Огонь и пепел

Уже одиннадцатый час, а его все еще нет. После произошедшего в раздевалке я был уверен, что между нами все хорошо. Казалось, он не особо заботился, чтобы скрывать наши отношения, когда вытаскивал мою задницу из той драки. Я решил, что он придет сразу после душа, поэтому не стал ждать его. Не хотелось делать вещи слишком очевидными. Теперь я сам начинаю сомневаться. Неужели он решил, что мой уход был способом сказать, что я не хочу, чтобы он приходил? Не слишком ли я много думаю о Паксе, особенно для парня, с которым познакомился всего пару дней назад? Определенно. Останавливает ли меня это? Ни в коем случае. Мне пора ложиться спать. Притвориться, что меня не волнует, придет Пакс или нет и где он решит переночевать сегодня вечером. Это не мое дело. Он всего лишь студент, парень, с которым у меня была пара сексуальных контактов на этой неделе. Я добираюсь до спальни, где должен переодеться в пижаму, но не могу пошевелиться, потому что его здесь нет. А я действительно ожидал, что он появится. Я знаю только одно место, где он может быть. И если я проверю, а его там не окажется, тогда это действительно не в моей власти, и мне придется с этим смириться. Итак, я сажусь в свою машину и проезжаю восемь миль по автостраде до мастерской. Гаражный отсек закрыт, но я вижу горящий свет сквозь оконные стекла в верхней части гаража. Выйдя из машины, я подхожу к двери и стучу в нее. – Пакс! Открывай! Я слышу движение с другой стороны, но дверь никто не открывает. – Пакс! – я снова кричу и продолжаю стучать. – Что за хрень? Ты не мог мне просто привидеться. – Тебе не привиделось, – отвечает он, стоя за дверью. Я испытываю облегчение, потому что услышал его голос и убедился, что он действительно здесь. Я не кричал в пустоту или, что еще хуже, на совершенно незнакомого человека. – Ты можешь открыть дверь, чтобы мы могли просто поговорить? – Иди домой, Томас. – Почему? Что случилось? Это из-за драки? Из-за того, как тот парень назвал тебя? Он гребаный идиот, Пакс. У него нет и двух мозговых клеток, которыми он мог бы воспользоваться, так что не позволяй ему испортить тебе вечер. – Дело не в нем, – стонет он. – Тогда в чем? На мгновение воцаряется тишина, затем тяжелая дверь начинает подниматься. По другую сторону Пакс стоит в спортивных штанах и без рубашки, снова демонстрируя мне свои шрамы, и я задаюсь вопросом, не делает ли он это нарочно. Словно пытается напомнить мне о том, кто он такой и что с ним не так. Не знаю, как заставить его понять, что с ним все в порядке. – Я не хочу отношений, Томас, – говорит он, держа дверь гаража открытой у себя над головой. В таком положении мне хорошо видны его бицепсы, и у меня слюнки текут от желания прикоснуться к нему. – Это моя реплика, – отвечаю я, что даже забавно. Обычно именно я играю в такую игру, но на этот раз ощущения другие, и мы оба это знаем. Когда он никак не реагирует на мою шутку, я продолжаю: – Я понимаю. Между нами все быстро изменилось. Неделя выдалась адской. Я не пытаюсь втянуть тебя в отношения, но, если между нами есть что-то хорошее, почему ты убегаешь от этого? Он кивает в сторону мастерской позади себя, и я захожу внутрь, чтобы он мог запереть нас обоих, подальше от прохладного осеннего ветерка. Сегодня вечером необычно оживленно. На полу импровизированная кровать, похожая на тонкую поролоновую подушку, покрытую одеялами. Неподалеку гудит обогреватель, что объясняет, почему здесь немного теплее, чем я ожидал. Держась ко мне спиной, он подходит к верстаку с инструментами и принимается раскладывать вещи. – Я не убегаю, – отвечает он. – Просто проявляю осторожность. – Это не осторожность, Пакс. Это упертость. – Почему тебя это вообще волнует? – кричит он в ответ, начиная защищаться. – Ты так ведешь себя со всеми парнями, с которыми встречаешься? – Нет. Разве ты не можешь мне просто нравиться? Неужели в это так трудно поверить? – Ну, у нас была маленькая интрижка. А теперь забудь об этом, – говорит он, поворачиваясь ко мне, не глядя в глаза. – Я тебя не понимаю. Сегодня в аудитории все было о том, что я принадлежу тебе, и меня это устраивало. А в драке ты хотел защитить меня. Но сейчас... ты хочешь со всем покончить. – Да, видимо, я просто передумал. Он по-прежнему не смотрит мне в глаза. – Знаешь, что я думаю? Думаю, ты не ожидал, что я так сильно тебе понравлюсь, и думаю, ты правда хотел прийти сегодня, но это напугало тебя, потому что, если ты придешь, то можешь привыкнуть и тебе может начать нравиться. А потом однажды я могу поиметь тебя, как это делали все остальные, и ты боишься потерять что-то хорошее, поэтому ты выбираешь жить в одиночестве и быть несчастным. – Ты ничего не знаешь о моей жизни, – отвечает он, бросаясь прямо на меня. Я не съеживаюсь, когда он стоит лицом к лицу. Его глаза темные и свирепые, он смотрит на меня сверху вниз с разочарованием. Его ноздри раздулись, а челюсти сжались. – Так расскажи мне, – говорю я. – Расскажи мне, почему ты живешь на полу гаража, и почему ты один, и откуда у тебя шрамы. – Поверь мне, тебе лучше не знать, – отвечает он с саркастическим смехом. – Нет, я хочу знать. В гараже на мгновение становится тихо. Когда он смотрит мне в глаза, я жду, что он скажет мне отвалить. Вместо этого он делает три шага в мою сторону, заставляя меня пятиться, пока я не врезаюсь в его машину. – Отлично. Ты хочешь услышать мою историю? Что ж, держи. Моя мать была наркоманкой с шизофренией, и однажды ночью, когда мне было восемь, она так накурилась, что подумала, что я пытаюсь ее убить, поэтому она напала на меня с кухонным ножом. У меня было такое сильное кровотечение и порезы, что, когда приехала скорая помощь, они не смогли измерить мои жизненные показатели и подумали, что я уже мертв. – Господи, – шепчу я. Мои руки поднимаются к его груди, и я касаюсь длинных белых линий, которые тянутся поперек его груди. Что-то во мне трескается и раскалывается на части от того, что я знаю его историю. Знаю причины его шрамов. Я догадывался, что с ним произошло что-то плохое, но узнать, что это сотворила его собственная мать... – И поскольку у меня не было отца, следующие десять лет я скитался по приемным семьям, где другие дети боялись спать со мной в одной комнате, потому что думали, что я монстр. – Пакс... – И в довершение всего около пяти лет назад я понял, что мне нравится член, а не киска, что, честно говоря, было не так уж плохо, потому что большинство девушек и так испытывали ко мне отвращение. Он взвинчен, слова срываются с его губ без всякой осторожности. Скорее всего, это первый раз, когда он по-настоящему говорит с кем-либо. – Пакс, – повторяю я. Теперь он возвышается надо мной, так близко, что кажется, будто наши тела слились воедино. Мои руки поднимаются от его груди к лицу, где я обхватываю его подбородок и смотрю ему в глаза. Но он еще не закончил. Его ужасная, запредельно печальная история еще не закончилась. – Я одинок, потому что моя мать пыталась убить меня, и у меня нет ни семьи, ни друзей. У меня есть только моя машина и регби. И это все, что мне нужно. Мне не нужен гребаный парень... Прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, я притягиваю его губы к своим, и он не отстраняется. Он жадно погружается в поцелуй, проникая языком в мой рот. Крепко обнимая меня, положив свои большие руки мне на спину, он позволяет нашему поцелую заглушить слова, которые все еще висят в воздухе. Я хочу стереть поцелуями все, что он сказал. Хочу стереть воспоминания и боль. Если ему нужно мое тело, чтобы забыться, тогда я отдам его. Мне никогда в жизни так сильно не хотелось исцелить кого-то другого. Но я помню слова Эверли сегодня в кафе. Я хочу, чтобы кто-то полагался на меня, и теперь понимаю, насколько это правильное чувство. Хочу, чтобы Пакс нуждался во мне, как в воздухе. Я хочу быть кислородом, который наполняет его легкие, и человеком, который обеспечивает ему крышу над головой. И именно так он целует меня сейчас, словно умрет без этого. Я знаю, что в некотором смысле это самая уязвимая вещь, которую Пакс когда-либо делал. Даже в самой малой степени открылся кому-то другому. Наш поцелуй становится все более жарким, по мере того как мои руки исследуют его спину и грудь, жаждущие каждого прикосновения. Мои губы перемещаются от его губ вниз к шее, покусывая и облизывая каждый дюйм. Никогда в жизни я так не голодал по другому человеку. Он стонет, когда мой рот достигает его ключицы. Его руки впиваются в мои бедра, и он прижимается ко мне. Когда мой поцелуй достигает его груди, я ожидаю, что он отстранится или остановит меня, но он этого не делает. Он позволяет мне губами обводить его шрамы, прокладывая дорожку поцелуев вдоль каждой растянутой отметины. Я хочу переписать его историю, стерев травму и заменив ее чем-то хорошим. Чем-то, где он может чувствовать себя принятым, желанным, ценимым... любимым. Без предупреждения он обхватывает руками мои бедра и поднимает меня с пола, усаживая на капот своей машины. Он твердый под спортивными штанами, и я тянусь к нему, обхватываю рукой его член и глажу через ткань. Он издает стон, когда его рот пожирает мою шею, мочку уха и линию подбородка. Этот момент ощущается как все. Такое чувство, что я годами ждал, когда кто-нибудь другой окажется таким же живым и ненасытным, как Пакс. Кто-то, ради кого мне не нужно сдерживаться, но кто соответствует моей энергии и голоду. Его пальцы возятся с пуговицами моих джинсов, наконец расстегивают их и нетерпеливо тянутся к моему твердому как камень члену. После одного поглаживания своей сухой ладонью, он отпускает меня и плюет в нее, прежде чем снова обхватить мой член. Удовольствие пробегает по моему позвоночнику подобно молнии. Я оттягиваю резинку его спортивных штанов, страстно желая коснуться его, в восторге от того, что он такой же твердый и возбужденный, как и я. Подтащив мою задницу к краю машины, он прижимает меня ближе, наклоняясь надо мной, пока наши члены не оказываются на одном уровне, а затем одной большой рукой обхватывает их оба, поглаживая, как одно целое. Его член теплый и гладкий рядом с моим, и это невероятное ощущение. Мои бедра дергаются в такт его толчкам, из-за чего желание становится только сильнее. Хочу трахнуть его. Я хочу, чтобы он тяжело дышал подо мной, выкрикивая мое имя, когда я подведу его к краю, где сталкиваются боль и удовольствие. – Пакс, – шепчу я ему в губы, пока он ласкает нас. Я не знаю, как он воспримет мою просьбу. Есть шанс, что он взбесится и сбежит. Или он может просто сказать «нет», что тоже было бы прекрасно, но я все равно должен сказать сейчас. Потому что момент кажется идеальным. Он чувствует себя моим. – Что? – выдыхает он в ответ, сжимая головки наших членов вместе, заставляя мое тело содрогаться в ответ. – Я хочу трахнуть тебя, – бормочу я ему в губы. Он на мгновение напрягается, но не останавливается и не отстраняется. Вместо этого он целует меня глубже. Это похоже на «да», и я нервничаю. Не могу спросить снова. Но даже если он не согласится, все в порядке. До тех пор, пока он будет у меня в руках, любым доступным мне способом. Когда он отстраняется от захватывающего дух и останавливающего сердце поцелуя, то отпускает наши члены и обхватывает мое лицо руками. – Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Клянусь, вся кровь в моем теле приливает прямо к члену, зажигая каждое маленькое нервное окончание, как будто я в огне. – Но... – продолжает он, не отрывая губ от моего лица, – я никогда раньше не был снизу. Иисус. Блядь. Я хватаю его за бедра и притягиваю ближе. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз был с новичком. Возможно, мне стоит отнестись к этому серьезнее, но все, что у меня есть, – это непреодолимая потребность заявить на него права, по-настоящему сделать его своим. Он быстро стягивает мою рубашку через голову и снова поднимает меня, перенося на матрас на полу. Не совсем то место для секса, о котором я мечтаю, но прямо сейчас я забочусь только о Паксе и о том, чтобы оказаться внутри него как можно скорее. Мы срываем одежду в спешке, пока оба не остаемся голыми, и мне даже наплевать, что здесь все еще холодно. В данный момент он нависает надо мной, мое личное одеяло из мышц и плоти, так что мне достаточно тепло. Мне нравится, что мы проводим время друг с другом. В последний раз, когда мы трахались, это было быстро, и, хотя было чертовски жарко, я хочу растянуть процесс и исследовать каждый дюйм его тела. Кажется, у него та же идея. Он посасывает кожу на моей шее, оставляя унизительный засос, но, черт возьми, ладно. Я держу его член в одной руке, поглаживая его, а другой тянусь к его яйцам. Стон, который он издает, когда я сжимаю его мешочек, эхом разносится по пустому гаражу. Пакс любит небольшие укусы для удовольствия, ровно столько боли, чтобы довести его до предела. – Ложись на спину, – говорю я, мой голос похож на гравий. В следующее мгновение он прижимает нас друг к другу, пока не оказывается подо мной, и я быстро опускаюсь к его члену, заглатывая его по всей длине одним быстрым движением. Он снова стонет, глубоко и хрипло, зарываясь пальцами в мои волосы, приподнимая бедра, чтобы встретиться с задней частью моего горла. Я давлюсь и кашляю, когда выныриваю за воздухом. – О боже, сделай это снова, – стонет он. Поэтому я позволяю ему снова глубоко проникнуть в меня, перекрывая доступ воздуха в мои легкие, когда он достает кончиком до задней стенки рта. Его член покрывается слюной, когда я глажу его губами и языком. И чувствую, как с набором скорости опухает головка, поэтому сбавляю темп. Я пока не готов к тому, чтобы он кончил. Не отрывая рта от его члена, я снова сжимаю пальцами его яйца, чувствуя, как его ноги дрожат вокруг меня. Затем я массирую бархатистую нежную кожу за его яйцами, и его мышцы вздрагивают, но я знаю, что ему нравится, потому что на минуту он забывает дышать. Оторвавшись от его члена, я засовываю два пальца в рот, покрывая их слюной, в то время как он наблюдает за мной, прикрыв глаза от вожделения и предвкушения. Его губы приоткрыты, и он смотрит на меня так, словно вот-вот воспламенится. На этот раз, когда я глажу его член ртом, я провожу влажными пальцами вокруг его тугой дырочки. Его ноги разжимаются, а дыхание вырывается в виде невнятного проклятия. – Блядь. И когда я разрываю кольцо напряженных мышц, его голова откидывается назад, и он издает протяжный звук, который звучит так, словно он умирает и любит это одновременно. Не отрывая рта от его члена, я раздвигаю его сначала одним пальцем, а затем двумя. Его тело начинает раскачиваться в такт моим движениям, желая большего и нуждаясь во мне глубже. Понятия не имею, как он до сих пор не влил мне в глотку всю свою сперму. О, снова стать двадцатилетним. – Нам понадобится смазка, малыш, – шепчу я, целуя внутреннюю сторону его бедра. – Бардачок, – выпаливает он, задыхаясь. Оставив его на полу, я вскакиваю, чтобы забрать смазку из припаркованной машины. Я занимался сексом в нескольких довольно уникальных местах, но на полу автомастерской, в окружении запаха смазки и дыма, определенно впервые. Как и было обещано, в его бардачке есть маленький флакончик смазки и упаковка презервативов. По возвращении я нахожу его лежащим на матрасе, раскинувшимся и поглаживающим себя в ожидании. Боже, он такой чертовски красивый. Его темные волосы длиной до плеч рассыпаны у него за спиной, и когда я смотрю на него в ярком свете флуоресцентных ламп, то не могу поверить, насколько невероятно он меня привлекает. С этими острыми скулами и широкими мускулистыми плечами. Дело не в том, что я не вижу шрамов – я не буду притворяться, что их там нет, – но его шрамы делают его чертовски красивым. То, откуда они взялись, отвратительно, и тот факт, что он перенес эту боль, отвратителен, но он... этот шедевр упорства и выживания чертовски захватывает дух. – Что? – спрашивает он, ожидая, когда я подойду к нему. – Ничего. Мне просто нравится смотреть на тебя. – Ну что ж, перестань смотреть и начинай трахаться, – говорит он с греховно-сексуальной улыбкой на лице. – Да, сэр, – отвечаю я, опускаясь на колени между его раздвинутых ног. Я позволю ему думать, что теперь он главный, но скоро он будет полностью моим.