* * *
Наутро к нему заглянул Билли ― навалившись на дверной косяк, что хмельной. Принюхавшись, Роб не разобрал. В нос шибанул запах мальчишеского пота, засеявший спортзал после восьмиклашек. В дневном сероватом свете его лицо показалось худым. Скуластым ― идеал с девчачьих плакатов. Они морят себя диетами ― кто на кефире, кто на наркотиках. На чём сидишь ты, Билли? Спросишь ― очная ставка, как в затёртом детективном сериале, под который запросто вырубишься, ― и он станет отнекиваться. У вас на меня ничё нет. У меня на вас ― наберётся. Роб по взгляду различал ― карманы от дурацких слухов топорщились. ― Вам по-осылка, мистер Грей, ― сообщил он, словно почтальон из ситкома пятидесятых. Постарался подделаться, во всяком случае. Не вышло ― взгляд у него не потухший, а угасающий. Кто тебя таким наградил? Подделка, выбрось прочь. Роб сам носил такую ― глядел на себя с нею в больничных стенах. Блестит, а лживо. Биллины движения ломкие ― а что-то тягучее в них пробивалось. Не свойственное подросткам. Если только девочкам, которые с подружками шепчутся о членах, снуя из раздевалки в душевую, из душевой в раздевалку, из раздевалки в душев на него тоже косились. Забравшись в подсобку ― юркий зверёк, ― Билли достал из кармана войлочной куртки упаковку таблеток со смятыми углами. ― Такие? ― спросил, передав Робу. Взял, повертев в руках, ― таблетки «Циннамедрина» внутри шурхнули, словно зашептавшись. Сплетничали о том, какой ты беспомощный. Как в отражении зеркала в больничной душевой ― навесивший вместо чистого взгляда подделку. ― Спасибо, Билл. ― Да фигня. ― Надув пузырь жвачки, Билли протянул руку ладонью вверх. Тоже выученный жест. Знать бы только, от кого. И много ли их? По школе, по городу. Билли бродил тенью, как ночной призрак, ― и показывался лишь тем, кто знает, как его призвать. Добро пожаловать в секту. Роб заплатил — деньги Билли пересчитал с талантом ушлого банкира и спрятал в карман вместо выуженного оттуда «Циннамедрина». Комком, по-пацанячьи ― словно отложенные на школьный обед. Или на сигареты тайком. ― Так за-ачем они всё-таки? ― спросил Билли, сунув руки в карманы. Стерёг, верно, деньги ― привычка тех, кого обирают их же клиенты. ― Ну, знаете… Инструкцией по применению ку-уча просто народа подтирается. ― Я заплатил только за таблетки, ― заметил он. ― Ну так вдруг вы от-ткинетесь или типа того… Он очертил носком кеда перед собой дугу ― что малыш, на песке нарисовавший радугу. Пусть хоть где-то в жизни будут цвета. Хоть и воображаемые. Синячки с кожи его шеи растворились. ― Я крепкий. Выживу. ― Вам правда сосала Вафля? ― спросил он вдруг. ― Что? Билли поглядел в ответ ― взор ровный, словно спрашивал о расписании на следующую неделю. По спине прокралась дрожь. Не то кольнула боль, пустив целый состав до самого копчика. ― Фоули, ― цокнул он языком. ― Дженна Фоули. Все её зов-вут Вафля, потому что… ну… вы знаете. А-ах, точно. Слухи, которыми у него полнятся карманы. Девчонка, которая таранит Роба взором. Хотела бы, чтоб он её. В кладовке под лестницей ― или где там? Записка с адресом гнила в мусорном ведре при входе. ― Нет, ― отрезал Роб, скрестив руки на груди. Попробовал удержать боль в этих границах ― не выберется. Билли не грозит ― а сомкнуть свои руки на Робовой шее уже пыталась. Вот от этого ацетаминофен ― бесполезняк. Витаминки. Подкормка. ― Нет ― это не со-осала, или нет ― это… ― Ты себя слышишь, Денбро? ― оборвал его Роб с грудным вздохом. Билли не шелохнулся ― нет, его не папаша воспитывал. ― Это же уму непостижимо. Отвратительно. Больше не хочу это слышать. Ни от кого. Билли ухмыльнулся, качнувшись с пяток на носки. Кеды скрипнули ― мокрые от уличной сырости. Он нарочно. Питается чужими чувствами ― лакомство для гурмана. Глотал не разбирая. Он вроде этих журналюг, которые над твоим полутрупом кружат стервятниками. Кому кусок посмачнее ― детство-травмы-связи. Роб весь обглоданный. Билли не останется сытым. ― Уходи, ― сказал он, повернувшись к столу. Глядеть на него не хотел ― даже если скрипящая подошва кед призывала. ― Но… ― Проваливай, Денбро. Скрип прервался ― а потом раздался вновь. Отдаляющийся ― пока не сник где-то за дверью подсобки. С теми, кто воспитан такими, как Джо Хэлленбек, сложнее.* * *
Когда тебе больше тридцати, то, наверное, таблетки уже требуются. Как Крейгу. Витамины на догон с самого утра ― чтобы поднять настроение. Словно он домохозяйка шестидесятых, подсевшая на «жёлтые жилеты», ― и улыбка у неё блистательнее, чем у Монро. А Грею зачем? Грей не из тех, кто скалится при встречах. В дар можешь рассчитывать на хмурый взгляд. Упадёт на глаза солнечный луч ― а тучи никуда не денутся. Пыхнувший утюг Билл поставил на звенькнувшую подставку доски. Хлебнув воды из стакана, опрыскал флисовые пижамные штанишки со Смурфиками. Некогда принадлежали ему. Теперь вот ― Джорджи. Хорошо было, когда они приходились впору. Отцовские сказки под флуоресцентными звёздочками, запах маминых духов на его щеке, следы от зубной пасты на Билловой груди ― можно погадать, если они сложатся в силуэт. Твои насулили смерть. Всему, к чему ты прикоснёшься. Он шмякнул утюг на штаны, выглаживая по швам. У матери получалось хреновее ― как у девчонки, в спешке собирающейся на тусовку. На тех, куда она сваливала, тоже в почёте таблетки. Приглушат не разум-мысли-память ― чью-то боль. ― Как думаешь, за кого болеет мистев Гвей, Билли? ― спросил Джорджи с дивана, щёлкая каналы по телику. На одном ему показывали расследование убийства, на другом ― лощёные титьки в клипе какой-то группы. Знал, куда щёлкать, ― кнопки на пульте затёртые. Пятая ― проводница к мультфильмам ― почти не тронута. ― За в-весь мир, ― хмыкнул Билл, складывая его штаны. ― По ощущению. Кто ж, интересно, влепил ему диагноз ― неужто сам себе? ― Ему понвавился мой зуб. ― О, что ж… Пусть нав-валит тебе добра под подушку. ― Разложив на доске футболку с логотипом Nazareth, Билл принялся жечь утюгом и её. Нагретый запах порошка въедался в ноздри. ― Ток мать п-предупредит пусть, что завалится. Его трудно не зам-метить. Ещё сложнее проваливай денбро не услышать. Если б Вафля всё-таки его выцепила под лестницей, Билл бы понял. Не его ― Вафлю. ― Мистев Гвей сказал бы ей о твоих пвогулах, ― прищурился Джорджи, повернув к нему голову из-за спинки дивана. ― Стукач. ― Мистев Гвей… ― «М-мистев Гвей», ― покривившись, показал ему язык Билл. Ладони прислонил к тёплой ткани футболки ― словно грел на мели Каско, куда водил отец. ― И ты небось мамке ляпнешь? ― Ляпну! Жаль, что выплыть тебе так и не удалось. ― Валяй, мелюзга, ― натянул улыбку Билл, подмигнув. ― Зн-наешь, когда она чухнёт? Када Керш дв-винет ноги. Лучше б на её месте оказался Крейг. У него тоже, наверное, росло что-то внутри ― что-то, что он подкармливал «Циннамедрином» или чем покрепче. Билл тоже подцепил? Может быть, ему недолго осталось. И себе смерть нагадал ― по пятнам от зубной пасты. ― Что значит «двинет но-о-оги»? ― нараспев спросил Джорджи, прижавшись щекой к изголовью дивана. Билл кинул взор на экран ― какой-то детективный сериал, в котором актёры тужатся до кишечных колик, изображая спецагентов-полицейских-адвокатов. У Грея лицо посерьёзнее. Может, он настоящий? Засланный от какого-нибудь отдела. Схватить чтоб Билла уходи за яйца. проваливай денбро Он сглотнул шматок слюны. Может, свистнуть Крейгу? ― Би-и-илл? ― позвал Джорджи. Впервые ли? ― А? Сдохнет, ― кинул он в ответ, пожав плечами. Может, Грей и похож на спецагента ― или копа? кто там круче-то в этой иерархии законодрочеров? ― а никого пока не допрашивал. Только Билла. Ну почти. Прямо как в кино. Побуду для тебя и хорошим, и плохим копом ― сам выбирай, кто ближе. А Вафля бы кого выбрала? ― А ты не скучаешь по маме, Билли? ― спросил Джорджи. Билл поднял взор ― остановил его на встрёпанной макушке у изголовья дивана. Он бы добавил пару взлохмаченных прядок. Мать бы пригладила. Отец бы упросил ― причешись. В кого Билл такой уродился? Копы пацанов из его племени называют воспитанниками улицы. Вместо сказок ― сирены машин, вместо огоньков на Рождество ― фонари, подыхающие под утро. А в дом Билл возвращался, словно уходил в недолгое путешествие. Ужины с матерью ― диковинка, о которой стесняешься поведать на родине. Ну там, у мотелей-гаражей-переулков. На Крейговой хазе. Во что ты впутался? ― Да мы и без неё к-круто обходимся. Скажи ж? ― Ну да… ― Сам смари, ― вновь грохнул донцем утюга о подставку Билл, ― вон бе-ельё выгладили, пожрать сварили, закинули в с-стиралку труханы. Складывая футболку, он заметил ямочку на Джорджиной щеке. Давил улыбку. ― Есть такая к-книжка, в которой пацаны остаются одни на острове, ― продолжил Билл. ― Ни родаков, короче, ни уч-чилок. ― Клёво им навевно! ― воскликнул Джорджи, вновь повернув к нему голову. ― А то, мелюзга. Разд-делились на два племени, как индейцы, и воевали. Пау-пау! ― Сложив пальцы пистолетами, Билл направил на него «дула». ― Я тоже так хочу-у-у! Вскочив, Джорджи взялся скакать по дивану, сваливая подушки, и кричать ― новое индейское прозвище. Пвонывливый Койот, Мудвый Бизон, Вевдесущий Большой лось. Джорджи подрастёт ― и родиной ему тоже, верно, станет улица. Та, про которую в странствиях ― у матери под кровом ― говорят с пренебрежением. Хороша, мол, ― вот и бегу от неё. За криками Джорджи почти не слыхать телефонного звонка. Билл, хмурясь, потащился в коридор. Крейг? Закатит концерт, за кулисами которого его опять откачивать-умасливать. Дать умаслить себя. Снизу ― рот следом. Мурашки Билл попробовал прогнать ― не получилось. Прижились, отыскав на его теле себе обитель, ― не сгонишь. Он снял трубку. Ричи выдохнул по ту сторону в потусторонье приветствие. Здарова, Доходяга. ― Приходи за гостинцем, ― вновь выдохнул он. Курил, что ли. Билл нахмурился. ― Куда? ― Уже пора перестать спрашивать. И положил трубку ― в ухо щёлкнуло рычажком таксофона. Концерт отменился. За кулисы сегодня Биллу хода нет. Мурашки смыло приливом тепла от груди до плеч. Вернувшись в гостиную, Билл открыл было рот ― а тут же его потянуло куда-то вниз. Запрыгнувшего на него с дивана Джорджи не удержал ― и, хохоча, они повалились на ковёр, грохая коленками. Джорджи в том возрасте, когда ему впору старая Биллова пижама. Словно что-то у него укравший. То, что назад не потребуешь, даже если поймал вора. Сдув чёлку со лба, Билл убрал волосы с Джорджиного. Тот утёр мокрый от забав нос ладонью. ― Слушай, Джорджи, побуд-дешь один? ― спросил Билл, прислонив ухо к его тёплой груди. Шарахало в самую раковину сердце ― оно, может, у Билла краденое? ― Это ненадолго. ― Один? ― Ну да. Как ин-ндеец в засаде. Билл поднял голову, поглядев на его румяное лицо. ― Ты тоже в моём племени, Билл! ― В глазах отразился тёплый свет лампы, на щеке ― телевизионная вспышка с глухим звуком выстрела. ― Тебя зовут, эм-м… ― Чё-орный Георгин. Расцветший на родине, которую принято костерить, ― там же и сгнить обязанный.* * *
Они угнездились недалеко от парковки мотеля на Фор-стрит, закурив. Ричи с важным видом поделился сигаретой, затянулся сам чуть ли не до хобарика ― добро пожаловать в моё царство. Билла приветствовал неоновый зеленоватый свет от пары билбордов да вытертое от туч чёрное небо. Хочешь в чужом царстве своим сделаться ― окажи его правителю честь. Хотя бы не ухмыляйся, кивая на подъезжающие тачки. Он вывалится из салона, поправляя давящий на пузо ремень, ― и подаст девке в тугой юбчонке руку. Вечером галантный кавалер ― утром жмот, зажавший пару десяток. Вечером он даст Биллу четвертак ― на газировку, малявка, ― чтобы сердобольная девка отсосала дважды. Утром на таких, как Билл, лишний раз плюнет. Не мешайся под ногами, малявка. Может, с Крейгом не так плохо. Он хотя бы не выкидывает фортелей в виде отлизов-отсосов ― скидка на дерьмовое поведение. Да не дуйся, зайчик. Затянувшись, Билл стряхнул пепел под ноги ― придавил ошмётки на сыром асфальте кедом. Получив гостинец, попритих, сколько б Ричи ни травил баек. А я тебе рассказывал, что Проказа всё-таки залетела от Фиша? Кароч, слушай… Слушай, какой урод у них родится, если проживёт в её гнилой матке хотя бы месяцок. Билл из похожей явился на свет, наверное. Иначе что с тобой не так? Куча системных сбоев, как на дисках в компьютерном классе. Запустишь очистку ― полетит окончательно. А вручную не выловишь-не передавишь, как блох. Другое дело ― какой-нибудь Грей. Или у него тоже сбой? ― Ты не зн-наешь, от чего «Циннамедрин»? ― спросил Билл, кашлянув в кулак. ― А? ― Ну тот, что я по-опросил достать. Он поглядел на Ричи ― тот приоткрыл рот. К нижней губе лип фильтр сигареты, под глазами сгустилась темень ― словно кровь прилила. Затягивался до ввалившихся щёк ― и раньше тощим слыл, а теперь уж зубы перечесть за лоскутом кожи можно. ― Да для физрука, блин. ― А, эти, ― цокнул языком Балабол. ― Грета грит, обезбол. Сильный, но… короче, им не догонишься. Быстрее на тот свет махнёшь без путёвки. Может, Грею для этого. Билл навидался смертников, заигравшихся с золотой дозой, ― Грей, правда, на таких не похож. Они не приводят в порядок дела, прежде чем накрыться крышкой гроба, ― а Грей бы всё уладил и уж потом под ней оказался. Если что не так в бумагах ― и похороны перенесёт. Значит, таблетки ― чтобы купировать что-то. Что-то, что болит у него в нутре. Биллу впору бы попросить поделиться ― закинемся на пару? ― а никаких таблеток не напасёшься. Золотых доз ― тоже. Ляжет в гроб ― а всё равно будет болеть. ― Твой, э-э… как бы его назвать? ― Ричи поскрёб висок, чуть не подпалив чёлку сигаретой ― огонёк замаячил близь, что опьяневший мотылёк от незнакомого света. ― Любовник? ― Сл-лишком хорошее слово для Крейга, ― шмыгнул носом Билл. Он бы назвал убийцей ― медленным, как рак или гепок. Когда трахались ― Крейг трахал его, ― Билл чувствовал у меня попа бо-оли-ихт распространяется по всему телу зараза, заполняя клетки, как мёд ― пчелиные соты. ― Ну допустим. Так вот, ― продолжил Ричи, выкинув хобарик и притоптав его мокрым кедом, ― он в курсе таких вот внеурочек? Или карманы ты ему всё-таки не вычистишь? ― Он уз-знает. ― Как? ― каркнул Балабол, вытаращив глаза. ― Если ты не расскажешь. Хреново забивать на капнувшие барыши, Доходяга. Да ещё и прилетело, откуда не ждёшь. Билл пожал плечами. Крейга хреново знали все, кто воображал его меценатом, благословляющее касание длани которого ощутили тысячи сироток. Сам вот таким слыл. Всё думал ― ну однажды-то пригладит, как зайчонка, за ушами. Всё видел в охотнике ласкового хозяина. На парковку въехала ещё одна тачка, выплюнувшая ещё одних счастливчиков ― статус до завтрашнего утра. Ну или середины ночи. Она может выцарапать ему глаза и стибрить бумажник, ну или он ― забить её хером до полусмерти и чмокнуть фото жёнушки между жёваных банкоматами купюр. Билл прищурился, вглядываясь в блондинку, ― может, одолжит ему пару приёмчиков? ― Я как-то зажал б-бабки от одного торчка, ― вздохнул он. ― А он, ну… Балабол подначил кивком. ― Обшмонал меня. Даже в ж-жопу залез. До сих пор туда ходок. ― Ты хреново выглядишь с тех пор, ― заметил Ричи, подобравшись ― и сам, и поближе. У него куртка стуже Билловой ― как цыплячий пух, не спасающий от ветра. ― Ничё от него не подцепил? Нет наверно. Крейг умудрился в него что-то засадить ― кроме одутловатого члена, конечно, ― как в подопытного подпольной лаборатории. Видал он как-то плакаты зелёных с кроликами, глаза которых гниют и отслаиваются плёнкой ― от вакцин-косметики-химии. У зеркала в ванной торчал, бывало, смаргивая, ― не гноится ли? ― Если и по-одцепил, быстрее сдохну, ― хмыкнул Билл, выкинув хобарик следом. ― Я, знаешь… типа как на во-окзале. От перрона к перрону ношусь и не знаю, на какую с-собаку мне садиться. Каждая рано или поздно уткнётся мордой в тупик. ― А куда они везут, Доходяга? ― Да хер разберёт. Ричи покивал ― сам на таких катался. ― Садись на ту, которая скоро отходит, ― сказал он, всматриваясь в мигнувшие фары тачки на парковке. ― На те, на которых хошь уехать, всегда опаздываешь. Билл усмехнулся ― он опоздал на все. Может, неплохо поторчать и в зале ожидания. Дождаться компании ― хотя бы одного человека. Лишь бы это был не его конченый вивисектор. Вновь кашлянув в кулак ― симптом? ― Билл закутал себя руками поверх куртки. Ветер забирался пальцами за поднятый ворот ― уговаривал побыть в его обители подольше, как гостеприимный хозяин. Билл, вообще-то, вежливый. Безотказный. Мать вымуштровала. ― Чем ты до-огоняешься? ― спросил он, поглядев на Ричи. Балабол сплюнул: ― Не твоё дело, Билл. Ну, вот и имя прокралось в ответ. На лицо ― хмарь, толкнув густые брови к переносице. Дождётся ― и Ричи не будет ему попутчиком. ― Моё, ― отрезал Билл, чувствуя под носом влагу. По спине снова закрались мурашки ― неуловимые, пока не кольнуло. ― Хошь, чтоб… ― Да-да, как Эрни, ― хохотнул Балабол. Только в смешке ни хрена весёлого Билл не услышал ― вот так вот смертники и предупреждают, в какой поезд готовы прыгнуть. ― А в гробу, кстати, я бы смотрелся краше. Все мы, вообще-то. Билл себя представил ― заострившийся нос и вытертая под подбородком блевотина. Или кровь. Или малафья ― как повезёт. Щипнуло глаза ― вытер самые уголки. В зале ожидания, может, не так уж и плохо.