Огонь и пепел

Я ударяюсь о нападающего, который держит мяч, так сильно, что у меня нахуй дребезжит череп, но противник падает, и мяч вылетает у него из рук, позволяя моему товарищу по команде завладеть мячом. – Хорошая энергия, Смит! – кричит тренер с боковой линии. – Отличная игра! Просто так получилось, что сегодня я полон сдерживаемой агрессии и раздражения. Мое тело выполняет свою работу без колебаний. Швырнуть этого парня на землю? Без проблем. Сбить команду с ног? Легко. Почему сегодня я полон гнева? Ну, возможно, из-за того маленького трюка, который Томас выкинул сегодня утром на занятии, вызвав меня, когда было очевидно, что надрать задницу нужно было именно Ричардсу. Вместо этого он обратился ко мне, сказал, чтобы я вел себя правильно, что и вывело меня из себя. Может, я и его ученик, но не его сучка. И я не играю в подобные игры. Уверен, он убедился в этом после занятия, когда фактически передал управление мне. И все было хорошо. У Томаса есть какая-то суперспособность всегда точно знать, что мне нужно, и давать мне это, когда нужно. С ним все так просто, и он начинает мне по-настоящему чертовски нравиться. С ним легко находиться рядом, даже тишина комфортна, и он не давит на меня, даже когда я вижу, что ему этого хочется. Но потом вошла мисс Уэст. Несмотря на то, что мой секрет теперь знает еще только один человек, мне кажется, что знают все. Томас у меня в голове. Я знаю, что мне нужно просто прекратить видеться с ним и перестать ходить к нему домой. Вместо этого лучше позволить себе делать то, что нравится, и сделать разумный выбор. Он подобрался слишком близко. И как только я впущу его, я с таким же успехом могу просто впустить всех и вся. Стоит ли он того? Да хуй его знает. После того, как наш нападающий забивает гол и судья дает свисток, мы направляемся к боковой линии. Ричардс хлопает меня своей тяжелой ладонью по спине: – Черт возьми, Пакс. Это был убийственный удар, чувак. Ты, наверное, до смерти напугал нападающего. Другой игрок, Бенсон, смеется: – Большой уродливый монстр бежит к нему. Я удивлен, что он просто не отдал нам мяч. Я бью Бенсона кулаком в плечо. – Кстати, об уродстве, – отвечаю я. – Скажи своей маме, что она оставила свои трусики в моей машине. – О-о-о-о, – ревет Ричардс рядом со мной, и команда разражается смехом. У Бенсона улыбка от уха до уха, и это прекрасно. Прекрасно – смеяться вместе с ними, а не позволять им смеяться надо мной. Много лет назад я понял, что именно так можно избежать боли. Продолжать шутить, позволять им повеселиться и не принимать все близко к сердцу. Бросаю взгляд в сторону трибун и сразу же замечаю Томаса. Он сидит рядом с Эверли, которая наблюдает за игрой с интересом, а он выглядит как нельзя более неуместно. Его взгляд прикован к телефону, и я знаю, что единственная причина, по которой он здесь, – это я. По крайней мере, я так думаю. Я не разговаривал с ним с тех пор, как закончилось занятие. Он снова пригласил меня к себе. Я говорю себе, что иду туда ради секса, а не потому, что мне в буквальном смысле больше некуда пойти. Как оказалось, выбивать дерьмо из соперников на поле – отличное средство для снятия стресса, потому что к концу игры, которую мы выигрываем с большим отрывом, у меня чертовски отличное настроение. Направляясь в раздевалку, я замечаю Томаса, все еще сидящего рядом с Эверли. Он едва заметно кивает мне головой, и я отвечаю ему тем же. Я ловлю себя на том, что надеюсь, что он подождет меня, пока я приму душ. Очень на меня не похоже. По пути в раздевалку команда соперников проходит мимо нас, направляясь к автобусу. Мы им ничего не говорим, но по кислым выражениям их лиц можно сказать, что они испытывают унижение и горькую обиду. Я уж подумал, что все пройдет гладко, но парень, которого я довольно сильно ударил в первом тайме, оборачивается и окликает нас: – Эй, номер двадцать три, как долго ты сосал член судье? Мэйсон Ричардс разворачивается и хватает игрока за футболку: – Что ты, блядь, ему сказал? – Я подумал, что он, должно быть, сосет чей-то член, потому что ему никогда не назначают фолов¹. Мейсон только крепче сжимает его, и парень, похоже, готов взорваться. Его лицо свекольно-красное, и у него такой хмурый вид, будто он готов броситься в драку прямо здесь. – Ричардс, остановись! – кричу я, хватая своего друга за руку. – Ты слышал, что сказал этот педик. – Парень плюет Мейсону в лицо, и я понимаю, что дело вот-вот обернется скверно. Я не знаю, почему в этот момент мои глаза поднимаются к трибунам, и мой пристальный взгляд встречается с взглядом Томаса. – Он, блядь, такой же тупой, как и уродливый? – спрашивает засранец, зажатый в тиски, и на этот раз я срываюсь. Я мирился со всеми кличками, со всеми оскорблениями, и мне все равно, что этот невежественный кусок дерьма думает обо мне. Я никогда не принимал все близко к сердцу, но на этот раз это личное. Я мысленно вижу лицо Томаса, когда начинаю замахиваться. Должно быть, по моим венам все еще течет много сдерживаемой ярости, потому что мой кулак с такой силой ударяет его в челюсть, что я чувствую хруст. Затем все погружается в хаос. Обе команды вступаются за своих игроков, и удары начинают разлетаться в разные стороны. В этом смерче кулаков и локтей нет ни одного человека, который бы попытался остановить все это. В итоге я не вижу ничего за пределами драки. Я держу идиота, который обозвал меня словом на букву «п», за воротник его футболки и бью по лицу, когда чувствую, как чья-то рука обхватывает мою, оттаскивая меня назад. Я не знаю как, но замечаю что-то знакомое в прикосновении человека, который пытается удержать меня. Я мог бы легко отмахнуться от него и продолжить ломать парню нос с удвоенной силой, но позволяю руке остановить меня. Когда я оборачиваюсь и вижу стоящего рядом со мной Томаса с диким страхом и шоком в глазах, то немедленно отпускаю подонка, который затеял все это дерьмо. Большинство парней все еще на взводе, кулаки все еще летают, и, конечно же, Томаса здесь быть не должно. Уж точно не из-за меня. Внезапно Бенсон отлетает назад, врезается в Томаса и заезжает локтем ему прямо в нос. Я действую инстинктивно, прижимаясь к Томасу и обхватывая его рукой за талию, чтобы вытащить из шквала. Тренерам и охране наконец удалось остановить драку, и все покидают поле в странном всплеске адреналина и хаоса. Я оттаскиваю Томаса подальше от толпы в раздевалку. Здесь пусто, поэтому я тащу его к раковине, когда замечаю, что у него идет кровь из носа. – Черт. Ты в порядке? – Я в порядке, – бормочет он. Я хватаю горсть бумажных полотенец и прижимаю их к его носу, запрокидывая ему голову назад, чтобы остановить кровотечение. – Знаешь, тебе тоже досталось, – говорит он, кивая в сторону моей брови. Быстрый взгляд в зеркало, и я вижу кровь, сочащуюся из глубокой раны над моим глазом. – Я привык принимать удары, – говорю я. Я обхватываю руками его лицо, прижимая к себе куда ближе, чем сделал бы натурал. Затем до меня доходит, что сюда в любой момент могут зайти. Вот только я уже не уверен, действительно ли меня это так волнует. Может быть, это из-за адреналина, а может, я просто устал скрывать то, чего мне вообще не следует стыдиться. – Что заставило тебя так сорваться? – спрашивает он. Я выждал минуту, прежде чем ответить, вспоминая тот момент, когда потерял контроль и ударил парня по лицу. Я знаю, что ударил сильно. Наверное, сильнее, чем я когда-либо бил. И знаю, что это должно быть чертовски больно. Но не больнее, чем когда тебя всю жизнь называют уродливым и глупым. Теперь я могу добавить в этот список и «педика». Его слова не должны причинять столько боли, но все в точности наоборот. Мне больно, потому что я не испытываю стыда за то, что я гей. Больно, потому что из всего дерьма, с которым я сталкивался в своей жизни, я смотрю в глаза первому парню, с которым мне становится хорошо, и мне ненавистна мысль о том, что кто-то может считать это чем-то плохим. – Я не знаю, – говорю я ему, и это правда. Я в душе не ебу, с чего вдруг меня начало заводить то дерьмо, которое говорят другие люди. Думаю, Томас проник в мою голову, заставил понять, что я не заслуживаю ничего подобного. Например, если такому парню, как он, нравится такой парень, как я, то может, не такой уж я и кусок дерьма. Мы слышим приближение парней раньше, чем смогли увидеть их, поэтому я быстро отпускаю лицо Томаса и отступаю назад. Вся команда толпится в раздевалке, за ней следует тренер Джонсон, который выглядит просто взбешенным. – Я пойду, – говорит Томас, прежде чем выбросить окровавленное полотенце в мусорное ведро. Он быстро пробирается сквозь толпу шумных потных и истекающих кровью игроков в регби. Я сразу же замечаю, как Ричардс наблюдает за ним. Затем его взгляд внезапно останавливается на мне, и я чувствую себя так, словно все написано у меня на лбу. Это тот парень, с которым я трахаюсь. Тренер словесно отчитывает нас за то, что мы так и не научились сохранять хладнокровие и позволяем таким говнюкам, как тот парень, быть говнюками. Это целая речь «будь хорошим человеком», и я чувствую, что она адресована мне. Я всегда сохранял хладнокровие и всегда был хорошим человеком. Но сегодня пал жертвой гнева, потому что это чертовски несправедливо. Несправедливо, что он может быть придурком, а я должен оставить это без внимания. Я чертовски устал от этого. Всего этого. После того как тренер заканчивает нас отчитывать, мы отправляемся в душ. К тому времени, когда я выхожу из раздевалки, на улице уже темно. Пересекая парковку, я замечаю, что нигде не видно знакомого БМВ, который бы ждал меня. И я ненавижу то, каким разочарованным себя чувствую. Всего за три дня я зациклился на этом парне. Теперь по крайней мере около трех человек знают секрет, который я не был готов раскрыть. Поэтому, садясь в свою машину, я знаю, что мне следует делать. И это даже близко не похоже на то, чего бы мне хотелось. Или что я в самом деле делаю.