вдребезги

      Библиотека пропиталась запахом пыли ― вплоть до книжных страниц и мягких сидушек стульев. Билл пососал нижнюю губу, осмотревшись в тесноватом архиве, ― всё лучше, чем пыль выгребать из углов.       Даже из тех, куда ― может, кроме ворчливой китаянки миссис Ли ― никто не заглядывал.       В Билловой душе-жизни-сердце тоже таких полно. Раз не вычищал их       во что ты впутался       с чего бы браться за другие.       Тормозящий компьютер тянул только «Сапёр» ― Билл раз двадцать шмальнулся на мине. После двадцать первого оглядел вверенные ему миссис Ли карточки.       ― Всё это нужно перепечатать, чтобы навести порядок, ― сказала она, едва Билл пришёл, и проводила его в архив. ― А к тому же многие карточки ― вот, видишь? ― поистрепались. Как думаешь, как тот, кому нужен школьный архив, найдёт необходимый документ?       ― Спросит у вас.       Экзамен её Билл, верно, провалил. Миссис Ли, сверкнув очками на цепочках с бисером, притащила ещё одну пачку и ушла в зал.       Подтянув под себя ногу, он попробовал разобрать это дерьмо по алфавиту ― да со вздохом бросил. Щурясь, вертел так-эдак карточки. Фамилии-имена-даты ― куча надгробных плит в его власти.       Билл ― гробовщик целого кладбища.       Как бы самому здесь не сгнить ― живот поднывал, напитавшись только сукровицей из нижней губы, да пожигало затекающую поясницу.       Матери бы зато понравилось ― наконец-то дурной сынок сошёл с папашиной тропки.       Не знала, конечно, что Билл её давненько следом протоптал ― чтоб не зацвела сорняками.       А если б знала ― было бы лучше?       Ох, она бы избавилась от него, как от паршивого щенка из помёта ― с пятном не на том месте или носом в веснушках вместо чёрного. Сдавать в реабилитацию дороговато для репутации ― все, все-е-е судачить станут, какой у Шэрон Денбро изговнявшийся сынок.       Не отмоешь ― пропитался запахом. Так что только усыплять.       Шэрон об этом не знала, зато наизусть ― диагнозы пациентов.       Интересно, какой влепила бы тебе?       До деменции далековато ― память не проседает       а зря       до Альцгеймера вроде как тоже ― пока не начал теряться в пространстве. Может, рак? Цветущий во всём теле, выкорчевавший из тебя все надежды.       А думал, гореть будут вечно ― как наклеенные отцом на потолок звёзды.       Перепечатав с десяток карточек, Билл нахмурился, остановившись на имени прошлого директора. Остановился и болезный курсор ― без попытки его реанимировать, сколько ни долбал по клавиатуре.       Пациент в коме.       Надо было всё-таки тащиться по материнской тропке, хоть и спотыкаясь, ― знал бы, что ли, как его привести в себя.       ― А, клёво, ― подпёр голову кулаком Билл. ― Лучше б т-таскал с Греем бандуру в зал.       Надорвался бы ― и пусть. Хотя бы посплетничали про Дэвиса ― и про то, что лечить ему надо себя, а не головы подростков.       А учителей?       Грей не из тех, кто к нему захаживал бы на сеанс часовой болтовни, пропитанной вонью Дэвисовых носков и… чего-то похлеще, в общем.       Грей не как Генри. Не как Билл.       Грей в юношестве небось зарабатывал десятку, разгребая подъезды соседей от снега.       Грей не из тех, кого думают усыплять, ― потому что не родился с ненужным пятном на шкуре.       Билл моргнул. Курсор ― нет.       Хмыкнул ― сколько раз он отстучал Греево имя в мыслях вместо щелчков по клавишам?       Берегись, Билли. Впечатается.       Поднявшись со стула, он на всякий случай подолбил ладонью по бочине системного блока. Отошёл ― лучше не рисковать. Взорваться в двадцать второй раз ― не понарошку ― не лучший исход.       Даже для драчунов. Даже для тех, кого планируют усыпить.       На стеллажах архива ютились альбомы ― вместившие всю историю школы. Полистав парочку ― страницы дохнули на него затхлым запахом, как материны пациенты       вроде старика Симмонса, ага?       вернул на полки. Схватился за третий ― поближе к нынешнему году. Всё интереснее, чем таращиться в коматозный монитор.       Вытерев обложку основанием ладони, Билл скривил рот ― выдающиеся студенты. Те самые, которые без лишних пятен в помёте породистых псов ― и которых тащат на выставки за регалиями.       На страницы вот такого альбома за девяностый ― девяносто пятый Биллу никогда не попасть. У него и фотки-то подходящей нет ― последние мать делала, когда ему было семь.       Когда то самое пятно на шкуре ещё не проступило.       Неподалёку шаркали шаги миссис Ли ― Билл обернулся, засёкши её полутень в дверном проёме, ведущем в архив. Полутень растворилась, поборенная светом коридора, ― и он открыл альбом.       Пролистывал фотку за фоткой ― породистые щенки как на подбор. Уже с регалиями. Такие, у которых никогда не будет дурного       хозяина       покровителя. Вроде Крейга.       О, только бы ему об этом не проговориться. З-знаешь, я тут подумал, что… ― мы не пара? ты урод? ты конченый?       Ты испортил мне жизнь.       Как отец ― матери.       Дэвис наверно ляпнул бы ― в Билле вроде как зашита программа, как в тугодуме-компьютере, который виснет на сложных задачах.       Не удалишь ― встроенная.       Перелистнув фото какого-то бейсболиста ― наверняка дал бы в рот Вафле под лестницей, ― Билл нахмурился. Всмотревшись, моргнул, как отмерший курсор.       Говорил же, на нём нет предательских пятен. И что таких пацанов встретишь зимой расчищающими соседские подъезды.       Тот, что на фото, сошёл бы, верно, Грею в сыновья. Ни шрама на лице, ни морщинок у глаз, ни растворившейся в них горечи ― юношеский задор. До того ярый, что вздул пару прыщиков на подбородке.       Не портили. Захоти Билл с таким потусить ― да подымить хотя б хобариком на Вудфорд-стрит, ― оплакивал бы отказ, как Вафля ― каждый не распробованный член.       Фото обрезало логотип его зелёного джерси, ворот облепил защитный щиток со стёршимся имечком бренда. Вчитавшись в сводку рядом ― не криминальная       не как сложенная однажды о нём       Билл вдохнул. Портлендская юношеская сборная, «Чёрные медведи» Университета Ороно ― готовая путёвка на отбор в высшую лигу, короче.       Что, билетик порвал? Потерял по пути?       В школах на посту физрука точно такие не отстёгивают ― хоть сколько будущих выдающихся студентов научи правильно отжиматься, не проседая животом до паркета.       Грей, оказывается, учился в Диринге.       Губу запекло, словно прижгло чужим кулаком, ― морщась, Билл разжал зубы. Выдохнул, глотая кровь-слюну-кровь.       Грей такой сколько напился?       Своей, конечно. Те, кто не имеет лишних пятен на шкурке, не пьют чужую.       Может, и «Циннамедрин» для того, чтобы перебить её вкус?       Опустившись на стул перед компьютером, Билл вновь вгляделся в фото.       Грей не походил на торчка, который перебивается таблетками, ― не подвела интуиция. В Билловой голове портретов таких уродов с посиневшими лицами целый каталог.       Грей походил на пациента Билловой матери ― и насчёт назначения таблеток вряд ли обманывал.       Прищурившись, Билл вскинул голову, вспомнив гравюру со стариком в хазе, где обретались Крейговы… приятели. Пусть так. Окличет иначе ― вырвется случайно.       Вырвет следом Билла ― от удара в живот потяжелее.       Грей носил шрамы, словно вернувшийся с фронта. Словно вернувшийся с фронта, никогда не расскажет, что повидал по ту сторону       смерти       борта хоккейной коробки.       Во что он впутался?

* * *

      Плюсы затупивших системных блоков ― до шести часов вечера они тебя не удержат. А Бауэрсу так могло бы повезти?       Дождь громыхал по отсыревшим тротуарам, ведущим к школе. Постояв под козырьком крыльца, Билл, нацепив капюшон толстовки, бросился к школьному таксофону. Насчитывал монетки в кармане джинсов другой рукой, шмыгая сырым носом.       Если Крейг из тех       нет, одумайся       кто вытягивает из беды, то пожертвует временем для него.       Он как мать, вообще-то. Тратил его на тех, кто гарантированно сдохнет.       Билл тоже входил в их число. Не когда-нибудь там, когда в космос начнут выпрыгивать туристические звездолёты, ― а в обозримом будущем ― во-о-он видать, прикрывшись ладонью, как козырьком кепки.       Сняв сырую трубку, Билл поморщился, набирая знакомый номер знакомой хазы. Насчитал гудков семь ― тянучих, как жвачка, прилипшая к волосам.       Ветер встрепал Билловы, прокравшись внутрь будки, ― а-а, малец, ну чё? не берут?       Берут. Только сзади.       Оглядев вымокшие кеды на бетонной подкладке будки, Билл вновь прикусил нижнюю губу. Если сдохнет, Крейг будет жалеть?       Или прям после похорон       до       найдёт себе ещё одну сговорчивую манду?       У него получалось ― как у режиссёра культового кино. Сколько дублей у Билла ещё в запасе?       ― Да, ― рыкнул Крейг в трубку.       Билл на миг отстранил её ― как бы не откусил ушной хрящ.       ― Эт-то я. Я хотел…       ― Скок раз те сказать ― не звякай сюда, манда, а.       ― Я… ― Билл облизнул губы, покоцав ребром монетки под циферблатом. ― Я знаю. Я п-помню. Просто…       ― Ну?       ― Ты н-не мог бы мня-збрать-пжлуста? ― навыплёвывал Билл сквозь губу, вдавливая монетку в ржавую язву телефона. ― Я оч-чень… вымок, короче. По-пож-жалуйста, Крейг.       ― У меня дела.       ― А…       ― Ты мне, кстати, нужен, зайчик.       В голос будто просочилась улыбка ― обещание ласкового прикосновения.       ― Я п-приду.       ― Шустрее прыгай.       В ухе звякнуло ― он положил трубку. Моргнув, Билл повесил свою на рычаг таксофона.       Опустил взор на кеды вновь ― авось и выдержат. Авось и у Билла впереди куча несыгранных       ты мне кстати нужен       дублей.       Лучше бы он не прошёл эти дерьмовые пробы тогда, пару годков назад.       Привалившись затылком к ледяной стенке будки, Билл прикрыл глаза. Грей, интересно, тоже о чём-нибудь жалеет?       Делит жизнь между сожалениями и мечтами, верно. Кормит сразу двоих зверей ― кому больше достанется.       Кормит собой. От этого у него под самым затылком шрам, да?       Открыв глаза, Билл огляделся, выпрямив шею, ― пусто. Школьный двор приглядывал за пятком машин на парковке, засыпал под шёпот дождя ― заклинание, от которого никогда не пробудишься.       Глаз Билл больше не смыкал. Силы бороться ― капля на смех мамашиным пациентам, ха, ― в нём ещё оставались.       Грей, интересно, все порастерял?       У него взгляд циркового слона, таскающего реквизит тяжелее раз в десять.       Может, переломился?       Шагнув, Билл вздрогнул ― в кедах хлюпнуло, под подошвой вспузырилась вода.       Лучше бы торчал в библиотеке миссис Ли ― нашёл бы ещё чего интересное в пару к фото Грея студенческих лет. Ношеное джерси ― мечта оголтелых фанаток с голыми коленками.       Красными ― и тебе отсосу.       Джерси красное ― неродной цвет, прилипший.       Какую боль ты глушишь?       Найти бы, где она прячется.       Биллова ― в самом сердце, например. Вот и достать наружу не мог, словно надоевшую глубокую занозу.       Дверь спортивного корпуса грохнула ― и Билл обернулся. Щурился ― да глаза вытаращил.       Ладно, он уже выкинул ту сраную брошюрку. Грею об этом можно доложить?       Если б прочёл ― от Крейга, может, захотел бы избавиться. Захотел сильнее.       Сильнее, чем последнюю неделю.       Долбанувшись о хлипкую дверцу будки с битым стеклом, Билл вылетел под дождь, чавкая кедами.       ― Мстр-Грй! ― крикнул, поправив капюшон. Дождь украл его клич ― и, набрав воздуха в лёгкие, Билл заголосил: ― Мистер Грей!       Он остановился на полпути к парковке, держа руки в карманах. Искал ключи? Таблетки?       Боль?       Ну ту, что затерялась у него невесть где. Которую не сыщешь без карты.       Дыша ртом, Билл остановился перед ним, упёршись руками в сырые коленки. Горло жгло ― запёкшаяся ранка пульсировала, словно только вскрытая.       ― Что ты здесь делаешь, Билл? ― спросил Грей. ― Ты же весь вымок, ну.       ― Я… Вы-мня-не-двезёте? ― поднял голову Билл.       Кланялся ему будто, как исполинскому зверю. Тому, который проламывает лапами лёд.       Билл выпрямился, сглотнув.       ― Горе ты, ― покачал головой Грей. ― Идём. Нечего под дождём слоняться.       У Грея была «Шевроле» ― с длинным таким задком, как насекомое. Не старенькая, но и не только что с конвейера.       Плюхнувшись на переднее сиденье, Билл вдохнул поглубже носом ― тепло и сладковатый запах внутри салона.       В Крейговой тачке воняло дешманским табаком и травой из отсыревших косяков ― словно в гробу давно отстрелявшихся       отстрелянных       гангстеров. Вдруг и Крейгу туда же дорога?       А запах в машине ― предзнаменование.       ― Я думал, ты до шести отбываешь наказание, ― заметил Грей, сев за руль и хлопнув дверью. Завёл машину. ― Пристёгивайся.       ― Компец затупил. Вот мис-ссис Ли меня и… ― Билл присвистнул, щёлкнув ремнём безопасности. ― А как ваша отработка с Бауэрсом? Уже ус-спели его сгноить, да? Тока честно.       ― Он не пришёл.       Грей включил обогрев. Потянувшись к Биллу ― лапища, и краги не нужны, чтоб захапать, ― проверил поток воздуха из вентиляции над бардачком.       Понемногу теплело. В салоне, сдавливая прохладу, ― в Билловом нутре.       Глубоко в животе, как от пустившей наружу кровь раны.       ― Так и д-думал, ― фыркнул Билл. ― Скажете Миллер об этом, да? Ну чтоб… ка-арму подпортить.       Ещё остались для этого белые пятна?       ― Может быть. Только толку нет, ― ответил Грей. ― Для Генри. Это в голове порядки не наводит.       ― Точно. Там уж ничё не по-поможет.       Они замолчали ― Грей выезжал с парковки, пятясь. Билл на всякий случай придержался за ручку двери ― вдруг и у него манера водить такая, что желудок подскакивает до самой глотки.       ― А как насчёт тебя, Билл? ― спросил Грей, когда они развернулись к выезду с территории школы.       ― Я на пути и-исправления, ― сложил Билл ладони перед грудью, словно на исповеди. ― Мне трудно попортить карму.       Уже и так загажена ― Аламогордо после ядерного взрыва.       Говорят, там до сих пор не растут цветы.       Вот и у Билла в душе ― могильник.       ― Так куда тебя везти?       ― На Холм-авеню. Это в д-десяти минутах отсюда, ― махнул Билл ладонью куда-то в окно.       По стеклу зашоркали «дворники» ― разбивали дождевые капли. Грей, хмурясь, почесал мизинцем бровь ― ту, откуда шрам стекал к скуле.       ― Ты же, кажется, в другой стороне живёшь, ― припомнил он.       До пути исправления Биллу далековато, в самом деле, ― ещё дальше, чем Генри.       Берегись детей, прикидывающихся хорошими. На Рождество у Санты они просят перочинные ножи ― не картошку начищать в школьных походах, а пырнуть одноклассника в туалете.       ― Э-э, да-а… ― протянул Билл, потирая боковой шов джинсов. ― Но мать сейчас у своей па-ациентки. Миссис Керш. Вот и мне над-до туда…       ― Помогаешь ей?       ― Ага. Вроде того.       ― А что с миссис Керш? ― спросил Грей ― сомневался, видно, стоит ли узнавать вообще.       Ха, значит, дальше с расспросами, как хирург со скальпелем, не полезет. А уж от этих Билл отбиться может.       Крейг говорит       ты мне кстати нужен       он талантливый. Не врёт, а наёбывает.       ― А у неё рак, ― пожал плечами Билл. ― По-оследняя стадия вроде бы. Че-четвёртая или пятая… Это мать лучше знает.       ― У неё тяжёлая работа, ― кивнул Грей. От дороги взгляда не отводил ― Билл этим спасался. Руку от шва убрал ― хоть и поскрести его, пока трепались, тянуло. ― Ты молодец, что ей помогаешь.       Билл угукнул, отвернувшись к окну. Лицо запекло ― словно жар от губы расползся по всей коже.       Вплоть до ушей. Вплоть до затылка, исколов мурашками.       Во что ты впутался?       Ох, он бы рассказал Грею. Грей выглядел как тот, кто готов слушать, ― хоть и в подсобке у него вместо регалий, выписанных психологам, мячи да обручи.       Но не готов рассказать сам.       Билл оглядел его, когда жар на щеках подостыл, ― совсем не похожий на мальчишку из школьного альбома.       С тем ходить на свиданки ― тыкаться пальцами в ведре с попкорном.       С этим прятаться в спальне. Или прокрадываться в неё тайком ― пока он спит.       Врать про страшные сны ― заныривать под тяжёлую руку.       Хорошо, что Крейг над его мыслями       только телом       не властвует.       ― Кем ты хочешь стать, Билли? ― вдруг спросил Грей, когда они проезжали музыкальную лавку ― Билл примечал её витрину по пути к Крейгу. ― Не будешь же ты всю жизнь торговать дрянью. Верно?       ― Вод-дителем «Замбони».       Переспросит?       Нет ― улыбнулся. Щёку продавила неглубокая ямочка.       ― Любишь хоккей?       ― А вы? ― склонил голову к плечу Билл.       Ну давай, расскажи ― как пихнул, что шайбу клюшкой, билет в жизнь бог весть куда ― не угнаться.       Грей не из тех, кто сознаётся запросто. Вытягивать надо ― будто на интервью с капризной звездой.       ― Люблю, ― признался он. Большой палец парочку раз долбанул по рулю.       ― Я в общем тоже. Но не как Дж-джорджи. Он фанат. Сл-ледит за всеми матчами, плей-офф и всяким таким… Прикиньте, у него даже та-абличка есть. Он там ведёт все эти… св-водки, результаты. Сам нарисовал.       Билл покосился на него ― ямочка со щеки растворилась.       ― Как его зуб?       ― Таскает с собой. Говорит, как будто пол-лучил травму на льду, ― усмехнулся Билл.       У Грея такие наверняка бывали ― не надавил ли Билл на застарелую, которая просила горстей обезбола покрепче?       Не поймёшь. Лицом он ловил сероватые тени ― дождь укладывал, как краску мастихином.       Соскоблить бы ― яркие ему предложить. Эти-то точно будут к лицу, а?       Билл облизнул губы ― нет, заигрался. Интервьюер из него никакой ― от таких замкнутые звёзды сваливают со скандалом.       Грей как-то терпел его общество ― пока. Остановившись на светофоре, постукивал пальцем по рулю, отклонившись на спинку кресла, ― отсчитывал, видно, секунды.       До пункта назначения ― когда сможет наконец вдохнуть поглубже.       Ты задавил меня, Билл. Придушить вздумал, даже не коснувшись?       Миссис Керш он никогда не дразнил ― даже про себя. Грея взялся ― может, потому что сразу и не понять, чего там гниёт у него внутри.       Кладбище воспоминаний. Прямо как у Билла ― могила за могилой перекопаны, кладёт в ямы свеженькие.       Сегодняшнее вскроет до костей, прежде чем зарыть.       ― Он хочет играть в хоккей? ― спросил Грей ― словно пару минут они и не молчали ― каждый эксгумируя воспоминание за воспоминанием.       ― Нав-верное, ― брякнул Билл.       ― «Наверное»? ― повторил Грей, подняв брови. ― Ты не знаешь, что нравится твоему брату? Кем он хочет стать?       ― Сл-лушайте, мистер Грей, я о себе-то этого ни фига не з-знаю.       И много чего ещё.       Хотел пырнуть его, как скальпелем наживую, ― ха, не вышло.       Ну почти. Отвернётся ― Билл посаднит пальцем лёгкий укол остриём.       ― Я знаю, чё вы д-думаете, ― бросил ему Билл, скрестив на груди руки и притиснув к животу влажный рюкзак. ― Безнадёжный Билли, да? И в-всякое такое.       ― Билл…       ― Я привык.       ― Никогда не считал тебя безнадёжным.       Грей как раз из тех, кто мальчишкой на Рождество выпрашивает перочинный нож для походов.       ― Не думаю, что твоё, ну… нынешнее занятие говорит о тебе как о безнадёжном, ― продолжил Грей, чуть наклонившись к рулю ― высматривая место для парковки. ― Ты ведь ещё и старший брат. Помогаешь матери с пациентами. Ну и с таблетками мне помог. Так ведь?       Пару пунктов можно смело вычеркнуть ― и светлый образ Билли Денбро, рисованный цветными мелками, смоется истиной, как дождём с асфальта.       Билл попробовал улыбнуться, не поднимая взгляда, ― нижнюю губу стянуло. Того и гляди лопнет корочка на ранке.       Не улыбайся, гадёныш. Думаешь, это смешно?       ― Так, ― выдавил он, потерев переносицу. Подняв голову, спохватился: ― А можете меня прямо т-ту…       ― Ты промокнешь, Билл. Какой подъезд?       С Греем спорить бесполезно.       С Крейгом ещё можно попробовать. Одна надежда ― что к окну хазы он не прильнёт.       ― Вон тот, ― вздохнув, махнул Билл рукой. ― Вт-торой отсюда.       Грей припарковался напротив ступенек, ведущих под крыльцо подъезда. Сглотнув, Билл уставился перед собой ― слушал гудение мотора «Шевроле», шум дождя ― где-то словно, не снаружи.       Греево дыхание.       Будто они заныкались всё-таки где-то в тёмной, как склеп, спальне ― и никому до скончания времён их больше не добудиться.       ― С ремнём помочь? ― спросил Грей. ― Он клинит иногда.       Откуда ему знать? Девчонок катает, да?       Вафлю?       Билл мотнул было головой, потянувшись к ремню, ― Грей опередил, щёлкнув кнопкой и поддев его.       ― Сп-пасибо, мистер Грей, ― улыбнулся Билл. Не натянуто хоть? Теперь и не разберёшь. ― Из-звините, что…       ― Всё путём.       ― За Вафлю, ― выплюнул Билл, зажмурившись. На миг всего ― распахнул глаза, и тени на Греевом лице углубились. ― Я тогда сказал… д-дурость, в общем. Простите.       ― Всё путём, ― повторил он, кивнув на дверь. ― Не мокни. В подъезд ― бегом.       Ухмыльнувшись, Билл всё-таки выбрался из тёплого ― спальня-склеп ― салона «Шевроле», окунувшись в холод. Помахав Грею рукой, ринулся под крыльцо.       Согретые руки прятал ― хоть и хлюпало в кедах.

* * *

      В хазу Билл протолкнулся сквозь дым ― и мякоть чьего-то тела у стены коридора.       Поёжившись, запихнул кулаки глубже в карманы куртки. Холодило ― словно заглянул в рефрижератор.       Здесь тоже трупов полно. Будущих, конечно, ― как ты.       Крейга он нашёл на кухне ― прилипшим к окну, будто плёнка. Поморщившись, Билл покосился на раковину ― от скисшей посуды тянуло вонью.       ― Чё так долго? ― кинул Крейг, не оборачиваясь.       Билл сомкнул носки мокрых кед, привалившись задом к косяку ― на всякий случай. Когда Крейг пустит в дело что-то       нож, чтобы его пришпилить       Билл устоит. Ненадолго.       Он тоже из тех мальчишек, которые в толчках кромсают одноклассников.       ― Так по-олучилось, ― пожал плечами Билл.       Крейг не оборачивался. Он глубже вдавился мышцами в косяк.       ― Кто тебя привёз?       Ни «зайчика» тебе, ни «манды».       Билл всосал нижнюю губу, пожёвывая краешки ранки.       ― Кто тебя привёз, я спрашиваю, а?       Голос осел до хрипоты ― предупреждение, как шелест сухой травы в степях.       ― Я п-приехал на такси, ― ответил Билл.       Дрогнувшим голоском ― словно клич глупой антилопы, отбившейся от своих. Он видал по телику, и как их жрут ― тоже.       Грей не охотник вот. Не хищник. Не свой.       Кто?       ― На такси, ― не то уточнил, не то переспросил Крейг.       ― Ага. Я…       ― Откуда у тебя хрусты на водилу, а?       ― Я не за-автракал. Вот и… ― Билл побренчал мелочёвкой в кармане, опустив глаза. Под кедами промчался таракан.       Хорошо, когда для пряток есть своя щель.       Крейг вздохнул, наконец повернувшись, ― ниже Грея на голову, у́же… на пару плеч? А так считается?       Лицо его с острым подбородком ― поблёскивающее от осевшего дыма-пота-испарений ― запятнали тени. Смазали эмоции, читать возьмёшься ― не разглядишь.       ― Топай давай в комнату, манда, ― рявкнул он. ― Чё встал-то тут, как блядина?       Билл попятился в коридор ― под потопивший его сумрак, где мякоть тела можно нащупать не одну.