🩸🩸🩸
— Доктор Мин, мы стабилизировали состояние пациента! — завидев Юнги, говорит ассистирующий хирург, ожидавший приезда омеги. — Давление сто двадцать на семьдесят, частота дыхания — восемнадцать! — докладывает медсестра операционной бригады. — Электролиты? — Снижены, но не критично. — Хорошо, что по гематокриту? — Пятьдесят шесть. — Потеря крови около шестисот миллилитров, — добавляет еще чей-то голос, пока Юнги, натянув маску до глаз и опустив очки, ловко всовывает руки в перчатки, подставленные дежурной операционной медсестрой. — Спасибо, — кивает омега на автомате, тщательно запоминая показатели. — Поражение центральной нервной системы? — Отсутствуют, доктор Мин. — Хорошо. Сейчас начинаем. Юнги подходит к операционному столу, на котором под стерильными голубыми простынями неподвижно лежит бледный Чонгук с закрытыми глазами, и берется за инструменты, чтобы тщательно осмотреть раны, оставленные гулем на животе больного, как внезапно слышит: — Бу! Мин от неожиданности вздрагивает, разжимает пальцы и металлический пинцет с грохотом падает на кафельный пол, нарушая установившуюся тишину, в которой так любит работать хирург. Он не может поверить своим глазам: Чонгук смотрит на него, не моргая, и широко улыбается, обнажая красивые белые зубы. Персонал замирает, одной из медсестер становится не по себе и она отходит к окну, остальные молча пялятся на «героя» дня. — Сука! — Юнги едва сдерживается, чтобы не всадить скальпель в сонную артерию Чона, зловеще ухмыляющегося ему. — Идиота кусок! — И тебе доброе утро! Рад тебя видеть, а чего такой злой? Хосок не дотрахал? Чонгук ведет носом, ощущая на Юнги слабый запах брата. Еще вчера вечером, перед тем, как он уходил в клуб, Хоби сказал, что останется ночевать с Мином, поэтому сомнений не остается — они были вместе. Бригада в операционной ищет, куда деть глаза, а Юнги кажется, что его покрасневшие щеки видны даже под маской. Такие шутки медики, находящиеся в операционной, вполне понимают. Подчиненные Юнги — слаженная команда, работающая с ним много лет, поэтому про Хосока коллеги осведомлены, просто нигде не распространяются о личной жизни доктора. Кто такой Чонгук — знают, но к его выходкам тоже никак не привыкнут. — Чонгук, клянусь, когда-нибудь ты уедешь отсюда ногами вперед. Я освобожу для тебя самый крутой холодильник и заварю дверцу, чтобы ты не восстал из мертвых, — Юнги терпеливо ждет, когда медсестра уберет тампонами пот с его лба, ибо омегу нехило кинуло в жар от такого сюрприза. — Это так мило, — улыбается пострадавший. — По блату, — цокает Юнги, беря стерильный пинцет из лотка, и внимательно смотрит на Чонгука. — Тебе что, по башке дали? — Не-а, — довольно мотает головой альфа. В игривую интонацию пациента, лежащего на операционном столе, поверить сложно, но именно сейчас Чон бессовестно развлекается, наблюдая за реакцией медиков на свои выкидоны. — Это я его, — добавляет с гордостью, рисуясь. — Не радуйся, у тебя зрачки расширенные, — бросает Мин, не глядя на пациента. — После того, как я тебя зашью, поедешь на томографию. — Эй, у меня клаустрофобия, — нагло врет, постукивая пальцами по хромированной ручке операционной кровати. — Мне и в холодильник нельзя вообще-то. Я там простужусь. — Придурок, — зло шепчет Юнги, закатывая глаза. Хирург отгибает стерильную салфетку на теле больного и рассматривает раны, нанесенные кагуне. — Это коукаку , — Юнги бурчит себе под нос, и это даже не вопрос, а констатация факта. Глубокие ровные порезы на боку, переходящие на живот, говорят о холодном оружии. — Угу. Пришлось выдирать с корнем, — хмыкает Чон. — Нападавший выжил? — хирург спрашивает у бригады и ему кивают на соседнюю операционную. — Понятно. Юнги на стеклянную стену бросает лишь мимолетный взгляд. Врачи столпились над столом, значит, пытаются спасти пациента. Возможно, есть шанс сделать из него нормального человека, и это было бы хорошо. Мин не любит, когда морг заполнен зараженными, а не гулями. Люди не виноваты, что оказались не в то время и не в том месте. Омега заканчивает обрабатывать раны — четыре раскромсанные кровавые борозды, вывернутые краями наружу — и принимает от медсестры иглу. — Без наркоза, Юнги, — предупреждает Чонгук. — Я хочу знать, что ты не вошьешь мне отравляющий чип или микроскопическую бомбу, которая разнесет меня на куски. Если к несчастью ты окажешься рядом, то я запачкаю тебя кровью и мозгами. Это выглядит неэстетично, я не хочу так умирать. — У тебя нет мозгов. Не дергайся, — приказывает доктор и с наслаждением втыкает иглы в мягкие ткани Чонгука. Довольно острый наконечник проходит с трудом, и Юнги с силой давит на кожу, пока она не поддается и наконечник иглы не появляется с другой стороны. Чонгук смотрит вверх и вслух считает количество пластиковых профилей, которыми выложен потолок. Ему скучно, а валяться так еще долго — Мин медлительный, хотя скорее — добросовестный, работает сосредоточенно и вдумчиво, делая аккуратные и почти незаметные швы. Заканчивая с последней раной, он завязывает узел, обрезает нить и бросает окровавленные инструменты в лоток. — Спасибо, доктор, — на лице Чонгука та самая идиотская улыбка, которую он умеет показывать совсем невовремя. Так улыбаются либо гении, либо психически ненормальные люди. Диагноз Мин ему давно поставил, и на гения Чонгук явно не тянет. Хирург с характерным потрескиванием латекса снимает перчатки и бросает их в урну. — Поставьте пациенту капельницу на пол-литра, — устало говорит он под злобное шипение Чонгука — Вообще-то я потерял больше. — Не сдохнешь, — рявкает Мин и обращается к медсестре. Окружающие к такому от Юнги уже привыкли. — Суа, результаты анализов пришли? — Да, доктор Мин, сейчас принесу. Медсестра подает тщательно запечатанный конверт, внутри которого в кодированном виде находятся данные из лаборатории. Юнги меньше всего волнуют раны — на Чонгуке они заживают, как на собаке — а вот заражения опасаться стоит. Дрожащими пальцами Юнги раскрывает конверт и считывает QR-код анализа. На рабочем планшете открываются данные, и доктор тщательно просматривает клинические показатели, доходя до самого главного — Rc-клетки. Они есть и у человека, но с гулями разница существенная — у тварей их почти в двадцать раз больше. Показатель нормы для человека Юнги помнит еще с института, заучил назубок, как «Отче наш», поэтому жадно всматривается в цифры: 3800 Rc-ед/мл. — Ну что там? — робко спрашивают сотрудники, и только Чонгук продолжает со скучающим выражением лица разглядывать потолок. — Необходим антитоксин? — Нет, — с усилием выдавливает из себя Юнги и гасит планшет. — Показатели в норме. — Отлично! — по бригаде проносится вздох облегчения, потому что гораздо сложнее, если человек заражен. Даже введение антитоксина не гарантирует того, что можно остановить процесс превращения зараженного в тварь, поэтому нормальный показатель — лучший исход столкновения человека с гулем. — Можете заканчивать здесь. Спасибо за работу, — традиционная благодарность команде и вежливый поклон давно вошли в норму общения. Юнги бросает взгляд на Чонгука и собирается покинуть операционную, как забывает об одном деликатном деле. — Ты давно был у Джина? — несмотря на всю неприязнь к младшему Чону, доктор Мин подходит ближе и наблюдает, как ассистент смазывает Чонгуку швы и накладывает стерильную марлевую повязку. Здесь все происходящее — его зона ответственности. Он к этому уже привык. — В прошлом месяце. — Завтра я тебя выпишу, договорись с ним на ближайшее время о встрече. — М-м-м, обязательно, — мечтательно говорит Гук и дергает рукой, чтобы Юнги наклонился: — Маленький лгунишка, Юнги-я. Чон хватает доктора Мина за запястье и сжимает до боли так, что у Юнги едва слезы не выступают на глазах. — Проверьте ему голову все-таки, — хирург выдергивает руку, разворачивается и идет к двери. — У меня утренний обход, я буду в отделении, — бросает медсестре и закрывает за собой дверь под громкий смех Чонгука. По спине Юнги стекает капля пота.🩸🩸🩸
— Джисон, принеси нам еще коктейль! Ким Тэхен поднимает вверх изящную тонкую руку, обвешанную браслетами-кольцами, и щелкает длинными красивыми пальцами, подзывая бармена. Сегодня он отдыхает в клубе с друзьями, поэтому хочет максимально расслабиться и забыть о тяжелой неделе, вымотавшей из него все силы. — Лонг-Айленд, — просит омега. — Ты что будешь? — спрашивает он у брата, который вальяжно развалился на диване и оценивающим взглядом смотрит на подошедшего официанта. — Нечто менее дерьмовое, чем то, что я пил в прошлый раз, — надменно тянет омега, недовольно поджимая губы. — Простите, но… Они отдыхают здесь не впервые, поэтому персонал клуба уже знает ребят и почти привык к их вкусам. Омега с ярко-рыжими волосами, которого зовут Тэхен, обычно не привередлив в напитках и хвалит все, что пробует здесь. Минсок, парнишка с коротко стриженными волосами и выбритыми висками — традиционно заказывает Секс на пляже, а ребята в углу, близнецы — Джисон не запомнил их имен — предпочитают что-то освежающее по типу Мохито, но этот блондин — настоящая заноза в заднице: ему никогда не угодить. Все его зовут Чимин, но Джисон дал ему кличку «Исчадие ада». К несчастью, ребята почти всегда занимают столик, закрепленный для обслуживания за ним, и официант уже заранее закатывает глаза, когда Исчадие ада грубо обрывает его извинения. — Засунь себе в зад прошлый Манхэттен, где вы разбавили мне бурбон, недоумки, — выдает блондин, раздраженно покачивая ногой. Еще минута — и он въедет лакированным носком официанту по яйцам, избавляя того всяких надежд о продолжении рода. — Принеси мне просто виски. — Слушаюсь, — проглатывает оскорбление официант и записывает заказы остальных. — Ну чего ты такой противный? — фыркает Тэхен на брата. — Не надо меня наебывать, — безразлично отвечает Чимин и смотрит в зал, где под миганием стробоскопа смешно дергаются танцующие парочки. — Здорово ты его, конечно, — с открытым ртом и глазами, полными восхищения, говорит Минсок. Он затесался в компанию не так давно, поэтому еще не привык к грубостям Чимина. Этот мальчишка, что на пару лет младше его, кажется воплощением крутости, и он бы тоже хотел быть таким смелым, как Пак Чимин.🩸🩸🩸
Ким Тэхен и Пак Чимин хотя оба и омеги, но совершенно разные по складу характера, воспитанию и жизненной позиции. Тэхен паинька и послушный сын, надежда семьи и главная ставка его отца, который теперь взял старшего в свою компанию и стажирует, чтобы максимально приблизить к директорскому креслу и передать семейный бизнес в надежные руки. Чтобы осуществить свою цель, он привлекает Тэ к работе самых разных отделов, начиная с нижнего звена, поэтому омега упахивается до смерти и едва приползает домой. Первый год после института, прием первых самостоятельных решений, как и первые выговоры за мелкие ошибки — у него много чего впервые, поэтому Тэхен предпочитает максимально расслабляться и оставлять рабочие мелочи за дверями офиса. Его жизнь, кажется парню, несправедливо рано заточила его в кабинет и приковала к компьютеру невидимыми цепями. Киму бы погулять еще, но работа требует «освоения всех процессов и понимания каждого звена» — говорит его отец — и Тэхен плетется в очередную структуру знакомиться с работой и вникать в те самые процессы и звенья. Он готов поклясться, что нуднее душных офисов ничего в своей жизни не видел, хотя Тэхена очень трудно вывести из себя и заставить жаловаться на жизнь. Он — мальчишка-солнце с широкой открытой улыбкой, которой привлекает всех вокруг. Но даже такую жизнь, бьющую ключом, офис убивает на корню: там перерыв с часу до двух, постоянно жужжащие принтеры и куча бумаг, на которую у омеги разовьется аллергия, но Тэ исправно все делает, чтобы соответствовать светлому образу любимого сына и надежды семьи. Ким любит строгую одежду, пастельные цвета и регулярно делает маникюр, чтобы соответствовать своим собственным высоким стандартам. Чимин тоже считает, что место офисной крысы точно не для Тэ. Его бы в галерею, магазин антиквариата или еще куда пристроить, но парень всегда соглашается с отцом, предпочитая просто плакаться в жилетку младшему. Чимин ему сочувствует, наливает хорошее вино, припрятанное в загашнике, а Тэ ставит в старый проигрыватель пластинку с джазом 70-х годов, и парни балдеют от ритма музыки, курят тонкие ментоловые сигареты и мотают тапочки на пальце, чтобы разнообразить свою тюленью активность. Пак Чимин не такой. Он — приживалка, нахлебник, нелюбимое дитя. Ким Мингю хотя и приходился ему родственником, но особой любви к новому обитателю их дома не питал, да и внимания уделял ровно столько, чтобы спросить сухое: — Как в школе? — Порядок, — отчитывался гордо Чимин дяде Мингю, искренне надеясь на похвалу. — Получил высший бал по химии. — Понятно, — безразлично кивал тот, поэтому через время Чимин понял, что ему совершенно плевать. Как и множество руководителей, дядя впахивал с утра до вечера, чтобы дать все лучшее семье — супругу, сыну и племяннику. И в этом его нельзя упрекнуть. Собственно, племянником Ким Мингю Чимина не называл. Просто по имени. Пак от этого горевал только первое время, а потом усвоил другие истины: в жизни нужно пробиваться самому. Его мечта никоим образом не волновала дядю, поэтому и помощи от него ждать не приходилось. А вот супруг Ким Мингю, Уён, наоборот, в Чимине души не чаял и тянул мальчишку, как мог: давал чуть больше карманных в школу, чем старшему, баловал играми, покупал дорогие, но полезные подарки, водил на всевозможные реабилитации и тренинги, помогающие избавиться от пережитой травмы и начать жизнь заново. Детей любил Уён одинаково, к Чимину и Тэхену был справедлив, поэтому и выгребали они вместе. В первый раз, когда накурились на даче и чуть не спалили мансарду, пряча бычки под кровать. Второй раз, когда Тэхен, почувствовав себя взрослым, на свое шестнадцатилетие споил младшего так, что тот полночи обнимался с белым другом, а наутро они с пеной у рта доказывали, что Чимин отравился пирожными. Потом Уён уже не считал их проказы — дети выросли и стали чудить по-взрослому. Свое мальчишки, конечно, получали по справедливости, но Чимин ценил то, что Уён не держал зла и никогда не попрекнул его куском хлеба. Но самое главное то, что Уён поддержал Чимина, когда тот стал интересоваться кулинарией. Маленький омежка очень плохо адаптировался к жизни после трагедии, постоянно плакал, мучился кошмарами, а потом и вовсе перестал говорить, поэтому врачи посоветовали помимо всего пальчиковую гимнастику. И поскольку в восемь лет лепить из пластилина уже не интересно, Уён подсунул Чимину… тесто. Да, да, самое обычное тесто, и пока Тэхен ходил во всевозможные кружки, задерживаясь почти до вечера, они сидели на кухне и лепили варенички с разными начинками. Уён что-то негромко рассказывал Чимину — то сказку, то новость какую-то, то просто болтал ни о чем, а Пак прислушивался, смотрел на него своими глазками-пуговками и становился спокойнее и уравновешеннее. Такие вечерние посиделки протянули между ними невидимую ниточку довольно странных отношений. Это не было любовью к ребенку, но уж точно стало крепкой дружбой, которой и сейчас Чимин по праву гордился. Лечение помогало мальчику медленно, но Уён прикладывал все усилия, чтобы Чимин смог забыть тот ужасный вечер. Уже через полгода он пошел в местную школу и догнал пропущенную программу сверстников. Тэхен младшему во всем помогал, сочувствовал ему, и с того времени они стали не разлей вода. Только вот к кулинарии Тэхен не пристрастился, зато Чимин пропадал на кухне долго, экспериментируя с разными блюдами и ингредиентами. На вопрос, кем бы Чимин хотел стать в будущем, Уён получил четкий и мотивированный ответ — известным шеф-поваром. Омега Ким облегченно вздохнул, явно прикинув, что одну стезю с Тэхеном парням не делить, и с радостью согласился помогать Чимину во всем. Да и омеге такие навыки будут не лишними, хотя в этом вопросе с Чимином тоже возникли проблемы. Даже к двенадцати годам, когда у омег появляется лёгкий запах, у Чимина не было абсолютно ничего. Не говоря уже о течках в шестнадцать, которые доктор списал на стресс — они тоже отсутствовали. К врачу им посоветовали обратиться в двадцать, если изменений так и не произойдет. Уён решил щепетильный вопрос пока не поднимать, и поддержал приемного ребёнка в стремлении готовить. С того времени Пак готовил, готовил и готовил. На все праздники и дни рождения, для Уёна, когда он хотел сбросить пять лишних килограмм, для Мингю, когда тот начал страдать изжогой, для Тэхена, что приползал по вечерам и просил только есть и спать — базовые потребности, ничего лишнего. Тэхен часто удивлялся, с чего бы такое рвение к кулинарии, на что Чимин загадочно отвечал: месть — это блюдо, которое подают холодным. — Ты что собираешься мстить? — вскрикнул тогда Тэхен, глядя на младшего, когда дожал упрямца на кухне. — Тихо ты! — Чимин подбежал и закрыл омеге рот ладонью, чтобы их никто не услышал. — Собираюсь! — Чим, да прекрати, ну же! — теребил Тэхен его за край фартука. — Зачем оно тебе? Да, я понимаю, что это страшная трагедия, но родителей не вернуть, а ты можешь пострадать из-за дурацкой жажды мести. Братик, я не хочу тебя терять… — заныл Тэ, делая нарочито грустное лицо. — Он убил моих родителей и Чихена. Ему было всего четыре, понимаешь? Он ворвался как преступник, и лишил меня всего, что я имел. Ты знаешь, каково это прятаться под столом и наблюдать, как из тела ребенка вытекает кровь? Не знаешь! А мне эти сны ночами снились, понимаешь! Снились! Я каждую гребаную ночь проживал один и тот же кошмар, начиная с огромного торта до той красной точки кровью, которую он поставил мне вот здесь! — разъяренный Чимин ткнул пальцем в свой аккуратный маленький носик и добавил: — Вот почему я больше не праздную дни рождения, Тэхен. — Но ты понимаешь, как это опасно? Папа не переживет, если с тобой что-то случится! — не сдавался старший, оглядываясь, чтобы родители на подслушали их разговор. Иначе точно начнут выпытывать все тайны, а Тэхен, вообще-то, человек слова, просто так не болтает. — Что ты знаешь о нем? Как найти этого человека? В огромном городе… — В огромном городе нет ничего невозможного тем более, — подостыв, прояснил младший. — Я помню его имя. Чон Чонгук. Его окликнули, я точно слышал. Я попросил Исина, и он пробил мне по полицейской базе людей с таким именем. Их не так много, как ты думаешь: около тысячи человек и только чуть больше сотни подходят по возрасту. Но и это не самое главное, — не унимался Чимин, снова раззадоривая себя. — Я помню его! Помню! И сейчас могу пальцем указать на того, кто ворвался в наш дом в ту ночь. Исин достал мне базу с фото, и я нашел его. Тэхен изменился в лице, когда понял, насколько долго Чимин шел к своей цели. Исин — их общий знакомый, парнишка из юридического, который проходил не так давно стажировку в полиции, поэтому Чимин неизвестно какими правда и неправдами, но все-таки смог вытащить у друга данные из базы. — Да, информации немного, — согласился тогда Чимин. — Он будто стерильный, знаешь? Только фото и дата рождения. Но еще мне удалось узнать, что он регулярно ужинает в ресторане «Paradise». Это мой шанс, Тэхен. Подобраться к нему непросто и с пушкой я уж точно не полезу, а вот отравить его могу. — Да что ты говоришь такое? — замахал руками старший. — Некоторые яды нельзя определить в организме, если они поступают в малом количестве. Я буду кормить его столько, пока он, собака, не сдохнет в муках, как умирал мой братик. Папа и отец хотя бы не мучились, но он… — Чимин закрыл лицо ладонями. — Чон Чонгук должен умереть, понимаешь? — Пак отнял руки от заплаканных глаз, снова переживая в голове тот кошмарный вечер, и уставился на брата. — А ты? — встряхнул его Тэхен. — Ты как же? Тебя посадят! — Не переживай, все будет выглядеть более чем натурально. Этот подонок уйдет из жизни мучительной смертью, он будет подыхать каждый раз, когда придет в ресторан. А я буду наслаждаться тем, что еще на один день приближусь к своей цели. — Ты станешь убийцей! С каких пор ты вдруг решил, что можешь хладнокровно убить человека? — Я продумывал эту идею, пока ты донатил в фонд белых медведей, — ухмыльнулся Чимин. — У каждого своя цель, Тэхен. Я поклялся отомстить и сделаю это, чего бы мне не стоило. — Но это «Paradise», Чимин! В этот ресторан не так просто попасть. Как ты себе представляешь это? Подсаживаешься к нему за столик и говоришь: господин Чон, могу я подсыпать вам это? А потом еще несколько раз, да? — Я не стану этого делать, — скривился Чимин, и посмотрел на брата, как на полоумного. — Я легально устроюсь работать в «Paradise». — Так тебя и взяли! — фыркнул Тэ. — Наивный! — А ты глупый, — парировал Чимин. — «Paradise» уже давно является одним из спонсоров кулинарного шоу талантов. Ты смотрел шоу «Eat Jin»? — Ну да. — Балда! Ким Сокджин, ведущий шоу, тот самый владелец ресторана и главный шеф-повар. Он славится своими блюдами, поэтому этот подонок часто ходит к нему в ресторан. — И ты хочешь проникнуть туда как кто? — В идеале мне бы подошло место су-шефа, — засмеялся Чимин, зная, что это только мечта. — Но думаю, что из меня получится неплохой ротиссер. — Это еще кто? — Шеф-повар, отвечающий за мясные блюда. Я сделаю все, чтоб выиграть конкурс и попасть в «Paradise», а потом уже дело техники. Я думал об этом несколько лет, поэтому согласен подождать еще немного. Знаешь, аппетит приходит во время еды. — А если что-то пойдет не так? Он раскусит тебя — тогда что? — «Что-то пошло не так» много лет назад, в мой восьмой день рождения. С этого дня все не так, поэтому лучше не вставляй мне палки в колеса, а поддержи, — подмигнул Чимин и выставил вперед кулак. — Мы же братья? — Братья, — вздохнул Тэ и ударил своим по костяшкам омеги.🩸🩸🩸
Вечер в клубе тянется долго, но на этот раз спиртным Чимин остается доволен. Виски сложно испортить, а еще сложнее разбавить. Он тонко чувствует все ингредиенты, буквально на вкус понимая, чего в блюде больше, а чего не достает. И если виски односолодовый — то это вдвойне хорошо. Чимин много не пьет, знает меру, потом танцует в зале и веселится с ребятами, рассказывая анекдоты. На улице уже тьма непроглядная, когда недалеко от входа раздается крик: — Уходите! Все сюда! На улице гуль. Парни цепенеют, а Минсок от страха и вовсе в диван вжимается. Посетители клуба что-то кричат, но наружу не высовываются, придерживая перед собой дверь, чтобы на всякий случай вовремя захлопнуть. Они надеются, что гуль удовлетворит свой аппетит парнем, с которым сцепился в схватке, поэтому с интересно наблюдают за исходом — чья возьмет. «Смешные», — думает Чимин, привставая на носочки и глядя вперед, пытаясь понять, кто же все-таки победит. — «Гули вышибают двери на раз, а уходить от них везет далеко не всем». Через пару минут крики на улице стихают, и тут же Пак слышит противный визг полицейских сирен. Еще один привет из детства, от которого парня постоянно коробит. — Что там? — спрашивает он у проходящего альфы, с которым танцевал медленный танец. — Все нормально, просто ребята подрались, — беспечно говорит тот, засовывая руки в карманы. Парню кажется, что своим пофигизмом к происходящему он производит на Чимина желаемое впечатление крутого альфа-самца, которого гулями не удивить, но Пак понимает, что тот просто идиот. — Просто парни? — недоверчиво спрашивает Чимин. — Поехали ко мне, красотка? — игнорирует его вопрос и самоуверенно предлагает незнакомец, жадно облизывая Чимина взглядом. — Скоротаем вечерок, поможем друг другу расслабиться… — Да пошел ты, — рявкает Пак и для пущей уверенности отвешивает ему коленом в пах. — Неудачник, — выплевывает в лицо Чимин скрючившемуся от боли альфе и, разворачиваясь на каблуках, уходит в толпу.