Голод

      Ресторатор на мгновение задерживает взгляд на нагловатом пареньке, по достоинству оценивая его смелость. А еще Джин приятно удивлен тем, что его маркетинговый ход, наконец-то, оценен по достоинству. С момента открытия этой локации никто даже не поинтересовался происхождением леденящего ужас названия. Возможно, из-за угрозы увольнения из самого успешного ресторанного заведения города, возможно — из-за страха перед гулями. Упоминать лишний раз о том, что жизнь каждого человека в стране висела на волоске и зависела от аппетита тварей, никому не хотелось. И в моменты, когда ранним утром кто-то из кухни опаздывал на работу, сотрудники Paradise облегченно вздыхали, видя коллегу, спешно обвязывающего на талии фартук. Живой — это уже отличное начало нового дня.       — Мне льстит, что ты это заметил, — неторопливо и подчеркнуто вежливо отвечает Джин. — Но это не дает тебе право лезть не в свое дело. Я вижу, ты смел и отчаян, а еще очень неглуп, если смог достойно выдержать конкурс. «Сытый гуль» — элитное заведение в структуре моего ресторане. Даже отобедать в Paradise по карману немногим, но попасть сюда можно только близким мне людям. Учти это, и не забывайся, когда встанешь у плиты, щенок.       — Я буду готовить и для посетителей «Сытого гуля»? — игнорируя предупреждение ресторатора, продолжает шквал вопросов новенький. Пака действительно интересует многое, поэтому ничего не стоит притвориться простачком и сыграть роль клоуна — с таких взятки гладки, а лишняя информация ему не помешает.       — Нет, — отрезает Джин с толикой раздражения. — Для посетителей этого заведения готовлю лично я.       — Это интересно и наверное… очень почетно, когда сам шеф Ким создает шедевры для своих близких друзей, — подбирая правильные слова, Чимин натягивает улыбку до ушей, чтобы почесать кинки главного. Самолюбие Сокджина — его уязвимое место, и если гладить кошку по шерсти, то ее быстро можно приручить. «Законы природы работают безотказно», — думает про себя Пак, видя в глазах напротив нотки теплоты, что затапливает разгоревшееся эго ресторатора. — Мне хотелось бы хоть когда-нибудь достичь того же уровня, что и вы, шеф Ким, — пряча довольную улыбку, Чимин склоняет голову перед Сокджином, демонстрируя максимальное повиновение.       Нет смысла брыкаться и что-то доказывать. Его любовь к кулинарии не имеет ничего общего с этим местом. И пусть в Paradise готовят изысканные блюда, Чимин подаст своему обидчику долгожданную месть, приправив ее годами ненависти, словно самым жгучим перцем чили, и добавив вместо соли детские слезы по убитым родителям и брату, которые он давно выплакал. Не осталось ничего, что он готов терпеть. Отныне только вперед, к достижению цели, и пусть его разорвут на части — он готов умереть после того, как увидит бездыханное тело Чон Чонгука.       — Ты действительно хочешь попасть в «Сытый гуль»? — с усмешкой спрашивает Ким, в очередной раз отмечая горячность новенького. Этот мальчишка с секретом, и к нему стоит присмотреться внимательнее, а пока…       — Главное, чтобы не в качестве ингредиента для блюда, — подмигивает задорно Чимин, прерывая размышления ресторатора. — Или я ошибаюсь?       От такой наглости Джин даже не нашелся что сказать, но их назревающий спор прекратили сотрудники кухни.       — Господин Ким, прошу прощения, что прерываем ваш разговор, — кланяются подоспевший менеджер и повар, которого Чимин видел вчера на конкурсе. — На будущие выходные у нас запланирован банкет компанией Siren Pictures Inc. Будут ли особые пожелания по меню для гостей, или мы следуем строго по указаниям, которые вы оставили ранее? Возможно, что-то изменилось, и мы бы не хотели подвести вас. Нужно сделать все в лучшем виде.       «Холуи бесхребетные», — Чимин с презрением поджимает губы, когда работники кухни нагибаются еще ниже и замирают в ожидании ответа от Сокджина. В воздухе вместо игривой борьбы умов и острословия повисает напряжение, которого ранее не ощущалось, и Чимин понимает, в каких условиях придется работать: постоянно доказывать свои умения, пресмыкаться перед поварами на ранг выше, переступать через себя, даже если ты прав, и держать язык за зубами, чтобы никто не донес главному и не исковеркал его слов. Стать мальчиком для битья, лишь бы зацепиться здесь.       — Я откорректирую некоторые позиции, — голос Джина тут же меняется, приобретая стальные нотки. Сотрудники будто сжимаются в клубок и хотят исчезнуть из поля зрения ресторатора, но послушно кивают и расплываются в довольных улыбках, когда господин Ким удостаивает их вниманием. Такое раболепие Чимина откровенно бесит.       — Хочешь попробовать сегодня стать у плиты? — вопрос Джина для новенького звучит как вызов, но Пак не из тех, кто сдается. Скормив мышат, задушив кошку и зарезав петуха он точно не даст заднюю. — Приготовишь антрекот или бефстроганов?       — Без разницы, — выпаливает Чимин в ответ на такой вопрос.       — Тогда сначала сделаешь самгёпсаль нужной мне прожарки, — с ехидной улыбкой отвечает Джин на такое рвение юноши стать у плиты. — А уже потом я подумаю, разрешить ли тебе готовить другие блюда.       Из уст ресторатора слова звучат для Чимина, как оскорбление. Самгёпсаль — блюдо уличной кухни, которое на воке готовят на каждому углу. Люди без кулинарного образования, пылкой любви к готовке и элементарных навыков нарезки мяса жарят кусочки свинины с утра до вечера за открытыми прилавками своих магазинов с кислотными вывесками. Каждый житель страны хоть раз в жизни пробовал самгёпсаль, а из-за распространения точек приготовления этого простого, но вкусного блюда, оно стало доступно всем — от беззаботных школьников, выбегающих перехватить между уроками, до офисных клерков, которые заказывают самгёпсаль коробками, чтобы в рабочий перерыв посплетничать за кусочком аппетитной свинины и обсудить очередную жуткую новость про нападение гулей.       «Вот же блядина», — едва не проговаривает Чимин вслух, но вовремя одергивает себя и приподнимает голову повыше, чтобы взглядом сравняться с Джином.       — Буду рад, если вы передадите мне свой богатый опыт, — толстый намек на то, что Джин начинал свой бизнес с уличной еды, не остается незамеченным. В глазах шефа Кима быстро загорается злость, но тут же быстро тухнет, когда он берет свои эмоции под контроль.       — Мальчишка! — бросает он уничижительную фразу, но Пак обезоруживает его улыбкой.       — Не буду вам мешать, господа, — Чимин поправляет фартук и кланяется, когда видит кивок от еще одного повара. Видимо, ему поручили шефствовать над новичком, поэтому он уверенно зовет Чимина и машет рукой, показывая тому быстрее покинуть сложившуюся компанию.       Пак окидывает всех взглядом и, выпрямив спину, грациозной походкой идет в сторону кухни. Здесь все помещения из прозрачных стеклянных стен, поэтому Джин может видеть каждую секунду, кто из сотрудников чем занимается на кухне. Работать под пристальным взглядом шефа Кима сложно, но многие здесь к этому уже привыкли. Передернув плечами от мурашек, что поползли по спине, Пак заворачивает в предпоследнюю дверь и аккуратно прикрывает за собой массивное стеклянное полотно толщиной в несколько пальцев.       — Совсем страх потерял? — накинулся на него мужчина средних лет. — Ты чего там забыл, чудак? Шеф Ким не любит, когда утром его отвлекают разговорами. Тем более — глупыми вопросами.       — Почему вы думаете, что я задавал глупые вопросы? — Пак сложил руки в замок перед грудью и оперся об стол, чувствуя попой дискомфорт от металлической поверхности. — Или здесь запрещено общаться с руководством?       — Руководство — это менеджер Сон, шеф-повар Мун и шеф-повар До, — окидывает его повар раздраженно-непонимающим взглядом. — Тебя как зовут?       — Пак Чимин.       — Так вот, Пак Чимин, если хочешь научиться идеально готовить и задержаться здесь дольше, чем все остальные — лучше помалкивай и не досаждай господину Киму! — произнося последние слова, мужчина сменил интонацию и для пущей убедительности поднял палец вверх, показывая важность своих слов.       — А кто здесь такой господин Ким? — Пак прищурился, изменил оборонительную позу и сделал пару шагов ближе, чтобы наладить с поваром контакт.       — Господин Ким — Бог!       «Ну да, а на что я рассчитывал?» — усмехнулся Чимин сам себе в ответ на услышанное.       — Так, все, за работу!       Чимин стал к столу и первый день выслушивал много важной, но не особо нужной на практике информации. Он и без наставника Квана, как выяснилось в ходе знакомства, был осведомлен о назначении ножей, правилах их заточки, нарезании окороков и других частей туши разных животных. Холодильник, который открыл Чимин, изобиловал самыми разными продуктами — от печени для фуа-гра до королевских креветок неописуемых размеров. На свою первую зарплату Чимин даже загадал приготовить дома парочку таких для Уёна и Тэ, которые особенно любили морепродукты. Если он эту зарплату получит, конечно.       Ни в первый день, ни во второй и далее Ким Сокджин не заходил к нему на кухню, лишь молча наблюдая из-за стекла. В день банкета здесь и вовсе царил всеобщий переполох, а Пак так устал, что даже не заметил отсутствия Сокджина. Его напряженный взгляд, впрочем чувствовался.       — Он всегда так делает, Юнсо? — Чимин хватает за край фартука юркого худощавого паренька, что снует между поварами с куском замороженного мяса.       — Как? — останавливает тот и непонимающе смотрит на новичка, но тут же оглядывается в сторону стеклянной стены и кивает главному. — Шеф Ким предпочитает наблюдать, — подтверждает, укладывая кусок мяса в металлический лоток, чтобы дать продукту разморозиться. — Если что-то не так — тебе обязательно скажут. За это можешь не переживать, — парнишка улыбается и тут же занимает руки другим делом.       Чимин, продолжая нарезать подчеревину, раздраженно откидывает нож, чем привлекает к себе внимание остальных — кроме Юнсо, на него с тревогой смотрит наставник Кван, а хваленые ротиссеры Квон Суан и Пэк Хвесон и вовсе открывают рты в ожидании неизвестности. Еще один взгляд из коридора через толстые стены тоже неизменно прикован к Чимину.       — Я устал жарить самгёпсаль! — под звук тяжелого ножа, упавшего на металлический стол, слова Чимина звучат нереально, как из фильма-фантастики. Здесь никто и никогда не жаловался на то, что делал. Все просто хорошо выполняли свою работу, и даже Юнсо, окончивший кулинарный колледж с дипломом с отличием, давно не готовил ничего, кроме рибай. Зато правильно и точно с тем уровнем прожарки, что требовал клиент. Годы, потраченные в колледже на приготовление разных блюд, теперь ушли на приготовление стейка в пару простых операций.       Чимина это откровенно бесит. Сам факт того, что он пришел сюда не жарить самгёпсаль, угнетает его больше всего, ведь шанс подобраться к Чонгуку тает на глазах. Вряд ли такой человек, как он, будет заказывать в ресторане уровня Paradise уличную еду. А это значит только одно: все, чем занимается здесь Чимин в данный момент, ничуть не приближает его к объему мести и желанной цели.       — Да! — вопит Пак, чем еще больше вызывает шок у окружающих в кухне. — Я уже неделю только и делаю самгёпсаль. Если смысл конкурса в том, чтобы научить меня жарить мясо на улице — спасибо, я сыт этим по горло! Может быть, кто-нибудь научит меня чему-то еще?       Вопрос риторический, на который Пак и не ждет ответа, обводя взглядом присутствующих. Он прекрасно понимает, что все зависит от Сокджина. Это его распоряжение поставить Пака на вок и задолбать дымящейся сковородкой до звездочек в глазах. Хватит! Он устал делать одну и ту же операцию, тупо жаря мясо и выкидывая его в металлический лоток. Как сказал когда-то Джин: то, что ты ешь, отражает твой социальный статус. И ресторан Paradise создан не для того, чтобы кормить обычного жителя Сеула. Избранная еда для избранных посетителей. Так зачем тогда переводить продукт?       В комнате, кроме Чимина, в немом шоке застыли еще шесть человек: шесть пар глаз и шесть открытых ртов, каждый из которых хотел бы предупредить новичка об опасности делать такие резкие выпады, но уже поздно.       — Оставьте нас.        В помещение входит Сокджин и кивает, чтобы все сотрудники покинули свои рабочие места. Пак, заряженный адреналином, молча смотрит в спину удаляющимся ротиссерам. Юнсо становится бледнее мела, Суан и Хвесон на выходе молчаливо кланяются Джину, а его наставник повар Кван виноватым взглядом бегает от Джина к Чимину и наоборот, от страха прилипнув к одному месту. Он чувствует себя виноватым в том, что его подопечный вспылил, но господин Ким кивает выйти и ему. Скорее всего, разбора полетов не будет, но Чимину все же стоит приготовиться к схватке с монстром Кимом.       — Мне показалось, вы чем-то недовольны, молодой человек? — Сокджин приближается тихо, словно хищник, гипнотизирующий свою жертву.       — Да, господин Ким, — Пак вытирает руки и бросает тряпку в сторону. Сейчас или никогда: — Я хочу выяснить, сколько еще мне придется заниматься этим на кухне Paradise, прежде чем вы доверите мне готовить блюда для зала.       — А почему ты считаешь себя достойным делать это? — Джин стоит рядом с Чимином и с интересом заглядывает тому в глаза, провоцируя парня на эмоции. — Назови мне свои лучшие качества, которых нет у других моих работников? Ты умеешь тонко резать мясо, чем шеф-повар Пэк? — Джин упирается руками в бока и медленно обходит застывшего Чимина. — Или обжариваешь его как Квон? — раздается где-то за спиной. — Или ты думаешь, что обладаешь сверхъестественными способностями, которых нет у других? Разочарую тебя, мой мальчик — ты ничем не лучше, поэтому поумерь свой гонор и становись к столу. Показывай мне, чему ты научился за эту неделю.       «Да чтоб тебя, напыщенный индюк!» — раздражению Чимина нет предела, а фамильярно кинутое обращение «мой мальчик» вызывает еще большую злость. Сокджин хотя и молод, но ему хорошо за тридцать, и по факту Чимин ему едва ли не в сыновья годится, но это не дает монстру Киму морального права стебать его за возраст.       Чимин послушно становится к столу. Продемонстрировать свои умения — наилучший способ избавиться от рутины. Если шеф Ким думает, что Чимин зеленый юнец на кухне, то он должен показать ему свои умения и получить хоть какое-то повышение. Перевод в группу тех поваров, кто готовит для зала — его ключевая цель. Пак прочно фиксирует руками кусок мяса и цепляется взглядом за белую поверхность жирка. Он умеет резать так тонко, как нужно, чтобы сохранить сочность, поэтому прищуривается и отточенными движениями отрезает несколько кусочков.       — Достаточно, — командует Джин. — На огонь.       Вок у Чимина почти никогда не остывает, а рука уже натренировалась держать тяжелую сковороду. Пак снимает горелку и включает огонь, получая пламя нужной интенсивности. Оранжевые языки, лижущие дно сковороды, накаляют поверхность до нужного градуса, и Пак бросает туда кусочки мяса, тут же приправляя их смесью перцев. Собственного изготовления. Он ловко переворачивает вок, чтобы мясо не подгорело, а лишь приобрело золотистый оттенок и легкую корочку, и спустя пару минут сбрасывает первую порцию в лоток.       Джин берет вилку двумя пальцами и так аккуратно, словно он брезгует прикоснуться к предметам на кухне, считая себя выше всего, что происходит здесь. Неприятный осадок выедает Чимина изнутри, заставляя чувствовать себя полным дилетантом. Словно он приготовил блюдо, которое невозможно есть, а Сокджин всем своим видом подчеркивает, что делает новичку одолжение.       — Слишком жирное, — выносит вердикт, смакуя совсем небольшой кусочек. — Режь тоньше.       Остальное мясо, только что нарезанное и обжаренное Чимином, шеф Ким демонстративно выбрасывает в мусорное ведро.       «Ах ты ж чертов деспот!», — Пак готов взорваться изнутри, он прожарил мясо так, что вкус жира не чувствуется. Чимин с усердием нарезает новые кусочки, но чувствует, как его руку накрывает теплая ладонь с худыми узловатыми пальцами.       Кисть Джина изящная и красивая. Смотря на нее Пак готов обзавидоваться, потому свои собственные пальцы всегда считал слишком короткими и руку непропорционально крупной для таких пальцев — и не альфы, и не омеги. Но сейчас, задерживая взгляд на пальцах Джина, Чимин понимает, насколько крепка его ладонь. Это натренированная рука человека, простоявшего за кухонным столом не один год. В ней столько силы, мощи и опыта, что Пак готов отступить. Не сдаться, но позволить монстру Киму продемонстрировать характер.       — У победителей всегда зверский аппетит, — шепчет Джин, не отнимая ладони. Он сдвигает нож в руке Пака на пару миллиметров и надавливает, показывая, как резать. — Они хотят съесть что-то дорогое и необычное, чего не могут себе позволить другие. Они не голодны в физиологическом смысле. Они голодны социально. Голод заставляет их постоянно доказывать превосходство. Это жажда, которая толкает на самые безрассудные поступки. Моя задача — утолить это желание. Дать им почувствовать себя победителями этой жизни. Когда ты умеешь ими управлять — ты побеждаешь сам. Каждый кусочек должен заставить их заказать больше. Каждый предыдущий — только повод купить следующий. Люди удивительно простые и низкие существа. Они счастливы, когда сыты. И этого достаточно. Но для меня такие не интересны, — Джин приближается к Чимину совсем близко, едва ли не нашептывая слова на ухо. Неловкость ситуации усиливается, когда Чимин слышит: — Ты не можешь осуществить свою мечту, потому что ты недостаточно голоден.       Пак замирает, потому что слова монстра Кима звучат двусмысленно. Так, словно он читает его, как раскрытую книгу, и знает об истинной причине, почему Чимин оказался здесь. Это напрягает, но Пак держится достойно.       — Относись к еде, как к искусству, — шеф Ким продолжает следить за тем, как Чимин нарезает мясо. — Сделай особенные блюда для особенных людей. Тогда даже уличный самгёпсаль приобретет уникальный вкус.       — Мне кажется, или вы никогда не включите его в меню просто потому, что самгёпсаль — еда бедняков? — Чимин начинает понимать философию Paradise, и ему кажется, что в словах Джина есть смысл. Он просто подсаживает людей на идею уникальности и теперь каждый, кто приходит сюда, чувствует себя не таким, как остальные жители города. Если Чон Чонгук тоже часто замечен в ресторане Джина, то выходит, что он тоже купился на его идею исключительности? Это мало похоже на правду, но других мыслей у Чимина пока нет.       Пак, будучи выходцем из семьи со средним достатком, привык питаться дома, а папа, вечно гремящий на кухне кастрюлями, по мнению мальчишки готовил самые вкусные блюда. У дяди Мингю ситуация не сильно отличалась — Уён хотя и не жаловался на заработок супруга, имея в доме всякие деликатесы, в рестораны мальчишек водил только на праздники. А люксовые, как Paradise, они и вовсе обходили стороной. Чимину сложно понять, почему блюда здесь, не отличающиеся особыми вкусовыми качествами, стоят так дорого, но теперь, после слов Джина, парень понимает, как построена здесь кухня. Причем и в прямом, и в переносном смысле.       Paradise — словно музей кулинарного искусства. Здесь можно посмотреть в меню на исключительные блюда, но дотронуться к ним — только за особую плату. Так формируется вкус. Так появляется зависимость.       — Вы научите меня быть особенным? — внезапно для себя произносит Пак, когда губы Джина чувствуются на мочке его уха. — Я хочу работать в вашей команде.       — Научить тебя готовить? — парнишку опаляет жаром и тонким запахом нероли. Ким Сокджин — омега, которого Пак распознает безошибочно по оседающему на языке запаху горького апельсина. — В моей команде только профессионалы. Если ты не готов стать им — отправляйся на улицу. Если готов — работай до седьмого пота. Делай так, чтобы мне хотелось это попробовать, а не выкинуть в мусорку.       Голос Джина становится тише, и Пак понимает, что разговор окончен. Больше ему ничего не скажут, а дальше — выбор за ним. Сдаться сейчас и уйти, или продолжать бороться и выгрызть место под солнцем в ресторане для особенных клиентов.       Шеф Ким уходит, оставляя парня одного. Спустя десяток минут в помещение вернулись повара. Они его ни о чем не спрашивают, приступая каждый к своему рабочему процессу. Чимин уперся рукой в стол, смахивая упавшую на влажный лоб челку. Черт возьми, что сейчас произошло? Нет, он не сдастся. Под напряженным взглядом Юнсо Пак снова включает огонь и нарезает мясо. Обида на слова главного душит изнутри, но и не признать опыт и мастерство Джина он не может. И если с ним что-то не так — это повод работать лучше и усерднее. Он должен стать таким — первым среди равных. Чимин добьется того, чего добились шеф Кван и шеф Пэк. Он обязательно укротит огонь и приготовит мясо так, что монстр Ким его похвалит.       Планка, поставленная самому себе, высокая, но он должен приготовить лучшее блюдо для Чонгука чего бы ему это не стоило.       Каждый день Чимин готовил с утра до позднего вечера. Он уже не мог смотреть на кусочки свинины с красивыми мясными прожилками — ненависть чувствовалась к каждому и раз за разом, вонзая нож в идеальный продукт, Пак резал полоски все тоньше и тоньше, чтобы сделать им больно, но не разрывать до безобразия, сохраняя безупречную красоту продукта.       Вечером, когда все уже ушли домой, а Сокджин остался составлять меню для частного торжественного мероприятия, Чимин все так же рьяно резал и жарил мясо. Каждый раз ему казалось, что он сделал недостаточно — недосолил, не прожарил, снова взял слишком холодную сковороду или наоборот — вытопил жир на чересчур горячей, оставив мясо жестким и невкусным. От собственного бессилия хотелось волком выть. Он вытер руки, бросил тряпку, отложил нож и медленно сполз по скользким кухонным плиткам. Ноги устали от многодневного стояния, спина болела так, что даже сцепленные зубы не помогали перетерпеть адские прострелы. Мышцы стали словно каменными, а каждое движение стало неловким и нерасторопным. Пак напомнил себе робота из мультика, который он смотрел в детстве с братиком. Воспоминание об убитых родных немного отрезвило его, а идея мести вновь завладела сознанием. Напоминая себе, зачем он здесь, Пак поднялся, размял спину и стал к столу, берясь за нож. Он даже не заметил, что Сокджин наблюдал за ним за стеклом.       — Черт! — от чрезмерного усердия нож соскальзывает с куска, и Чимин режет палец. Ярко-алая капля крови сразу же выступила на порезе, и Пак, пританцовывая от боли, обернул порезанную руку фартуком.       — Будь аккуратнее, — Джин снова заходит неслышно, едва не напугав Чимина. — Не спеши и не волнуйся. Мне не нужен работник-калека, который не способен отрезать даже кусок мяса, — строго говорит шеф-повар.       — Да, господин Ким, — соглашается Чимин, потому что спорить бесполезно.       — Иди домой, если ты устал. От тебя совершенно никакого толка!       — Я хочу научиться готовить мясо, которое вы похвалите, — сдается Чимин, когда нет сил держать все в себе.       — Что это? — Сокджин сводит брови тонкие красивые брови на переносице и насильно закатывает рукав белой форменной рубашки. Отдергивать руку поздно — на коже подчиненного Ким видит пятна ожогов от кипящего масла. Часть из них уже посветлела, а некоторые совсем свежие — темно-розовые с уродливыми краями.       — Я случайно, — будто извиняясь, поясняет Чимин. Упорство в парнишке не дает ему признать очевидное — он измотался и устал до такое степени, что даже крепко держать сковороду в руках становилось невозможно.       — Ты совсем глупый? — Ким смотрит на него и приподнимает уголок рта. Чимин понял, что больше этой полуулыбки он не получит. — Перевяжи палец и продолжай.       Распоряжение Джина — закон, и Пак быстро клеит пластырь на палец, что еще кровоточит. Он аккуратно, сосредоточенно ставит нож и легким движением отсекает кусочек мяса.       — Достаточно, — монстр Ким удовлетворен. Он кивает на огонь, и Пак снова ставит сковороду. Мясо, присыпанное смесью перцев и обжаренное до нужного вида, Пак подает на тарелке и подавляет в себе раздражение, чтобы вновь не поспорить с главным.       Джин отрезает кусочек и рассматривает его внешне, оценивая со всех сторон под светом единственной лампы, включенной над рабочим местом Чимина.       — Выглядит хорошо, — выносит вердикт Ким и отправляет кусочек в рот. Он медленно и сосредоточенно его смакует, после чего выдает совершенно неожиданный для Пака результат.       — Твой самгёпсаль с самого начала был идеальным. Дело не в мясе, а в твоих амбициях. Работать в команде — это значит подчиняться большинству. На кухне не может быть демократии — только тоталитаризм. Как ты думаешь, почему мои подчиненные так себя ведут со мной? Потому что многие из них прошли твой путь. Мне пришлось ломать их эго, а кого сломать не получилось — выгнал. Далеко не всегда амбиции и умения соответствуют талантам. Плевать на тех, кто трясли передо мной дипломами с отличием и сертификатами о прохождении курсов. Мне нужно, чтобы люди умели работать в команде. Если ты еще хочешь остаться — смени одежду на красный фартук и именную рубашку. Металлический бейдж с твоим именем уже лежит в моем столе. Завтра утром планерка по поводу выездного торжества. Будь в семь и не опаздывай!       Джин хлопает парня по плечу и выходит из комнаты, гася свет и оставляя того в кромешной темноте. В кухню падают только лучи от коридорных ламп, но Чимин понимает, что как только этот сноб покинет здание, то погаснут и они. Здесь все работает по щелчку Ким Сокджина — что техника, что люди. Последние, по мнению Чимина, давно уже перестали походить на людей — такие же самые роботы, как машинка для шинковки или кухонный комбайн. Включаются в назначенное время, работают без сбоев и поломок, а потом незаметно выключаются, чтобы спустя десяток часов начать свой похожий один на другой новый день. Пак уверен, что работники здесь очень дорожат этим местом, потому Ким Сокджин не из тех, кто ремонтирует технику. Он выбрасывает ее на свалку, как только она дает сбой.       Чимин не может себе позволить сломаться, как какой-то гребаный миксер, в первые дни после покупки.       — Вот же ублюдок, — стонет Пак, едва держась на ногах. Ему до коликов в пальцах хочется метнуть нож в широкую спину монстра Кима и только желание отомстить Чонгуку удерживает от необдуманного поступка. Он смотрит, как ресторатор выходит за дверь и, не оборачиваясь, показывает Чимину фак.       А Ким Сокджин та еще штучка! 🩸🩸🩸       За оставшиеся дни Чимин узнает слишком много о том, где и для кого они готовят праздник. Кухня не прекращает жужжать, сотрудники обговаривают сплетни одна нелепее другой, а голова у Пака уже раскалывается от переизбытка информации, что так или иначе попадает в его уши. Сюда бы Тэхена, который интересуется всеми этими богемными делами, но точно не Чимина, который, к своему стыду, не отличает Ли Дон Ука от Ли Су Хека и совершенно не интересуется современным кинематографом. Как оказалось, вечеринку закатывает компания Siren Pictures Inc. по случаю окончания съемок фильма «Игра в кальмара», созданного на заказ компании Netflix.       Все на кухне, кроме Чимина, фильм смотрели, поэтому активно обсуждали сцены оттуда и топили за любимчиков, пока Пак с остервенением нарезал кусочки мяса в фирменном фартуке ресторана Paradise с золотым металлическим бейджиком на груди. Пока сверкающая железяка с гравировкой — его единственное достижение здесь, но Пак верит в то, что не последнее.       — А ты помнишь, как они вырезали фигуры на карамели? — воодушевленно кричит Юнсо, толкая коллегу по цеху. — Вот же прикольно было растопить сахар! Даже я бы не догадался.       — Ну ты и не кондитер, Юнсо, — смеется Суан. — На то оно и шоу, чтобы быть зрелищным. Людям такое нравится.       — Нравится, когда врачи продают на органы тела убитых? Сомнительно, как по мне, — пожимает плечами гриль-шеф, у которого, по слухам, умер родственник от нападения гулей.       — Конечно нравится, сколько просмотров собрало! — спорит с ним Юнсо, которому фильм явно понравился. Он мог пересказать все серии, но не делал это только потому, что работники по кухне и так все знали. — Самый популярный сериал в истории Netflix — 111 млн человек за месяц!       — Ничего себе рекорд, — бубнит Хвесон, колдуя с вырезкой.       Нет, ну Netflix Чимин, конечно, смотрел, но в основном только кулинарные шоу или фильмы на гастрономические темы. Такие ужасы, которые обсуждались здесь, его мало интересовали. Все, что нужно знать о боли и страхе, он познал в свои семь и запомнил на всю жизнь. Красный цвет и запах крови надолго стали его триггерами, пока он не прошел курс реабилитации у психотерапевта. И когда другие дети в свободное после школы время гоняли мяч во дворе, он часами торчал в кабинете нудного старика, который монотонным голосом вправлял ему мозги. Одно хорошо, что таки вправил.       — А ты знаешь, что на празднике будут не только актеры из фильма? — с гордостью оповещает один из ребят, тайно подсмотревший на столе у Сокджина список гостей. — Выездное мероприятие в закрытой зоне Центрального парка рассчитано на сто двадцать человек, между прочим.       — Ничего себе, — выдает Чимин, которого удивляет количество гостей. — А мы справимся?       — У нас нет варианта, Пак, — бросает Хвесон, закатывая рукава.       Действительно, у них нет варианта.       В день мероприятия Джин собирает их в половине шестого утра, и Пак материт всех и вся, потому что продрать глаза в половину пятого, чтобы, умыться, одеться и доехать до Paradise — миссия невыполнима. Но Чимин, черт возьми, справляется на все сто и приезжает первым. Небольшой автобус уже стоит у ресторана, и Джин что-то объясняет водителю на повышенных тонах. «Эта цаца никогда не успокоится, пока все не будет так, как хочет он», — думает Чимин, сосредоточенно прикусывая нижнюю губу. Он немного волнуется, как и каждый, кто попал бы на такое мероприятие буквально через неделю работы в ресторане, но цепляет на лицо фальшивую улыбку, как только Джин пристально смотрит на него.       Уже через полтора часа они полностью готовы, чтобы отправиться на место празднования. Все ингредиенты тщательно собраны, бутылочки с соусами и специями бережно разложены по коробкам, самые лучшие сорта рыбы замаринованы по специальному рецепту, а бекон и корейка сложены в свежем виде в мини-рефрижераторах. Чимин помогает поставить ящик с зеленью, ребята подтаскивают фрукты и все — они готовы трогаться. В дороге Джин сидит рядом с водителем и почти не обращает внимания на сотрудников. Он тоже напряжен, Чимин видит это по выправке и напряженным плечам ресторатора, а еще по тому, как он сосредоточенно смотрит в планшет, сверяя позиции в меню.       Пока где-то через пару часов начнется праздник, он тщательно осматривают столы и Сокджин проверяет каждый. Официанты быстро и профессионально сервируют, запасаются салфетками, проверяют комплектность столовых приборов из серебра и сервизов из дорогого фарфора. Джин не позволит ни единой ошибки, и если что-то пойдет не так, он без сожаления уволит провинившегося сотрудника. Чимин пинает камушек и наблюдает, как ребята потихоньку принимаются за работу. Они уже разгрузили машину с продуктами, поэтому он балдеет из-за приятной ломоты в теле от физического труда.       Полюбовавшись парком и накрытыми столами, которые будто грибочки разбросались на зеленой поляне, Чимин вздыхает и уходит на кухню. Первые блюда нужно уже подать через час, но это работа тех, кто делает холодные закуски, ему же стоит подумать о том, как настроиться на готовку мяса.       — Какого черта вы так долго возитесь? — громкий голос Джина оглашает небольшое помещение, в котором яблоку негде упасть. — Через пятнадцать минут закуски должны стоять на столах.       — Все будет сделано вовремя! — рапортует один из поваров, ускоряясь сам и ускоряя работу ребят, которые нарезают продукты под его руководством.       Джин еще некоторое время стоит на кухне и выходит, как только первые огромные тарелки с нарезкой начинают появляться на столах.       — Где шеф Ким? — спрашивает кто-то, чтобы проконсультироваться по очередной мелочи.       — Занимается нарциссизмом, — бросает Чимин, наблюдая через большое окно, как Ким важно, словно павлин, расхаживает между столов и постоянно с кем-то общается. Там пару слов, там пару слов… Такое впечатление, что он сам богема, потому что в мире сливок общества Сокджин смотрится невероятно органично.       — Пак Чимин, что с тобой не так? — хихикает один из соус-шефов. — У вас с Сокджин-щи какие-то странные отношения.       Подкол коллеги Чимин оставляет без ответа.       Уже через час Пак готов выть от раздражения, еще через час — от усталости, потому постоянно мотается от одного холодильника к другому, и уже через два — от того, как болят ноги стоять на одном месте. Он пережарил столько мяса для ненасытных гостей, что оно уже мерещится ему перед глазами. Как в ту первую неделю, когда он только и делал, что готовил самгепсаль.       — О нас напишут в новостях, — Джин заходит после окончания мероприятия и хлопает в ладоши. — Молодцы! Сегодня все отлично поработали!       Работники ресторана, уставшие и изможденные, выдавливают кислые улыбки, но те становятся гораздо шире и искреннее, когда шеф Ким говорит, что каждый получит премию в размере месячного оклада.       — Нам хорошо заплатили, — оповещает он, победно осматривая свой коллектив. — Все гости остались довольны, особенно — мясными блюдами.       Чимин ничего не говорит, но удовлетворенно угукает вместе со всеми. 🩸🩸🩸       — Юнги, я скучаю, — голос Хосока звучит разбито.       Мин слышит, как тяжело дышит его альфа в трубку, но ничего не может поделать.       — Не будь, как маленький. Я зашиваюсь на работе, — твердо отвечает врач.       — Черт возьми, ты — мой омега, а не лабораторная крыса.       — Прекрати истерику, это только подозрения, — вздыхает, откладывая очередную папку двадцатилетней давности, кладет очки на стол и трет виски. От усталости зрение подводит, перед глазами плывут цветные пятна, а в голове шумит так, будто он надрался на вечеринке в студенческие годы. Нет, такого он себе не позволял даже тогда. Чашка крепкого кофе, от которого медик не может отказаться, почти пуста.       — Хорошо, — заметно остывает Хосок, — но ты даже не знаешь, что искать.       — Моя задница меня никогда не подводит, Хо. И сейчас именно ею я чувствую: все не так просто.       — Мы видимся раз в неделю, Юн. Не будь сволочью, я слишком сильно хочу тебя увидеть.       — Могу тебе скинуть свои нюдсы. Развлечешься вечерком, снимешь напряжение.       — Ты издеваешься? — голос альфы звучит на полном серьезе, и Мин понимает, что перегнул. — Я хочу быть с тобой рядом, а не дрочить на фото в телефоне.       — Я тебя понял.       Юнги сбрасывает звонок, потому что дальше разговаривать бесполезно. Они никогда не найдут компромисса, если станут упираться рогами. Мин со злостью пинает ногой коробок с делами тридцатилетней давности и думает, как его заебало жить в эпоху гулей. Кажется, ничего во Вселенной не может быть ужаснее, чем эти дурацкие существа. Да в городе и преступность ушла в минус только потому, что самые отъявленные головорезы боятся высунуть нос на улицу в темное время суток, чтобы не стать ужином какого-нибудь голодного упыря.       Глядя на коробку, Юнги мысленно отмечает, что она уже отработана. Мин ставит крест на листе бумаги, крепит его на верхнее дело под скотч и ставит тяжеленный короб на свое место в архиве. Небольшая комнатка, соединенная коридором и еще одним помещением вместе с просторной прозекторской, позволяет ему спрятаться здесь от начальства и надоедливых сестер из отделения. Ургентные операции выполнены, пациенты в стабильном состоянии и ничего не мешает Юнги снова рыться в документах разного срока давности, чтобы искать зацепку. В каждом коробке ровно пятьдесят папок, в каждой папке — протокол вскрытия умершего, павшего жертвой острого кагуне. Такие люди не просто съедены тварями, они заражены при жизни их Rc-клетками, которые те сами же и пожирают, употребляя в пищу плоть. Идеальный круговорот биоматериала, позволяющий не снижать их концентрацию в теле гулей.       — Эти твари просто неубиваемы, — Юнги не замечает, как грызет палец и больно отдирает заусенец. — Черт, — шипит он, слизывая кровь. Его человеческая ему кажется чем-то вроде воды. Вот нахрена они миллионы лет эволюционировали — чтобы стать пищей для тварей? Если красная человеческая кровь так нравится гулям, то почему она бесполезна для людей? Неужели Вселенная решила сделать их слабой ветвью развития, а этих тупых тварей — повелителями планеты? Мин даже не останавливает кровь, что собирается возле ногтя в небольшую капельку с горошек. Жидкая, бледная — надо бы на гемоглобин проверить — абсолютно неинтересная… И все-таки что-то здесь не так.       Второй ящик он ставит рядом с предыдущим и с силой заталкивает тяжелую коробку к стенке. Еще один впустую потраченный час на просмотр старых протоколов вскрытия. Они все написаны, как под копирку, но Юнги не верит тому, что гули могли стать такими хитрыми. Раньше их ловили в гораздо большем количестве, и они были гораздо глупее. Статистика научных журналов и криминальных сводок в газетах почти совпадала с разницей в пару процентов, но все равно около восьмидесяти пяти тварей из ста уничтожались сотрудниками CCG. Сейчас же наоборот — убивать удается только каждого пятого.       Очевидно, дело не только в том, что сотрудники CCG обросли броней наглости безразличия и перестали выполнять свои непосредственные обязанности. Это Мину и Хоби давно понятно. Но дело еще и в том, что сами гули стали хитрее, словно повысили свой уровень интеллекта за счет тех, кого убивали. Мин точно знает, что даже съеденный гулями человеческий мозг не дает им прибавки к IQ, они как были тупыми тварями, так ими и остались, но что тогда изменило эти существа? От того, что на этот вопрос у него нет ответа, Юнги готов биться головой об стенку.       Вспоминая, что он не только хирург по зараженным и на полставки патологоанатом, но еще и омега, Мин вздыхает, справедливо дает себе мысленную оплеуху и набирает Хосоку сообщение:       «Давай увидимся сегодня в парке Конто. В семь вечера возле фонтана».       Сообщение тут же получает галочки и статус прочитанного. Юнги слишком хорошо знает своего альфу. Он глупо улыбается в телефон, чувствуя оседающую внутри теплоту. Они с Хо могут спорить и ругаться до выдранных волос, но что-то все равно остается неизменным — их невидимая связь и поддержка друг друга. Мин чувствует: в носу щиплет так, что впору расплакаться. Иногда просто накатывает, когда он слишком долго держит все в себе. Его откровенно задолбала их ничтожное существование в постоянной перспективе быть сожранными упырями. Его задолбала собственная беспомощность и невозможность ничего изменить. От этого Юнги чувствует себя унылым говном и теряет веру в человечество, что едва теплится в его душе.       Он устал оглядываться на улицах и переживать за альфу. Он устал чувствовать вину за то, что хочет жить, за то, ему удается проснуться следующим утром, а не валяться разобранным по запчастям в какой-то подворотне. Очередной труп, который он вскроет, выглядит для Мина как упрек Вселенной, что кто-то погиб, а он еще способен дышать. Юнги понимает, что в мире все устроено на других основах. Все они, люди, просто социальные животные. Убивать и есть заложено природой. Но какого-то хрена они дошли до того уровня развития, когда нашли выход, чтобы не жрать себе подобных. Животные едят падаль и больных сородичей. Для них это норма. И Мин не может придумать ни единой причины, по которой они, разумные существа, должны делать то же самое. Появление гулей выглядит как нехилая пощечина всему человечеству, чтобы показать их прогнившую ничтожную сущность. Отнятие жизни — это зло. Юнги с детства был уверен в этом, воспитываясь в семье, где ни отец, ни мать никогда не повысили на него голос. Они остались в его памяти идеальным примером родителей и супругов. Он втайне мечтает прожить точно так с Хосоком и умереть в один день, но они даже не думают о детях, потому родить гулям очередную порцию пищи он морально не готов. Умереть своей смертью в их мире считается непозволительной роскошью, так могут откинуться только те, кто бросил вызов самим тварям.       Терзающие размышления доктора прерывает стук в дверь.       — Господин Мин, там еще одного привезли… — сообщает помощник таким виноватым голосом, будто это лично он сожрал несчастного и подкинул Юнги работенки под конец смены. Патологоанатом устало закатывает глаза и смотрит в потолок, топя в себе раздражение, чтобы не рявкнуть на ни в чем не повинный персонал морга. Вежливость отбирает у него слишком много энергии.       — Ну почему я не могу спокойно поработать? — вопрошает Мин в пустоту, хотя и сам знает ответ.       Потому что твари в городе.       Потому что тварей много.       Потому что люди беззащитны.       Последнее удручает едва ли не больше всего. Обреченность искаженного мира ясна, как белый день. Мин надевает защитные очки, фиксирует у переносицы и выходит в прозекторскую. Длинный фартук, рукавицы по локоть и маска до самого носа появляются на нем за считанные секунды, а в коридоре он уже слышит грохот приближающейся каталки. Сегодня он напишет еще один протокол вскрытия и положит папку в крайний ящик, пополняя картотеку тех, кого смерть сравняла между собой. И неважно, кого положат перед ним для вскрытия — альфу или омегу, молодого или старого, бедного или богатого — гули жрут всех, на кого нападают. Еще ни у одного богача золотые ролексы не застряли в глотке тварей, заставив выплюнуть несчастного. Жители города перед смертью равны. Статистика растет с каждым днем, гули становятся более беззащитными, а люди — уязвимыми. Если все они вымрут, то на земле останутся такие, как Чонгук. Но и это не точно.       Часы на белой стене показывают половину четвертого. Ему нужно провести вскрытие и заполнить документы так, чтобы успеть на встречу к Хосоку.       — Женщина, двадцать девять лет, омега, — оглашает помощник-бета, громыхая колесами каталки по полу с уложенной на нем крупной кафельной плиткой. Колесики неприятно цепляются за каждый стык, изменяя при этом противный звук на еще более мерзкий, и Юнги молит всех богов, чтобы не заорать в небо с просьбой высшим силам прекратить это безумство. Он все жизнь мечтал быть врачом и спасать людей, а по факту ему пришлось освоить профессию мясника, чтобы копаться в груде мертвечины в поисках не пойми чего. Как же его это заебало!       — С вами все хорошо, доктор Мин? — спрашивает бета, мельком глядя на уставшего Юнги. Часы работы с документами отпечатались на его лице кругами под глазами.       — Да, я в порядке, — хрипит омега, оценивая черный полиэтиленовый мешок с телом.       Интересно, сегодня ему улыбнется удача, или опять все мимо?.       — Найдена утром возле своего дома после ночной атаки гулей на район Соннамдо. Верхние конечности отсутствуют, сильно повреждено лицо, поэтому тело в полиции долго идентифицировали. Нижняя конечность одна, правая, левую найти не удалось. Эх, даже похоронить нормально нельзя, — сетует бета, открывая для Юнги пакет с изуродованным гулями телом. — Хотя, может и хоронить некому…       Часть информации необходима Юнги для протокола, а остальное он не слушает. Молча включает огромную лампу над прозекторским столом, берет инструменты и принимается за работу.       Хоронить некому? Нужно запомнить. Не каждого соперника можно победить по инструкции, поэтому пока сражаешься за правое дело, можно играть грязно. 🩸🩸🩸       Встреча в парке у фонтана только на словах выглядит романтично. Омега старается не вспоминать, что фонтан городские власти закрыли из-за случившегося пару лет назад массового нападения тварей на местных жителей, отдыхающих в парке. Люди были слишком беспечны, источали веселье и совсем забыли о том, что вокруг стемнело. Любимое время тварей, когда у тех просыпается аппетит. В тот вечер вода в резервуаре окрасилась в красный, и чтобы отдать дань памяти невинно погибшим жителям города, власти решили в знак скорби о той страшной трагедии заставить фонтан замолчать навсегда.       Юнги этот парк любил всегда, и даже сейчас, стоя у входа, он с интересом осматривает окрестности, вспоминая прошлое. Здесь с детства все до боли знакомо — каждый куст, лавочка или фонарь. Тут он гулял с папой, научился ездить на велосипеде, играл в баскетбол на дальней площадке в первенстве школы. В глазах все встает так живо, словно это было вчера.       — Привет, — от негромкого шепота альфы Мин все равно дергается. Находиться в городе одному по-прежнему жутко, и как только Хосок обхватывает его со спины и вжимается носом в шею, дурея от омежьего запаха, Юнги слегка расслабляется. Он в безопасности, а его внутренняя омега под защитой.       — Испугал, дурак.       — Прости, при виде тебя мне все сложнее сдерживаться. Устал? Пойдем куда-нибудь поедим.       — Не хочется, — едва заметно пожимает плечами омега и нервно сглатывает. Желудок от этого рефлекторного движения отвечает нервным спазмом. — Сегодня привезли только один труп, но я много времени провел в архиве.       — Ничего не нашел?       — Конкретно нет, но я много думал. После утреннего обхода даже появилось вдохновение, — делится омега своими впечатлениями за день. — Несколько сложных пациентов пошли на поправку, и я рад, что Rc-депрессанты подействовали. Как себя чувствует Чонгук?       — Что ему сделается, здоровый, как бык, — хмыкает Хосок, вспоминая, как младший в тот же вечер после больницы смылся в клуб клеить омежек вместо того, чтобы долечиваться дома. — У него удивительно быстро проходит регенерация.       — Не удивительно, — душно поправляет его Юнги. — Он уже был у Джина?       — Завтра собирается, у Кима запара по работе, какое-то мероприятие готовят.       — Хорошо. Убеди его через пару дней заехать в госпиталь, хочу взять анализ крови, — Мин сосредоточенно прикусывает нижнюю губу и смотрит в одну точку.       — Юнги, ты надеешься, что что-то изменится? Это особенности его организма, а не болезнь! Он не станет другим! — альфа тут же делается ершистее и агрессивнее, защищая брата.       — Не кипятись, я просто хочу сделать скрининг. Я знаю, что это не лечится.       — Звучит так, словно ты ставишь на Чонгуке крест! — психует Хосок.       — Звучит так, как я это сказал, — рычит Юнги, не позволяя Чону брать над собой верх и передергивать его слова.       По отношению к Чонгуку у Хосока всегда срывает крышу, поэтому Мин не удивлен, что его альфа агрится. Пусть у них разные папы, но отец один, и взрывной характер Чон Ханыма проявляется у Хоби на все двести процентов.       — Все остальное — придумки в твоей голове, — парирует Мин. — А на счет креста ты и сам понимаешь, что шутка не удалась.       — Ты не веришь в него вот и все! — продолжает злиться альфа. — Он — мой брат!       — Чон Хосок! Прекрати мне напоминать об этом, я не склеротик! Из-за твоего брата мне даже в аду придется спать на коврике, и я чувствую себя полной мразью, когда делаю это! — Юн тычет пальцем Хосоку в грудь и пускает молнии из глаз. — В семье не без урода, но я никогда не наврежу Чонгуку.       — Прости, я вспылил, — Хоби примирительно поднимает руки вверх и смотрит на взъерошенного Мина. Их перепалка не первая, они постоянно ругаются, как кошка с собакой, но альфа почти всегда уступает в противостоянии.       — Знаешь, я вот над чем думаю…— Юнги продолжает разговор немного потерянно, словно не может собрать мысли в кучу. После осмотра сегодняшнего тела у него появилось еще больше вопросов.       — Над чем? — Хосок, подхватив Мина под локоть, все-таки тащит его в раменную, потому что от усталости у омеги уже круги под глазами появились и ему явно нужно подкрепиться. В ответ на реплику альфы, Юнги строго смотрит на него и укоризненно поджимает губы: — Все-все молчу, продолжай, пожалуйста.       — Что будет, если гули сожрут всех людей?       — Не сожрут, — отмахивается Хосок. — Пока мы еще способны очищать этот город от упырей, они всех не съедят.       Юнги чувствует в голосе альфы слишком много уверенности вперемешку с ноткой бахвальства, и хотя Хосок прав, Мин все равно упорно достраивает в голове свою теорию. Потому что это единственное, на что он навешивает известные ему факты.       — Погоди, давай просто смоделируем ситуацию. Вот смотри, что будет, если все люди исчезнут?       — Значит, гули победят.       — Но тогда им нечем станет питаться, — думает Юнги вслух о том, что его беспокоит больше всего. — Единственный выход — жрать самих себя.       — Но это невозможно, — усмехается Хосок. — Они сожрут только тех, у кого более слабое кагуне. Да и вообще гулям отвратительно собственное мясо. Придумают себе какой-нибудь «Мозги-маркет», наделают запасов и будут там заморозку из человечины покупать.       — Ты слишком легко все воспринимаешь. Когда-нибудь наступит такой момент, когда у них не останется пищи. Вообще, понимаешь? — Мин пытается вложить альфе в голову ту самую мысль, которая давит ему на черепную коробку уже который день.       — Маловероятно, но ладно. Что ты хочешь этим сказать? — альфа хлопает глаза в ожидании пояснения.       — А то, что за годы эволюции эти безмозглые твари приспособились к жизни с людьми. Мы для них не только мешки с мясом. Люди для гулей как ходячие учебники — они читают нас, изучают и запоминают все, что происходит с нами. Твари умнеют и это факт. Мы должны научиться делать то же самое, если не хотим проиграть в битве с ними.       — Думаешь, они снова будут ставить эксперименты над людьми? — Хосок останавливается у выхода из аллеи, опирается плечом о железный забор и внимательно следит за встревоженным Юнги. Вокруг никого нет, и здесь им не помешают поговорить. — Их центр разгромил еще мой отец, а о новом нам ничего не известно.       — Я думаю, они изменили тактику. Если раньше гули пробовали пересадить какухо людям и сделать из них таких же монстров, как и они сами, то сейчас упыри поняли, что это невозможно. И после сегодняшнего вскрытия у меня появилась одна мысль: а что, если гули проводят эксперименты с репродуктивной системой человека?       — То есть? Думаешь, они взялись за старое?       — Наоборот, за новое. Я не нашел данных, что у людей с вживленным какухо обнаружили при вскрытии высокий уровень Rc-клеток. С другой стороны, некоторые прозекции, которые проводил лично я, настораживают: умершие имели около тысячи единиц Rc-клеток и неизвестно, какой бы была динамика дальше, если бы они не погибли. В то же время, их внутренние органы почти не отличались от человеческих, кроме…       — Репродуктивной системы? — догадывается внимательный Хосок.       — Да, — облегченно вздыхает Мин. — Сегодня днем привезли омегу, найденную после вчерашней атаки. Уровень Rc составлял 950 единиц, внешне она не отличалась от обычного человека, но ее матка была гипертрофированной. По размерам чуть крупнее обычной, плотная, но без признаков того, что она доносила ребенка и родила его. Я взял образец и сделал гистологию — продольные мышечные волокна изменены и укрупнены, а в некоторых местах есть признаки неоднократного прикрепления эмбриона.       — Юнги, можно человеческим языком, а не медицинским, — молит Хосок, понимая омегу через слово.       — Женщина неоднократно беременела, но не рожала.       — И что? — удивляется альфа. — Ну-у не у всех получается забеременеть с первого раза. Наверное…       — Я хотел посмотреть сосуды на руках, но эти твари сожрали верхние конечности. Мне кажется, ей кололи какие-то препараты, но в тканях жертвы следов тяжёлых токсинов я не обнаружил.       — Не накручивай себя, может их и не должно быть.       Познания альфы в медицине довольно скудные. Он обучения быстро оказывать первую помощь, но такие мелочи, как строение омежьего организма, ему не известны. Только в общих чертах.       — Ты не понимаешь, — уперто мотает головой Юнги. — При аномально высоком уровне Rc-клеток ни одна человеческая беременность не сохраняется. Они отравляют плод, и он погибает в зародыше.       — Ну вот! — довольно кивает головой Хосок, подтверждая свое предположение. — Все как у людей.       — С омегой все понятно, но если отцовский биоматериал от гуля? — Юнги приподнимает бровь и внимательно смотрит на то, как с лица Хосока сползает довольная улыбка. 🩸🩸🩸       Джин приезжает в ресторан на следующий день и первое, что он делает, — кормит рыбок в огромном аквариуме. Тупоносые дискусы, круглые, напоминающие своим рисунком ажурные блины, если смотреть издали, приплывают поближе к корму, а донные сомы терпеливо ждут, когда тот осядет вниз. Юркие апистограммы успевают выхватывать гранулы почти из-под носа у круглой четверки увальней, и Сокджин обреченно вздыхает. Чонгук зовет их неудачниками и всегда здоровается с ними, когда приходит в «Сытого гуля».       — Рожи как у сусликов на закате, — сделал вывод альфа, а дискусы, обидевшись на его слова, тут же отплыли от стенок. — Тебя будут звать Лох, тебя — Бестолковый, а тебя — Позорник, — Чонгук постучали по стенкам аквариума, чтобы его красочные обитатели снова подплыли к нему, но из-за травы показалась только фиолетово-голубая рыбка. — Вот же долбоеб, — выругался Чон, так и окрестив четвертого.       Понаблюдав, пока Бестолковый, Лох, и Позорник съедят весь корм, Ким закрывает крышку и садится в кресло. Долбоеб как всегда прячется где-то в траве и его нужно покормить позже. Омега терпеливо ждал все утро, пока журналисты напечатают свои статьи, и теперь скроллит ленту и рассматривает красочные фотографии со вчерашнего мероприятия. Образы актеров и знаменитостей, выставляющих на камеру свои дорогущие шмотки, его почти не интересуют, а вот яркие фото блюд, безукоризненно накрытых столов и рты гостей, что поглощают приготовленную сотрудниками Paradise пищу, шеф Ким рассматривал бы постоянно.       У него сосет под ложечкой, когда он видит, как на одном из столов журналист запечатлел зажаристые, лоснящиеся от масла бока запеченной утки. Утопающая в листьях салата, она, как королева, лежала на продолговатом черном блюде и ждала, пока ей воткнут нож в сочные бока и разрежут на части. Это нереально красиво, обворожительно и возбуждающе. Джин испытывает вкусовой оргазм от еды, только представив ее во рту. Он с наслаждением прикрывает глаза, откидывается на диванчике и сглатывает вязкую слюну. Кажется эту утку разделали для столика Хо Сонтхэ и Хван Донхена, режиссера, который снимал «Игру в кальмара».       Следующий материал откровенно тешит его эго. Огромная статья посвящена не столько самому празднику, сколько красавице Ха Дживон. Это его любимая актриса, и Джин вчера даже перебросился с ней парой слов. Интересно-интересно…       Сокджин проматывает что-то о фильме «Игра в кальмара», который, конечно же, Дживон очень хвалит, прошлых съемках, картины которых он засмотрел до дыр, и натыкается на ее довольное лицо с вилкой и наколотым на нее кусочком мяса в вине. Джин помнил, что это мясо готовил Пак и, кажется, Дживон даже интересовалась его именем и просила передать, что мясо получилось божественно вкусным. Внизу в статье фото Джина, а рядом слова госпожи Ха о том, как ей понравилась кухня в Paradise. Джин откровенно доволен. За разглядыванием фоток он пропускает мимо ушей стук в дверь, и поднимает глаза только тогда, когда в комнате появляется долгожданный визитер.       — Привет, мамочка.       Чонгук здоровается еще издали, плотно закрывает кабинет и размашистыми шагами идет к креслу шефа Кима. Джин картинно кривится от такого обращения, но подставляет щеку, когда Чонгук наклоняется и целует омегу.       — Голодный? — Ким по-хозяйски окидывает его взглядом, невольно подтверждая статус мамочки. Чонгук для него тот самый мелкий пиздюк в семье, который ест и не наедается. Кормить такого клиента — сплошное удовольствие, и для него Джин готовит лично. Тот исключительный случай, когда он подходит к плите не для того, чтобы исправлять ошибки своих поваров, а для того, чтобы создавать кулинарные шедевры.       — Ты даже не представляешь как, — облизывается Чонгук, глядя на губы напротив, подведенные красным тинтом. — Накормишь?       — Куда же я тебя дену, — снисходительно отвечает омега. — Юнги на днях заезжал и передал тебе отличный кусочек. Готовить как рибай или бифштекс?       — Рибай, — Чонгук садится рядом, кладет ногу на ногу и заглядывает в планшет. — Вау, смазливая мордашка.       — Засранец, мог хоть бы раз сделать нормальный комплимент! — Джин легонько шлепает его по бедру и тут же куксится от боли. — Прекращай качать ноги, это больно вообще-то!       — Не бузи, этими ногами я съебываю от охреневших гулей, когда их много, а я один. Дай лучше почитаю, а ты иди на кухню.       У Джина в кабинете есть тайная дверь, ведущая на небольшую кухоньку, устроенную по его капризам. Здесь не только самые качественные продукты и самая модная техника, тут витает дух экспериментаторства и кулинарной безбашенности. Именно здесь омега может находиться часами, постоянно что-то готовя и придумывая, чтобы удивить посетителей ресторана. Сегодня ему не нужно быть волшебником и изобретать деликатес. Чонгук, как и все альфы, в еде не переборчивый, его вкусы Джин изучил очень давно, поэтому с закрытыми глазами подаст самое вкусное блюдо, от которого пальчики оближешь.       Пока он нарезает мясо, гремит бутылочками со специями и включает огонь, потому что Чонгук любит мясо с кровью, а это значит его нужно обжарить на большом огне всего пару минут, альфа сосредоточенно читает интервью.       — Кто этот работник, о котором написали здесь? — подходит ближе, заглядывает через плечо и тянется за кусочком, тут же получая от Джина по рукам.       — Оно еще сырое, боже, ну неужели ты не можешь потерпеть! — шипит на парня, но не сдается даже глядя в обиженные глаза.       — Потерпеть могу, но жрать охота жуть как. Юнги сказал, что у меня может быть голодный обморок, если я хорошо не покушаю, — цокает Чон языком и сглатывает слюну.       — Тебе меня не разжалобить, Чонгук. Ты просто выпрашиваешь большую порцию, — Ким раскусывает Чонгука в два счета.       — Так кто он? — не отстает альфа. — Альфа или омега?       — Новенький, — Джин посыпает кусочек специями, кладет на сковороду и выставляет нужный огонь. — Еще не знаю, свиду омега, но характер, конечно не сахар.       — Только не говори, что он прошел твой дурацкий конкурс, — закатывает глаза вверх, тем самым подтверждая свои слова.       — Эй, не дурацкий, а драконовский, — Сокджин лупит его полотенцем по руке и подмечает. — Неплохой парнишка, справился со всеми заданиями.       — Больной на голову?       — Прекрати ерничать! Мои испытания вполне по силам. Если человек хочет стать поваром, он дойдет к цели любой ценой.       — А он человек? — Чонгук удивленно приподнимает бровь.       — Не суди всех по себе, — смеется Джин. — Самый что ни на есть настоящий: голова, туловище, ноги, руки.       — Ты хреново презентуешь блюдо. Это не вызывает аппетита, — морщится Чонгук. — Покажи лучше мне его фото.       — Прекрати думать о еде, я тебя боюсь, — Сокджин смеется открыто и непринужденно, потому что с Чонгуком он всегда такой. С Гуки можно побыть слабым или сильным, поболтать и посплетничать, свалиться от усталости ему на колени и знать, что он всегда обнимет и поддержит, даже если все неприятности мира вдруг разом свалятся на голову.       Джин переворачивает стейк и достает телефон. Они как раз вчера сделали общее фото в парке перед тем, как подавать блюда, и его ресторатор Ким обязательно повесит в в холле Paradise. Его команда — его гордость.       Чонгук забирает мобильник и смотрит в одну точку на экране. Вернее, на человека, который сразу же забирает все его внимание. У него появляется впечатление, что они могли где-то раньше встречаться. Пухлые губы, нагловатый, уверенный в себе взгляд, стервозная ухмылка, которую не скрывает даже статичное фото, будто Чонгук сам стоит на лужайке напротив и принимает от этого мальчишки вызов на слабо. Альфа рассматривает его по-хозяйски, двигает ноздрями, словно через экран хочет унюхать своего омегу, и водит пальцем по фотографии, записывая его образ в памяти.       Ким, наблюдая за альфой, не удивится, если у Чонгука непроизвольно заострятся клыки, потому он очень заинтересован. Против природы не попрешь, а с этим у Гука все сложно, но Джин продолжает с интересом наблюдать за реакцией альфы на новенького.       — Ты должен нас познакомить, — хрипит Чон, пытаясь скрыть волнение.       Сокджина это откровенно веселит. Он за все время знакомства с Чонгуком так и не увидел ни одного достойного кандидата, который мог бы терпеть взрывной характер альфы. Омеги — существа нежные и ранимые, им с Чонгуком одним воздухом дышать нельзя, он подавляет всех вокруг, кто не привык к его властной животной ауре. А противоположный пол и подавно. Джин имел неосторожность по пьяни оказаться случайным гостем в его постели. Потом неделю спина болела, да и вообще он из него все силы вытрахал, поэтому знаем, плавали, больше не хочется. Впрочем, отношений между ними этот факт не испортил. Скорее — добавил пикантности и тайны, как тех самых необходимых секретных ингредиентов для лучшего блюда.       — Чонгук, слюни вытри, — Джин насильно забирает мобильный и прячет в карман. — Не все люди — еда.