотя бы, мол, не перед Робом. Не перед мистером Греем, которому показывал выпавший зуб на ладошке. Холодало ― и он снова принялся покапывать носком ботинка ямку. Может, там надеялся дорыть наконец до Билла ― отыскать хотя бы под землёй. Пацанам вроде Билли дорожка только туда проложена. ― Может быть, он отбывает наказание в библиотеке, ― припомнил Роб, поглядев на него. Джорджи хотелось бы ― чтоб он не смотрел. Если слезинку пустит, так хоть потом не покраснеет. ― Просто забыл тебе об этом сказать. ― Его уже освободили. Типа, ну… придут дяди-полицейские. Чтоб он там не торчал, ― ответил Джорджи, вздохнув. Поглядел на хоккейную коробку ― Роб следом. Облупившаяся краска явила отсыревшую древесину, как лопнувшая кожа — мясо. Пахло сыростью и ржавчиной ― от щеколды дверцы, закрытой наверно ещё лет пять назад. С обещанием когда-нибудь её разбудить. Роб потёр заднюю сторону шеи ― поднывало что-то внутри. Не то из-за погоды, не то из-за если вы не реализовали свои амбиции себя самого. Выдохнуть бы ― и вверенные ему сожаления нести будет проще, как отслаивающуюся шкуру. А потом и вовсе скинуть с плеч. Всё, не моё. ― Вот что, ― приблизившись к нему, Роб присел на корточки, ― я отвезу тебя домой, Джорджи. Годится? Уже поздно. Я не могу оставить тебя здесь одного. ― А Билл? Джорджи поднял взор ― в глазах наскреблись слезинки. ― Не расстроится. Он славный парень. Порадуется, что ты в безопасности. Как думаешь? Он опустил глаза, всё ещё ковыряясь носком ботинка в земле. Билли, верно, почитал ему брошюрку от НЦППЭД. Ту самую, которую не вынимал из заднего кармана. Ну и как, уберегло? Засосов на шее у него больше не водилось, да в движениях… Детскую неуклюжесть он утратил, видно, вслед за Вафлей. А то и раньше. ― Ладно, ― наконец кивнул Джорджи. ― Ладно, ― повторил Роб, поднявшись на ноги. ― Катался когда-нибудь на «Шевроле»? ― Не! Тока в кино видал. На заднее сиденье он забрался лихо, стоило Робу, сняв сигнализацию, открыть ему дверцу. Может быть, замёрз. На руки подышал кое-как ― и припрятал в карманах дождевика. Заняв водительское место и заведя машину, Роб включил печку. Осмотрелся в лобовое стекло ― школа понемногу дремала. Ожидать на горизонте Билли ― всё равно что прикинуться папарацци накануне появления телезвезды. Для кого он слинял вести шоу? Знать бы ещё, сколько у него поклонников. ― Мистер Грей, ― позвал Джорджи с заднего сиденья, шурша рюкзачком, ― тока меня не домой, а к маме. ― А где она? ― У миссис Керш. ― Это на Холм-авеню? ― уточнил Роб, снимая машину со сцепления. ― Не-ет, ― протянул Джорджи ― по голосу слышно, хмурился. ― На Оксфорд-стрит. Машина чуть дёрнулась ― брыкнулась. Упустил вожжи. Сам-то Роб ничего не перепутал ― на память не жаловался со студенческих пор. Помнил количество забитых в полуфинале ― одиннадцать ― шайб, словно лётчик, насбивавший вражеских самолётов. Билли из тех мальчишек, для которых вокруг пальца водить ― соревнование. Что ж, Роб проиграл в первом же ― первом ли? ― раунде. ― Вы… вместе с Биллом должны были туда прийти? ― спросил Роб, помаленьку сдавая назад. В зеркале заднего вида увидел лицо Джорджи ― чуть потеплевшее от заполняющего салон согретого воздуха. ― Да. Миссис Керш нравится, када я читаю… Тока хотите секрет? ― Джорджи немного подался к переднему сиденью. ― Хочу. ― От неё пахнет плохо. Билл грит, это потому, что она скоро копыта откинет. Билл грит. Он ведь не такой? Рядом с Робом ему впору бы напяливать сутану. За пределами его церкви ― дьяволёнок. Выехав с территории школы, Роб повернул на улицу, ведущую к Оксфорд-стрит. Что тогда таилось на Холм-авеню? От Билли не добьёшься прямых ответов, как ни задавай ему вопрос. Найдёт ведь способ побега, будто крохотная ящерка из рук. А ты дави плотнее. Тогда и тельце, и хвост останутся при тебе. ― Ну… Она болеет, Джорджи, ― начал Роб, глянув на него в зеркало заднего вида. ― Я, када болею, не воняю. ― Это совсем другая болезнь. Куда тяжелее. Как… ― задумался он. ― Когда берёшь что-то тяжелее, потеешь ведь больше. Правда? ― У-у, да! ― закивал Джорджи. ― А откуда вы знаете про миссис Керш? ― Билл рассказывал. Билл много чего рассказывал. К чему ни прислушайся, всё ― враньё. А взгляды на Роба ― тоже? Разговор потёк иначе, стоило Робу пересечь первый светофор. От малышни вроде Джорджи легко узнать о первой симпатии ― ведь ей тоже нравится динозавр Денвер, ― о вкалывающей матери, о запахах в больнице, о чутких стариках. Цепляйся за вопросы, словно за выступы скалы, ― и ни одного о Билли Роб не задал. Джорджи бы и не ответил. Притих и без этого ― машину наводнила тишина. Его глазёнки ― новая порция слёз. В Робе когда-то высохли насовсем ― а зудело в самой глубине груди знакомо. ― Как твой зуб, Джорджи? ― спросил его Роб. По турбине плавился свет фонарей ― с сырым отблеском измороси. ― Уже новый лезет! Во, глядите, ― потянулся он к Робу, пальцами оттягивая правую щёку. На миг обернулся ― впрямь в нагой десне виднелась торчащая новая кость. Словно однажды ― в мясе Робовой спины. Не видел, конечно, а всё представлялось ― после, после, ― как оно было. Любое увечье переживается в одиночку. ― Всё ещё хочешь стать Лемьё? ― спросил Роб. ― Ну конечно! Правда, ― вздохнул он, ― мама грит, всё это не то. Не знаю, чего это значит. ― А Билли? ― Билли грит, я самый крутой центрфорвард, ― разулыбался Джорджи, расплывшись по заднему сиденью. Билли много чего грит. Вроде как нечего в нём выискивать нечто правильное, как в давно сдавшем игроке ― какие-никакие характеристики он же жизнь вам сломал! а само просилось на ум. Билли ведь ещё не совсем безнадёжный. Правда? Джорджи притих вновь, опустив взор ― словно и задремал. Притворялся, конечно, ― или сдерживал слёзы под веками. Чтоб точно не показались наружу. Припарковавшись у неприметной пятиэтажки на Оксфорд-стрит, Роб выключил двигатель, повернувшись к нему: ― Приехали. Что скажешь маме, Джорджи? Он пожал плечами, поглядев на Роба ― словно нехотя. ― Не буду его выгораживать. Пшёл он, ― бросил Джорджи, выдохнув носом. Давно, видно, отрепетированная им стратегия. Вздохнув, Роб потянулся к поролоновой шайбочке, болтавшейся под зеркалом заднего вида. Сняв с лёгким щелчком замка брелока, вручил её Джорджи. ― Выше нос, Некстван. Тогда всё будет по зубам, ― добавил он, когда Джорджи принял шайбочку. Поглядел на неё на свету фонаря ― будто держал в руках кусочек золота, выбравшись из приисков. ― Спасибо, мистер Грей! ― выдохнул Джорджи, прижав брелок к груди. Глаза светили на турбину, казалось, ярче фонаря ― круг света дал им ненадолго приют. Выбравшись из машины, он побежал в подъезд, по пути цепляя на плечо рюкзачок. Помахал напоследок ― и жёлтое пятнышко дождевика растворилось за дверью. Роб смотрел ему вслед, ютясь под светом фонаря. Поглядел в лобовое стекло. Билли, интересно, где ютится? Или под чьей лапой.* * *
Хорошо, что Крейгу хватало мозгов не подвозить Билла до дома. Пыльная тачка на обочине, косые взгляды из соседних окон ― эй, Шэрон, чем занимается твой сын? Во что он впутался? Шэрон невдомёк. Билл сам-то с трудом нащупает хвостик нитки, чтоб размотаться. Но всё-таки ― нащупает ведь? Глядишь, и не светило. Он брёл домой по сирым улицам Портленда ― сонные, готовые выпроводить ноябрь. Не выдернул бы его Крейг прискачи зайчиком застал бы вместе с Джорджи, как улицы болтают с ноябрём. Примкнёшь к столбу фонаря ― услышишь каждое словечко. Зубы постукивали ― сколько ни пихал в карманы куртки кулаки не дрожи так а от холода ли? Грей не похож на человека, который сдаст Билла копам ― что те ни пообещают в награду за сведения. Джесс Мур отделался компенсацией и ― наверняка ― парочкой публичных раскаяний. А до Билла и дела Грею нет. Билл не из тех, на кого такие, как Грей, точат копья. Больно мелкая дичь ― и стрелять в тебя жалко. Он свернул в квартал, ведущий к дому, ― ощерились на него фонари, словно хозяйские собаки на пришлого чужака. А-а, явился-таки. Ну проходи, проходи. Каково нарушать обещания? Джорджи такого нахватался ― от Билла да матери ― столько, что пережёвывать будет до отъезда в колледж. Сладости, подаренные без повода и застревающие в зубах. Выковыривал до сих пор. Жаловался, бывало, ― прицепились, чтоб их. Нарушать обещания ― семейная традиция, переходящая в наследство. Куда ни пробуй заныкать, словно драгоценности в ломбард, ― накрепко с ней связан. Невдалеке горели окна первого этажа ― кухни. Мать, значит, дома ― корчит из себя заботливую, поносит Билла, пока его нет, да их макароны с сыром. Это она не знает, за что его можно поносить ещё. У Крейга сотня причин. Покумекав, отыщет вдвое больше. Это он охотник на мелкую дичь ― не Грей, копья сточивший о крупную. Мелкая дичь, сродни Биллу, советовала бы ему ― не попадаться на глаза. Петлять активнее, замазывая следы. Выдохся уж. Билл поднялся на сырое крыльцо ― скрипнула под ногой доска. Распахнув дверь, погрузился в тепло прихожей ― и запах тушёных овощей. В животе повело ― и отпустило. Сегодня Крейг его уже кормил. Сглотнул ― в слюне горьковатый привкус спермы, не перебитый мятной жвачкой. За жвачку, кстати, тоже отсоси. Разувшись, Билл поднял голову ― Джорджи на диване не повернул к нему своей. Теребил в руках что-то круглое, похожее на резиновый мячик. ― Ты где шатался? ― вместо приветствия бросила Шэрон, показавшись из кухни. Лицо бледное ― от носа к губам пробивались устья морщин. Высохшие ― всю влагу, что могла бы их напитать, она давно пролила. Не реветь же, в конце концов, по Биллу. Потерянные души на то так и зовутся ― что больше их никто, даже матери, не ищет. ― Я был… Работа, ― брякнул Билл, отведя глаза. Не соврал же? ― Работа? ― прищурилась Шэрон. ― Да, я… мою по-осуду в «У Уилки». Два доллара в час, ― пожал плечами он, снимая куртку. Она потёрла переносицу. Вздохнула. Не поверила. Если где и затаилась надежда ― он ведь не такой, ― гнала её оттуда как можно дальше. ― Ты должен был предупредить Джорджи, ― наконец сказала мать. Голос звякнул ― стальные инструменты хирургов, кромсающих опухоли. Или чужие позвонки. ― Либо забрать его. ― Я знаю, я… ― Билл, это не шутки. Он прождал тебя три часа. До темноты, ― рубанула она. Билл не отбился ― насквозь, почудилось, прошло. ― Пока учитель его не привёз. ― Какой ещё?.. ― Мистер Грей, ― подал смурной голос Джорджи с дивана ― разглядывая что-то в руке. Примерялся, может, не швырнуть ли в Билла. Что ж, заслужил. Давай ― даже не увернусь. Даже не постараюсь. Похоже на Грея. Подбирать птиц с ломкими крыльями, уносить хромых зверьков с магистрали. Билл уж давленый. Пусть не старается. Вздохнув, он замер возле двери ― ногами чувствуя влажноватый от уличной грязи коврик. Стопы покалывало. ― Это первый и пос-следний раз, ― наконец сказал он, облизнув губы. ― Не первый, ― заметила Шэрон. ― Сколько раз ты его бросал? ― А ск-колько ты?.. ― Тебе в тягость любая просьба, ― перебила она, скрестив руки на груди. На локте белел давно затянувшийся шрам ― вроде как её папаша в детстве побивал. Вроде как она хотела другого папашу для своих детей. Вроде как Билл нашёл того, кто оставит шрамы глубже. ― Особенно моя. Честно? Я не верю, что ты нашёл подработку. Не знаю, где ты шляешься. Не знаю, что у тебя за дела. Ты ничего обо мне не знаешь. ― Мать года, ― хмыкнул Билл, подхватив с пола рюкзак, и направился к лестнице сквозь гостиную. Слышал, как Шэрон вдохнула ― глубоко, как перед погружением под воду. В случае с Биллом ― в вонючее болото. Её в больничке дрессировали, как собаку-поводыря, ― как не срываться в стрессовых ситуациях, когда пациент срёт под себя или ни хрена не жрёт, сколько ни пихай ему в рот ложек. А с Биллом терялась. Не то менять памперс, не то молоть пюре. ― Дж-джорджи, ― позвал Билл, остановившись за диваном. Поскрёб указательным пальцем изголовье, будто играл с котёнком, ― нет, не сработало. ― П-прости. Я п-правда хотел… ― Если б ты хотел ― пришёл бы, ― отчеканила Шэрон, не сдвинувшись с места. Взглядом сторожила ― как бы паршивый щенок не притронулся к её кутёнку. ― Джорджи… ― Не отвечай ему ничего, Джордж. ― Я… ― А ты поднимайся к себе, пока… ― Я хотел… ― …не дойдёт, в чём виноват перед братом. Сука. ― Да заткнись! ― заорал Билл, шагнув от дивана. Бросил взгляд вниз ― Джорджи зажал уши ладонями, покачиваясь, словно чтоб пробудиться от кошмара. ― Заткнись! Мне пялиться на по-олудохлую Керш? Ему п-пялиться на полудохлую Керш?! Он ни хрена не до-олжен там торчать с ходячим т-трупом старухи! В кв-вартире, где ссаньём несёт из ка-аждого угла. Шэрон молчала ― рука у неё дёрнулась, того гляди накроет рот. Не отвечай-не отвечай ему. Ты ведь его совсем не знаешь. Показалось, и телик заглох ― ведущий новостей тарахтел прогноз погоды вполголоса. Облачно, дождливо. Возможен снег. Встречай, Портленд. Когда-нибудь у Билла получится быть другим. Быть хуже. Ты ведь не такой? Он часто дышал ртом, как при насморке, ― теплоту дыхания чуял кончиком носа. Шэрон ― вдыхала глубже. Может, считала до десяти. Чтоб успокоиться. Или давала ему время скрыться. Развернувшись, Билл бросился к лестнице и взбежал на второй этаж. Не к себе в комнату ― там она сыщет, как только сосчитает до десяти. В ванной, запершись на замок. Бежеватый кафель сдавливал ― Биллу ― дыханию ― тесно. Распирало стенки, как газ ― прямую кишку. честно? я не верю Куда там. Шэрон до веры далеко ― во всё на свете. В бога, в сына, в медицину. Один Билл за неё ― её остатки ― хватался. Не в себя, конечно, ― в Грея. Они с Греем с разных планет ― на одной возводят сады, на другой развязывают маленькие войны. Сколько перенесло Биллово сердце? Сколько перенесёт ещё? В него ткнут пальцем при входе в школу ― эй, это ты убил Генри. Цапнут наручниками за спиной ― прямо как Макс Гриви в дебильном сериале, под который Джорджи лопает овсяные хлопья. Переключив, в новостях увидит Билла. Эй, Билли снялся в эпизоде, да? Жалко, что жизнь не кино. И контракт на свою роль так быстро не расторгнешь. Уткнувшись в ладони, Билл горячо выдохнул ― перед гулким всхлипом побо-о-о побольше? побольнее? поболит ― и пройдёт. И звёзды будут светить тебе вечность. Разрыдавшись, он глушил всхлипы кулаками ― впору бы оба затолкать в мокрый рот. Как ты выпутаешься?