Aristotle and Dante Dive Into the Waters of the World

КОГДА Я ПРИЕХАЛ В ШКОЛУ утром в понедельник, я пел. Ага, я пел. Я сидел в коридоре и услышал голос мистера Робертсона через интерком. “Прошу немедленно зайти ко мне в кабинет следующих учеников: Сьюзи Берд, Хесус Гомез и Аристотель Мендоса.” Мы переглянулись. “Думаете, он считает, что мы причастны к ситуации со сверчками?” Сьюзи посмотрела на меня. “Я бы призналась в этом преступлении, даже если и не делала этого. Я бы была героем.” Мы смеялись, пока шли по коридору. “Это так волнительно.” “Сьюзи, меня это вообще не волнует.” “А вот и волнует,” сказал Чуй. “Это классно. Мы знамениты.” Мои друзья были чокнутыми - типа, реально чокнутыми. Как только мы прибыли к офису мистера Робертсона, дверь распахнулась, и оттуда вылетели два ученика. Мистер Робертсон взглянул на своего секретаря. “Убедись, что эти двое отбывают своё наказание с сегодняшнего дня.” Она достала блокнот. “Какой срок?” “Две недели.” “У нас давно не было двухнедельников.” “Это что, английский, Эстелла?” “Моя версия его,” сказала она. Она говорила по-английски с мексиканским акцентом - в остальном, её английский был идеален. Она явно была в плохом настроении. Я думал, мистер Робертсон что-нибудь скажет, но Эстелла ещё не закончила. “Я не думаю, что у вас есть право поправлять мой английский, раз уж мне приходиться поправлять вашу грамматику, прежде чем я дам вам подписать все письма, которые вы отправляете.” Она всегда была его секретарём, и она не мирилась с дерьмом в свою сторону. Она знала как управляться с учениками, и она знала как управляться со своим боссом. Она знала цену своей работы. Мистер Робертсон вообще не говорил по-испански, и ей приходилось быть переводчиком, когда было нужно - а нужно было каждый день. “За это я тебе и плачу, Эстелла.” “За это мне платит школьный округ.” “Эстелла, не сегодня. Я не в настроении.” “Я понимаю,” сказала она,“ но если миссис Ливермор хоть ещё раз сегодня позвонит, я перенаправлю вызов вам. Она звонила четыре раза, и в последний раз она сказала, что, похоже, мы столкнулись с языковым барьером. Если она позвонит снова, я просто буду говорить на испанском и разбирайтесь с этим сами. И миссис Робертсон привезла ваши таблетки от давления.” Она протянула ему таблетки. “Я думаю, сейчас отличное время, чтобы принять одну. Я принесу вам стакан воды.” Сьюзи, Чуй и я просто переглядывались всё это время. Мистер Робертсон жестом пригласил нас войти в кабинет. “Вы наверняка находите это всё забавным.” “Забавным,” сказала Сьюзи. “Мне нравится это слово.” “Тебе всегда нужно вставить свои пять копеек?” Он определённо был в плохом настроении. Мы все сели. Зашла Эстелла со стаканом воды и поставила его на стол мистера Робертсона. Он достал таблетку и опустил её в воду. Он выглядел старым и пережившим многое, и мне стало интересно, почему все хотят быть на его должности. Он немного посидел, и он очевидно пытался успокоиться. “Итак,” сказал Чуй, “Мы выиграли какой-то приз?” Мистер Робертсон закрыл лицо руками и начал смеяться. Но больше казалось, что он хочет плакать. У Чуя на лице появилась та невероятная самодовольная ухмылка. Я обожал этого парня. “На какую награду ты надеялся, Хесус?” “Чуй. Я Чуй. На какую награду? Как насчёт награды говори-правду-властям?” “Какую правду?” “Мы обвинили миссис Ливермор в расизме.” “Она не расистка,” сказал он твёрдо. “Она просто тупая.” Он приложил ладонь ко лбу, прикрывая своё лицо. “Я этого не говорил.” “А мы этого не слышали,” сказала Сьюзи. “Но расизм и тупость ничем не отличаются. Они идут рука об руку друг с другом.” “Я преподаватель. Знаю, сейчас я на должности администратора, но это всё ещё не отрицает того факта, что я преподаватель. И это моя ответственность сказать всем вам, что такими словами как ‘расизм’ нельзя просто так разбрасываться. Вам нужно два, нет, три раза подумать, прежде чем вы предъявите человеку такие обвинения. Это ясно?” Потом мне пришлось вскочить. “Вы правы,” сказал я. “Нам нужно трижды подумать, прежде чем предъявлять деструктивные обвинения. Но мне кажется, вы думаете, что мы недостаточно умны или что недостаточно знаем о мире, чтобы понять смысл слова ‘расизм’. Вы думаете, что она нам просто не нравится. Вы думаете, мы вообще не должны использовать слово ‘расизм’, потому что у нас ещё нет права его использовать. Так что мы должны дать вам и другим просвящённым взрослым решать, когда нам можно его использовать. Но этим вы не уважаете и принижаете нас. И вы не уважаете многих других наших учителей, которые даже и не подумали бы обращаться с нами так, как она обращается с нами. И вы знаете, и я знаю, что вы слышите эту жалобу не в первый раз. Вы не выполняете свою работу. Вы даже не проверили наши работы. Вы взрослый. А мы дети. И это ваша работа заботиться о нас. И вы не очень-то хорошо с этим справляетесь.” “Единственная причина, по которой я сижу и слушаю это всё - я знаю твою мать, которая профессионал в своём деле.” “Думаю, я уже понял это.” Я собирался сказать что-то ещё, но остановил себя. Он указал на дверь. “Идите. И я не хочу видеть вас в этом офисе по какой бы то ни было причине до конца учебного года.” “Вы забыли сказать, зачем вы нас позвали.” С ни с того ни с сего, стало видно, что ему стыдно за себя. “А, да, это. Кто-то из вас знает что-нибудь о тех сверчках?” “Сверчках?” “Я не удивлюсь, если в этом замешан ты, Чуй.” “Вообще, если бы я был причастен, я бы признался.” “Я тоже,” сказала Сьюзи. Затем он посмотрел на меня. “У меня голова забита совсем другим.” “О, ну конечно.” Он говорил очень тихо. “Мне было очень жаль услышать новость о твоём отце. Он был хорошим человеком.” Я кивнул. “Спасибо, сэр. Я это ценю.” Он посмотрел на нас всех. “Знаете, я не какой-то там монстр.” “Мы знаем,” сказала Сьюзи. “Вы пытаетесь делать свою работу. А мы свою.” Он улыбнулся. “Миссис Берд. Ты изменишь часть мира. Знаю, люди вроде меня иногда встают на твоём пути. Я попытаюсь не принимать это слишком близко к сердцу. Теперь проваливайте, все трое.” Я вспомнил, что сказал мой отец, что бывали люди похуже, и директора похуже. Но меня всё ещё злили слова мистера Робертсона: что он слушал меня только потому, что он знает мою мать. Когда я услышал, что мистер Робертсон это сказал, я почувствовал себя невидимым. И это меня разозлило. Он просто не видел нас. Он думал о нас просто как о хулиганах. Поэтому он нас и вызвал. Как только он услышал, что произошло в классе миссис Ливермор, он подумал на нас. Он просто не видел нас. До конца урока оставалось всего десять минут. Я пошёл к ближайшему выходу. Мне нужен был свежий воздух. Сьюзи и Чуй пошли за мной. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. “Ари, ты был потрясным.” “Неужели? Он не услышал ни единого нашего слова.” “Неправда,” сказал Чуй. “Он тебя услышал. Услышал чётко и ясно.” “Знаешь, мне жаль миссис Ливермор. Правда. Но как мы должны учиться видеть правду? Где нам научиться отличать, что правильно, а что нет? Может, дело вот в чём. Они не хотят, чтобы мы умели отличать правильное от неправильного. Они просто хотят, чтобы мы хорошо себя вели.” Сьюзи посмотрела на меня. “Мне нравится, когда ты такой.” “Почему? Потому что я веду себя как Сьюзи Берд?” Чуй рассмеялся. А потом рассмеялась Сьюзи. А потом рассмеялся я. Но мы все знали, что на самом деле мы хотим плакать. Мы были так разочарованы. Может, мы ожидали слишком многого. Прозвенел звонок.