Она не пришла, потому что миссис Керш сдохла.
Ну или придавила её вонючей опухолью. В случае чего так и скажет Миллер и всем этим скосившим на него взгляды мамашам-папашам.
Когда Джорджи подрастёт, он тоже станет швыряться — весь в старшего братишку — в неё обвинениями. Мол, с хера ли ты сама лишила меня матери?
С хера ли брат её заменяет?
С хера ли — да-да, это крайняя предъява, но не последняя (так любят говорить твои престарелые пациенты, а, Шэрон?) — ты сделала нас сиротами?
Заку можно что-то предъявлять, самому оказавшись на том свете.
Не Билл придумал — Крейг сказал. Сказал и пришил ему это тесёмкой на ворот — к другим навешанным им же украшениям.
То-то Билла тянуло к земле.
Школьный спортзал к вечеру пятницы вмещал толпу родаков — словно на распродаже, где торговали предложениями, что хороши для сопляков. Билл прибился во втором ряду с краю на скамье. Хорошее место — если вдруг на тебя обратят внимание, никому сворачивать шеи не придётся.
Ни родакам свои, ни Биллу их.
Углы были битыми, от пола поднимался запах резины дешманских кед. Знакомый — Билл сам такие носил. Сам бегал до раскалённого языка во рту — до раскалённых подошв.
Если бы она — они — знала, от кого.
Под потолком осыпалась зелёная краска да потрескивала лампочка — того и гляди сдохнет.
Как миссис Керш. Как десятки пациентов Шэрон.
Она умудрилась строить скорбное личико по каждому — по морщинке у рта вот завела. А пока Билл хоронил свои надежды, не роняла ни слезинки.
Хоронил себя. Крейг говорит, человек умирает с каждым поломанным в доску убеждением.
Билл на дне могилы — проваливаться некуда.
Когда в зал вошла Миллер — секретарь подгоняла её, чуть не роняя папку с бумаженциями
ну и скок он тут проторчит?
все примолкли. Словно сами — школьники.
— Думаю, можем начать. — Миллер, одетая в серый деловой костюм, оглядела присутствующих родаков. И Билла — очки на ней уберегли от колючего взгляда. — Прежде всего мне как директору Диринга хочется посвятить вас в некоторые кадровые перестановки нашего коллектива. К сожалению, мистеру Брауну пришлось покинуть пост учителя физкультуры в связи… с ухудшением самочувствия…
— Доклюкался, — хмыкнул чей-то папаша с задних рядов.
Кто-то поддакнул. Миллер попробовала поискать папашу взглядом — точно пустить в него парочку копий, — но продолжила:
— К счастью, его согласился заменить Роберт Грей. — Она повела ладонью — браслет сдавливал отёкшее темнокожее запястье — влево. — Мистер Грей квалифицированный специалист, окончил Университет Ороно. Именно таких педагогов в нашей школе ценят и любят.
Билл вытянул шею и нижнюю губу. Долго выглядывать не пришлось — Грей поднялся со стула.
А поначалу-то принял его за ассистента или кого-то в этом духе. Рыпнется, если лампочка всё-таки перегорит.
И с таким ростом дотянется до потолка сам — как все эти легендарные-фольклорные герои, у которых в кулаке если не весь мир поместится, то хотя бы часть.
А Билла и вовсе раздавит до песчинки.
Не хватай. Не хватайся.
Взглядом-руками-ногами. Хотя Грей не из тех, кажись, кто тычется членом в чирлидерш в подсобке во время матча.
— Что ж, я… — Он вдохнул — да что, блин, им сказать? — и сложил ладони перед собой в крупный замок. Попробуешь — и ломом не вскроешь. — Буду заботиться о физическом здоровье ваших детей.
Поздно спохватился. Узнай он
во что ты впутался?
сколько школоты торчит на том-сём, язык куснёт, с которого эти словечки соскочили.
На миг поджав губы — да что, блин, им сказать? — Грей сел на стул, опустив замок из пальцев между колен. Здоровый внедорожник, который — каким боком? — вписался среди холёных легковушек.
А сам покоцанный. Прищурившись, Билл разглядел на его лице шрам — бровь перекрестил, некогда накрепко зашитый, и сполз по виску.
Да и весь он как заштопанное чудовище Франкенштейна.
На Грея тоже замахивались?
Билл вздрогнул — сидевшая по соседству мамаша, от которой пованивало кошачьей мочой, протянула ему буклет. Полистал — что-то о домогательствах. Как уберечь своего ребёнка — братишку — от какого-то психа.
Миллер успела дойти и до этого. Вещала о том, что школа может похвастаться безопасной средой
понедельником-вторником-четвергом — нет?
да видно, запамятовала, как на днях восьмиклашке совали пальцы в трусы за дверьми туалета.
Бывает. Заработалась.
Если б она знала.
Билл поглядел на Грея, вновь вытянув шею, — он скрестил руки на груди. О таком приёмчике он слышал от Крейга — прячется, словно хочет раствориться.
А кажется ещё больше. С Крейгом почему-то так не работало.
С Биллом — тоже. Может, Грей какой-то дефектный?
— Мистер Грей в целях укрепления безопасности детей предложил время от времени проводить их анкетирование на… ненавязчивые темы, — сообщила Миллер, вновь сделав пас влево. Апорт! — Детям будет комфортно отвечать на вопросы в письменной форме, а не в устной. Не всякий… готов поделиться опытом… опытом, о котором вы можете прочесть в брошюрах НЦППЭД.
Ну или увидеть в вечерних новостях. Папаша трахнул дочь, священник годами насиловал маленьких прихожан, учитель расстегнул пятиклашке брюки.
Напомните, за что там погнали Брауна?
Мамаши негромко заговорили меж собой, оборачиваясь на задние ряды. С горящими — ого-о-о, после рабочей смены-то — глазами.
В восторге от предложений мистера Грея.
Ну или от него. Сразу и не скажешь.
Мужики вроде него — спустя десять лет на островке супружеской жизни — не дичают, а становятся робинзонами. Тайком замышляют построить плот — иной раз даже сматываются, — а сами в целом-то привыкают.
Подняв глаза от брошюрки, Билл поглядел на Грея вновь. Он — в ответ, словно смотрел уже давно, а порой взор упрятывал.
Во что ты впутался? — спрашивал им будто.
Если бы он знал.
Когда собрание закончилось, Билл не спешил сматываться. Особо не к кому — Шэрон стрясёт с него всё в выходные, а потом отмахнётся. Чего она там не слышала.
Многое. Может, есть смысл хотя бы полистать брошюру.
Родаки расходились — кто-то сбился в группки, обсуждая невесть чего. Ворох домашних дел — начиная стиральными порошками — и детвору, которая вместо сахарной пудры готова заглотать порошок.
Если бы они знали.
В школе статистику таких любителей никто не вёл. Болезненный видок сваливали на переутомление, рвоту в толчках — на отравление завтраком или аллергию.
Ну в крайнем случае — похмелье.
Но наши малыши ведь на это не способны, правда?
Ничего не зная о своих детях, они вталкивают им в голову невесть что — от традиций до упрёков, словно скармливая по червю.
Билл таких заражённых перевидал. Сам выводил по штуке.
Засобиравшись следом, он встал, застегнув пуговицы куртки. Услышав шаги справа, поднял взор — Грей направлялся к нему, пока Миллер беседовала с какой-то доставучей четой.
Он сунул руки в карманы бомбера — готовясь, что ли, достать перочинный ножик. Если обороняться, конечно, придётся.
Билл не нападал. Даже натянул улыбочку послушного студента — на языке затаились обещания исправиться.
Тоже мамашей скормлены. Так, сука, и не проглотил.
— Значит, ты Билл Денбро? — спросил Грей.
Голос низкий — словно Билл погрузился на глубину. В глаза ему таращился — смелее-смелее, — будто заводь.
Зеленоватые — тиной заплывшие.
— Ну, раз так го-оворят, — пожал плечами Билл.
Видно, Миллер ему чего-то сболтнула. Как сердобольная медсестра в детском приюте — вот этого мальчонку особенно за уши не таскайте.
Хотя бы за одно.
— Не видел тебя на своих уроках.
— Я н-незаметный, — хмыкнул Билл, накинув на плечо рюкзак.
Крейг говорит, это первое качество хорошего бегунка. Ну, как у эйча, например, — скорость прихода, а у инея — сыпучесть.
К тебе, зайчик, тоже легко привыкнуть.
Пристраститься, как к движкам.
— Это плохое качество, — заметил Грей.
Кулаки в его карманах чуть шевельнулись. Всё-таки пырнуть хотел?
Билл и так колотый. Пусть попробует найти нетронутое местечко.
— По-омогает выжить. Особенно в школе, — подмигнул он. — Попробуйте.
Будто склеивал его у барной стойки.
Не пронял — Грей даже мускулом не дёрнул. А что взять, дескать, с тебя, малолетки, — давай-давай, потешайся.
— Мне хотелось бы видеть тебя на моих уроках, — сказал он. Билл будто вновь опустился на глубину — пальцами ног дна ещё не коснувшись. — Иначе будут проблемы.
У мужиков вроде Грея голоса бывают глубже. А Билл глотает — ноту за нотой. До дна наконец стопами доставал.
— А вы в-всех в лицо помните? — ухмыльнулся он, очертив перед собой носком кеда полукруг. Скрипнул залитый лаком паркет — Грей не поморщился.
— Память меня не подводит, Билл. У твоего класса занятия во вторник.
— С нетерпением жду, — хмыкнул Билл, направившись на выход.
Обогнул Грея — хренова Катадин, — не обернулся.
А он?
Может, чтоб его взглядом утопить.
* * *
Спортзал опустел. Роб поднял взор на трещавшую лампочку — шкрябала слух — и отправился вслед за последним родителем в коридор.
Они не задают вопросов. Глядят только — и вот он будет моего ребёнка муштровать?
Ну или что похуже.
Спрашивать, по бусине-сплетне собирая в браслет, Роб не хотел. Поглядишь — а там и всю руку со временем оплести успело.
В коридоре он окунулся в густой полумрак, просеянный светом ламп. Непогода в окна постукивала — бесновался сентябрь, заигравшись с проливным дождём.
Входная дверь скрипнула — и Роба захватила в объятия уличная свежесть. На крыльце пригляделся к знакомому жёлтому рюкзаку.
Детвору узнавал по чертам лица — цвету глаз, родинке на лбу и щербинкам меж зубов. Билла Денбро — по цвету рюкзака.
Заслужил звание худшего педагога — после Брауна, конечно, — или ещё нет?
Опустив взгляд на его лёгкие кеды, Роб вздохнул, закрыв дверь, — носки прижаты друг к другу, что лапы околевшего зверька. Пахло сыростью и гнилыми листьями — по горке, словно взрытые кротом норы, возвышалось возле бейсбольного поля. От крыльца тянуло мокрым бетоном.
— Подвезти тебя, Билл? — спросил Роб, приблизившись к нему. — Совсем же вымокнешь.
Он кивнул в сторону парковки, когда Билли обратил на него взор.
Лицо мокрое — как от проливных слёз. Сентябрь и с ним успел заиграться.
Ухмыльнувшись, он потряс брошюркой — тёмной от крапов дождя:
— По-осторожнее, мистер Грей. Я её уже прочёл.
Нынче главное правило учителей — не сажать в свою тачку детвору.
Роб потёр кончик носа — почудилось, дождевая капля плюхнулась. Поймал Биллину улыбку из-под капюшона толстовки.
На щеках у него выцветшие веснушки, на шее — пара бойких синячков. Ясно, откуда взявшихся.
Для этого они прячутся по школьным туалетам?
Билли похож на того, кто согласится — чтоб схватили за руку и затолкали в кабинку. А там — затолкали бы в рот.
— В чём-то ты преуспел, — заметил Роб. Может, в ответ своим мыслям. — Так подвезти?
Со вздохом смяв брошюрку, Билли упрятал её в задний карман джинсов.
— Не. Сам д-дойду. Здесь… близко, в общем.
Он облизнул губы, отведя взор куда-то вдаль. Проследив, Роб понял — на дорогу.
Кто-то его заберёт?
Кто-то, кто скажет Робу — это не твоё дело.
Кивнув, он достал из кармана джинсов ключи от машины.
— Ладно. До вторника, Билл, — сказал ему напоследок.
Билли кивнул. Да вали уже наконец — жест малолеток, унаследованный от суетливых родителей.
Или суетливого родителя.
Билли из тех ребят, про кого пишут слезливые репортажи в «Портленд Дейли Сан». Жертвует временем, таскаясь на собрания вместо матери, — а отца при нём никто не упоминает.
Хорошо, когда ты симпатичен директрисе. И без вопросов вывалит на тебя целый урожай ответов.
Сиди только свежие от гнилых отделяй.
Роб этому пока не научился — а навык хороший.
Уезжая с парковки, он поглядел на крыльцо в зеркало заднего вида. Только ветер по нему прогуливался, как ленивый ученик.
* * *
Никогда не брать с малолеток обещаний.
Вот что надо усвоить в первую очередь. Не то, что в кафетерии раскидываются жраньём на скамейках — протест? — а то, что детвора любит надурить.
Во вторник с десятиклассниками он затеял волейбол. Рваная сетка, затёртый паркет, смазанная кроссовками линовка — и дутый мяч. Пацаньё прятало под мешковатые майки в шутку, словно пузо утопленника, — разносило сплетню о какой-то залетевшей девчонке.
Роб поглядел на них, кидающих друг другу мяч в окрепшие пальцы. Окрепшие — потому что отбиваются от расспросов, чего с ними будет дальше.
В Саутерн Мэн? В Томастон? Осесть в родительской квартире с ребёнком, зачатым по малолетству?
Так себе меню. Что ни закажи — будешь давиться.
Огляделся ещё раз — Билли не приметил. Он мог бы затеряться среди девчонок в толстовках с эмблемой школы — раствориться, выглядывая из-за плеча одной.
Подмигнуть, ухмыльнувшись, — чё, п-потерял?
Но с жёлтым рюкзаком Роб сегодня не сталкивался.
— Ладно, — вздохнул он, выставив пометки в ведомость о посещаемости. Детвора сгрудилась близь, как птенцы в гнезде, — от кого-то несло потом, от кого-то дезодорантом. Ядовито, ноздри жгло. — А что с Денбро? Не видел его сегодня.
— Так ему ж не до физры, — хмыкнул Тревор — крепкий парень, упёрший руки в бока, и шмыгнул носом.
Роб поглядел на него, хмурясь. Справки об освобождении он не получал, а мисс Миллер ни о чём не предупреждала.
Так, брякнула только на ухо
я н-незаметный
про Биллину семейную драму. Папашу сгноили
на чём это?
мать приглядывает за гноящимися.
Да и от сынка душок идёт. Не чувствуете?
— Да он торгует, — пояснил голос из толпы.
— Наркотой, ну, — подхватил девичий. — Не слышали? Вау…
— Добро пожаловать, блин, в Диринг, мистер Грей.
Мисс Миллер об этом не упоминала.
Вряд ли в личном деле Билли есть запись об этом. Что шебутной да язва, словно Джерри Сайнфелд, — ну да, может быть. А кто не без греха? Характеристика девяноста процентов его ровесников.
А вырастая, они вылепливают эти качества во что-то ещё, как дети — снег в снежки. У одних — рыхлые, у других — покрепче. Если долбанёт, так до синяка.
Гляди не заигрывайся.
Роб почесал бровь мизинцем, кивнув. Десятиклашки восприняли как сигнал расходиться — переглянулись, обменявшись немым вопросом. Робу не заданным.
Что, мол, теперь с ним будет?
В спортивных командах допингистов не сдают тренерам и врачам. Сперва намыливают болтовнёй — а уж потом выкатывают орудие посерьёзнее.
Проезжаются по мозгам, что лезвиями коньков по льду.
Роб огляделся — зал опустел, затаив в воздухе отзвуки юношеских голосов-смеха-криков. Биллиного не слышно.
Подхватив со скамейки мяч, он направился в подсобку. Кинул в коробку к другим, хмурясь, — взором впору бы проколоть.
Могут ли от наркотиков отцветать веснушки?
