Непрощённые

      — Где тебя черти носят? — Оксана стоит на своём рабочем месте, уперев руки в бока и глядя на Арсения так, будто он провинившийся подросток или нашкодивший котёнок, которого срочно нужно отчитать.       — Нужно было заехать по делам, — он переминается с ноги на ногу, стряхивая с пиджака капли дождя — погода в Питере не радует со вчерашнего вечера.       Арсений врёт, он не занимался никакими делами — просто сидел дома и несколько часов пялился в стену, перенеся при этом два утренних приёма и напрочь позабыв о встрече с лучшим другом, на которую давно уже опоздал, отписавшись Серёже о том, что заедет к нему после работы. Кажется, такими темпами его пациенты начнут искать себе нового психолога, а ему придётся искать подработку, чтобы не умереть от голода. Но после состоявшегося накануне разговора с Кирой, ему очень даже есть, о чём поразмышлять, хотя к итоговому решению он так и не приходит.       В кармане всё ещё лежит письмо для Антона, но Арсений не уверен, нужно ли его отдавать. С одной стороны, он обещал Кире, которая ему, в отличие от её брата, даже понравилась. Хорошая девочка, умная не по годам, добрая, несмотря на все пережитые ужасы: должно быть, видеть как старший брат убивает человека, мягко говоря, тяжело. А с другой стороны, он всё ещё не уверен в своём отношении к Антону и всей этой ситуации в целом. Если сначала он хотел мести, а после банальных ответов, то сейчас, он понятия не имеет, чего хочет и зачем всё ещё продолжает эту игру.       — Знаю я твои дела, — пыхтит Оксана. — Я замучилась отменять и переносить приёмы. Возьми уже себя в руки.       — Окс, только ты не начинай, умоляю тебя, — Арсений вздыхает. — Я же говорю, что был занят.       — Ты и так вчера отменил всех пациентов, — напоминает она. — Решил и сегодня не работать?       — Нет, я ведь здесь. Больше не повторится, обещаю. У меня вчера правда были срочные дела.       Если бы Арсения спросили, с какой стати он оправдывается перед собственной секретаршей, вряд ли бы он смог дать ответ. Зато он может ответить, почему оправдывается перед хорошей подругой, которая выручала его не раз. Оксана имеет полное право сердиться, потому что прекрасно знает, кто стал причиной этих его «срочных дел» и постоянных переносов встреч с пациентами. Он бы и сам очень хотел хорошенько шарахнуть себя по голове, чтобы привести в чувства и выкинуть, наконец, из глупой черепушки всю эту историю с Антоном, Андреем и прошлым, которое не желает выпускать его из своих цепких лап.       — Охотно верю, — в голосе Оксаны столько иронии, что даже слегка тошно.       — Не ругайся, — Арсений расплывается в улыбке. — Хочешь, дам тебе пару выходных? Отдохнёшь, сгоняешь со своим новым парнем куда-нибудь. Кстати, когда я с ним познакомлюсь? — он подходит ближе, складывая руки на стойку ресепшена и упираясь в них подбородком, строя при этом самую щенячью мину, на которую только способен.       — То ли ещё будет, — Оксана кидает взгляд на кабинет, уходя от вопроса. — Тебя там ждут.       — Кто? — Арсений прослеживает за её взглядом.       — Матвиенко в пальто, — хихикает Оксана, хлопая его по плечу. — Он очень жаждет аудиенции со своим непутёвым другом.       Арсений отлипает от стойки.       — Я сегодня забыл о встрече с ним.       — Я в курсе.       — Как думаешь, он сильно зол?       — Он обещал сделать с тобой то, о чём обычно не принято говорить в приличном обществе, — улыбается Оксана.       Арсений усмехается:       — Что он сказал?       — «Я выебу его рот, если он не явиться в течение получаса», — цитирует она.       — Мне пиздец, — констатирует Арсений.       Оксана смеётся:       — Зато будет весело.       — Очень смешно, — Арсений вздыхает и идёт в сторону кабинета, оборачиваясь у двери. — Окс, сделай нам кофе, пожалуйста.       — Хорошо, босс, — кивает та, и он заходит в кабинет, тут же натыкаясь взглядом на свирепый взгляд Серёжи, который вальяжно сидит в его кресле, вертя в руках коллекционную ручку, подаренную им же на какой-то из праздников.       — Здарова, Серёж.       — Здоровей видали, — чуть резковато отвечает тот. — Вот скажи мне, разве я о многом прошу? Месяц, Арс. Мы не виделись почти месяц. И только я попросил о встрече, как ты решил забить на меня хер. И не дай Боже ты сейчас скажешь мне, что это как-то связано с Шастуном. Клянусь, я засуну эту ручку тебе туда, где уже давно никого не было, — Серёжа угрожающе покачивает ручкой в воздухе.       — Тогда я лучше промолчу.       Арсений усаживается в кресло напротив стола. Кажется, они только что сменили позиции. Сейчас Серёжа будет выступать в роли его личного психолога, голоса разума или адвоката Дьявола — это как посмотреть.       — Попов!       — Ну что? — Арсений морщится от громкого голоса. — Не кричи.       Господи, он терпеть не может, когда его отчитывают и учат жизни.       Но взгляд со стороны ему нужен, именно поэтому он как на духу выкладывает Серёже, где был вчера и с кем виделся. Рассказывает и про письмо, которое просила передать Кира, и про свои вечные сомнения. А Серёжа слушает, не перебивая, прерывая его рассказ только для того, чтобы с тёплой, даже не свойственной его всегда суровому лицу, улыбкой поблагодарить Оксану за принесённый кофе.       — И что планируешь делать? — спрашивает он, когда Арсений, наконец, завершает свой долгий монолог.       — Понятия не имею, — тот ведёт плечами. — Совру, если скажу, что знаю, что вообще делаю.       Серёжа вздыхает, откидываясь на спинку кресла и разворачиваясь полубоком, молчит с минуту, разглядывая вид, открывающийся за окном кабинета.       — Ты должен отдать ему письмо и поговорить с ним на чистоту, — говорит он. — Ты мне все уши прожужжал о том, что хочешь услышать причину, по которой Антон взялся за нож, но ты никогда этого не узнаешь, если не спросишь прямо.       — Думаешь, я не пытался? Он не идёт на контакт, не хочет говорить об этом, — Арсений разводит руками. — Я поэтому к Кире и пошёл, надеялся, что она даст мне ответ.       — Если не можешь победить, Арс, то просто меняй правила игры, — Серёжа трёт переносицу.       — О чём ты?       — Доверие порождает доверие. Помнишь?       — Ты хочешь, чтобы я рассказал ему про Андрея? — Арсений вскидывает брови от удивления. — Серьёзно? Ты хоть представляешь, как он отреагирует? Я вообще-то планировал пожить ещё немного. А если он расскажет кому-то? Я же потеряю не только шанс узнать правду, но и работу.       — Я хочу только того, чтобы мой лучший друг, наконец, перестал жить прошлым, — Серёжа серьёзен, как никогда, но в голосе его столько заботы, что выть хочется. — И если для этого мне нужно смириться с твоей затеей — я смирюсь и покорно буду ждать, чем всё закончится, чтобы в нужный момент просто оказаться рядом и помочь тебе выбраться. Но ты никогда не узнаешь правду, пока не заручишься доверием Антона. Он не станет рассказывать про это только за твои красивые глаза и обещания помочь. Если бы мог и хотел, то давно рассказал бы, но он молчит, потому что Кира права: Антон тебе не доверяет. Хочешь моего совета? — он дожидается кивка. — Расскажи ему всё как есть.       Арсений мотает головой:       — Я не могу.       — Или не хочешь? — Арсений отводит взгляд, и Серёже, похоже, становиться ясно, в чём истинная причина. — Ты его боишься.       — Что? Нет! Ерунда!       — Арс, ты можешь обманывать кого угодно, можешь даже мне пиздеть, — Серёжа чуть перегибается через стол, ловя его взгляд, — но себе-то хоть не ври.       — Я не боюсь его, Серёж, правда, — Арсений трёт руками глаза. — Просто не знаю, чего от него можно ожидать.       — Господи, Арс, он ведь не чудовище какое-то. Он — просто мальчишка, которому нужна помощь, разве ты до сих пор этого не понял?       — Ты защищаешь его? — удивлённо спрашивает Арсений. — Он убил, блять, Андрея!       — Так возьми нож и прикончи его, — рявкает Серёжа. — В чём проблема? А лучше приреж его сестрёнку. А что? Пускай страдает так же, как страдал ты!       Арсений от этого резкого выкрика и предложения вздрагивает.       — Что ты такое говоришь? — он смотрит на Серёжу огромными глазами, не понимая как себя вести. — Я не желаю ему зла. Я…       — А что? — переспрашивает тот. — Всё честно. Месть блюдо, которое подают холодным. Я помню, как ты говорил, что хочешь его убить. Что изменилось?       — Месть — это не выход, — Арсений сглатывает ком. — Око за око — и мир ослепнет. Я не хочу, чтобы ему было так же хуёво, как мне. Не хочу, чтобы он страдал. Не хочу его смерти. Я… Блять. Я помочь ему хочу. Искренне хочу, Серёж, — он роняет голову на стол, будто это признание — не другу, а самому себе — высасывает остатки сил из тела.       Серёжа снова принимает прежний вид.       — Хорошо. Это я и хотел услышать, — он улыбается. — Ты же не решил, что я серьёзно говорю?       — На минуту, честно говоря, решил, — признаётся Арсений, поднимая на него взгляд. — Иногда ты меня пугаешь.       Сережа усмехается.       — Извини, просто хотел услышать хоть слово правды.       — Я не знаю, что мне делать, — Арсений закусывает губу. — Порой, когда я смотрю на Антона, мне кажется, что за всеми этими масками скрывается что-то настоящее, но в нём темноты больше, чем в каждом из нас.       — С темнотой не рождаются, Арс, знаешь? Её создают, — Серёжа встаёт с места, обходит стол и укладывает руки на его плечи. — Темнота появляется, если высосать весь свет до капли. Поговори с Антоном. Если хочешь, можешь не рассказывать ему пока про Андрея, но сделай первый шаг, покажи, что он может тебе доверять, отдай ему письмо Киры, покажи, что искренне хочешь помочь, а не просто выполняешь свою работу. В вашей ситуации позиция психолог-пациент не сработает. Потому что вы оба не можете друг другу верить и оба по понятным причинам. Но если ты действительно хочешь не просто докопаться до правды, а помочь ему, поговори.       — Из тебя бы вышел отличный психолог, — улыбается Арсений. — Спасибо тебе, Матвиеныч, — он тоже встаёт с места и заключает друга в объятия.       Тот отстраняется, заглядывая ему в глаза, что нелегко учитывая что Арсений выше на целую голову.       — Ты мой лучший друг, Арс. Я просто хочу быть уверен, что ты в порядке, — хлопнув его по плечу, Серёжа идёт к выходу, оборачиваясь уже в дверях. — Разберись уже с этим дерьмом и живи дальше

***

      Следуя ни то порыву поступить правильно, ни то совету Серёжи, ни то собственным эмоциям, которые объяснить нету возможности даже самому себе, Арсений вечером этого же дня стоит у дверей квартиры Антона, очень надеясь застать его дома, потому что на звонки он не отвечает, а на приём так и не явился, хотя рабочая смена, по словам Эда, уже давно закончилась. И сейчас, когда никто не открывает после десятой попытки достучаться, Арсений думает, что притащился напрасно.       «Он не виноват в том, что случилось».       Похоже, поговорить им сегодня не удастся. Что ж, он по крайней мере пытался. Появляется мысль сунуть письмо Киры под дверь, но Арсений её тут же отметает — вряд ли Серёжа имел в виду это, когда говорил про доверие и налаживание контакта. Да и не ребёнок он уже давно, чтобы бегать. Сам ведь для себя уже всё решил, позволив крышке гроба захлопнуться, ещё в тот момент, когда поехал на встречу с Кирой и когда себе признался, что главная цель уже не ответы, а попытка помочь абсолютно постороннему человеку, не потому что врач и обязан, а потому что так нужно. Теперь пути назад точно нет, только вперёд — только навстречу правде, какой бы она не была.       «С темнотой не рождаются, Арс, знаешь? Её создают».       Как раз в тот момент, когда он решает уйти, чтобы вернуться позже и всё таки застать Антона дома, дверь распахивается так резко, что чуть было не впечатывается ему в лицо, грозясь приплюснуть кончик носа ещё сильнее, чем уже есть.       — Арсений? — Антон моргает удивлённо, трёт руками заспанные глаза, будто понять не может: продолжение ли это сна или на его пороге действительно стоит Арсений.       — Привет, — глупо здоровается тот.       — Что ты тут делаешь? Неужели, решил таки сдать меня и лично посмотреть, как меня загребут?       — Нет. Я хочу поговорить с тобой, — Арсений вздыхает, игнорируя его уже привычный саркастично-пренебрежительный тон. — Пустишь?       Антон мешкает пару секунд, а после отходит, впуская его в квартиру и запирая дверь на щеколду.       Арсений топчется на пороге, пытаясь придумать, с чего бы начать этот нелёгкий во всех смыслах разговор. Не может же он просто пихнуть Антону письмо со словами: «Я тут решил, что недостаточно часто сую нос в твою жизнь, потому вчера ездил к Кире. А ещё после этого я хочу, чтобы ты мне доверился и обо всём рассказал». Впрочем, если так подумать, примерно это он и планирует сказать.       «Темнота появляется, если высосать весь свет до капли».       — Разувайся, проходи. Чего застыл? — еле заметно улыбается Антон. — Чай? Кофе? — спрашивает он, уходя в сторону кухни.       Арсений наспех скидывает кроссовки и следует за ним. Антон одет в обычные спортивные штаны с до безобразия вытянутыми коленями и огромную серую футболку. И видеть его таким домашним, растрёпанным после сна, непривычно. Без кучи уже привычных громоздких колец, браслетов и мешковатых толстовок — которые к слову Антон носит даже в ужасную жару — он делается будто младше на пару лет. И, чёрт…       Как же они похожи с Кирой.       Сейчас, когда разум не затуманен злобой и горькой обидой, Арсений может самому себе признать, что Антон красив. Красив до такой степени, что заставляет задерживать на себе изучающий взгляд. Заставляет удивляться тому, как эта красота и будто бы невинность сохранилась в нём, через все испытания. Заставляет задуматься о собственных эмоциях, которые теперь, после разговора с Серёжей и Кирой, не плещут через край, а тихо переливаются по организму, разнося мысли о том, что будь они в других обстоятельствах, возможно, их знакомство сложилось бы иначе.       Это очень плохие мысли.       Ему даже думать в этом направлении запрещено.       Но Серёжа прав: врать самому себе глупо. Арсений так давно ни с кем не был, что сейчас бессовестно смотрит на человека, на которого нельзя не то что смотреть, его нельзя было даже впускать в свою жизнь. А теперь только и остаётся, что тянуть самого себя на дно, тонуть и не понимать совсем, как так вышло. Не понимать, почему судьба так безжалостно и безразлично играет с их жизнями.       — Кофе, если можно, — запоздало отвечает Арсений, отгоняя мысли, — без сахара и молока.       Антон забавно морщит нос:       — Фу, какое извращение, — он достаёт из шкафа две кружки, закидывает в одну кофе, во вторую — пакетик чая.       — И не говори, — Арсений усмехается.       — Так что ты хотел? — Антон включает чайник, оборачивается к нему, опираясь бёдрами на кухонную тумбу, и всем своим видом показывает, что готов слушать.       — Ты не пришёл на приём сегодня, — Арсений присаживается на один из стульев и внимательно следит за его реакцией, но маска скуки так и не спадает, только зелёные глаза будто слегка темнеют.       — А зачем?       — Антон…       — Нет, правда, зачем? — он разводит руками. — Арсений, я понимаю, что должен ходить на терапию, но… Завтра я попрошу, чтобы мне назначили нового психолога.       — Это ещё зачем? — непонимающе уточняет Арсений.       Антон вздыхает тяжело, но отвечать не торопится. Он смотрит на Арсения и, похоже, надеется, что тот сам поймёт ответ. Увы, этого не происходит.       — Антон?       — Потому что мой старый психолог слишком много лезет не в своё дело, — он показательно закатывает глаза и оборачивается назад, когда чайник щёлкает, закипая.       — Я не лезу не в своё дело, — возражает Арсений.       Хотя правда ведь лезет и остановится не может. Самому себе объяснить не может, для чего это всё и на какой исход он надеется. Ясно же, что ничего хорошего не выйдет. Он теперь даже не уверен, что его главная цель понять, почему Антон убил Андрея, а не просто помочь Антону выбраться из всего этого.       — Да что ты? — Антон снова разворачивается к нему, так и не наполнив кружки кипятком. — А в твои обязанности входит следить за мной во внеурочное время?       — Я не сле… — он не договаривает, потому что это снова будет ложью. — Ладно, да, я следил, но только для того, чтобы убедиться, что ты не ввязался в неприятности.       — Убедился?       — Антон, — Арсений встаёт с места и подходит ближе. — Я…       — Уходи, — холодно перебивает тот.       Арсений заглядывает ему в глаза, в которых сейчас плещется натуральная буря. Глаза, которые обычно своим цветом напоминают летний луг, поросший травой — сейчас в этом лугу шторм. Глаза напуганные, хотя лицо по прежнему спокойно.       — Послушай меня, — он чуть понижает голос, — ты вообще понимаешь, куда ты лезешь?       — Это ты не понимаешь, Арсений. Я… — Антон вздыхает рвано, отступая на шаг назад и упираясь бёдрами всё в ту же тумбу. — Я осознаю риски, но у меня нет…       — Не надо, — грубо перебивает Арсений, — не говори мне, что у тебя нет другого выхода. Это глупо даже для тебя.       — Чего ты от меня хочешь?       — Хочу, чтобы ты головой своей бестолковой понял, что тебе нельзя снова лезть в криминал, — Арсений говорит резко, но спокойно. Ругаться снова он не намерен, его задача просто заставить выслушать себя, достучаться. — Тебя же посадят снова… и в этот раз дадут ещё больше. Хочешь провести остаток дней за решёткой? Ты вообще думаешь о тех, кто тебя окружает? Каково будет Эду, который рвал ради твоего УДО жопу, который переживает и любит тебя, как родного, если ты вернёшься назад?       — Я не вернусь, — Антон качает головой и, подойдя на шаг, берёт Арсения за руку, чуть сжимая. — Не вернусь, если ты будешь молчать о том, что видел. Пожалуйста. Я не прошу тебя верить мне, не прошу о помощи, только о молчании.       Арсению кажется, что в квартире становится слишком душно. Хочется открыть окно нараспашку и впустить немного воздуха. Он опускает взгляд на их руки, чувствуя, как слегка подрагивает чужая, сжимающая его так крепко, будто это помогает держать связь с реальностью. Но Антон отходить или отпускать его не спешит, только смотрит побитым щенком и сглатывает тяжело.       — Почему ты так отчаянно хочешь испортить себе жизнь? — он выпутывает руку и берёт его за плечи, заглядывая в глаза. — Почему ты не хочешь быть свободным, Антон?       — Я как раз таки хочу, Арсений, и делаю для этого всё возможное.       — Ты желаешь не обрести свободу, а лишь прорубить окно в стене своей темницы, — похоже, они всё таки поругаются, но как достучаться до Антона иначе, он не знает, потому сжимает руки на плечах чуть сильнее и встряхивает. — Ты вышел из тюрьмы, но так и не покинул клетку.       — Да пошёл ты в жопу, — Антон вырывается и толкает его в грудь. — Что ты вообще об этом знаешь? Почему решил, что у тебя есть хоть малейшее право осуждать меня?       — Я тебя не осуждаю. Ты и сам с этим прекрасно справляешься.       Антон сопит раздражённо:       — Проваливай.       — Господи, Антон, — Арсений повышает голос, — очнись, блять! Если тебе похуй на Эда, то подумай о сестре!       — Не смей говорить о ней! — рычит тот. — Не смей, слышишь? Не лезь в это!       — Почему? Потому что это ранит твои чувства? Да мне плевать! — пусть это неправда, зато имеет эффект: Антон тут же тушуется, отступая назад. — Плевать, потому что ты сам не думаешь о чужих чувствах. Как думаешь, легко ли было Кире все эти годы? Легко ли ей сейчас, когда она знает, что ты ходишь где-то рядом, а встретиться вам нельзя? У тебя есть шанс всё исправить, так скажи мне, почему ты так стремишься всё проебать?       — Кира… — Антон выглядит растерянно. — Она знает?       — Конечно, знает, — кивает Арсений, — ей сообщили уже давно.       — Как ты…       — Как я узнал? Так я говорил с ней вчера.       — Что? Ты что делал? — Антон снова начинает сердиться. — Ты охуел, Арсений? — он снова пихает его в грудь, отчего тот отступает назад, пытаясь сохранить равновесие. — Ты совсем охуел? Куда ты, блять, лезешь? Тебя это не касается! Отвали от Киры! Не подходи к ней больше никогда! Ты понял меня?       — Антон…       — Что «Антон»? Ты заебал меня уже. Хватит лезть в мою жизнь, хватит в душу ко мне лезь, я… — он заметно сглатывает ком в горле. — Я не хочу… не могу я… понимаешь? Не могу… я…       Арсений не даёт ему договорить. Он молча достаёт из кармана тетрадный лист, сложенный в несколько раз, и протягивает ему.       Антон хлопает глазами:       — Что это?       — Читай, — командует Арсений.       Антон забирает лист, разворачивая его чуть подпрыгивающими руками, и отходит к окну, начиная читать текст.       Арсений письмо не вскрывал, но слышит его содержание по тихому сбитому шёпоту:       «Привет, Антош.       Знаешь, я столько раз думала о том, что сказала бы тебе, если бы была возможность пообщаться хотя бы так, через письма. Столько раз хотела тебе написать, но понятия не имела куда и как, поэтому просто фантазировала. Представляешь? Часами сидела в комнате и думала о тебе, о нашей встрече, когда ты выйдешь, вспоминала наше детство, маму и… тот день. А сейчас я сижу и не знаю, что написать…       У меня мало времени, поэтому просто знай, что я тебя очень сильно люблю, несмотря ни на что. То что тогда случилось… Антон, родной, это не твоя вина, не нужно корить себя за это, пожалуйста. Я очень хочу тебя сейчас обнять. Ужасно соскучилась по твоему голосу, смеху и идиотским шуткам. И по маме тоже скучаю. Ты даже не представляешь, насколько сильно я бы хотела, чтобы всё было как раньше. Я все эти годы живу в «золотой клетке», у меня есть всё, о чём я только могла мечтать. Но я бы всё отдала за нашу маленькую квартиру, тебя и маму… Ладно, я сейчас расплачусь, а мы с твоим другом сидим посреди парка, так что…       Антон, не волнуйся за меня, хорошо? У меня всё отлично, меня не обижают и очень любят, как родную. Мы с тобой обязательно найдём способ увидеться, обещаю. Кстати, передай привет Эду, мне говорили, что он пытался со мной связаться, но родители припугнули его полицией. Не злись на них, они это не со зла, а из заботы и любви делают.       Ты только глупости не делай, братишка. И, пожалуйста, приходи в себя, как бы тяжело не было. Пройди лечение, не для того, чтобы получить разрешение суда, а для себя. Начни жить дальше. Не бойся ничего. Я всегда рядом, даже если нам нельзя сейчас быть вместе.       А ещё! Не смей ругаться на Арсения. Это я попросила его передать тебе письмо. Он, кажется, очень хороший и искренне хочет тебе помочь. Не обижай и не отталкивай тех, кто переживает за тебя. Ты очень сильный, я знаю это, но сильным тоже бывает тяжело.       До встречи, Антон.       С любовью. Кира».       Антон сжимает письмо в руках, а по щекам градом текут слёзы, которые он сейчас не может и, похоже, не хочет контролировать. Он опускается на стул, роняет голову в ладони и громко всхлипывает.       Арсений его не трогает. Даёт время на эту маленькую слабость, даёт время на переваривание информации. Он отходит к раковине, берёт чистую кружку и набирает в неё воды, а после возвращается.       — Антон? — зовёт он несмело, протягивая кружку ему. — Держи, попей.       — С… спасибо, — кивает тот, делая несколько больших глотков. — Ты не мог бы… Не мог бы оставить меня одного?       — Ан…       — Арсений, пожалуйста, — он поднимает на него взгляд. — Я… Я приду на следующий приём и мы поговорим, обещаю. Просто сейчас… я хочу побыть один.       Арсений смотрит слегка взволнованно и недоверчиво.       Стоит ли оставлять его в таком состоянии?       — Ну, правда, я не стану с собой ничего делать, если ты за это переживаешь, — Антон тихо усмехается, вытирая с щёк слёзы. — Клянусь. Я бы уже давно себе вены вскрыл, если бы хотел сдохнуть.       — А были такие мысли?       — Арсений! — шипит Антон.       — Я просто спрашиваю, — Арсений улыбается уголком губ, присаживать напротив него, — не как психолог, а как друг.       — А мы друзья?       Арсений и сам не знает ответа на этот вопрос. Друзьями им вряд ли когда-нибудь стать: слишком много тёмного прошлого, для светлого будущего. Но возможно судьба просто дала им обоим шанс исправить ошибки, посмотреть на прошлое под другим углом, разобраться в том, что висит за спинами тяжелым грузом много лет.       — Ну, учитывая, что я тебя не сдал со всеми потрохами… Возможно и не друзья, но я желаю тебе добра, честно.       — Были, — признаётся Антон. — Люди чаще предпочитают отрицать жестокую истину, чем становиться к ней лицом. А я вижу, какой исход это может принести. Потому что смерть, быть может, не выход, но вариант, — его губы слегка подрагивают.       — Смерть, Антон, окончательна и подводит жуткий итог, в то время как жизнь полна неисчислимых возможностей, — парирует Арсений. — Ты должен жить дальше, вопреки всему. Должен справиться. Знаю, что порой тебе тяжело, но что бы не случилось, все эти ужасы — нужно просто научиться о них забывать. Научиться отпускать прошлое. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я сам столько лет прошлым живу, что от самого себя противно.       — Я не знаю как, Арсений, — Антон поднимает на него глаза, цепляясь взглядами. — Понятия, блять, не имею, как жить дальше, как отпустить всё это и что мне вообще, сука, делать. Не знаю я…       — Я помогу тебе, — Арсений и сам не замечает, как накрывает своей рукой чужую, которая всё ещё слегка подрагивает, поглаживая её подушечкой большого пальца. — Помогу. Ты только дай шанс это сделать.       — Зачем тебе это? — тихо спрашивает Антон. — Только честно.       Арсений сглатывает ком:       — Потому что это моя работа, Антон…       — Это не всё, — перебивает тот. — Я тебе не верю. Ответь, пожалуйста, честно.       — Потому что мне не плевать, что с тобой будет, — выдыхает Арсений, снова сам себе признаваясь, а не Антону. — Не спрашивай меня о причинах. Я и сам не знаю ответа. Мне бы самому этот клубок распутать.       Он не понимает, какая сила движет им, когда он подаётся вперёд, прикрывая глаза и касаясь своими губами истерзанных, но всё ещё мягких губ Антона. Поцелуй длится всего пару секунд, но тело прошибает разрядами тока, а совесть истошно орёт, пытаясь к разуму возвать, вот только её снова никто не слушает.       — Что… что ты делаешь? — спрашивает Антон, резко отстраняясь и вырывая свою руку, которую всё ещё накрывает чужая.       Арсений приходит в себя как по щелчку пальцев, задаваясь ровно тем че вопросом.       Какого чёрта он делает?       — Извини.       — Извини?       — Я… не хотел, — он встаёт с места и отходит в сторону. — Я пойду. Прости.       — Погоди, — Антон спешит за ним в коридор, наблюдая как он натягивает кроссовки. — Арсений…       — Нет, не говори ничего, Антон. Ладно? Я сам знаю, что придурок. Знаю, что проебался, — он выходит из квартиры раньше, чем ему успевают ответить.