***
Чакотай чувствовал взгляды всего города, когда они шли на звуки звона колоколов, то догоняя, то отставая от других посетителей церкви. Они оба были в своих лучших воскресных нарядах. Он надел простой коричневый костюм, а Катрин — консервативное синее платье, её каблучки цокали, не сбиваясь с ритма, по неровной мостовой. Их наряд был элегантным, но сдержанным, предназначенным для того, чтобы держать их в поле зрения. Но всё равно, они привлекали много внимания. Не только из-за слухов о вернувшемся муже, но и потому, что как пара они были потрясающе красивы. Катрин скользнула рукой в изгиб его руки, действие, которое стало привычным, но от этого не менее дразнящим. Он никогда не мог представить, что устанет от физического контакта с этой женщиной. Он почувствовал, что это действие было не просто для вида или из-за её собственного желания прикоснуться к нему, но и для того, чтобы придать ему уверенности среди внимания, которое они привлекали. — Я удивлен, что ты ходишь в церковь, — он понизил голос, когда они протиснулись в удобный промежуток в толпе. — Почему же? — Женщина науки. Фактов. Я бы не подумал, что вера играет большую роль в твоей жизни. — Это не так, — прошептала она с притворной таинственностью, и легкая улыбка тронула её губы. — Тем не менее, ожидается, что каждый должен ходить в церковь. Не пойти означало бы вызвать слишком много вопросов в наше время. Он ухмыльнулся. Похоже, брак был не единственным предлогом, который ей требовался, чтобы не отставать в личной жизни. На публике она вела себя осторожно, представляя идеальный образ женщины, которого общество ожидало от неё. Однако в тайне она занималась контрабандой, возглавляла сопротивление и скрывала свои академические таланты и достижения. Он пришёл в восторг при мысли о том, какие ещё секреты и загадки скрывала эта очаровательная женщина за закрытыми дверями. — А как насчёт тебя, Чакотай? Ты религиозен? — спросила она. Он поколебался, прежде чем ответить. — Я вырос в окружении духовности, — признался он. — Однако в молодости я отверг это, восстал против обычаев и учений моего народа. Однако в последние годы вера принесла мне утешение. — Что-то изменилось? — её голос выражал не только любопытство, но и с сочувствие. — Мой отец умер несколько лет назад, — он попытался смягчить это заявление, но оно все ещё немного задевало его спустя столько времени. — Я вернулся из моря, чтобы заботиться о своей матери и семье. Это дало мне возможность восстановить связь со своим народом; заново открыть его наследие для себя на моих собственных условиях. — Мне жаль твоего отца, — в её голосе звучало всё сострадание человека, который не только проникся сочувствием до мозга костей, но и столкнулся с потерей и горем лицом к лицу. — Это было давно, — сказал он мягко, но, тем не менее, благодарный за её добрые слова. — Только после смерти моего отца я понял, что возражал не против убеждений. Мне просто нужно было найти их по-своему. Взяв его за руку, она успокаивающе сжала её. И это было всё, что ему было нужно от неё, знать, что она поняла и оценила его историю. Когда они прибыли в церковь, Катрин провела его по главному проходу, где они проскользнули вдоль длинной скамьи, чтобы сесть среди прихожан. Чакотай заметил несколько знакомых лиц из бара. Офицеры и местные жители, хотя, что интересно, не все с одними и теми же женщинами. Как у владелицы гостиницы, он подозревал, что у Катрин было много секретов о горожанах. Стратег в нём задавался вопросом, смогут ли они воспользоваться этими знаниями, когда придет время. На этот раз Катрин вела себя рядом с ним довольно тихо. Учитывая, насколько тесно они были окружены таким количеством недоверчивых ушей, она не могла бы сделать какой-либо комментарий, не будучи подслушанной. Так что они смирились с незаметными взглядами и прикосновениями. Её рука опустилась к его колену и кивнула в сторону передней скамьи, где по старшинству сидели высокопоставленные офицеры. Она бросила взгляд в сторону Антуана, который вёл приглушённый разговор с другим торговцем. Казалось, что церковь была центром притворства. Служба началась, и Чакотай заметил, что рука Катрин всё ещё лежит на его колене. Он бы не придал этому особого значения, если бы не то, что её ладонь незаметно начала двигаться вверх по его бедру, а пальцы намеренно скользили по внутренней стороне. О, она была жестокой женщиной, он обнаружил, что игнорировать её действия становится всё труднее. Он не раз поглядывал на неё, но её лицо ничего не выражало. Глаза Катрин были сосредоточены, она внимательно слушала проповедь. Выражение милой невинности на её лице, и совершенно не такие руки и разум! К тому времени, когда её мизинец оказался в опасной близости от его промежности, он, наконец, счёл за лучшее вмешаться. Слегка изменив позу и тихо прочистив горло, он потянулся к её руке, зажав её между двумя своими ладонями и надежно удерживая у себя на коленях. Он не пропустил едва заметную ухмылку, танцующую на её лице. Коварная, порочная женщина. Держа её руку в своей, он смог вернуть скрытую пытку, потирая большим пальцем тыльную сторону её ладони, поворачивая его, чтобы провести по складкам её ладони. С намёком. Эротично. Его кончики пальцев скользили по её руке, между пальцами и вокруг. Он не мог не получить удовлетворения от того, что у неё перехватило дыхание. Он не сомневался, что если бы они были наедине, ситуация бы уже обострилась. Лучшее, что они могли сделать, учитывая обстоятельства, — это незначительные движения, которые остались бы незамеченными для случайного наблюдателя. Мимолетные взгляды. Замаскированные слова. Боже, он хотел её. Когда пришло время причащаться, Катрин с благодарностью высвободила свою руку из его, когда они вставали. Она бросила на него горячий взгляд, который был чем-то средним между предостережением и желанием. Он ухмыльнулся. Приближаясь к алтарю, Чакотай воспользовался возможностью, чтобы положить руку ей на поясницу. Как было бы позволено сделать любому мужу. Его пальцы опустились так низко, как только было возможно в приличном обществе, задевая край её попки. Оглянувшись через плечо, она подняла бровь с невысказанным предупреждением, на что он подавил лёгкий смешок. Катрин приняла причастие, как делала сотни раз до этого. Видя, что он колеблется с этим обычаем, она попросила священника благословить его вместо этого. Он не был против ритуала, но чувствовал некоторое нежелание полностью участвовать в нем; возможно, было бы неуважением подделывать и эту часть его обложки. После окончания службы он оставался рядом с Катрин, пока они беседовали с местными жителями на церковном дворе. Она представила его нескольким случайным друзьям и знакомым. Мужчины пристально смотрели на него, но женщины казались гораздо более восприимчивыми, их глаза загорались, когда он говорил, и они приветствовали их поцелуями в руки и щеки. Чакотаю всегда было комфортно в компании женщин. Ему говорили, что он производил впечатление уверенного в себе человека, что им нравились его кокетливые улыбки и очарование. Катрин, однако, одинаково хорошо ладила с представителями обоих полов. Она обладала способностью щедро флиртовать с мужьями, одновременно успокаивая их жен своими безобидными поддразниваниями. Комплимент джентльмену по поводу его наряда украшал его день, и в то же время подмигивание его супруге было удивительно обезоруживающим. Было радостно видеть, как Катрин общается с прихожанами. Завоевывая их непринуждёнными улыбками и добрыми словами. Даже дети, казалось, были очарованы ею. Несколько подошли к ней, чтобы поделиться новостями об успеваемости, желая услышать её мнение и одобрение. Когда она проходила мимо, младшие дети получали лёгкие похлопывания по голове и приветствовали их по имени. Было ясно, что люди в этом городе любили Катрин, и на мимолетный миг он почувствовал вину за свою ложь. Простят ли они её так легко, когда природа их обмана наконец раскроется? Будут ли её репутация и статус когда-нибудь прежними? Его беспокойство рассеялось, когда Катрин взяла его за руку и с торжествующей улыбкой оглянулась через плечо, ведя его через кладбище. У ворот они присоединились к некоторым хорошо известным лицам. Ниликс, Б’Эланна, Седьмая и Гарри. Все они, казалось, ждали их. Катрин бросила пытливый взгляд на Гарри, на что Б’Эланна едва заметно кивнула: — Я объясню позже, — пообещала она. После нескольких любезностей, Ниликс положил две руки на свой живот и объявил, что пришло время обедать. Все они последовали за эклектичным человеком из церкви в его маленький дом в нескольких минутах ходьбы от отеля. Поскольку было тепло, они решили поесть на улице, в крошечном дворике, заполненном растениями в горшках и вьющимися по стене растениями. Чакотай помог вынести обеденный стол наружу и принёс стулья со всего дома, установив их на неровной булыжной мостовой. Тем временем Седьмая и Гарри разносили тарелки и еду, в то время как Катрин и Б’Эланна стояли, съежившись, в углу, ведя приглушённый разговор. Ниликс держал в руках бутылку вина, когда он пригласил всех вокруг стола. — Довольно болтовни, — пожурил он двух женщин, наполняя бокалы выдержанным бордо. — Давайте сегодня отведаем хорошей еды, побольше вина и поддержим новых друзей. — Прекрасный тост, — Чакотай поднял бокал, стоя через стол от Катрин, его глаза хитро прищурились, когда она закатила глаза на настояние Ниликса оставить войну снаружи. По всей группе прошёл шепот единодушия. — И за отсутствующих друзей, — добавила Седьмая с более мрачной реакцией, когда снова подняла свой бокал. — За тех, кого мы потеряли, и за тех, кто не может присоединиться к нам сегодня. Катрин обняла молодую женщину за плечи и решительно чокнулась бокалом. — За отсутствующих друзей, — согласилась она с задумчивым видом. Затем, с натренированной улыбкой, она оглядела небольшое собрание и предложила начать есть прежде, чем еда окончательно остынет. Без сознательных усилий, Чакотай оказался сидящим в стороне, чему он был несколько благодарен. Он быстро научился вести себя с Катрин на публике. Разыгрывал роль преданного мужа, когда он знал, какие проявления привязанности ожидаются, чтобы сохранить притворство. Однако среди её близких друзей, которые знали правду, правила были другими. У него не было причин прикасаться к ней или флиртовать с ней. Это вызвало бы любопытство некоторых, что могло бы поставить её в неловкое положение. Поэтому он намеренно сдерживался. Свёл к минимуму взгляды, брошенные в её сторону, и случайные прикосновения, когда они проходили друг мимо друга. В конечном счете, им нужно было работать, и это было резким напоминанием о том, что игра в семью — это не больше, чем просто игра.***
Обед был восхитительным, и Ниликс, как всегда, был щедр на порции и активно наливал вино. Когда Катрин начала наводить порядок на кухне, Б’Эланна подошла с предложением помочь, но она прогнала её. Её подруга, казалось, была готова возразить, но в конце концов откинулась на столешницу. — Ты была права насчёт Гарри, — заметила Катрин, — он кажется заслуживающим доверия. — Катрин, он достаточно долго провозил контрабанду. Он отчаянно хочет сделать больше. — А подружка? В конце концов, она немка. Б’Эланна пожала плечами. — Честно говоря, я думаю, что это одна из его мотиваций. Он знает, что война в конечном итоге должна закончиться. Я думаю, он хочет показать свою лояльность. Кроме того, я едва ли могу судить, — она указала на свой раздутый живот. Катрин протянула намыленную руку и на мгновение сжала пальцы другой женщины, выражая свою поддержку и принятие обстоятельств беременности. Это был не единственный ребенок, который родится между двумя сторонами войны, однако эта сторона, несомненно, любила его. — Хорошо, — согласилась она, отпуская руку Б’Эланны и возвращаясь к мытью посуды. — У тебя есть что-нибудь на примете для его первого задания? — Нам всё ещё нужны водители для транспортных средств с боеприпасами, — предположила Б’Эланна. Кэтрин искоса взглянула на неё. — Эта работа особенно рискованна. Б’Эланна согласно кивнула. — У него есть опыт пробираться мимо контрольно-пропускных пунктов. Он крепче, чем кажется. — Хорошо, добавь его в расписание. После некоторого затишья их взгляды и мысли переместились в окно, на маленький дворик снаружи. — Вы с американцем отлично поработали согласно разговорам в городе. Даже Бемер был убежден вашим выступлением прошлой ночью. Катрин отказалась замедлить какие-либо свои действия в ответ на слова другой женщины. — Хорошо, — сказала она с фальшивой уверенностью. Б’Эланна наклонилась к ней: — Знаешь, он довольно красив. Тебя нельзя винить за то, что ты немного потакаешь себе. Не в силах сдержать собственную улыбку, она перевела взгляд из окна на мужчину, о котором шла речь, который был занят беседой с остальной частью группы. Каждый из них ловил каждое его слово. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Надо же, — последовал очень неубедительный ответ. — Мы профессионалы, — Катрин не знала, почему она вообще пытается дистанцироваться. — Эта миссия на первом месте. — Тебе позволено немного повеселиться время от времени, Катрин. Увидев, что Чакотай отделился от группы, они оба замолчали, когда он присоединился к ним внутри. Заметив Катрин у раковины, он немедленно начал закатывать рукава рубашки. Она попыталась проигнорировать понимающий взгляд другой женщины, которая немедленно удалилась. Найдя кухонное полотенце, Чакотай не упустил их первую возможность остаться наедине, чтобы положить руку ей на плечо, когда он наклонился вперёд, чтобы поцеловать её в висок. Нарочито кивнув в сторону открытого окна, откуда за ними можно было легко наблюдать, она бросила на него предостерегающий взгляд. Чакотай ухмыльнулся в ответ, но ни в коем случае не опускал руку, безмолвно снимая тарелки с деревянной сушилки и протирая их, прежде чем поместить в шкаф. — Мне нужно провести кое-какие разведывательные мероприятия сегодня днем, — объяснил он, пока они работали в неорганизованной синхронности. — Моё начальство попросило меня дать обновленную оценку численности войск и пересменок. — Ты воспользуешься зданием у моста? — Да. Хотя я предполагаю, что меня не будет довольно долго. Было жаль, что они не смогут провести больше времени вместе, но долг превыше всего. — Конечно. Ниликс может помочь тебе с канистрой воды и некоторыми остатками еды. — Ты будешь открывать бар сегодня вечером? — Нет. Мы закрыты до завтра. Расходы на зарплату сотрудникам, знаешь ли… Могут сегодня и не окупиться. — В таком случае по мне не будут скучать. — Во всяком случае, не посетители, — она бросила на него понимающий взгляд. Чакотай сократил расстояние между ними, понизив свой голос, чтобы он не доносился через открытое окно. — Я вернусь только после наступления темноты, так что не жди меня… Но я с нетерпением буду ждать встречи с тобой за чашечкой кофе утром. Уголки её рта дразняще приподнялись в улыбке. — Похоже, ради этого стоит проснуться, — уклончиво сказала она, и дрожь пробежала по её спине от его близости.***
Чакотай сидел на деревянном ящике, который он нашёл в комнате на чердаке заброшенного здания. В свой бинокль он мог видеть последнюю смену патруля, происходящую этим вечером. Используя луч света лампы, просачивающийся сквозь щель в заколоченных окнах, он смог увидеть время на своих часах. Он сделал пометку в записной книжке. Было уже поздно, но в ту ночь он добился всего, что ему было нужно. Он получил приблизительное представление о количестве людей на каждом аванпосте и хорошую информацию о самом важном контрольно-пропускном пункте. Его начальство было бы удовлетворено его сегодняшними усилиями. Сделав последний глоток из своей фляжки с водой, он был рассеянно благодарен Катрин за то, что та настояла на том, чтобы он взял провиант. Наблюдение было достаточно обыденным, и урчащий желудок сделал бы задачу ещё более неприятной. Но такая простая продуманность оказалась бесценной. Не каждый бы позаботился о том, чтобы послать его так хорошо подготовленным. Это был просто ещё один аспект женщины, который он начал ценить. Его мысли вернулись к поцелуям, которыми они обменялись прошлой ночью и снова этим утром. Как он держал её в своих объятиях, и ему пришла в голову мысль никогда не отпускать её. Катрин была чем-то особенным. Не похожей ни на одну из женщин, с которыми он сталкивался раньше. Он понял, что в ней было противоречие качеств. Острый ум, но мягкий характер. Она была храброй и уязвимой. Харизматичной, с ней легко было поладить, но она также была осторожна с теми, кого она готова была впустить в более узкий круг общения. Закончив свою работу тем вечером, Чакотай собрал свои записи и положил бинокль и баллончик в свою кожаную сумку, перекинув её через плечо, когда спускался по лестнице. Выйдя через чёрный ход здания, он беспрепятственно покинул его и уже прилично продвигался по закоулкам к гостевому дому, когда его остановил громкий голос. Сильно наслоенный немецкими интонациями. — Ты там. Остановись. Чакотай немедленно остановился. Он размышлял о том, чтобы броситься бежать прямо сейчас. В тени сумерек был хороший шанс, что его не опознали. Он мог легко нырнуть за угол следующего здания и обогнать любого преследователя. Однако он рисковал, что солдат разрядит своё оружие, а тогда, даже если он не получит пулю, то поднимется настоящий переполох. Вместо этого он обернулся и столкнулся лицом к лицу с одиноким нацистом. — Что ты делаешь на улице так поздно? Чакотай изобразил то, что, как он надеялся, выглядело как застенчивая улыбка. — Я был в полях сегодня днем, и боюсь, что заблудился. — Потерялся? Где ты живешь? — «Львиное сердце». Я новичок в этом городе, и я хотел исследовать его. Нацист сузил глаза. — Вы отсутствующий муж мадам Джейнвэй… Я слышал разговоры о вас. Похоже, у вас есть склонность теряться. Он беспомощно поднял руки вверх. — Могу я взглянуть на ваши документы? —Конечно, — Чакотай полез во внутренний карман куртки, которую он носил, и достал документы, принадлежавшие Джастину Таю. В тот же момент звук сапог по камню приблизился к их местоположению, и к ним присоединились Бемер и его обычная охрана из двух солдат. Он выглядел удивленным, увидев Чакотая, но быстро пришёл в себя, вместо этого нацепив приятную улыбку. — Джек! — он поприветствовал. — Что ты делаешь на улице так поздно? Я думал, что ты отчаянно желаешь проводить каждую минуту со своей прекрасной женой. Ирония заключалась в том, что Чакотай действительно хотел проводить каждую секунду с Катрин. Но долг разделял их. Он рассказал ту же историю, которую уже рассказывал, однако Бемер не купился на это так легко. — Что ты делал в полях? — спросил он. Чакотай замялся всего на мгновение. — Я наблюдал за птицами, — наконец признался он, похлопывая по своей сумке, где, как он знал, они найдут бинокль во время своих неизбежных поисков. Чиновник с любопытством поднял бровь. — Увидел что-нибудь интересное? — Не сегодня днём, но я всё ещё изучаю лучшие места. — Конечно, — улыбка не сходила с лица Бемера, когда он кивнул одному из своих людей, чтобы тот взял сумку и заглянул внутрь. Тем временем он потянулся за бумагами и просмотрел подробности. — Интересно, — задумчиво произнёс он, его улыбка дрогнула. — Твоё настоящее имя Джастин? — Да, — признал Чакотай. — В моей семье было слишком много Джастинов, поэтому я всегда обращался по своему второму имени. Взгляд Бемера не дрогнул. — Я не знал, что у вас с женой были разные фамилии. Чакотай наклонил голову и изобразил то, что, как он надеялся, было веселой улыбкой. — Кэтрин всегда поступала по-своему. Она отчаянно гордится наследием своей семьи; я не собирался отнимать это у неё. — Как необычно, — задумчиво произнёс старший инспектор. Другие офицеры достали бинокль, флягу и записную книжку из сумки, которую они осматривали. Бемер взял блокнот и начал перечитывать его. — Хммм, — он издал нейтральный звук. — Вы сегодня неплохо подсчитали. Чакотай и его команда предусмотрительно назвали каждое из интересующих мест в честь местных и сезонных птиц. Тайминги и двусмысленные примечания рядом с ними можно легко интерпретировать как количество птиц и признаки разновидностей. Быстро приняв решение и щёлкнув запястьем, Бемер показал, чтобы сумка была возвращена Чакотаю. Он вернул документы и блокнот. — Я надеюсь, ваша жена простит вас за то, что вы вернулись в столь поздний час. Чакотай усмехнулся при мысли о том, что он муж, забирающийся в постель рядом со своей женой. Он представил, как Катрин поворачивается во сне и уютно устраивается в его объятиях. За исключением того, что это было не его место. Ему нужно было бы подождать до утра, чтобы найти её. — Я уверен, что смогу найти способ, чтобы она простила меня, — усмехнулся он. Бемер отпустил его. Когда Чакотай приблизился к гостевому дому, он увидел единственный свет, исходящий из одного из окон, которое, как он знал, было личной гостиной Катрин. Он представил её уютно устроившейся на диване при свете лампы, с книгой в одной руке и чашкой кофе в другой. Он мгновенно подумал о том, чтобы присоединиться к ней. Заключить её в свои объятия и читать через её плечо. Прижаться губами к её виску и прошептать слова любви. Целовать её в губы, продолжая с того места, на котором они остановились тем утром. Ему пришлось напрячься, чтобы остановиться и не начать фантазировать далее. Он хотел не торопиться с ней. Любить её на её условиях. Любить. Это слово неожиданно застало его врасплох. До сих пор он не отдавал себе в этом отчёта. И всё же, каким-то образом он знал это с такой же уверенностью, как своё собственное имя. Как будто это было то, чем он занимался годами, а не просто днями. Он любил Кэтрин Джейнвэй.