Огонь и пепел

– Начну с того, что даже не буду утруждать себя попытками отговорить тебя. – говорит Эверли, как только Пакс исчезает и мы с ней остаемся одни. – Хорошо, – отвечаю я, застегивая молнию на сумке и перекидывая ремешок через плечо. – Потому что это было бы очень лицемерно. – Знаю, – говорит она, но судя по тому, как плотно сжаты ее губы, ей есть что добавить. – Но? – Но... – Просто скажи уже, Эверли. Но давай во время прогулки, потому что мне нужен кофе. Или алкоголь. Сейчас только десять утра, так что, думаю, мне стоит ограничиться кофеином. – Я просто беспокоюсь о тебе, вот и все. – Беспокоишься о чем? – спрашиваю я, запирая за нами дверь в аудиторию. – Обещай не откусывать мне голову за то, что я собираюсь сказать. – Ни за что на свете я не дам такого обещания. – Отлично. Но я все равно скажу, – отвечает она, прежде чем оглядеть коридор, чтобы убедиться, что мы действительно одни. – Томас, ты, как правило, вкладываешь в эти интрижки больше эмоций, чем тебе кажется. – Что?! – почти кричу я, свирепо глядя на нее. – Это не так! – Именно так. А как насчет Нико? – А что с ним? – огрызаюсь я в ответ. На самом деле я только сейчас заметил, что он не писал и не звонил с тех пор, как я переночевал у него в субботу. Обычно он связывается со мной только по выходным, и то не каждый раз. Я знаю, кем являюсь для него, но все равно к середине недели начинаю беспокоиться или раздражаться из-за отсутствия общения. – Он водил тебя за нос в течение двух лет, Томас. И не говори, что тебя не беспокоит тот факт, что он звонит тебе только для секса. Это мне приходится выслушивать твои жалобы по этому поводу. Ну и черт с тобой. Она сумасшедшая, если думает, что я собираюсь признаться в этом. – Клянусь, с Паксом не то же самое. Это было всего лишь раз... ну может, два... Но я не настолько эмоционально привязываюсь к нему. Твою мать, он даже недостаточно взрослый, чтобы пить. – Он еще даже не открылся, – отвечает она тихим шепотом. – Ты действительно хочешь стать частью этого? Черт, да ни за что. Сам я пережил каминг-аут, когда Пакс еще в подгузниках ходил. Это не тот опыт, который хотелось бы пережить заново. Тем более проходить через это с парнем, с которым я встречаюсь. Эверли не понимает, что происходит с Паксом, и, честно говоря, я тоже. Мы добираемся до кофейни на территории кампуса, и, после того как мы оба заказываем напитки, я нахожу для нас столик. Здесь довольно шумно из-за студентов и музыки, так что это самое подходящее место, чтобы вести беседу. – Послушай, я обещаю, что не буду так эмоционально привязываться к нему, хорошо? – Что значит так? – спрашивает она. – Я лишь хочу сказать, что мне жаль парня. Очевидно, у него была тяжелая жизнь, – говорю я, указывая на свое лицо, и она понимающе кивает. – Он в шкафу, и я имею в виду... он гребаный бездомный, Эверли. Последнюю часть я произношу шепотом, и ее глаза расширяются от услышанного. – Бездомный? – отвечает она, еще ниже наклоняясь над столом, чтобы никто не услышал. – Не смей никому об этом говорить, особенно Каллену. Это только разозлит Пакса. Пока что я могу с этим справиться, хорошо? Она понимающе кивает, как раз в тот момент, когда бариста называет наши имена. Я быстро забираю напитки со стойки, а когда возвращаюсь к столу, на лице Эверли появляется озабоченное выражение. – Обещай, что ничего не скажешь, – повторяю я. – Обещаю, честно. – Тогда о чем ты думаешь? Она прикусывает губу, добавляя сахар в свой кофе: – Я просто размышляю... бедный ребенок. Каллен рассказал мне лишь малую толику из того, что знает, и... ему выпал действительно дерьмовый расклад. Мне приходится прикусить губу, потому что, как бы сильно я ни умирал от желания узнать, что известно Каллену, какая-то часть меня хочет услышать это только от самого Пакса. Как будто он когда-нибудь откроется мне. – Сделай одолжение, не говори мне, – говорю я. – Как я уже сказал, пока что я могу позаботиться об этом, но если действительно решу, что он в беде, то сообщу, хорошо? – Хорошо, – соглашается она. Мгновение мы сидим в тишине, и я практически вижу, как крутятся колесики в ее голове. Эверли всегда есть что сказать. Временами она бывает буквально одержима справедливостью и делит мир на черное и белое. Но мы живем в серой зоне, с которой она, похоже, просто не может смириться. – Просто скажи, что думаешь, – говорю я ей. – Не хочу. Боюсь сглазить. Смех вырывается из моей груди. – С каких пор ты стала такой суеверной? – Я и не стала, просто подумала, что... может быть, это именно то, что тебе нужно. – И что же это? – спрашиваю я, ожидая, что она скажет что-нибудь вроде того, что мне досталось «трагическое разбитое сердце», чтобы наставить на путь истинный (не в буквальном смысле), или «крутой игрок в регби», чтобы вбить в меня немного здравого смысла. Вместо этого она сбрасывает бомбу реальности, которую я не был готов услышать. – Кто-то, кто нуждается в тебе. Не знаю, почему эти слова причиняют столько боли. Словно кто-то посыпал соль на рану, о которой я забыл. Все, что я могу сделать, – это кивнуть и притвориться, словно она ничего не говорила. Неужели тот факт, что он нуждается во мне – единственный способ заставить его остаться со мной? Или мне действительно нужно чувствовать, что меня ценят мужчины, которых я впускаю в свою жизнь? И что из этого применимо к Паксу? Я действительно нужен ему или он просто ищет место, где можно переночевать? Я не хочу устраивать у себя приют для какого-то бездомного двадцатилетнего парня, которому больше некуда идти. Но ведь это именно то, что я делаю, не так ли? Возможно, потому что мне правда начинает нравиться. Мне приятна мысль, что я нужен ему. А еще это очень пугает. Но что произойдет, когда он больше не будет нуждаться во мне?