2000 год.
С утра всё идёт как по маслу. Подъём, умыться, выпить стакан воды, чтобы организм не впал в культурный шок от обезвоживания, одеться и пойти на пробежку. Разминка, разогрев и растяжка мышц, лёгкие пять километров за восемнадцать минут бега. С утра Стэнли не мучал себя нечеловеческими физическими нагрузками, ведь ему ещё весь день на ногах работать. Да и в принципе никогда не истязал себя с утра. Другое дело вечер. Вечером стабильно по пятнадцать километров туда, куда глаза глядят, по всему Хьюстону, и обратно — тоже куда глаза глядят. В этом он был неограничен. Некоторые стесняются бегать по улице в людных местах. Стэнли же вспоминает о количестве людей, живущих на земле, осознаёт, насколько он маленькая и незначительная песчинка среди них — и бежит дальше. Люди никогда не вспомнят ни его лица, ни его голоса, ни его внешности. Всем всё равно. В наушниках играл лёгкий, но энергичный джаз, почти без слов, разве что за исключением повторяющегося припева. Самое то для утреннего бега. В парке Джеймса Драйвера Олл-Инкласайва он добегает до спортивной площадки и делает небольшую остановку на отжимания, подтягивания и присяд. Во время бега всё время задействуются одни и те же мышцы, нужно хоть немного и другие напрячь — думает Стэнли, когда вынимает телефон из специального чехла-держателя на плече, и кладёт тот на скамейку вместе с наушниками. Вокруг никого нет, за исключением редких собачников, с интересом смотрящих на подростка, безмолвно агитирующего здоровый образ жизни и лозунг «В здоровом теле — здоровый дух!» своим собственным телом — для своих семнадцати Стэнли Шнайдер выглядел на все двадцать два. Им необязательно знать, что по пути на работу уже через час этот юноша выкурит пару сигарет. По пути на работу... В одиночку. Внезапно сама мысль о том, чтобы идти куда-то утром без Ксено казалась до ужаса непривычной. Они так много времени проводили вместе: по пути в школу, половину уроков там, обед, дорога домой, вечерние прогулки и совместные ночёвки. Но у Стэнли ни разу не возникало ощущения или даже намёка на то, что они могут друг другу надоесть. Ксено же не игрушка, чтобы надоедать ему со временем. Да, порою он раздражал своим поведением, но никак не привыкался или наскучивал. Как может наскучить человек, которого любишь? Любовь живёт три года — говорят люди, прошедшие стадии симпатии, влюблённости и страсти. Немногие из них доходят до зрелой, целомудренной любви, которая есть у людей за сорок, проживших пол жизни в браке. Сейчас разводов становится всё больше и больше. Почему говорят, что любовь живёт три года? По мнению учёных, в этот промежуток времени укладывалось начало отношений, зачатие ребенка, беременность и роды женщины, затем восстановление после родов и поддержка ребенка на ранних этапах развития. В течение этого времени родителям необходимо было находиться рядом и поддерживать друг друга, а укрепляли эту связь гормоны: дофамин и вазопрессин. После того, как эти гормоны переставали действовать, родители могли разойтись и заводить потомство с другими партнерами, тем самым расширяя генетическое разнообразие следующего поколения и увеличивая генофонд для потомков. Вот такой вот подгон от эволюции, чтобы побуждать лысых обезьян размножаться и захватывать новые территории. Однако по мере развития общества репродуктивное поведение человека усложнялось моралью и социальными нормами. Появился институт брака, который закрепил моногамные пары, и часть людей стала однолюбами. Другая часть выходила замуж, но стабильно гуляла на стороне пару раз в год, когда партнёр наскучивал. Третья же вела беспорядочные половые связи. И для каждого из них можно найти свои плюсы и минусы. Они с Ксено знакомы с детского сада. А отношения начали в тринадцать или около того. И знают друг друга всю осознанную жизнь. А зачем им кто-то другой? Им абсолютно комфортно друг с другом. Они вдвоём захватят мир и не посмотрят ни на кого позади. Изумительно, что эти отношения прошли сквозь года и стали только крепче. Ведь когда мы знакомимся с кем-то в песочнице, нас интересует лишь такая же лопатка для ведёрка с песком — и вуаля: этот человек — твой друг. Когда же становишься старше, вес начинают иметь ценности и жизненные взгляды. Чем взрослее, тем сложнее найти друга, да такого, чтобы общих интересов не было слишком много, но одновременно с этим и не слишком мало. Нужно искать некую грань, чтобы и обсудить было что, и чему-то новому друг друга научить. Сложно кароче. В этом плане они оба были разносторонними личностями. Посмотришь на них через десять лет и подумаешь: что общего между военным и учёным? Звучит как анекдот. Они и сами не знают. Наверное, просто привыкли друг к другу. А расставание, какое бы то ни было, означало вырвать кусок из сердца (хотя Ксено придерживается исключительно научного взгляда на этот орган как насос с сосудами, перекачивающими по телу кровь, но иногда тоже срывается на метафоры и приукрашивания) и жить с этой дырой в груди. Невыносимо. Теперь придётся привыкать проводить утро без Ксено. Вероятно, они будут постоянно переписываться и видеться лишь вечером и на выходных. Грустно. Стэнли заканчивает сотое отжимание, поднимается, отряхивает руки и берёт телефон, открывая переписку с ним. 8:36. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Доброе утро Подождав пять минут, в течении которых Ксено обычно и отвечал, если только не спал или не был в своём научно-дофаминовом припадке, и не получив ответ, Стэнли решает проверить телефон позже. Вероятно, тот умывается или завтракает, но обычно во время еды телефон всегда у Ксено в руках — он довольно давно взял в привычку читать какую-нибудь лёгкую научную статью за завтраком, чтобы размять мозг, а не смотреть телевизор как бездумный зомби. Он в принципе не любил новости, поскольку по телевизору информация, процеженная и удобная для правительства, а он всегда хотел знать правду. «СМИ нам врут, но мне нравится наблюдать за этим спектаклем» - говорил он, редко присоединяясь к просмотру утренней сводки новостей с отцом. Стэнли бежит обратную дорогу домой, заходит в дом, замечает, что отец уже встал и заваривает кофе, а сам быстрым шагом направляется к лестнице на второй этаж. — Сын, доброе утро. — Говорит тот, махнув рукой промелькнувшей фигуре. — А? — Шнайдер младший снимает наушник и резко останавливается, возвращаясь назад. — Доброе утро говорю. — А. Доброе. — Хмыкает Стэн, вытаскивая из уха и второй наушник, скручивая провод в небольшую петлю в руках. — Решил вернуться к пробежкам? — Да, типа того. Тело как каменное без физ нагрузки. — Кладя руку на шею, отвечает он. Следует короткая пауза, и Стэнли не знает, нужно ли её заполнять. Они с отцом молча смотрят друг на друга. У него возникает странное чувство, будто отец поинтересовался чисто для галочки. Всегда такое было. Но вроде он был искренен. Непонятно. Не услышав более никакого продолжения, он просто разворачивается и идёт куда шёл, а именно — в душ. Взяв чистую одежду и выкрутив холодную воду на максимум он заходит в душевую кабину, позволяя горячему телу и мышцам остыть. Как приятно. Вероятно, в армии или на заданиях горячей воды тоже не будет, так что надо привыкать.***
Это был прекрасный день. Ксено уснул с учебником по астрофизике в руках, взбудораженный завтрашним днём — первым в космическом центре NASA. Он мечтал об этой возможности несколько лет. Ему повезло родиться в Хьюстоне, где был такой центр. Вкладывая закладку с космическим пейзажем меж страниц и откладывая учебник на тумбочку, Ксено встаёт с кровати и потягивается. Тело затекло за восемь часов полноценного здорового сна, такого сладкого и недостающего в последние недели уже завершившейся учёбы, ведь уснув в одной позе, более за ночь Уингфилд не двигался. Чёрт знает почему он, как уснул, так и не шевелился, а вот Стэнли вертелся даже во время обычного засыпания и от любого беспокойного сна. У Ксено уже давно закрадывались подозрения, что когда в его собственной голове перед сном проносятся невероятные, пугающие и всеохватывающие мысли об устройстве бытия и его тщетности, что за эту короткую жизнь нужно успеть сделать как можно больше, мысли Стэнли в это время были где-то не здесь и охвачены куда более тёмными вещами. И ни с какими чёрными дырами, квазарами и ядерными бомбами этот ужас не сравнится. Так же Уингфилда смущало, что его парень начал слишком много курить в последнее время. Но так или иначе, пока тот говорить не хочет, Ксено не будет вытаскивать из него информацию щипцами, как одну надоедливую и болезненную занозу в толщах слоёв эпидермиса. Он внимательно, в силу всех своих эмпатических способностей, следит за состоянием Стэнли, и в любой момент готов привязать к стулу, загнать с десяток иголок под ногти, опустить его ноги в тазик с водой и пустить электрический ток, а так же распять на дыбе, чтобы тот заговорил. Если ситуация станет уж совсем плачевной, конечно. Ему пока было не до этой ерунды, что люди в отношениях должны всеми своими переживаниями друг с другом делиться. Он оставляет Стэнли личное пространство и возможность выбора, говорить или нет. Лишь бы это не вытекло в патологическое умалчивание. Ну чтож. Потупив около десяти минут в потолок, Ксено говорит телу сесть. Телом управляет мозг. Если оно не двигается — значит мозг того не хочет, и нужно заставлять этот желеобразный орган шевелится. Когда понимаешь, что твоим костями и мышцами управляют электрохимические импульсы, идущие из головы по длинным проводам — черепным и спинномозговым нервам, и переходникам — различные ядра в отделах мозга и сегментам спинного мозга, жить становится легче. Счастливым людям живётся проще, но когда они не могут встать с кровати, Ксено становится просто смешно. Его собственное тело по интеллектуальной работоспособности могло сравнится с супер-компьютером. Охваченный научной страстью и глубоким скрытым страхом не успеть, Ксено жил по часам и работал на износ. Он не мог тратить время на бессмысленные страдания, депрессии и выгорания. Кажется, он никогда этого не чувствовал и не почувствует, потому что его эмоциональный фон поддерживает Стэнли. Без такого человека ему было бы очень тяжело. Ксено успешно соблюдал баланс между сферой научной и любовной, ведь он понимал, что является лишь обычным человеком, и для большего КПД ему нужно закрывать свои базовые человеческие потребности: в еде, воде, сне, сексе. Последнее могло быть не обязательно прямо сексом: достаточно было выброса окситоцита, гормона объятий, и радости его эмпатических нейронов, каждую минуту, что он проводил со Стэнли Думая о том, что порою очень тяжело найти партнёра, который был бы таким же целеустремлённым и хотя бы близко интеллектуально развитым, и одновременно умел поддерживать и соушать, Ксено невероятно счастлив, что Стэнли из таких. Для него он просто... Невероятный. Святой. Идеальный. Кстати о Стэнли. Ксено берёт телефон и открывает переписку, видя непрочитаное сообщение.8:36. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Доброе утро.
Какой он у него сладкий! 8:49. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Доброе 💜 Собираешься на работу? Стэнли отвечает не сразу, поэтому Ксено успевает сходить в туалет и умыться тёплой водой. Свой комфорт он ценил, и никогда бы не променял горячую воду на холодную. Горячий душ — его святыня. Никогда в жизни.8:58. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Да. Сходил на пробежку и в душ, сейчас завтракаю.
Ксено возвращается в комнату и снова берёт телефон, видя ответ. С лёгкой ухмылочкой на губах он идёт на кухню в явно приподнятом настроении, уже чувствуя запах яичницы, тостов, кофе и чая. Где-то на фоне слышна утренняя новостная программа. Отца на кухне нет — видимо, в ванне на втором этаже или собирается на работу. Но это и неважно, Ксено любил завтракать один. Садясь за стол, он преисполняется каким-то приятным, воодушевляющим чувством. Вероятно, другие его одноклассники спят после бурной попойки или гулянок по поводу окончания учебного года... Ксено не будет скрывать, что тоже хотел бы. Не выпить, а хотя бы сходить со Стэнли и его немногочисленными оставшимися друзьями (интересно, будут ли они поддерживать связь после школы?) за компанию, но у них обоих сегодня важный день. Вероятно, в NASA он не будет брать телефон в руки, чтобы не отвлекаться, а все свои мысли займет размышлениями о тезисах и первых разделах научной работы по стрессу и учёбе. Да, влияние кортизоловой эндокринной системы на восприятие и усвоение информации в учебной обстановке учащихся старших классов звучит неплохо. Мозг Ксено работал по-другому — он и сам это понимал, но к понимаю обычных людей он тоже хотел приблизиться. — Это определённо будет продуктивный день. — Говорит сам себе Ксено, садясь за стол и приступая к еде. Уже несколько лет он успешно совмещал чтение коротких новостных статей в интернете и приём пищи, поэтому и в этот раз это не составило труда. Узнав новую крупицу научных открытий космоса, он спешит поделиться этим со своим парнем: 9:00. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. А ты в курсе, что в этом году космическая станция Galileo пролетела неподалёку от Европы и путём анализа данных удалось выяснить, что под ней есть жидкий океан? Он печатал быстро одним пальцем. Где-то в статье на сайте по изучению зависимости подростков от сенсорных телефонов он прочитал, что через десять-пятнадцать лет они будут быстрее печатать пальцами, чем писать ручкой. А может и того раньше.9:02. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Ого. И чё у нее там прям вода?
9:04. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Она покрыта толстым слоем льда, но да, там определённо есть океан, около ста километров глубины. Солёный.9:05. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Удивительно, что узнаешь об этом только сейчас, а не в тот же час, как NASA получили данные. Я думал ты давно взломал их базы данных.
9:06. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Не волнуйся, мой дорогой Стэнли! Скоро буду получать информацию из первых уст!9:07. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Пххахаха Удачи, Ксе
9:08. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Удача здесь ни при чём, Стэн. Всё дело в моём плане по захвату доверия персонала и станции получения и обработки данных с космических аппаратов. Их схемы строения я смог изучить только по брошюрам, но сам понимаешь, там далеко не всё. Нужно расследовать изнутри.9:10. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Какое рвение
Конечно! Ксено хмыкает, кладя в рот последний кусочек яичницы и допивает залпом кофе. В следующий раз определённо стоит взять термос. Досада, что он не подумал об этом вчера вечером. Информация о газовом составе Юпитера и Сатурна изрядно утомила его перед сном. 9:13. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Ладно, я пошёл собираться9:14. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Напиши как доедешь
9:15. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Ага9:15. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Тебя отец довезёт?
9:15. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Ага9:16. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Хорошо
9:16. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. А что такое? Волнуешься?~9:16. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Дурак такое спрашивать? Конечно волнуюсь Мало ли ты не на тот автобус сядешь и Сан-Антонио уедешь
9:17. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Эй! У меня не настолько прогрессирующий топографический кретинизм!9:17. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Но было же
Ксено прямо может представить выражение лица Шнайдера в этот момент. Брови приподняты, глаза прикрыты, на тёмных блестящих губах — лёгкая снисходительная улыбка. Руки, вероятно, скрещены на груди, а нога, перекинутая через другую ногу, вальяжно покачивается. В такие моменты надо уверенно говорить: да, было. Но Ксено просто ненавидит признавать своё поражение. Он из тех людей, которые будут с особой злобой биться до конца, зубами и когтями цепляясь за малейшую возможность остаться правым при своём. 9:18. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Два года назад, Стэнли. Если я однажды в Хьюстоне найду такую же заплутавшую душу, я помогу ему найти дорогу домой А не как ты буду ржать в трубку!!!9:19. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Пфффххаххахах Ну извини Ты был в такой истерике, это было слишком смешно
9:20. Кому: Стэнли Шнайдер. От: Ксено Уингфилд-Хьюстон. Хер я тебе больше напишу, если со мной что-то случится9:20. Кому: Ксено Уингфилд-Хьюстон. От: Стэн Шнайдер. Можешь не писать, я сам тебя найду
Ксено фыркает, вставая из-за стола и относит посуду к посудомоечной машине, оставив телефон на столе. После этого он возвращается за ним, кладёт в карман и идёт в ванную чистить зубы. Он искренне не понимал людей, которые чистят зубы ДО завтрака. Головой подумать ума не хватает, что после еды остаётся налёт, который является прекрасной средой для размножения бактерий, и если не счистить этот налёт, произойдёт скачок их популяции? Колония микроорганизмов увеличится и захватит рот, прижав дёсна к альвеолам и оголив нежные шейки зубов. Стандартные утренние сборы, мало чем отличающиеся от сборов Стэнли в школу с утра. Вот только его парень по десять минут стоит и пытается накрасить губы чёрной помадой ровно, а Ксено укладывает с помощью геля и расчёски свои непослушные волосы, всё стремящиеся к солнцу, как ростки травы для усиления фотосинтеза. Сейчас же он проделывает всё то же самое, а задней мыслью пытается анализировать, нравится ли ему тишина за спиной в отсутствии Стэнли. Последние пару недель они провели вместе, усиленно готовясь к контрольным, и нет, это не был тот случай, когда ты врёшь своим родителям что готовишься к экзаменам с подружкой, а на самом деле улепётываешь к своему парню трахаться. Ну или от части. Халат, сменка, медицинская книжка с целым пакетом справок, вода, "Кроличья нора или что мы знаем о себе и вселенной Уильяма Арнца"... Всё на месте. Он готов отправляться в путь со своим чтивом для обеденного перерыва, которое готов начать прямо в машине. Хотя Уингфилд ещё не решил, займёт ли себя в машине этим, или размышлением о бесконечном вечном. — Ксено, жду тебя в машине! — Внезапно доносится громкий голос отца, проходящего мимо его комнаты, но Ксено, слишком погружённый в свои мысли о том, ничего ли он не забыл, даже не обращает внимания и кивает себе под нос, будто бы отец может это увидеть сквозь стену. — Спускайся, а то опоздаем! Даже с учётом загруженности на дорогах, пробок в три балла, остановок, расстояния от района, где они жили — Маунт-Хьюстона, до центра Линдона Джонсона, в тридцать семь миль , и средней скоростью в тридцать одна миля в час, они добрались бы за час и тридцать минут. А с условием, что в центре им нужно быть в одиннадцать часов, они определённо не опоздают. Поэтому Ксено не понимал беспокойств отца. Он что, считать не умеет? В дороге Ксено занимает себя созерцаем проносящихся мимо пейзажей расцвёвшего лета. Солнце уже взобралось достаточно высоко, но не печёт, как это планируется к полудню. Благо, в полдень Ксено будет в одном из многочисленных корпусов центра, и ему будет не до этого. Весь путь его будоражила мысль, что он, наконец-то, прикоснётся к чему-то по настоящему великому и выдающемуся: творению учёных умов, которые изобретают космические аппараты, способные исследовать ближайшие глубины бесконечного космоса. Человек, творение эволюции, homo sapiens sapiens, творец мира, в котором он живёт и мира, бесконечность которого пытается познать за свою ничтожно короткую жизнь. Но зато каждая ничтожная жизнь привносит свою крупицу научных знаний, в какой бы то ни было области. Переплетаясь вместе, они образуют полотно, на котором мы можем строить свои догадки о том, как всё вокруг нас устроено. Почему именно сфера — идеальная фигура? Потому что молекулам в теле такой формы нужно меньше всего энергии чтобы сохранять свое положение. Среди всех тел равного объема шар имеет наименьшую поверхность, а среди всех тел равной поверхности шар имеет наибольший объем. Но разве это объяснение? Мы живём на идеале геометрии и физики, так от чего мы такие неидеальные? Почему на идеале, созданном космическим пространством, зародились такие уродливые облысевшие обезьяны, стремящиеся к хаосу? Дай им в руки камень — разведут костёр. Дай в руки палку — устроют бойню за территорию. Возможно, Ксено мыслил ещё слишком наивно в свои семнадцать, от чего-то глупо надеясь, что учёные должны объединиться для общего блага, а не скрывать научные разработки и открытия друг от друга. Но потом он понимает, что на одном энтузиазме далеко не уедешь, и в этот момент в игру современности вступает космическая гонка и гонка вооружений. Кто первый звезду с неба схватил — того и космические тапки. Если бы Америка постоянно не соревновалась со своим прямым конкурентом — Советским Союзом, а в последствии Россией, — не было бы такого стремления быстрее достичь новой планеты, звезды, или открыть туманности. Потому что хочется быть первым. Хочется выйти победителем из гонки за своё место под Солнцем. Но не исключено, что всё это нужно правительству. Для Ксено давно не было секретом, что ракетоносители космических аппаратов были лишь прототипом для военных ракет ближнего и дальнего действия. Разумеется, отличия были, и зачастую люди, стремящиеся двигать космическую науку к развитию, корпели над разработкой ядерных ракет по заданию военных. Учёные всегда были под ними. Вот кто держит мир в своём кулаке — и никак не наоборот. Было в этом что-то... Своё особенное. Люди, открывающие тайны вселенной, одновременно становились и ангелом просветления, и зверем судного дня, уничтожая знанием о строении атома сотни тысяч людских жизней. Как они могли так жестоко играть с судьбой? Эйнштейн сформулировал свою теорию относительности очень давно, но так и не вошёл в квантовый мир, который открыл. Бог не играет в кости. Они смогут двигаться к звёздам лишь на пеплище костей убитых.***
— Доброе утро, и добро пожаловать в космический центр имени Линдона-Джонсона! Два билета? — Здравствуйте. — Отец Ксено подходит к кассе, потому что он выше, а сын стоит у билборда с простенькой схемой наружного строения центра, увлечённо разглядывая тот и сравнивая с той, что он видел на последней рекламной листовке два года назад, когда посещал это место. — Нет, я к Луису Рамиресу. Мы договаривались о встрече. Он сказал, что я могу подойти к кассе и вы пропустите к нему. — Ах, точно. — Молоденькая девушка что-то быстро проверяет в компьютере, щёлкая мышкой. Видимо, смотрит список запланированных посещений. — Дуайт Уингфилд-Хьюстон? — Так точно. — Слегка улыбается он. — Так точно? Вы, небось, военный?~ — Хихикает девушка, стреляя глазками на, несомненно, привлекательного мужчину. Отец Ксено, как и сам сын, был блондином. Высоким, с широкими плечами и развитой мускулатурой. Вероятно, военная форма сидит на нём как вторая кожа, но Ксено привык видеть своего отца чаще в гражданском. — Ха-ха. Да, двадцать лет стабильной службы любимой стране. — С тонкими нотками гордости отвечает он, неосознанно приподнимая подбородок перед молодой красавицей. — Пап, если ты решил через пол года после развода с мамой присмотреть себе спутницу жизни из числа кассирш, то давай в другой раз, мы торопимся. — Нагло прерывает их попытки познакомиться Ксено, с флегматичным выражением лица подходя к нему, будучи даже ниже плеча отца. А вот Стэнли, зараза, доставал. Иногда Ксено казалось, что жизнь издевается над ним. У Стэнли - максимально пассивный отец, курящий, ведущий сидячий образ жизни, а сын вымахал за год и ростом почти сравнялся с собственным отцом Ксено, который, на минуточку, военный, служащий два десятка лет, у которого сын — небольшой, щуплый, в последние годы ведущий такой же малоподвижный образ жизни. Особенно во время учёбы, когда засев в школьной лаборатории до восьми вечера, домой он просто приползал, и даже на прогулки сил не оставалось. Дуайт с вежливой улыбкой извиняется перед девушкой, что чуть обиженно надула губы, и хлопает сына по спине, подталкивая в сторону турникетов: — Прошу прощения, мадам, он иногда такой невоспитанный. — Проговаривает он, прежде чем младший Уингфилд показательно закатит глаза и пройдёт мимо пропускного пункта. — возраст такой, сами понимаете. — Да-да... — Сухо отвечает она, без особого энтузиазма помахивая им двоим рукой. — Хорошего дня и удачи в покорении просторов космоса. — Снова переключается на рабочий режим, словно робот со вшитой в подкорку фразой, провожая их взглядом. Отец Ксено проходит вперёд, чуть ускоряя шаг, пока сам Ксено отстаёт, любопытно оглядываясь по сторонам. За два года всё не сильно изменилось, но появились новые вывески и экспонаты, а так же модели космических аппаратов на больших экранах мониторов, у которых, к тому же, выросло качество. Его мозг занят этим, а не анализированием произошедшей ситуации. — Ксено, ты понимаешь, что ты повёл себя довольно грубо? — А? — Слушая отца краем уха, центр тяжести Ксено уже сместился к одному из экраном с длинным текстом с иллюстрациями. — Та девушка. Ты обесценил её работу. — А... — Подготовка космического челнока Колумбия, запуск планируется на две тысячи третий год. То есть уже через три года... Он уже будет учиться на первом курсе Спрингфилдского университета. — Ага. — Ты меня вообще слушаешь? — Честно? — Ксено мельком смотрит на него. — Да. — Нет.***
— Ещё раз доброе утро! Вас приветствует центр NASA по разработке пилотируемых космических кораблей, обучению астронавтов и подготовке пилотируемых космических полётов, являющийся так же центром управления и контроля за космическими полётами. — С широкой улыбкой вещает Луис Рамирес немногочисленным гостям — высокому мужчине, являющемуся его хорошим знакомым по службе, и его маленькой копии с черными как сама тьма глазами. Немного пугающе, на самом деле. — Вид на центр в августе тысяча девятьсот восемьдесят девятого года представляет собой комплекс из ста зданий на территории площадью шестьсот пятьдесят шесть гектаров к юго-востоку от Хьюстона. Здесь проходят подготовку как астронавты США, так и астронавты наших стран-партнёров. Первоначально центр назывался «Центр пилотируемых космических полётов» и был построен в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году на земле, переданной компаниями Humble Oil и Refining Company Университету Райса при условии, что тот выступит в роли временного посредника и предложит эти земли NASА, что университет и сделал в тысяча девятьсот шестидесятом году. «Это всё конечно очень интересно, — думает Ксено, не сдерживая зевка, — но на кой чёрт он нам всё это говорит? Он же не экскурсовод. Этот мужик просто должен проводить меня к начальнику отдела и сгинуть с глаз долой.» — Девятнадцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят третьего года центр был переименован в честь экс-президента США, уроженца Техаса Линдона Джонсона. — С широкой улыбкой завершает он, а Ксено по ощущениям словно выдавил надоедливый прыщ. — С официальной частью покончили. Вижу, она наскучила вам. — С тихим смешком подмечает мужчина, видя, как подросток чуть не уснул прям на ногах. — Дуайт, старина, как дела? Вижу, сынка подрос. К нам в космонавты метит? Ахахаха! — Да всё по-старому, дружище, работаем в штатном режиме. На боевые действия не вызывали и слава Богу. — Вежливо, дежурно, улыбается отец, что Ксено не может не подметить. Вот ведь лицемер, улыбка ненастоящая. — С женой вот недавно развелся. — Ого, ну дела... Нормальная же баба была, что случилось-то? — Да долго рассказывать, Луис, времечко поджимает... — Вежливо намекает Дуайт, буквально кожей чувствуя, что нетерпение скребётся изнутри его сына. Ещё немного — и оно полезет наружу в виде нефильтруемой научной брани. — Для этого мне стоит позвать тебя в бар, а? — Широко улыбается второй мужчина, дружески пихая его в плечо. — Как в старые добрые? — А давай! Давно я не прочищал голову как следует, ахаха. — Вот и славно. — Улыбается Луис, прикрывая на секунду глаза, а затем открывает их и переводит на Ксено, уже успевшего заскучать. — А ты у нас, значит, Ксено? — Ксено Уингфилд-Хьюстон. — Невозмутимо поправляет он мужчину, вытаскивая руку из кармана его идеально сидящих по фигуре брюк со стрелками. Руку для рукопожатия не протягивает, острые глаза прищуривает, ожидая акта уважения от оппонента. — Забавный парень. — Чуть более низким голосом комментирует мужчина, щуря, по сугубо личному мнению Ксено — ещё более узкие, чем надо, — глаза, смотря на него сверху вниз. Как же Ксено ненавидел, когда на него так смотрели, особенно взрослые. Он определённо мог считать себе умнее половины взрослого населения. — Луис Рамирес, технический помощник заместителя директора центра. Рад знакомству. О. Связан с директором. Так. Интересно. Он может ему пригодиться. Блондин на секунду прикрывает глаза, будто задерживает дыхание и погружается в этот взрослый мир спектакля абсурда, лжи, притворства и фальшивых любезностей. — Я тоже чрезвычайно рад знакомству, сэр. Прошу прощения за мою, как могло показаться на первый взгляд, грубость, но я не видел смысла в этом объёмном предисловии. И хотел бы как можно скорее приступить к обучению и в последствии работе, которую Вы можете мне доверить, не тратя Ваше, несомненно, ценное время. — А такой настрой мне нравится больше. — Тихо усмехаясь, говорит мужчина, и перекидывается взглядом с отцом Ксено, который словно глазами говорит «я же говорил, что он у меня с особенностями». — Твой папа сказал, что ты чрезвычайно способный парень, быстро всё схватываешь на лету и очень любишь физику и космонавтику. — Так точно. — Словно по уставу шпарит Ксено, почти идентично копируя интонацию отца двадцатью минутами раннее. — Ну точно твой сын! — С заливистым смехом отмечает Луис.***
— Итак, Ксено, поскольку ты, вопреки заверениям своего отца, совершенно ничего не знаешь и не умеешь, — на это заявление глаза Уингфилда натурально полезли на лоб, — предлагаю тебе в твой первый день просто осмотреться. Ознакомиться с устройством и организацией главного корпуса, пообщаться с сотрудниками отделов и выбрать приглянувшийся. — Луис не сбавляет шага, когда говорит прямо на ходу, направляясь к своему кабинету. Выглядел тот солидно. Дверь, как минимум. Футуристичный дизайн, железная табличка, отливающая серебром с именем и должностью черным шрифтом. Вдоль по бокам — длинные матовые полупрозрачные стены, так что если хорошо присмотреться, всегда можно понять, чем занимается человек по ту сторону. Политика центра, чтобы работники не отлынивали? Интересно. Если Ксено и будет здесь работать в будущем, то снимет нахрен все двери с петель, чтоб работникам неповадно было. — Только халат и сменку надень. Они же у тебя с собой? — Да, сэр. — Ксено снимает с плеча рюкзак со всем названным. Там ещё на всякий случай маски, перчатки и шапочка. Перестраховка и многочисленные планы «Б» были в его духе. — Отлично. Можешь переодеться у меня в кабинете, я сейчас выдам тебе пропуск. - А медицинская книжка? - Недоумённо спрашивает блондин. - А тебе не всё равно? Ксено лишь пожимает плечами. Одним словом, вот она наша система.***
Ксено подумал о том, чтобы понаблюдать за работой квалифицированных специалистов каждого из отделов на протяжении трёх дней, чтобы понять, какой из них дня него наиболее предпочтительный. Сотрудники мысленно молились, чтобы взгляд маленькой язвы не пал на них, поскольку, ну кто хочет себе лишнюю работу? Ещё ребёнка им тут не хватало. — Папаша военный запихнул его к нам на всё лето, если не больше. — Недовольно переговаривались лаборанты, что Ксено услышал, случайно проходя мимо двери. — Как снег на голову свалился. Как будто нам своей работы не хватает, ещё эту мелочь чему-то учить... У нас отчёты и проекты горят, а этот вообще ни в одну парадигму не вписывается. Совершенно стойко перенеся этот удар по своим слуховым нервам, Ксено сделал вид, что ничего не услышал. Плевать. Вообще плевать. Он пришёл сюда учиться и получать знания. Не этих замашистых работничков дело, через кого и как он сюда попал. Да, у отца были связи. Да, ему повезло. Но жизнь в принципе несправедливое дерьмо. Принцип «не повезло в этот раз, повезёт в другой» Ксено успешно посылалась в глубины Андромеды, поскольку таким как он, родившимся с серебряной ложкой во рту, суждено было до конца жизни своей пользоваться всеми благами влияния и связей родителей. А кто-то рождается азиатским мальчиком в неблагополучной семье, живущей в префектуре Токио, так и оставаясь всю жизнь грезящим о большом городе, а если и попавши в него, то вынужденный вкалывать до потери пульса в школе, университете и впоследствии на работе, чтобы не снижать планку и зарабатывать себе хотя бы на чашку риса. Ксено уже говорил, что жизнь несправедливое дерьмо? В любом случае, он хотел поработать в лаборатории. И если другие ему не понравятся, он все равно вернётся в эту и добьётся, чтобы эти люди взяли его под своё крыло.