***
С мороженым что-то было не так. То ли еле уловимый химический привкус, то ли чересчур зернистая структура, то ли более вязкие, чем обычно, кусочки цукатов… Но поскольку это было любимое мороженое Мацуо, он пробовал его снова и снова, и в каждой новой крошечной порции заставлял себя почувствовать тот самый правильный вкус, и каждый раз чуть в него не верил… Но стаканчик почти опустел. А с мороженным по-прежнему что-то было не так, с каждой съеденной ложечкой. Мацуо вздохнул, наблюдая, как подтаявший пломбир капает с ложки в пластиковый стакан. Может, дело просто в том, что из-за жары мороженое тает быстрее, чем оказывается во рту? Нет, ерунда… Просто бывает, что в мелочах не везёт. И даже с этим маленьким невезением день складывался неплохо. Мацуо отдыхал на старой каменной лестнице, в тени раскидистых дубов, и всего на пару ступенек ниже него сидел Пудинг. За всё время, что Мацуо ел мороженое, он почти не шевелился, и даже когда кромка тени сдвинулась, открывая занятые им ступеньки свету, он остался на месте, под прямыми солнечными лучами. Изредка Мацуо глядел на его затылок и замечал тусклые, словно затёртые ластиком блики на волосах. Эта игра света — следы гармоничного соприкосновения потустороннего мира с материальным. Для призрака они — очень хороший знак. Мацуо поднёс ложечку к губам, собираясь дать пломбиру ещё один шанс, но неожиданно Пудинг заговорил. — Не думал, что у тебя есть сестра. Рука Мацуо дрогнула, и сладкая сливочная капля упала на его красную клетчатую рубашку, снятую с просушки только этим утром. Мацуо вздохнул, с досадой швырнул ложечку в стаканчик и облизнул пальцы. — Да. Сестра… — ответил он, пытаясь оттереть пятно с рубашки. Похоже, снова придётся раскошелится на химчистку. Пудинг помнит визит его сестры… Это тоже, наверное, хорошо. Для него. Для его памяти… И это всего лишь сестра. — Кимико, — на всякий случай уточнил Мацуо. — Интересный тогда получился разговор… — Я ушёл, когда она заговорила про платья, — сказал Пудинг, чуть повернув голову. — Много пропустил? — Неа, — покачал головой Мацуо. — Она сказала, что поселилась в домике у кладбища… Пудинг дёрнул плечами и отвернулся. Это был тот редкий случай, когда Мацуо не хотелось, чтобы он продолжал расспросы. Ему совсем не обязательно знать про Кимико больше уже известного. И совсем не обязательно говорить: сидеть и жмуриться на солнце — то, что ему нужно прямо сейчас. Он и так сделал уже очень много… Он пережил страшнейший приступ — наверняка далеко не первый. Он принял помощь. Он впервые дал прямой ответ на вопрос, который Мацуо задавал ему так много раз… И он следовал за ним без всяких заклинаний, поводков и уговоров: ему просто нравилось. Он слушал и впитывал его увлечённую болтовню, с этой искоркой глубоко в чёрных глазах, очарованной и очаровательной… Он такой молодец… Мацуо улыбнулся и взял стаканчик с ложечкой внутри. Закрыл пластиковой крышкой, прицелился и кинул его в урну, стоящую у основания лестницы. Бросок метра на два, но Мацуо попал. — Ха! Смотри-ка… — сказал он. Пудинг бросил мимолётный взгляд через плечо, коротко и тихо усмехнулся. Отвернувшись и опустив голову, он молчал. Мацуо перестал улыбаться. Наблюдал. Ему казалось, что неподвижность Пудинга из ленивой и расслабленной превращается в закостеневшую. Блики на его волосах тускнели, становясь совсем иллюзорными. Мацуо осторожно спустился на одну ступеньку ниже, на границу света и тени. Он окунул руку в солнце и держал её, давая нагреться и пропитаться. И потянулся к голове Пудинга, чтобы одними кончиками пальцев коснуться прядки волос около уха. Пудинг не пошевелился. Мацуо решил не выходить за рамки и простым, привычным движением провёл ладонью по волосам. На ощупь их почти не отличить от живых… На этот раз он мог дотянуться и до макушки, и до обоих висков, и верил, что сможет вернуть на них неуловимый солнечный блик.***
Мацуо шагал по светло-серой равнине. Шёл он вперёд, назад, в верном или неверном направлении — сказать невозможно, когда везде один и тот же дымный смог. Сколько длился путь, Мацуо тоже не помнил. Он обернулся. Оставляет следы… Красные, мокрые, липкие отпечатки окровавленных подошв тянулись за ним бесконечной вереницей. Он посчитал бы, что они принадлежат кому-то другому, но стоял посреди пустоты один. Он хотел проверить, что случилось с его обувью, но взгляд споткнулся об алое пятно на светлой рубашке. И ещё одно, и ещё… Вся рубашка заляпана кровью, расползающейся по ткани, как паразитическая грибница. Мацуо продолжал идти, стараясь не задевать собственное тело и надеясь сбежать от цепочки кровавых следов. У него не оставалось выбора… Конечно, это какая-то ошибка: что-то перепуталось, но он не мог этого распутать, а потому продолжал идти.***
— Он попал к местному коллекционеру, — заявил Рейген. — Я почти уверен… Мацуо поднял взгляд от миски с недоеденным рисом. Подъёмы головы сегодня давались тяжелее обычного. Он мало спал ночью. — Коллекционер? — переспросил Мацуо. — Какой-то местный богач, — пояснил Рейген. — Увлекается коллекционированием всяких каменных редкостей… Я порылся в старых газетах, нашёл несколько статей. В одной из них упоминался некий камень, «Дар Провидения», в котором кроется послание якобы высших сил. — Рейген, довольно ухмыляясь, дёрнул бровями. — Думаю, никакой это не дар. Это наш третий камень. Камни… Волшебные камни со скрытыми посланиями: ради них Мацуо нашёл себе союзников. Ради них Рейген пригласил его к себе в коттедж. Первые два камня по-прежнему лежат где-то в ящике стола и приглушённо требуют отыскать разгадку… Но Мацуо думал только об одном: как было жалко, что Экубо сегодня не оказалось дома. И всё-таки он жил здесь… Его аура чувствовалась ясно, она примешалась ко всем предметам в доме. Мацуо украдкой смотрел по сторонам и думал: рубашка, висящая на спинке стула, или кепка, лежащая на подоконнике, — Экубо их носил? Баллончик дезодоранта, стоящий на тумбочке, — им Экубо пользуется? Или недопитая чашка чая на столе… Экубо пил из неё? Его губы касались её краёв?.. Но Мацуо только поудобнее перехватил палочки и запихнул в рот ещё несколько комочков риса, хотя они с трудом лезли в горло. Будет невежливо оставить недоеденным блюдо, приготовленное хозяином дома. — Камень у коллекционера… — пробормотал Мацуо. — Версия правдоподобная. Но что-то мне подсказывает, что к коллекции нас просто так не подпустят… — Это правда, — вздохнул Рейген. — И дом неплохо охраняется… Но ведь ваши духи помогут, правда? — Наверное… Хотя бы для разведки я кого-нибудь найду. Рейген снова расцвёл в лучезарной улыбке. Он выглядел необъяснимо расслабленным и весёлым, хотя Экубо не было рядом… Мацуо казалось, что они абсолютно неразлучны, но он ошибся. И каждый раз, думая об этом, он чувствовал и облегчение, и тончайший укол возмущения. Если бы Экубо доверил ему своё сердце, он бы не оставлял его ни на секунду… Держал бы так близко, как только возможно, и шептал слова любви, и защищал, и убеждал, какой он особенный, и выделял среди всех… — Или, может, попытаться проникнуть в дом без спроса… — задумчиво проговорил Рейген. — Ну, конечно, если мы возьмём только камень! Пожалуй, это будет оправданно… Его нервная усмешка странно царапнула сознание Мацуо. За ним таскалась одна маленькая неприятность, которая, однако, могла перерасти в крупную проблему. Если Рейген не будет достаточно проинформирован. Мацуо внимательно оценил его хитрый прищур, машинальным движением руки поправляя своë ожерелье, чтобы все стеклянные дольки киви лежали правильной стороной. Вряд ли человек, мимоходом предлагающий совершить ограбление, будет чрезмерно возмущëн темой, которую собирался поднять Мацуо. — Я не говорю нет… — протянул он и игриво усмехнулся. — Но, возможно, мне сейчас стоит держаться подальше от неприятностей. Рейген вполне естественно насторожился. — Что вы имеете в виду? Мацуо подобрал последние рисинки со дна миски и попытался найти подставку, на которую можно положить палочки, но ему пришлось довольствоваться сложенной салфеткой. — Я слышал, что меня, кажется, разыскивает полиция… — ответил он. — Ну и ну… — нахмурился Рейген. — Что случилось? — Уверен, вышло какое-то недопонимание, — развёл руками Мацуо. — Они там что-то перепутали… Ну или это из-за неаккуратной езды на велосипеде. Я не знаю! — воскликнул он, пожимая плечами, и с робкой усмешкой покачал головой. — Я преступлений не совершал… Но… Полицейские всë равно могут доставить много хлопот… — Он бросил колкий взгляд через стол. — Знаете, да?.. Рейген чуть-чуть помедлил и тихо проговорил: — Да, знаю… Недоверие на его лице сменилось сочувствием. Теперь Мацуо был уверен: он проникся его невезением и не станет усугублять последствия. Рейген поднялся со стула, чтобы унести пустые миски, и напряжение окончательно улетучилось из комнаты. Мацуо благодарно улыбнулся и по привычке облизнул губы, которые должны были успеть пересохнуть, однако почувствовал на языке привкус вишнёвой помады. Он ведь специально её подбирал… представляя, в какой восторг пришёл бы Экубо и с какой жадностью он припадал бы к его ягодным губам.***
Кровь чавкала под ногами, и идти становилось труднее. Мацуо не смотрел вниз, но чувствовал, как её тёплый липкий язык лижет его голые лодыжки. Идти становилось труднее, но он шёл: может, удастся выбрести из этого красного болота… Он запинался и вдыхал — сырой подгнивший воздух всё хуже насыщал лёгкие. Он откидывал со лба слипшиеся пряди волос, но только больше размазывал клейкость по лицу. Пытался ещё и ещё, но пальцы вязли в горячей плёнке. Пальцами, всей ладонью, запястьем — нужно оттереться, отмыться, ведь если кто-нибудь заметит… Если кто-нибудь увидит… Что подумают? Что решат? Кровь капала сверху, заливая глаза, волосы, одежду… Слышалось только чавканье, капли и шлепки. Кто-нибудь обязательно заметит…***
Мацуо столкнулся с Кимико на лестнице своего собственного дома, когда спускался во двор с сумкой, полной чёрных капсул. Тяжёлая, словно набитая щебнем голова не стала для него препятствием на пути в заброшенный ангар — место, где обитатели капсул получали ежедневную долю свободы и внимания. Но Кимико, перегородившая спуск с лестницы, могла стать. — Мне нужно поговорить с тобой, — решительно заявила она. Мацуо бегло оглядел её с головы до ног: шпильки с черепами, чёрное платье с корсетом, сапожки на каблуках — она старалась изо всех сил… Но её старания могли привести только к подозрительным косым взглядам — на Мацуо в том числе, если кто-нибудь увидит их вместе. — Может, как-нибудь потом? — сказал он и демонстративно поправил сумку на плече. — Я тороплюсь. Кимико посторонилась, освобождая проход, однако говорить не прекратила. — Но это касается полиции… — Я не заинтересован. Мацуо слышал, как её каблуки стучат по асфальту у него за спиной, и пытался ускорить шаг. — Но это может быть важно… — Ты понятия не имеешь, что важно для меня. Сестра, полиция, вся эта чушь… Только подсыпает щебня в голову. Мацуо насилу вспомнил, о чём думал до этого… Экубо, конечно это был Экубо. Он по-прежнему занимал все его мысли. По-прежнему заставлял улыбаться, по-прежнему вызывал это сладкое замирающее чувство в груди, и Мацуо положил ладонь на сердце, чтобы прощупать сладость и не дать ей выплеснуться наружу. Стук каблуков догнал его, и почти над самым ухом прозвучал сердитый голос: — Я несколько часов просидела на могилах, чтобы найти подходящего… — Нет! — перебил Мацуо и отпихнулся локтем. — Да как ты не поймёшь… Не нужна мне твоя помощь! И чтобы ты таскалась за мной! Мои подопечные ждут моего внимания и моей заботы… Он схватился за лоб свободной рукой — иначе бы голова, потяжелевшая от крика, грохнулась об асфальт и разлетелась вдребезги. — У меня нет времени на эту чёртову полицейскую историю, — проговорил он и продолжил путь. — Но… — послышалось вдогонку. Жалобный вздох. Стук каблуков… — Ладно. И кто сейчас среди твои любимцев? Та кусачая штучка ещё с тобой? Или тот глазастый чудик? Мацуо даже не повернул головы, только крепче вцепился в лямку сумки. «Кусачая штучка»… «Глазастый чудик», — повторял он про себя. Только человек, ничего не смыслящий в вопросе, может такое ляпнуть. Ничего не смыслящий, но отчаянно пытающийся подобраться поближе к Мацуо и к его подопечным. Хорошо, что все они надёжно спрятаны за чёрными стенками капсул… — Или, может, тот красавец, что бы с тобой в кафе? Похолодев от ужаса, Мацуо замедлил шаг. Он ошибался… Не у всех его подопечных есть укрытие. Пудинг… сейчас на свободе. Может, даже совсем близко… Ведь он доверился Мацуо достаточно, чтобы держаться поближе к его квартире. И именно он требует самого бережного обращения. Напористость может навредить ему. Беспечность может причинить боль… А он и без этого столько страдал… Мацуо помнил почти каждый свой шаг в тот вечер, когда предчувствие заставило его выглянуть в окно, и он увидел, что Пудинг беспомощно скорчился у забора внизу. Судороги били его. Он стонал, находясь в полусознании… Мацуо хватался за его плечи и думал только об одном: ну почему, почему он не заметил раньше… Сколько таких приступов Пудинг пережил в одиночестве — страшно даже вообразить. Мацуо обернулся и сквозь зубы процедил: — Держись от него подальше. Поняла? Стук каблуков перестал его преследовать.***
Мацуо споткнулся и рухнул на колени — на этот раз его захлестнуло с головой. Колени тонули в чём-то вязком, горячем и хлюпающем, и он уже не мог подняться, а кровь лилась и лилась сверху, тягучим потоком, удушливыми струями, и Мацуо тонул — по грудь, по плечи, по горло… Рубашка мокрая насквозь, липкая, плавящаяся и въедающаяся в кожу, красная, руки — красные, волосы — красные, и пустота — красная, красная, красная… Мацуо увяз в трясине. Он в ловушке… Его найдут… Его увидят… Ему скрутят руки и раздерут грудь, заставляя дышать без горла и без носа… Если он не утонет раньше. И он рвался, он выныривал, он вскакивал и падал, и всплески становились всё громче, всё краснее и краснее… Пока он не проснулся с жалобным стоном на губах. Он чувствовал, что лежит на горячих влажных простынях, дышит, но воздух жаркий, липкий, и что-то по-прежнему подстерегает его за кровавой занавесью… Но боль так и не наступила. Вырвавшись из оцепенения кошмара, Мацуо шарил рукой по простыням — искал надёжные руки и твёрдую грудь, чтобы прижаться к ней и спрятаться… Но Экубо не было рядом. Мацуо открыл глаза и смотрел в низкий светло-серый потолок. Наступало ещё одно жаркое утро. Он вспоминал: сегодня назначена встреча для поисков последнего камня, и он должен принести духа-разведчика, чтобы запустить его в дом коллекционера. Но один он туда не пойдёт, нет… Он во что бы то ни стало убедит Экубо пойти вместе с ним.***
Банановый Йогурт был духом редкой породы. Длинное тело, кожа, переливающаяся золотым и красным: он отдалённо напоминал миниатюрного китайского дракона и отличался характером древнего, величественного и гордого существа. В качестве подношений принимал цветы чертополоха и чайные пакетики. Мацуо обожал, когда он, задобренный и разморённый, оборачивался вокруг его талии в два плотных кольца. А главным сокровищем Йогурта были глаза: вытянутые прорези, рассыпанные по всему телу, каждый из них — настоящий, внимательный и зоркий. Мацуо верил, что именно благодаря глазам Йогурт обладал поразительной способностью замечать детали. Из десяти случайно закрашенных тетрадных листов он безошибочно выбирал тот, в котором одна-единственная клеточка была помечена другим цветом. Кроме того, его способность воспринимать и подавать сигналы была чрезвычайно хорошо развита для неразумного злого духа, поэтому Мацуо выбрал для разведки именно его. Богач-коллекционер построил себе большой и роскошный дом, с колоннами и барельефами, однако дворцом его было не назвать. Банановый Йогурт должен был справиться не больше, чем за полчаса. Пока он рыскал внутри, Мацуо и Экубо стояли в темноте под забором. Разговор не клеился. Однако молчать рядом с Экубо — одно удовольствие, тем более, Мацуо никак не мог собрать рассеянные, волнующиеся мысли в подходящий для разговора орнамент. Поэтому он молчал — и украдкой поглядывал на облегающую жёлтую рубашку, подтяжки, на крепкие руки, сложенные на груди, на плавный профиль, подсвеченный далёким фонарём. Всё могло быть идеально… Если бы не крошечная мысль, скребущая в дальнем уголке сознания. Мацуо пытался улыбаться, но только морщился. Хорошо, что в голове всё плыло, и он не мог разобрать, что именно там царапается. Экубо громко вздохнул. — Долго ещё ждать твоего молодца? — спросил он. Мацуо собирался ответить, но именно в этот момент аура за забором всколыхнулась, натянулась и изогнулась, точно как длинное тело драконоподобного существа.***
— Итак, хорошая новость: Банановый Йогурт — настоящий умница, — доложил Мацуо. Экубо непонимающе нахмурился, и он пояснил: — Я имею в виду, что он нашёл камень. Но, к сожалению, он хранится под защитным стеклом. И, кажется, сигнализацией, я не смог разобрать… Комната с коллекцией находится на втором этаже, вон там окно… Так, что ещё… Хозяина в доме нет. Охранников четверо, сейчас они сидят в отдельном домике и смотрят телевизор. Во дворе и в доме несколько камер наблюдения. — Ага, вижу… — сказал Экубо, вглядываясь сквозь забор в темноту. — На этом всё, — объявил Мацуо. — Ну разве Йогурт не чудо? — счастливо вздохнул он и погладил разведчика по довольной конусообразной морде. В своём вдохновенном порыве Мацуо подступил на крохотную долю шага ближе к Экубо и, затаив дыхание, ждал… Пальцы немели, в груди тянуло, губы дрожали и ждали чувственного прикосновения — всё правильно… Экубо повернулся — сердце замерло, вот, сейчас, он склонится… — и разочарованно проговорил: — На этом — всё? Камень у нас под носом, и мы ничего не сделаем? — Ну, из-под стекла его так просто не вытащить… Мы получили информацию. Теперь нужно придумать, как ей воспользоваться… — У тебя что, нет какого-нибудь духа, который мог бы вытащить оттуда камень? И внезапно таинственная мысль царапнула чуть глубже, чем раньше. Кимико что-то узнала про полицию, что-то важное, от чего Мацуо отмахнулся, что-то… Он мотнул головой, заставляя себя сосредоточиться на вопросе Экубо. — Устранить сигнализацию, убрать стекло, вытащить камень из закрытого дома… Слишком сложно для одного духа, — ответил Мацуо. — А двух достаточно толковых, да ещё и неконфликтных, я не подберу… Может быть, Пудинг согласится помочь, — добавил он, чуть помедлив. — Но это тоже займёт время. Всё-таки... речь идёт о взломе чужого дома. Я... даже не знаю, стоит ли говорить ему... Он ласково провёл ладонью вдоль спины Бананового Йогурта, подталкивая его вернуться в капсулу, а Экубо снова вздохнул. — Уверен, он только прикидывается, что у него такие высокие моральные принципы... Ладно. Время так время… Не понимаю только, зачем было меня сюда тащить… — Ну, знаешь… — смутился Мацуо. — Я… я темноты немного боюсь. Не хотел быть здесь один… — Первое было враньём. Второе — совсем нет… — Тем более, мы ведь начали заниматься поисками в парах, зачем прекращать? Экубо молчал и пристально смотрел сквозь забор, Мацуо нервно усмехнулся и поправил волосы, затем — широкий вырез тёмно-зелёного свитера, эффектно обнажающий шею и ключицы. Экубо не замечал. Мацуо кусал накрашенные губы… А Кимико знает что-то, чего не знает он. Глупо же он поступил… И зачем… зачем он сейчас об этом подумал?! Секунду назад всё было прекрасно, а теперь эта треклятая мысль болезненно врезалась в голову. Может, сейчас, после такого постыдного признания самое время взять Экубо за руку? Это смело, безрассудно… Но ведь именно этого Мацуо хочет больше всего? Ведь от одной мысли — замирание, тяга, дрожь… Замирание, тяга, дрожь… Они по-прежнему с ним. Он сжимал пальцы, представляя вместо тёплого воздуха горячую ладонь и считая удары сердца. Он жаждал… — Рассказу твоего духа можно доверять? — спросил Экубо. — Конечно, можно! — живо заверил его Мацуо. — Даже не сомневайся. — Значит, хозяина сейчас нет… — пробормотал Экубо и обхватил один из прутьев забора. — Охрана бездельничает… Я нашёл три камеры, с которых нас может быть видно. Кажется, больше нет. Мацуо уловил нотки азарта в его голосе. Начал соображать, к чему он клонит, но испугаться не успел — осознал, что Экубо доверяет ему… доверяет его подопечным… Мысли путались, менялись, превращались из сладостно плавных в гибельно острые и обратно. Мацуо балансировал на тонкой грани: всё было в порядке, но если чуть качнуться, он сорвётся и будет растерзан собственными выдумками. Кимико… Экубо… Кимико… — Всё так удачно сложилось… — говорил Экубо, вцепившись в забор обеими руками. — Возможно, другого такого шанса не будет. Нужно попытаться вытащить камень сейчас. Мацуо ожидал, что он это скажет, но предложение всё равно обрушилось на него, как ведро ледяной воды. — Сейчас?! — переспросил он, чувствуя, как мурашки щиплют позвоночник. Экубо повернулся к нему и развёл руками, как будто предлагал выпить по чашечке чая, а не выуживать запертую драгоценность из-под носа у охраны. — Я отключу камеры, открою окно, как-нибудь разберусь с сигнализацией и стащу камень, — сказал он. — Дело минут на десять… Мацуо потряс головой, то ли в знак несогласия, то ли пытаясь вытряхнуть оттуда лишний песок. — Слишком опасно… — А потом хозяин дома вернётся, и охрана перестанет валять дурака — тогда будет не опасно? — настаивал Экубо. — Разделаемся с этим прямо сейчас, и больше никогда не придётся думать об этих чёртовых камнях… Он стоял перед Мацуо, высокий, широкоплечий, напряжённый, как пружина, — в любой миг может сорваться с места; казалось, что крошечные изумруды искрятся в короне его волос. Экубо решительно смотрел на дом, разбушевавшийся, своевольный злой дух — но Мацуо не мог остановить его, не мог скомандывать, не мог запереть в чёрной капсуле. Он слишком сильный, слишком свободный, слишком волевой, слишком особенный… Запредельный, вне всякой досягаемости. И Мацуо хотелось только отчаянно кричать: «Посмотри на меня… На мою одежду, которую я выбирал для тебя, на мою помаду, на мою причёску… Посмотри на меня, я невиновен! И я люблю тебя...» Но смог выговорить только одно: — Кто-нибудь увидит… — В таком случае… — сказал Экубо. — Сейчас темно, а я быстро бегаю. И взмыл в воздух, сразу оказавшись на заборе, ловко устроившись между остриями прутьев. Мацуо остался внизу, в темноте — и почти начал верить, что действительно боится её. Экубо не подведёт, не предаст — повторял он себе, но коварная тревожная мысль раздулась и вгрызалась в мозг, словно ненасытный паразит, подтачивала с каждой стороны, царапалась острыми членистыми лапками… Кимико что-то знает. Что-то, что может стоить Мацуо жизни. Послышался мягкий шорох: Экубо спрыгнул на траву по другую сторону забора. Он прав… Всего десять минут, и всё будет кончено. Нужно потерпеть ещё десять минут… — Ни с места! — прогремело в хрупкой ночной тишине. Мацуо пробила холодная судорога. Он бросил взгляд вдоль забора: у дальнего угла появились две тёмные агрессивные фигуры. Блеснули фонарики, но свет не дотянулся до него. Мацуо шагнул назад. — Дьявол! — прозвучало голосом Экубо. Мацуо различил его силуэт, хотя в глазах темнело: он за доли секунды перескочил через забор, спрыгнул на асфальт и приказал: — Бежим! Мацуо рванулся с места, прочь от страшных фигур и к фонарному свету, но сильная рука дёрнула его за шиворот. Экубо утянул его в кусты. Ветки хлестали по ногам и щекам. В ушах стоял треск. Спина Экубо то пропадала, то исчезала впереди. Мацуо пытался бежать быстрее, но будто бы только замедлялся. Ноги деревенели. Заросли сменились улицей, и Мацуо оглянулся: фонарики всё ещё мигали позади. Какие охранники будут так долго гнаться за нарушителем… Может, это и не охрана вовсе… И они знают… И это… это… Экубо резко свернул в переулок, Мацуо последовал за ним, чуть не врезавшись в угол дома. А дальше начались ступеньки… — Куда?! — прокричали сзади. Мацуо рефлекторно повернул голову на голос… и ноги заплелись. Он вскрикнул, прокатился по ступеням и рухнул ничком на асфальт. — Сюда, сюда! Голоса догоняли. Мацуо попытался подняться, но колено пронзила горячая резь, и он со стоном упал обратно. Вытирая слёзы, он разглядел, как Экубо склонился к нему. — Что за чёрт… — прошептал он. — Колено… Гневный вздох опалил щёку. Экубо рядом… Рядом. Его увидят тоже… но Мацуо предательски вцепился в подставленное плечо. Вот и всё… Он похоронил их обоих. Уже был слышен звонкий стук ботинок, но Экубо упорно тащил Мацуо куда-то — не разобрать, куда. Он привалил его к холодной стене — Мацуо успел увидеть какие-то доски, ящики. Тупик… А потом их загородила широкая грудь Экубо. — Не издавай не звука, — шепнул он. Его сбивчивое дыхание жгло губы, и от близости разгорячённого бегом лица в глазах всё плавилось и плыло. Мацуо не падал, только потому что его держали крепкие спасительные руки. Не пошевелиться. Не дёрнуться. Но куда? За спиной — погоня… Впереди — обжигающая, ослепляющая мечта. Да, всё правильно… Об этом он мечтал… Мацуо из последних сил потянулся вперёд… и задохнулся. Экубо поцеловал его уверенно, порывисто, глубоко и так быстро, что Мацуо сперва даже не поверил. Но слишком явно он чувствовал влажные, мягкие губы, мокрый язык, высасывающий его дыхание прямо из горла. Он не мог ни вырваться, ни потянуться вперёд, и не было уже никакого замирания, никакой тяги, ни единой мысли — всё терялось в бешеном, рыдающем, агоническом биении сердца. Он дрожал и рассыпался, вис у Экубо на шее скорее по привычке, чем от жажды близости. Ведь близостью его облило и затопило, она струилась по всему телу: по груди, рукам, животу, паху и бёдрам… Мацуо жался и изгибался, пытаясь совладать с губами, с языком, с дыханием, но всё было не то, неудобно, слишком мало, слишком много. И каждая короткая передышка обращалась облегчением. Каждый поцелуй — камнем в груди. И чем чувственнее Экубо целовал, тем глубже Мацуо тонул. Когда из-за спины ударил свет фонарика, он чуть не закричал, но Экубо крепче сжал его, плотнее прильнул к губам. Так отчаянно и страстно, как Мацуо никогда не мог мечтать… И не мечтал. И не будет мечтать… — Педики… — плюнул один из охранников. И свет погас. Экубо оборвал поцелуй, но руки не разжал, и только когда стук ботинок утих, освободил Мацуо из объятий. — Прости меня за это… — прошептал он и протяжно выдохнул. — Я не смог придумать способа лучше. Вот ведь настойчивые уроды… Мацуо, привалившись к стене, тянулся пальцами к губам, но никак не мог их коснуться. Хотел вытереться… но слёзы выступали на глазах. Он взглянул на Экубо, лицо которого даже в темноте выглядело испуганным и виноватым. Он просто пытался отвести от них погоню… Конечно же… Объятия, поцелуй, прикосновения, желания и все, все до последней искорки чувства — всё было ради того, чтобы уйти от полиции. — Идти можешь? — тихо спросил Экубо. Мацуо опустил голову, шевельнул ушибленной ногой и ничего не ощутил. — Могу… — ответил он. — Тогда пойдём, пока эти придурки не вернулись. В какой стороне твой дом?***
Пока они шли по полуосвещённым улицам, Мацуо пытался воссоздать свою фантазию снова и снова. Снова и снова он и Экубо стояли в том моменте, в полубреду, в последнем убежище и утешении… И каждый раз он отворачивался. Отталкивал. Зажимал рот. Даже когда Экубо тянулся к нему, стоял на коленях, умолял, шептал слова нежности — ничего не работало. Чувства не возвращались. Осколки не собирались воедино. Когда свет фонарей не падал на него, Мацуо украдкой облизывал губы, пытаясь расчувствовать тот трепет, сладость и тепло, о которых он фантазировал столько раз… но не мог. На языке оставалось что-то мокрое, склизкое, перегретое и инородное. На Экубо Мацуо даже не пытался смотреть: понимал, что увидит совсем не его. Не того, о чьих объятиях и поцелуях грезил до потери пульса, с кем мечтал сплетать руки на солнечном пляже, или под хрустальными тенями вишен, или в лунном серебре. А сам Экубо шёл, не оборачиваясь, и Мацуо был ему благодарен. Один раз у Экубо зазвонил телефон. Он взял трубку, что-то выслушал, вздохнул и сказал: — Прости… Я задерживаюсь. Через полчаса буду дома. Мацуо закусил губу до боли. Он прекрасно знал, чей голос звучал по ту сторону динамика… И как он не слышал его раньше? Их взгляды встретились, только когда они дошли до металлической лестницы, под перилами которой отсутствовал прут. Экубо в последний раз посмотрел на Мацуо, кивнул вниз и тихо произнёс: — Приложи к колену что-нибудь холодное… Затем развернулся и быстро растворился в темноте.***
Квартира встретила Мацуо душной тёмной пустотой. По наружную сторону двери в нём ещё теплилась надежда, что, когда он попадёт в привычную обстановку, случившееся станет просто дурным сном, всё вернётся на свои места… Но теперь было очевидно: он уже никогда не придёт домой. Теперь и квартира стала какой-то неправильной, искажённой, извращённой, чужой… Мацуо не включал свет. Он чувствовал на щеке плотную запёкшуюся полоску: видимо, поцарапался веткой, когда бежал сквозь заросли. И как только он увидит свою рассечённую красным щёку в зеркале, реальность порвётся окончательно. Он на ощупь отыскал на кухне стакан, наполнил его, расплескав воду по кухонной стойке, и поднёс ко рту трясущийся стеклянный край. Но как только холод и влага коснулись губ и языка, Мацуо едва не вывернуло наизнанку. Подбежав к раковине, он кашлял и отплёвывался, а холодная вода смешивалась с горячими слезами. Он зажимал рот, пока осознание впивалось в лихорадочную голову, а самая простая и очевидная истина обращалась ложью. Он никогда не был влюблён в Экубо.