— Ты стала справляться намного лучше, — тебе хочется затянуть пояс халата так, чтобы ткань врезалась в распаренную после ванной кожу, однако, сдерживаешь себя, глубоко вдыхаешь и выдыхаешь, поправляя узел на талии Тэхена, и делаешь шаг назад, оценивая проделанную тобой работу, — однако, все еще очевидно палишься со своей злобой ко мне. Твое тяжелое дыхание, когда-нибудь, точно задушит меня. Не думал, что буду так сильно бесить тебя.
— Если Вы хотите дать адекватную оценку моим стараниям, то прошу Вас исключить всякие попытки подколоть или задеть меня, — берешь с тумбы теплое полотенце и подходишь к мирно стоящему на месте Тэ, глаза которого уже закрыты повязкой. Он всегда просит накинуть халат на мокрое тело, игнорируя то, что его нижнее белье все насквозь пропитывается водой, и даже ванну принимает с повязкой для глаз. Ты не знаешь, снимает ли он ее, когда погружается в воду, потому что остаешься ждать его в другой комнате, но надеешься, что однажды сможешь подгадать момент, чтобы заглянуть и проверить, — наклонитесь, пожалуйста.
Ким слегка склоняет голову, но тебе этого достаточно, чтобы забросить пушистое полотенце на его мокрые волосы и начать сушить их, не щадя парнишку. Пусть знает, насколько он у тебя уже в печёнке сидит. Ты надеешься, что доставляешь ему сейчас максимально неприятные ощущения, однако, блуждающая по его лицу улыбка заставляет тебя засомневаться в своих способностях и прикусить многострадальную губу, которая, теперь, вся обветрилась из-за твоих нервных попыток ее съесть. Да уж, кто знал, что работать с этим парнем будет так обременительно для твоих нервов. Скука, конечно, улетучилась, но вкуса веселья ты пока даже на кончике языка не почувствовала.
— От твоих рук снова исходит запах сигарет, — продолжаешь вытирать его волосы, слушая негромкую речь, — неужели, тебе доставляет удовольствие травить себя?
— Это мой выбор, давайте, Вы не будете лезть туда, куда не надо? — ты изо всех сил стараешься сохранять формальную речь, пусть даже Ким и плевал на нее давно. Нет, ты не сломаешься. Ты выдержишь все попытки этого сосунка вывести тебя из себя.
— Но я не лезу никуда, — его большие руки опускаются поверх твоих и сжимают запястья, они неожиданно горячие, мигом согревают твою холодную кожу и пускают непонятные импульсы, из-за которых хочется тут же вырвать свои руки из чужих и прижать к себе, но ты лишь сглатываешь громко скопившуюся слюну и терпишь, — я просто терпеть не могу запах сигарет, а ты вся пропиталась этой вонью, отвратительно, Джун.
— Простите, — ты отходишь в сторону, с легкостью вытягивая руки из его, ладони, точно тянутся за тобой, но потом безвольно падают, ударяясь о крепкие бедра, — в следующий раз соскоблю всю кожу, чтобы Вы не чувствовали запах, молодой господин.
— Зачем же так радикально? — он склоняет голову, и полотенце с его головы падает на пол, к самым ногам, спешишь его поднять, как, неожиданно, на твою руку наступает его босая влажная нога, придавливает ощутимо, так, что ты дергаешься от прострелившей кисть боли, и злобно поднимаешь взгляд на молодого человека, возвышающегося над тобой, ты не понимаешь, с чего он вообще решил так поступить, и тянешь руку на себя, однако, его пятка сильнее давит на пальцы. Начинаешь злобно сверлить его взглядом, надеясь, что хотя бы так сможешь частично избавиться от уже давно копящемся в тебе раздражении. — Если это ты, Джун, то я готов потерпеть. Однако, чего я терпеть не могу, так это того, что ты мне врешь. Очень нагло врешь. И ни во что меня не ставишь.
— Вы наступили мне на руку, — ты предпринимаешь еще одну попытку вытащить руку, однако, прикусываешь резко многострадальную губу до крови, так как на кисть надавили так, что из глаз посыпались искры боли, — уберите ногу,
молодой господин.
— А что… Если я не хочу?
Ты, случаем, не ослышалась? Да кем себя этот сопляк возомнил?! Да, здесь платят очень хорошо, да, позже, тебе на счет придет кругленькая сумма просто за то, что ты следишь за этим хамом и собираешь на него информацию, но то, как он решил с тобой тут обращаться… Выше твоих сил. Изо всех сил вырываешься, его нога соскальзывает с твоей руки, а сам Ким Тэхен ощутимо накреняется, но сохраняет равновесие, встаешь на ноги и зло пыхтишь ему в лицо, больше на скрывая бешенства. Довел, молодец, теперь твоя очередь отыграться на нем. Рука сама собой поднимается для звонкой пощечины, да так и замирает, в сантиметрах от его спокойного, даже с ноткой скользящей радости, лица.
— Ох, как быстро переменилось твое настроение, — Тэхен склоняет голову, чтобы стать еще ближе к тебе, его теплое дыхание опаляет твое лицо, ты чуть жмуришься, а после упираешься руками в его голую, влажную грудь, выглянувшую из-под распахнувшегося халата, обжигаешь его своим теплом, заставляешь прочувствовать себя, ты посторонняя, вторгаешься в его пространство. И ни о чем не жалеешь. Он первым начал, так почему бы тебе не продолжить?
Давишь на его грудь, заставляешь сделать шаг назад, босые ноги зарываются в длинном ворсе ковра, резко контрастируют своей медовой кожей на фоне белого покрытия, в то время как ты ступаешь в небольшую лужу на полу, образовавшуюся ранее под ним. Ким медленно отступает, на его лице читается легкое замешательство, он вздрагивает, когда упирается спиной в прохладную стену, хочет сделать шаг в сторону, совсем теряясь, однако, ты хватаешь его за грудки и встряхиваешь, была бы твоя воля — заглянула в глаза, но, увы, чертова повязка мешает тебе. Хочется рвануть ее с красивого лица, однако, скрипя зубами и совестью, сдерживаешься. У него свои правила и кто знает, чем тебе обернется дальнейшая наглость.
— Мне нравится твой настрой, — выдыхает хрипло Тэ, пытаясь казаться уверенным мачо в данной ситуации, после чего опускает свои руки поверх твоих, ты контрастируешь болезненной бледностью с едва заметным желтоватым оттенком на его фоне, хотя никогда не жаловалась на цвет своей кожи, — будь такой всегда при мне.
— Малыш,
успокойся, — рычишь, понизив голос, и приподнимаешься на носочки, ровняясь губами с мочкой его уха, опустив все формальности, — что ты за игры такие затеял? Проверяешь выдержку моих нервов? Поздравляю, ты добился того, что вывел меня из себя. Что дальше? Уволишь? Выкинешь после того, как добился своего?
На его лице, вдруг, появляется до того жуткая ухмылка, а весь образ покрывается странноватой рябью, или, это ты уже начинаешь бредить из-за сдающих нервов, на вдохе, тебя резко разворачивают и прижимают к стене, выбивая из легких воздух, вы меняетесь ролями, теперь юноша занимает роль доминанта, он больше, шире, нависает над тобой, словно загнавший свою жертву в ловушку клыкастый хищник, ты видишь, как бордовый кончик языка смачивает суховатые губы, а после исчезает, тебя, точно гипнотизируют, тело, против собственной воли, начинает мелко дрожать, поддаваясь, откуда не возьмись, взявшемуся иррациональному страху. Появляется стойкое ощущение, что этот мальчик может представлять
смертельную опасность.
— Не выкину и не уволю, Джун, — в его голосе — фальшивая ласка, от которой у тебя волосы встают дыбом на загривке, а в глазах начинают скапливаться слезы, — ты умеешь играть по правилам, мне это нравится. Такого ценного игрока будет грех лишиться, потому, я оставлю тебя подле себя.
— Какая честь, — цокаешь и закатываешь глаза, заодно, смаргивая непрошенную влагу, — пожалуй, я могу опустить с тобой формальную речь, а, Тэхен-а?
— Конечно, — Ким хрипло смеется, и этот смех леденит твою душу, он, будто, пронизан такими острыми иглами боли, которые ты никогда не видела, — со мной ты можешь все, что угодно, Джун-а.
— Не кидайся словами, — ты аккуратно выскальзываешь из-под его рук, больше, чем уверена, что молодой человек просто позволил тебе это сделать, мысли о том, что этот парень слеп, рассыпаются, точно песок из разбитых часов, поправляешь платье и фартук, — кто знает, как я ими могу
воспользоваться.
— Сочту за честь, если ты воспользуешься не только словами, но и
мной, — его, вдруг, ставшая холодной ладонь опускается на твое плечо и тут же сжимает, чуть двигаешь головой в сторону, чтобы боковым зрением упереться в его идеальный профиль, а после дергаешь плечом, чтобы скинуть руку с себя, — ладно тебе, не воспринимай все мои слова за чистую монету, я ведь о многом вру, знаешь ли.
— Да, ты много врешь, — соглашаешься с ним, видишь, как у него из-за проснувшегося интереса брови ползут наверх, и чуть поворачиваешься корпусом в его сторону, внимательно наблюдая и подмечая каждую деталь за ним, — попрекаешь меня во вранье, но сам ты врешь всем о своей слепоте и носишь эту дурацкую повязку. И кто из нас тут больший лгун?
Удивленно смотришь на то, как он отшатывается от тебя, точно, ты влепила ему смачную пощечину, видишь, как заходили желваки под гладкой кожей, как все его тело напряглось, явно, пытаясь сдержать в себе что-то. Руки сжимаются в кулаки, ты, невольно, делаешь шаг назад, боясь, что тебя сейчас заденут, однако, Ким резко поворачивает голову в твою сторону и разом обмякает, расслабляясь, а затем расплывается в белозубой улыбке, так напоминающей сердечко из-за того, как приподнялась его верхняя губа. Грустная, наполненная пониманием, улыбка, предназначенная специально для тебя. И нереально острые клыки, совсем не похожие на человеческие, портят всю нежность и невинность в этом жесте.
— Ты умнее, чем я думал, — слова слетают с губ тихим шепотом, однако, в такой режущей тишине комнаты, ты все прекрасно слышишь, — я рад, что ты поняла это. Надеюсь, поймешь и остальное.
— Пойму что? — прищуриваешься и делаешь шаг к нему навстречу, сейчас, тебе кажется, будто его глаза смотрят на тебя сквозь ткань этой повязки. Создается ощущение, будто его глаза... Светятся?..
— Не буду рассказывать, чтобы не портить тебе все веселье, — вдруг, молодой человек, качнувшись, огибает тебя, довольно ловко находит тапки и вдевает ноги в них, после чего проходит дальше, в свою комнату, на контрасте с ванной и прилегающей к ней комнате холодную, чтобы присесть на кровать.
Ты уже меняла на ней белье несколько раз, она кажется тебе безумно жесткой, ты понятия не имеешь, как можно спать на таком матраце, ведь, по утру, обязательно разноется либо шея, либо спина. Или, может, просто ты слишком изнежена, кто знает. Жмешь плечами и проходишь следом в комнату, кланяешься, больше, для формальности, и уже собираешься ее покинуть, чтобы присоединиться к остальным служанкам в дальнейшей уборке дома, так как, помимо индивидуальных обязанностей, общие никто не отменял, как слышишь скрип пола, а затем легкие шаги в твою сторону.
— Хочешь уже уходить? Я думал, ты побудешь со мной чуточку дольше.
— У меня есть еще дела по дому, не думаю, что ближайшие часы буду тебе нужна, — не поворачиваешься к нему, хоть, где-то внутри тебя, есть это чувство, что к этому человеку лучше не стоять спиной, — через полчаса придет твой учитель, так что, пожалуйста, подготовься к занятию.
— Что бы я без тебя делал, — хмыкают сзади, — ты уже начала учить мое расписание, Джун-а?
— Нет, — честно отвечаешь, — я знаю только первые три предмета, что у тебя стоят, Юра, нехотя, рассказывает мне больше о твоих уроках, поэтому не надейся, что сможешь отлынивать только потому, что я еще неопытна. Твое счастье будет, если я так и продолжу ей не нравится, чтобы в конце она не утвердила меня на пост твоей личной служанки.
— Я и не хотел, — тебе отчаянно хочется повернуться и посмотреть на парня, в голосе которого, опять, проскользнула печаль вперемешку с болью, — здесь, в этом доме, учеба — моя единственная отрада. И не рассчитывай, что мнение Юры как-то повлияет на мой выбор.
— Сочувствую тебе, мальчик в золотой клетке, — уже произносишь это в дверях и оборачиваешься, замечая, как Тэхен заносит руки за голову, чтобы развязать узел повязки. Видимо, не ожидал, что ты остановишься и обернешься.
Он замирает, точно, почувствовав на себе твой взгляд, а затем вскидывает голову в твою сторону, его лицо максимально отстранено, тебе страшно становится от того, что оно лишено всяких эмоций, даже, в самой легкой окраске. Сглатываешь вязкую слюну, что встает в горле комом, и спешишь покинуть его комнату, оставляя Кима наедине со своими мыслями, а себя — наедине со своими разыгравшимися чертями.
***
— Юра передала мне, что тебе приглянулась одна новенькая служанка, — руки напряжены, держаться сложнее, вены взбухли, а тело уже начинает потряхивать от усталости, но Тэхен упорно продолжает подтягиваться, чувствуя кожей взгляд деда, — Хван Джун… И кто додумался девушку таким грубым именем назвать? О чем думали ее родители?
Тэ стискивает зубы, после чего делает последний рывок, отпускает перекладину и приземляется аккуратно, бесшумно на ноги, голые стопы тут же прокалывает от мигом прилившей крови, прохлада пола особенно будоражит, по телу ручьями течет соленый пот, он капает на пол под ним, парень небрежно стирает его с носа и подсохших губ, после чего поворачивает голову в сторону мужчины. На его лице все еще повязка, она насквозь мокрая, хочется снять ее и бросить в стирку, однако, приходится оставаться с ней на глазах, чтобы не убить, ненароком, главу семьи Ким. Хотя желание сделать это все больше и больше теребит душу Тэхена, нашептывая ему, что это — прямая дорога к спасению из этого дурацкого заточения.
— Она добросовестно выполняют свою работу? — как же Киму-младшему не хочется отвечать на эти вопросы, на ощупь найдя полотенце, он начинает стирать пот с лица, постепенно переходя к телу. — Тэхен, ты же понимаешь, что если будешь молчать, то мне придется устроить ей личную проверку?
Юноша замирает, а затем на пятках поворачивается к главе, после чего делает два широких шага навстречу, мигом сокращая между ними расстояние до минимума. Хотелось бы ему посмотреть в эти холодные, властные глаза, что он видел только на фотографиях и картинах, но увы, ему приходится лишь прислушиваться к дыханию, да осязать накал воздуха, вставший между ними.
— Справляется на отлично, — цедит сквозь зубы Тэхен, сжимая руки в кулаки, — хочу назначить ее официально своей личной служанкой до конца этой недели.
— Она проработала здесь, всего, месяца два от силы, судя по статистике новеньких, что мне недавно прислали, — усмешка деда заставляет Тэ сжать зубы еще сильнее, желваки, наверняка, ходят под смуглой кожей, а на виске пульсирует венка, — я рад, что нашелся человек в этом доме, что смог в короткий срок так быстро подняться. Видимо, девочка не из робкого десятка оказалась, палец в рот ей не клади, мальчик мой.
Что-то здесь не чисто. Ким-младший чувствует примесь кислого в воздухе, она оседает на самом кончике его чувствительного языка, разбавляет вязкость слюны, обычно, такое он чувствует только тогда, когда что-то задумывают, находясь рядом с ним. Рядом с тобой эта кислота постоянно, но ты так приятно разбавляешь ее, точно, молодой человек, и правда, просто ест вишню. Ему любопытно, что же за план ты имеешь, а, чтобы узнать — нужно подпустить тебя к себе ближе. Настолько близко, что защита спадет, и тогда, воспользовавшись случаем, Ким разобьет твою скорлупу, чтобы добраться до голой правды, блещущей сердцевиной.
— Не трогайте ее, старейшина, — слова с губ срываются тихим шепотом, однако, в тишине этой комнаты, звучат донельзя ясно и громко, — я сам разберусь с ней.
— Решил заняться воспитанием? Похвально, растешь, мой дорогой Тэ, — сухая старческая рука опускается на влажное плечо и хлопает по нему пару раз, приободряя.
Черт, как же его тошнит от этой псевдозаботы, однако, приходится оставаться на месте, провожая удаляющуюся фигуру лишь поворотом головы. В любом случае, сейчас он «слеп», потому ориентируется на затихающие шаги и на исчезающий запах. Мокрая повязка начинает бесить его все больше и больше, хочется уже сорвать ее с лица, смять в ком и швырнуть в спину этого отвратительного старика.
Рот наполняется слюной, а с клыков, все же, выделяется горчинка яда.
Хочется тебя. Хочется к тебе, чтобы ты разбавила удушающе-густой воздух своей легкостью, пусть, и смешанной с сигаретным, отвратительным, дымом. Хочется отравить тебя, чтобы яд всегда был в тебе, частичка Тэ сохранится, будет гоняться с твоей горячей кровью и подмешает в твой аромат капельку его. Тогда ты окажешься навсегда привязанной к нему, и от одной только мысли об этом по горячему юношескому телу начинают бегать мурашки.
Ох, как бы Киму-младшему хотелось, чтобы та стала птичкой в клетке из его цепких длинных пальцев. Он готов тебе обещать самую лучшую, саму просторную и прекраснейшую клетку в мире и все удобства, если только ты позволишь ему подрезать свои крылышки.
***
Наливаешь ароматный зеленый листовой чай в небольшую чашечку, следишь за тем, чтобы жидкость была прозрачная, ни одна травинка не просочилась через фильтр. Придирчиво все оглядываешь, но результатом остаешься довольна, после чего ставишь чайничек обратно на красивый, с невероятной сложности узорами, поднос, и пододвигаешь чашечку ближе к парню. Чувствуешь себя так, будто снова вернулась в школьное время и сейчас сдаешь самый важный и сложный выпускной экзамен.
Тэхен сидит, чуть откинувшись на стул, и, если бы не повязка, то казалось, что он смотрит вдаль, в темную зелень растений внутреннего сада. Увы, он просто сидит, с безмятежно-отстраненным лицом, его грудь мерно вздымается и опускается, от молодого человека пахнет чистотой, мылом, ноткой цитрусового шампуня, самые кончики кудрявых прядей еще влажные, но Ким-младший настоял на том, чтобы попить чая на веранде, уверяя тебя, что его здоровья достаточно для того, чтобы не простыть от дуновения ветерка.
— Тэхен? — шепотом зовешь его, ведь никто в доме не должен знать, что он тебе разрешил к нему обращаться неформально.
— М? — он дергает головой, точно, только проснувшись, и поворачивается к тебе, видишь, что юноша, то и дело, то сжимает руку в кулак, то расслабляет ее, и склоняешься, наблюдая за ним. — Ох, прости, задумался.
— О чем? — тебе, правда, любопытно, что может быть в голове у этого непредсказуемого мальца, его лицо напрягается, пухлые губы превращаются в тонкую линию, после чего Тэ их хаотично облизывает, наверняка, посмотри ты в его глаза — увидела бы без конца бегающий взгляд.
— О тебе, — он давит улыбку, и она настолько фальшива, что ты хмыкаешь в ответ, показывая, что раскусила его в первую же секунду, — нет, правда, о тебе. Мой дед обсуждал со мной то, что я хочу взять тебя в личные служанки.
— Он против? — ты выгибаешь бровь в вопросе, после чего стряхиваешь с его головы упавший листик, каким-то немыслимым ветром долетевший до веранды и до вас. Возможно, тебе стоит сказать садовнику, чтобы он обстриг некоторые кусты, особенно разросшиеся ближе к стенам дома.
— Он хочет устроить тебе проверку, Джун.
— Ну, тогда, я ее с радостью провалю, — у молодого человека из-за этих слов лицо аж вытягивается, а ты прикрываешь рот ладонью, сдерживая смех, — мне плевать, как меня оценит старейшина, мне важно лишь то, какую оценку дашь мне ты, Тэхен-а.
— Как романтично звучит, — он вновь облизывает губы и растягивает их уже в искренней, лукавой, улыбке, — после такого признания, я просто обязан сделать все возможное, чтобы ты осталась подле меня, Джун-а.
— Не зарывайся, — опускаешь ладонь на его плечо и несильно сжимаешь, чувствуя всю крепость мышц через тонкую рубашку, — пей свой чай, пока он совсем не остыл. В конце концов, ради кого я старалась и заваривала его?
Тэ кивает, после чего осторожно берет чашку за витую ручку, его длинные пальцы так контрастируют с белым фарфором, любуешься смуглой кожей, розовой ногтевой пластиной, втайне завидуя такой шикарной форме ногтей.
Пара легких дуновений, после чего — легкое касание губами самого бортика, все свои действия, будучи расслабленным, Ким делает так отточено, но, вместе с тем, так сочно и сексуально, что у тебя, невольно бегут мурашки.
А еще, все-таки, опять просыпается ощущение, что ты рядом со змеей, просто, сейчас, свернувшейся калачиком и прикрывшей глаза, но, в абсолютно любой момент, она сорвется с места, ужалит и впрыснет свой яд, убивая. Сейчас этот змей пригрелся на своем месте и дремлет, а ты выполняешь роль его колыбельной, ходишь по тонкому канату и то и дело и ждешь, когда острые зубы перекусят веревку.
Ким Тэхен, определенно, змея, самая страшная змея в этом доме. От него аура опасности распространяется куда сильнее и дальше, чем от остальных, поэтому, даже его деда, старейшину, главу клана Ким, ты так не боишься, как парня. Если что — ты всегда выскользнешь из их лап. Вот только, ты совсем не уверена, что сможешь увернуться от Тэ, если он-таки, вопьется в твое тело своими зубами. А ты уже успела приметить, что его клыки, буквально, способны очень больно и глубоко укусить.
— О чем думаешь? — вырывает тебя из мыслей молодой человек, он бесшумно ставит чашечку на блюдце, после чего закидывает ногу на ногу, ткань натягивается на его крупных, крепких бедрах, и складывает руки на груди. — Вокруг тебя атмосфера поменялась.
— Ты так чувствителен к смене воздуха вокруг? — хочешь уже пошутить и прикрываешь рот ладонью, пряча улыбку, как Ким поднимает ладонь, останавливая тебя.
— Может звучать, как полнейший абсурд, — ты напрягаешься с вдруг резко сменившегося тона, его голос стал ниже, с легким придыханием, — но, будучи большую часть жизни «слепым», я приспособился ориентироваться на другие чувства. Я очень хорош в этом, так что, не думай, что я не чувствую твои перемены настроения, о нет. Я все
прекрасно знаю, Хван Джун. Просто здесь всем привычнее думать обо мне, как о слабом дураке.
— Тогда, — делаешь шаг к нему навстречу и поднимаешь руку, твоя ладонь касается его теплой скулы, заставляя парня вздрогнуть от внезапного прикосновения и слегка приподнять голову в твою сторону, — надеюсь, что ты, однажды, не только будешь чувствовать. Очень надеюсь, что ты, также, сможешь и
увидеть меня.
Твои пальцы осторожно ползут к повязке, плотно прилегающей к глазам, между вами такой накал, тебе тяжело дышать, в груди сердце ухает, отдавая кровью в ушах, такое ощущение, что ты коснулась запретного, адреналин мигом начинает бежать в крови, придавая сил, ты бы засмеялась от щекочущего ощущения ожидания в животе, запрыгала бы на месте, точно, маленькая девочка, однако, все свое волнение передаешь лишь дрожанием руки, когда кончик указательного пальца, осторожно, боязливо проникает под плотную ткань.
Тебя отрывают от Тэхена и сразу скручивают руки, от чего ты вскрикиваешь от вспышки тупой боли, а затем валят на пол, придавливая коленом между лопаток и лишая разом воздуха, что ты начинаешь глухо кашлять, пока твое лицо вдавливают в дерево. Ты даже взгляда поднять не можешь, все, что видишь, так это черные туфли личной охраны, а затем слышишь шаркающие, медленные шаги в вашу сторону, половицы чуть скрипят, отдавая тебе в уши. Ты прекрасно знаешь, кто пришел и прервал вашу беседу, а также обломал все твое любопытство на корню.
— Я же говорил тебе, Тэ, — ох, определенно, этот голос принадлежит именно тому, про кого Ким-младший, всего несколько минут назад, и говорил — главе семьи Ким, этому дряхлому старику, больше похожему на дерево бонсай, чем на живого человека, — женщины —
очень коварные существа.
