вдребезги

      Школа — здание с выгоревшей фотографии в старом альбоме.       Листать его Роб маленько, признаться, устал. Детвора боязливая, словно новобранцы на стрельбище.       Глядели на него порой, как на полевого командира. А если в нас, дескать, пальнёт?       Нервы им бередят учительские санкции. То заставляют ходить на отработки, то названивают родителям чаще, чем журналисты, требующие аудиенции со спортсменом.       Катитесь-ка к чёрту.       Роб поглядывал на номер миссис Денбро — дополнивший столбец других в записной книжке на учительском столе подсобки.       Ну звякнешь. А скажешь что?       Нажалуешься       ха-ха, стукач, что ль?       на малолетка, который пренебрегает его упрёками. А она оттаскает Билли за уши.       Потом он пожелает оттаскать Робертовы.       Круговорот агрессии в природе и маленькой экосистеме, откуда лучше не изымать звенья. Школьники, ненавидящие учителей. Клерки, ненавидящие начальников. Спортсмены, ненавидящие тренеров.       Может быть, это впитывается с материнским молозивом. Когда она шипит, стоит посильнее беззубым ртом ухватиться за сосок.       Роба, наверное, выкормили смесью из бутылочки.       Может быть, не выучился ненавидеть свою боль. А так, ну… к ней привыкаешь, как к назойливому зверьку, и балуешь лакомствами-таблетками. Притихнет — хорошо, заскулит пуще — ну-у-ну, ещё ацетаминофенчика?       Авось у него просто бесполезные таблетки. Мел, размолотый с мукой и слепленный для продажи. Разводка, как для заколотого вусмерть наркомана.       Я не такой. Не такой же?       Сомневаешься в этом, когда при виде таблеток — щелчок блистера, глоток воды — вспыхивает в голове, как при виде салюта.       Инстинктивное желание не то бежать, не то обворожиться.       Роб пока выбирал первое. А бежать, наверное, поздно.       Не успел перехватить шайбу — жди передачи.       Он шёл в кабинет мисс Миллер, покинув спортивный корпус. Осень скрадывала по минутке от дней — и напускала на Портленд жадные сумерки. Отсыревшие борта хоккейной коробки им нравились больше всего — дождь с них слизывали, как голодные собаки.       Робу не отогнать. Замахнётся палкой — сумерки кинутся на него.       Сожрут с потрохами, разгрызут кости. Даже гнилые.       Или что в них пряталось — лакомое для них, лакомое для его боли?       Пара мальчишек, списав расписание шахматного клуба у стенда в холле, обернулась, заслышав его шаги. Подпихнули друг друга локтями — поздоровайс-с-ся, — улыбнувшись ему и кивнув.       Роб улыбнулся в ответ, остановившись у двери кабинета директора. Значит, лёгкая синева под глазами отпугивала только его в отражении.       В больнице он начал побаиваться своей тени — той, что тащится вдоль стен, согнувшись. Приютив боль — да ладно, взял на передержку, — отражение.       Передай другому.       Секретарша, сверившись со списком — ах да вам назначено, — кивнула на дверь. Постучав, Роб вошёл. Мисс Миллер приподнялась с кресла, улыбаясь — словно готовая вручить ему награду за почти-приручение малолеток. Ну или выговор — не справился, проваливай.       Было б куда.       Было б куда — Роб бы тут не оказался.       Он такого наслушался в больнице — подцепил от других пациентов и соседей по палате.       Было б куда.       Сев в кресло напротив, Роб осмотрелся, будто оказавшись здесь впервые. У мисс Миллер на столе порядок, которому позавидует офисный клерк, на стенах — бог знает за что награды-дипломы-выписки за бликующими стёклами. Словно строгий взгляд из-под очков — не очень-то охота на такой нарваться.       — Ну, мистер Грей, — начала она, сложив пальцы в замок на столе, — накопили впечатления за все эти дни?       — В общем да.       — И как же вам?       — Ну… противоречивые.       В двух словах и не изобразишь. А рассыпаться на двести Роб не охотник.       Мисс Миллер подняла выведенные карандашом брови — ждала ответа понаваристее. Чтоб было чем нахлебаться.       Роб не голодал.       Он вздохнул, подёргивая коленом. Тоже приручённая привычка — из того же помёта, что и его боль.       Обе родились в восемьдесят седьмом.       — Зал, инвентарь. Дети, которые кувырок делают, как… — Отведя взор, он поглядел на фикус на подоконнике. Ни пылинки, рядом — пульверизатор. — Вы катались на коньках?       Роб вернул взгляд на мисс Миллер — она хлопнула тёмными глазами, разомкнув замок из рук.       Отпер?       — Конечно, с детьми, — ответила она после недолгой паузы. — Только при чём тут…       — Напрокат берёте?       — Напрокат. Но…       — Вам всегда выдают заточенные?       — Разумеется!       Роб словно уголька подбросил в тлеющую печь. Чуть-чуть — и обожжёт.       — На них ведь комфортнее, чем на забитых? — спросил он.       Мисс Миллер поглядела на него в упор — взор заострился, а после смягчился на миг, будто коротким ударом она осталась довольна.       Может, это работало со студентами. Больше не будешь? Больше не бу-у-уду.       — К чему вы, мистер Грей? — спросила она, вздохнув.       Пальцы вновь сложила в замок — что-то в них заперла.       — Дети с удовольствием бегали бы на уроки. Если бы их ждал хороший инвентарь и не отпугивал спортзал. Я… — Осёкшись, Роб прикрыл на миг глаза, попробовав смягчиться. Привычки вцепляются, как только даёшь слабину. Даже лёгкую. — Я понимаю, мистеру Брауну было на них… Короче, работа для него была нуждой. Справил — и ушёл.       А для тебя?       Не затюкай Роба боль, припёрся бы он в Диринг, наскитавшись по всему Мэну?       Пилигрим хренов.       Нашёл приют — впору бы не жаловаться. Всё равно как на драфте — спасибо скажи, что хоть куда-то пристроили.       Для кого-то ты не совсем безнадёжный.       Мисс Миллер вздохнула, поглядев на него, что кинозвезда — на раздражающего журналиста. Я знаю, о чём ты хочешь спросить. Думаешь, мне очень хочется отвечать?       — Детям не важна забота о своём здоровье. Это верно, — наконец сказала она. На миг оба прислушались — по подоконнику накрапывала морось. — Знаете, сколько в школе… пренебрегающих этой сферой жизни, скажем так?       — А вы ведёте статистику, мисс Миллер?       Билл Денбро, интересно, туда вошёл?       Маленькое заржавевшее звено этой экосистемы. Дёрнешь — вся конструкция посыплется.       Они с Робом, верно, в этом похожи. Без него конструкция тоже развалилась — пока не заменили элементом без эрозии.       Что в костях, что на коньках.       — Не я, а Национальные институты здравоохранения США, — поправила мисс Миллер. — Раньше злоупотребляющих было куда проще обнаружить, а теперь они увлеклись… другими препаратами.       Она опустила глаза, облизнув губы, — выдала самый страшный секрет этих застенков, который не должен шмыгнуть к родителям. Да вот же он — лови-лови!       Доверила его Робу, видно, потому, что знала о его навыках перехватывать у соперника шайбу.       Хреново, когда приходится составлять подробное резюме.       В попытке устроиться в «Джи энд Би» этого не требовали.       Ты просто неулыбчивый. Вот и не берём.       — Если б они ходили на мои занятия с удовольствием… — начал Роб.       — Мистер Грей.       — …то количество наркоманов, — мисс Миллер чуть поморщилась, едва услышав это слово, — сократилось бы. Намного. Знаете, что в городах без перспектив риск подсесть в разы выше?       — Ну, вам, из Ороно, лучше знать. Верно?       — Я же сам в Портленде вырос.       Миллер вновь вздохнула, потерев кончиками пальцев виски. Чтоб не пришлось это озвучивать, намекнула — экивоками на мигрень, — как устала на этом шоу от интервьюера.       Вообще-то, у Роба много вопросов — все и не сосчитаешь. Рассыпались под ногами, как ледяная крошка от спинорамы.       В кабинете потемнело — тучи заглядывали в окна. Приунывший фикус осмеяли полутенями да накидывали осадки на хоккейную коробку снаружи.       — Я посмотрю, что можно сделать, мистер Грей, — наконец сказала мисс Миллер.       Ладно. От кого он этого не слышал?       Доктор Филлипс тоже вечно обещался посмотреть, выходя из его палаты. Тренер, выходя из его палаты. Щербатый Эд, выходя из его палаты.       Миллер — там хотя бы его не заставшая.       Кивнув, Роб поднялся со стула и пошёл к двери. А едва коснувшись её холодной ручки пальцами, всё-таки обернулся, спросив:       — Что в коробке делают зимой? Хоккейной.       — Ничего, — пожала плечами Миллер, взявшись листать — швахх-швахх — ежедневник. — Разве там можно что-то делать?       — Да, и сам вижу. — Может, хоть тут она посмотрит, что можно сделать? — Борта ненадёжные. Но если её в божеский вид привести? Я бы…       — В школе нет охочих играть в хоккей, — обломила она его фразу, сняв трубку и набирая какой-то номер.       Миллер не посмотрит, что можно сделать. Как все они.       Кинула его в палате — сиди тут со своими застарелыми воспоминаниями. Словно с затянувшимися ссадинами — корку с них то и дело счищай.       Цокнув языком — Миллер кинула на него мрачный взор, — Роб отпустил дверную ручку.       — Нашлись бы. Будь у них возможность, — возразил он. Миллер прижала трубку к уху плечом, всё ещё полистывая блокнот. — Дети видят, что у руководства школы нет желания…       — Мистер Грей.       Швахх-швахх.       — …и сами ничего не хотят. Коньки-то забитые.       — Я вас услышала, — ожгла она тоном, словно Роб щекой приложился ко льду. — С другими предложениями запишитесь у моей секретарши.       Если б ей не ответили на звонок ― точно бы зашипела. И за спиной у неё жакет вздулся бы капюшоном ― как у кобры.       Роб таких вживую не видал ― а знал, как с ними обходиться, что портовой мальчишка ― с выброшенными на берег крабами. На брюшко ― и толкать к океану палкой.       Сам себя таким чувствовал ― вытолкнутый животом вниз к потоку ужаса болельщиков.       С тех пор на ноги, по ощущению, Роб так и не встал. А доктор Филлипс уверял       я посмотрю что можно сделать       что инвалида из него не получится.

* * *

      Из соседней комнаты пёрло перегаром-спиртом-дымом. В нём прятались отголоски забродивших ― на чём? ― радиохитов.       Билл разлепил глаза, потерев, ― слиплись, как драже в пакетике.       Слиплось в нутре. Слиплось нутро.       Крейг правду говорит ― он словно одна большая конфета. Позабавишься и выплюнешь, пока не начали гнить зубы.       По тёмному коридору ― вонючая кишка ― он пробирался не торопясь. Вдавливал ладони в стены с облупленной краской. Проваливались будто, как в мякоть прямой кишки.       Как Крейговы пальцы ― ну или что похуже       у меня попа бо-оли-ихт       в него.       Он мог бы быть любовником похлеще. Не использовать смазку, например, ― когда в хорошем настроении, и она перепадает. Или слюну вдоль набрякшего хрена.       Как у него только вставал?       Заползши в ванную, Билл поглядел на себя в зеркало. Воспалённый нос от хн-ны-хн-ны. Рябые глаза. Посеревшая кожа ― будто и он большой шмат дуста.       Ещё предстояло расфасовать. Билл и сам словно ― без помощи       беспомощный       разваливался на куски.       Закрыв дверь, он сел на толчок. Едкий запах моющих средств и блевотины забирался в глаза ― натирал кожу, чтоб въелся.       Оттирал Крейгов. Повсюду оставленный ― казалось, даже в нутре.       Наверное. Вместе с пузырящейся выдавленной малафьёй из кишки.       Живот драло, пока мочился. По капельке цедил ― мокрый рот залепляя ладонью.       Крикнешь ― получишь оплеуху. Ладно тебе, зайчик, ― сам напрашивался.       Ты же сам пришёл, Билли.       Ты же сам.       Ты.       Можно и торчкам позавидовать, раскиданным по хазе. У них хоть есть выбор ― чем закинуться сегодняшним вечером, если ломка не жмёт, чем опохмелиться утром.       У Билла нет даже этого.       Зависимость у него тоже похлеще?       Битый кафель студил ноги ― Билл прятал, приподнимая стопы. Держа на кончиках пальцев ног. Выпуская долгий выдох ― словно из нутра могла вымыться игла вместе с мочой.       С прелым выдохом выветриться. Вшу-у-ух ― и нет. Как по волшебству.       В сказки Биллу давно не верилось. Даже если их       больше тебя не трону зайчик всё-всё       рассказывает Крейг.       Главное, не реветь при нём ― не то прозвища       девка бля       за Биллом насовсем закрепятся. Как за студентом, своровавшим у одноклассника карманные пару раз, ― репутация шимбала.       Билл, наверное, тоже воришка. У многих, многих по крупице тибрил здоровье-благополучие-будущее ― выменивал на лафетку или ещё чего покрепче.       В дверь долбанули кулаком ― и он, вздрогнув, притих. Ладонь крепче вжалась в рот.       ― Давай открывай, манда. Пожульняться-то пустишь?       Любое из прозвищ Крейга Билл уже успел примерить на себя. Какие-то сидели как влитые, какие-то ― жали пальцы, словно новенькие кеды.       А уже не стащишь ― донашивай, других не имеется.       Приподнявшись на онемевших ногах, Билл потянулся было к двери отпереть щеколду ― не успел. Крейг выбил её ― пришлось ухнуть обратно на толчок, пригрев мослы о керамический ободок.       ― Чё, сидя жульняешься? ― ухмыльнулся он, шмыгнув носом. За Крейгом вслед ввалился запах перегара и дыма ― из комнатёнки, куда Биллу хода нет. ― Как девка. Как девка, да?       Он хватанул Билла за плечо ― рука, как паучья лапа, сместилась на загривок. Подтащил к себе ― оба поморщились. Крейг ― с перепоя, Билл ― от цепкой хватки.       Испытал на себе десятки ― сотни? ― раз. Знал интенсивность ― и когда пальцы стиснутся крепче.       Билл зажмурился ― от запаха наверно. Иногда от него пахнет так, как вечерами       всегда гореть будут ярче настоящих       от отца ― спирт-сигареты-кожзам.       Крейг тоже может пригреть ― по-своему. То под крылышком, то лапой по затылку или по почкам ― в зависимости от косяка.       Как цедить кровь вместе с мочой, Биллу тоже знакомо ― хоть сидя, хоть стоя.       ― Ты мой… Мой, да, Билли? ― Он запыхтел, как старый любовник, дорвавшийся наконец до бляди. Поднаперев меж ягодиц пальцами, одним пролез в нутро ― скользкое, как илистый берег. ― Скважина дырявая. Дай-ка-дай, сильно я те манду намозолил, а?       Пока Билл пихался, ляжками хватанул его тёплый член.       ― Мн бльно пст-ти… ― просипел ему в плечо.       В глаза не глядел. Не поймёшь ― свет так прокрался или зрачки радужки заволокли. Что солнечное затмение.       С детства помнил ― не глядеть напрямую. Вот и отводил взор, прятал ― на след своего укуса в плечо, на влагу в плесневелом углу ванной, на на на       всегда гореть будут ярче настоящих       Крейг отшвырнул его к треснувшей раковине ― Билл, врезавшись в край ладонями, глотнул воздуха. Дыркой ― тоже, до щипоты в кишке.       ― Вали тогда, сопля, ― шмыгнул носом Крейг, пристроившись к толчку. ― У всех делов полно. И смывать выучись. В следующий раз ссаньё вылакаешь из толчка. Или по роже торцану покрепче.       Кивнув, Билл посмотрел на его спину.       Расцарапать? Искусать?       Просто слишком. Глупый щенок, который кинется на хозяина, ― так, что ли, получается?       Скулить он выучился, а скалить зубы ― нет. Те, что были ― молочные-крохотные, ― Крейг повыдирал.       Ну а коренные отрасти не успели.

* * *

      Во что ты впутался?       Крейг, вообще-то, казался неплохим мужиком ― первое время, к заду Билла пока пристраиваясь и вынюхивая, как бы лучше запрыгнуть. Из тех, кто всё порешает ― ну или пообещает это сделать.       А ты ведёшься. Или делаешь вид.       То, что отношений на обмане не выстроить ― да и, блин, с кем? с этим вот обмудком? ― Билл знал на родительском примере.       Он наплёл ей про то, что скоро с друганами замутит бизнес. А она ― дура ветошная ― кивала и только потом додумалась проверить его карманы.       Лучше б находила там номера шлюх.       У Крейга сто мечтаний о большом будущем, которое можно слепить из инея, как из мокрого песка.       Биллу наступить бы на эти замки ― разбить лопатой. Как Крейг поступил с его ― слепленными из сладкой ваты да засахарившейся слюны.       Что, зайчик, допрыгался?       Перед входом в школу к нему подвалила парочка восьмиклассников с бегающими, как жуки от палок детворы, глазами. Есть чё?       Будет. Ток не здесь.       Правило любого уважающего себя гонца ― раскидывать не на территории школы. Сеять смерть где-нибудь в другом месте. Если бы закон запретил и это, они переместились бы в подвалы-толчки-переулки.       Туда, где находят дохлыми, как заморенных крыс, всех торчков.       Билл окунулся в прохладу школьного холла ― от кого-то, прошедшего мимо, потянуло табаком.       Втянул запах ― нет, незнакомый. Знакомые школьные торчки ― у-у, избегай большинства, если они на запарке, ― воняли совсем другими сигаретами. Дешёвыми папиросами, которыми даже охранники брезгуют.       Перед тем как зайти в класс химии ― Крейгу понравилось бы? или у него химия поинтереснее? ― Билл завернул в туалет. Не хмурился ― в толчке Крейговой хазы воняло хлеще.       Подумаешь, брызнули разок мимо.       Закончив, он побрёл к раковине ― под кедами трещал сырой кафель. Уловил запах курева ― сощурился, подняв к зеркалу взор. Хорошо, что дыхание не задерживал.       ― Ты типа думаешь, бля, это прикол такой? ― спросил Генри дрогнувшим голосом.       Треснувшее стекло, вот-вот осыплется.       Билл повернулся ― оглядел его. Мокрое лицо ― дождь или пот? ― курносый нос мальчишки-задиры и словно слитые тонкие губы.       Бауэрс учился в параллели. Больше, конечно, просерал, чем учился, ― но на обществознание его порой заносило, будто случайного пассажира.       Так что Билл предпочитал другие рейсы.       После того как кто-то ― восьмиклашки? шестиклашки? постарше пацаны? хер теперь разберёт ― шепнул ему, где можно достать.       В случае с Генри Билл проклинал рекламу из уст в уста — хотел бы остаться для него персонажем школьных выдумок. Вроде Вафли, которая всем даёт в кладовой под лестницей.       А давеча, говорят, даже Грею отсосала.       ― Ты в-ваще про ч-ч-ч?..       ― Не наёбывай меня, Денбро. Не прикидывайся. ― Генри шагнул вперёд ― Билл прижался задом к раковине. Свербела лампочка на потолке ― а подумалось, это у Генри в голове что-то скрежетало. ― Макс мне сказал. Ты типа не торгуешь тут. Ну типа в школе. Да, бля?       ― Так это сразу ясно было. Я п-пре…       ― Не наёбывай меня, ― повторил Бауэрс, вновь стиснув губы.       Его затрясло ― словно вывалился из Каско, нырнув туда по пьяни. Генри и трезвым мог бы ― а Биллу не очень хотелось проверять.       Он прощупает границы ― далеко ― и попробует чего-нибудь ещё. Шарахнуть Биллу, например.       Покосился на сжатый кулак Генри — слепил за спиной пальцы в его близнеца.       Крейг не научил его отбиваться ― чтоб не прилетело самому.       ― П-приходи после школы на склады на Ред-стрит и всё пол-лучишь, ― сказал Билл, стиснув кулак.       Генри глянул в зеркало ― чтоб его, собака. Кулак Билл разжал.       Подумает ― прячет ― и кинется отнимать. Вот поэтому.       ― Ладно, ― кинул Бауэрс. ― А у тя это… ну типа… чё позабористее есть? Марцефаль, грят, можно выторговать.       ― Не у меня.       ― Ты не понял, Денбро, ― вновь шагнул к нему Генри, зашептав. Билл задержал дыхание ― Генри дыхнул на него дымовухой, настоянной на чём-то кислом. ― Я типа заплачу же. Ты же продаёшь. Не наёбывай меня.       ― Ты зад-должал за…       ― Я отдам! Бля, отдам! ― Он вдохнул-всхлипнул после вскрика ― Билл не понял. Кинул взор на его выцветшие глаза ― облекли слёзы. Показалось? Лампа дурачилась? ― Ну дай, бля, чё те стоит, гондон ты мелкий.       ― Г-генри…       ― Я те отдам бабки, Денбро, ну клянусь, да хоть яйцами своими клянусь, да чем хошь, ёбаной матерью, отцом ёбаным, дай мне, а?       Бауэрс схватился за рукав Билловой куртки. Обдал горючим дыханием ― если Билл ответит, подожжёт, как фитиль.       Им всегда достаточно мелькнувшей искры. Словно ты ― первобытный охотник, высекший огонь из кремня, и чувствуешь себя богом среди тупого зверья, жгущего об него усы.       Билл пробовал их приручить ― не давались. И ласковое слово им только во вред.       ― От-тпусти меня, Генри, ― вполголоса сказал он. Голос раскололся, как стекло. ― Иначе…       ― Иначе чё? Получишь в ебло, если угрожать типа будешь, вот чё.       ― Иначе, ― выдохнул Билл, хмурясь, ― на ск-кладах можешь не тереться.       Билл дёрнул рукой, скованной хваткой Бауэрса, ― и, пригнувшись, ломанулся к двери. Звонок оглушил Генри, как пугливого зверя на неудачной охоте.       Из толчка он не вышел. А вслед ― прорвавшееся сквозь трель звонка ― Билл различил колючее ― сука.       Словно в адрес Вафли, отсосавшей Грею.

* * *

      В спортзале пахло сыростью ― сочилась то ли через оконные щели, то ли проникала в углы, смыкающие стены. Билла туда заманить готовые ― здесь, мол, лучше.       Здесь тебе самое место.       Он сидел на скамейке, покусывая заусенец на большом пальце. Размокал ― вытирал о футболку и принимался грызть вновь. Мамкины пациенты так делают, потому что боятся откинуть копыта ― и что вымахавшие племяннички проглотят всё наследство вместе с блохастой кошкой.       Может, ты тоже скоро сдохнешь.       Живот драло так, что мог бы и сегодня. А Джорджи завещает скейт, хромой на колесо.       Вот и всё его наследство.       Одноклассники кидали мяч в дырявую баскетбольную сетку ― Билла не приглашали. Он и не рвался ― ясно же, что для них другой. Такой, о ком сплетничают, как о Вафле, ― а не от кого внимают грязным слухам, пачкая уши, как в талом шоколаде.       Билл угощал другим ― и то не всем доставалось.       Мяч шарахал о пол и крепкие ладони ― словно мишенью для них были Билловы барабанные перепонки. Хорошо, что вчера не нахерачился.       А может, стоило бы ― чтоб в процессе       у меня попа бо-оли-ихт       не участвовать. Потом не удивляйся, что ты подстилка и давалка, если хватает на одно движение ― сомкнуть глаза.       И не видеть его потной опухшей хари.       Ты заслуживаешь всего, что с тобой происходит.       Завидев Грея, вышедшего из подсобки, Билл отсалютовал ему двумя пальцами от виска, как сослуживцу, встреченному на гражданке.       Да ладно, они служили бы в разных войсках. Билл ошивался бы в штабе       девка       а Грей пёр бы куда-то с пехотой. Или в её главе.       ― Не висните на сетке, ― предупредил Тревора он, кивнув на полетевший мимо цели мяч. ― И так на сопле держится.       ― Может, тогда лучше ваще отодрать, мистер Грей?       ― Мы её заменим, ― пообещал он, перехватив пасованный кем-то мяч. ― Я уже поговорил об этом с мисс Миллер.       Кто-то из пацанов присвистнул, кто-то ― хлопнул в ладоши. Билл поморщился ― на парочке заметил белёсые следы лопнувших мозолей.       Они с Вафлей точно не встречались в кладовой под лестницей. Брезговали.       Может, и Биллом?       Им с детства говорят ― поаккуратнее с этим мальчиком. Сначала они сторонятся веснушек, потом ― тебя целиком.       Услышав свист, Билл поднял голову ― Грей, передав мяч Тревору, поманил ладонью и направился в подсобку.       Взглядом уколет? Чихвостить будет? Шлёпнет?       Билл поплёлся за ним ― сдерживаясь, чтоб от запрыгавшего мяча не шарахнуться. Зашёл в подсобку ― тесноватое помещение с кучей списанного ― хулахупы перемотаны скотчем ― спортивного барахла.       Тесновато для Грея. Словно крупный зверь, проникший в логово к мелкому животному.       ― Почему не играешь с остальными, Билл? ― спросил он, остановившись возле стола и повернувшись к Биллу.       На поверхности ― тоже куча барахла. Распечатки результатов давно отыгранных внешкольных матчей, завещанные Брауном, ― и расписание уроков на первый семестр девяносто второго.       ― Жив-вот болит, ― пожал плечами Билл. Даже, кстати, не соврал ― за это балл ему начислит? ― Скажите спасибо, что ва-аще пришёл.       ― Я тебе рад, ― вдруг ответил Грей.       Крейгу тоже нравились разговоры о дисциплине. Правда, Грей не угрожал. Пока что.       И лицо у него не напряглось. Пока что.       Озверевших животных Билл приручать уже выучился ― как только у них вострятся усы.       С Греем не угадаешь. Он из тех, кто обманом, верно, к добыче подкрадывается.       ― Ну давайте по че-есноку ― вот кому нужна физра? ― спросил Билл, заложив руки за спину. На всякий случай ― покоряясь ему, что ли. ― В старшей-то школе.       ― Это лучше, чем продавать наркотики во дворе.       Билл нахмурился. Усы у зверя ещё не вострились.       ― Я не продаю, ― хмыкнул он.       ― Хорошо. Не во дворе. Внутри школы. Так правдивее, верно?       Тоже враньё.       Не потому, конечно, что Билл таскал в рюкзаке «Далмадорм» вместо драже.       ― Нет. С чего вы ва-аще взяли? Ну то есть… Вам кто-то ляпнул, ― натянул улыбку он, с вызовом кивнув. Давай-давай, поведай ― сколько сплетен собрал в карманы спортивок, напихав по соседству со свистком. ― Или сами п-придумали? Я, кстати, могу по-ожалиться мисс Миллер… на оговор студента.       ― Нет такого пункта в своде правил. Я его тоже внимательно прочёл.       Билл закатил глаза, надув щёки и выдохнув ртом.       Лицо словно обдало свежестью сентябрьского вечера. Нос ― запахом сырого бетона.       Грей тогда показался напористым. Не как мужики, кадрящие для быстрого перепихона в толчке вонючей пивнушки, — как участливые соцработники.       Не будь у него такого взгляда ― заводь, в которой приятно охладиться, ― Билл и принял бы его за мужиков из первой категории.       За кого-то вроде Крейга.       О распахнутую дверь подсобки долбануло мячом ― и Билл вздрогнул, обернувшись. Бросил взор на Грея ― нет, не шевельнулся. Словно перед уроками наглотался «Цетадиола» ― как слон, который терпит тычки пальцами в зоопарке.       Опустив взор ― щёки потеплели, ― Билл принялся подцеплять оставшийся заусенец ногтем.       ― Послушай, Билл, мы можем договориться, ― сказал Грей.       Так вот откуда пошёл слушок про Вафлю.       ― Проставляю тебе посещаемость, ― продолжил он. ― Ты мне ― один препарат. Что скажешь?       ― Чё за п-препарат такой?       Вафля тоже так нормативы сдавала?       Грей вынул из кармана спортивок записку и протянул её Биллу, сложенную вчетверо. Развернул, хмурясь, ― не, про «Циннамедрин» не слыхал.       Может, такими закидывается поутру миссис Керш вместо яичного коктейля ― чтоб ещё пару деньков погнить заживо и при себе поберечь блохастую кошку, сторожащую наследство.       ― Же-есть, ― протянул Билл, убирая записку в карман спортивных шорт. ― Физрук-торчок. А ещё меня тут сто-оите и в хвост, и в гриву…       Если это дойдёт до Крейга ― пометочка, ― замени формулировку.       ― Это не наркотик, Билл, ― возразил Грей.       ― Ой-й. А я ― Оскар Акоста. Сами-то чё не куп-пите, мистер Грей? Руки пачкать неохота? ― ухмыльнулся Билл.       ― Этот препарат продают только по рецепту, ― ответил он. Глаз не опускал, взора не отводил ― а лучше бы и впрямь это сделал. Щёки у Билла вдруг запекло ― словно и без касания оплеуха досталась. ― А рецепт старый. Такое случается.       ― М.       ― Ты сможешь достать такой?       Билл отвёл было взгляд ― а вновь посмотрел на него. Прищурился ― изучая. У глаз Грея расползлись мелкие морщинки ― сколько ему? ― от брови к скуле стекал заживший шрам.       ― Да не в кипиш, ― сунул руки в карманы Билл, нащупывая в правом записку. ― Ток там проц-центы капнут. Табелем же я не за-аплачу.       ― Договорились.       Билл кивнул и направился к двери, так и не вынимая рук из карманов.       Обернулся на миг ― засёк, как Грей, повернувшись к столу, потирал шею. Так, словно до чего-то внутри, под кожей, докопаться хотел.