***
Днями и ночами Ксено сидел за учебниками. Казалось, темы, которые он изучал, бесконечны. И каждая из них уходит в свою собственную бесконечность, увеличиваясь в подробностях и деталях многократно, настолько, что каждый её отдельный тезис или абзац можно рассматривать под микроскопом и бесконечно изучать ещё неизученное. Жаль, микроскоп не имел такого большого разрешения. Но этим Ксено и нравились физика с биологией. Посредством этих наук можно детально и досконально изучить объект, или даже субъект, исследований, разобрать ткань до клеток, клетки до органелл, органеллы до молекул, молекулы до атомов, а атомы до кварков. И так до бесконечности, пока он не упрётся в потолок человеческих знаний. Только подумать… То, что великие учёные умы формулировали и пытались доказать другим учёным многие сотни лет, современные дети сейчас изучают в школах. И почти никто этого не ценит. Кажется, пятьдесят страниц научных томов было много. Ксено начинает уставать. — Нет, нет, соберись. — Юный учёный хмурит светлые брови и хлопает себя по щекам, жмуря глаза. — Ты же хочешь в NASA в этом году. Ты хочешь. И ты не посмеешь упасть в грязь лицом перед ними. Понимаете, просто Ксено не был тем человеком, который проходит тему поверхностно. Даже если она ему, как кажется на первый взгляд, не интересна, он как минимум попытается найти что-то, и связать это что-то с физикой и ракетами. Даже если это анатомия из программы медицинских вузов, он нырнёт в эту пучину с головой, изучит все кости, суставы, соединения, связки, мышцы, сосуды и органы. В его ракете ведь людям лететь, а не роботам. Где-то на форуме NASA Ксено прочитал, что инженеры летающих аппаратов, в том числе военных самолётов и космических кораблей, не только корпят над чертежами, но ещё и непосредственно участвуют в проверке и подготовке космонавтов. При желании инженер будущей ракеты может даже присутствовать на тренировках будущих покорителей космоса, проверяя их выносливость в центрифуге, или придумывая новые извращённые аттракционы. Всё, лишь бы человеческое тело выдержало полёт через атмосферу и нечеловеческие перегрузки. Пусть даже для этого придётся изобрести новый тренажёр. Поэтому так необходимо было знать строение и возможности человеческого организма. Зачастую именно астронавтов подгоняют под размеры ракеты — сбросить вес, одеться надёжно, но не тяжело, ведь чем легче масса поднимаемого объекта, тем лучше. В идеале, конечно, запускать в космос женщин, — думает Ксено, обхватив голову руками и склонившись над костями женского таза в учебнике, — они легче и у них ниже болевой порог. Вон, мужчина бы не пережил, если бы его тазовые кости начали расходится, двигаться, смещаться и раздвигаться по границе лобкового симфиза, пока из него вылезает новый человек. Но, как ни странно, именно женщины в космосе имели худшие показатели. Ксено не сексист, он ученый. И если наука кого-то оскорбляет, то это просто прямолинейность. А правда режет не хуже любого японского ножа. — Мгх… Его голова раскалывалась от напряжения и недосыпа. На часах было три ночи, а в школу завтра вставать снова в пол седьмого. Но NASA того стоит — говорит себе Ксено, глотая из кружки кофе чёрную холодную субстанцию, и снова включается в работу. На следующее утро он едва может встать. После сна ощущения хуже, по голове словно каждую секунду бьют молотом по наковальне, подобно слуховым косточкам во внутреннем ухе в черепе. Лучше бы вообще не ложился. Так вместе с недосыпом ещё и тошнота накатывает. — Завтракать не будешь? — Спрашивает удивлённо отец, посмотрев на прошедшего мимо стола сына. — Нет. — Сухо отзывается Ксено, смотря на него своими чёрными глазами с глубокими чёрными мешками, так и излучая ауру предсмертного состояния. — Возьми с собой что-нибудь. — Не хочу. И дверь захлопывается за ним. От мыслей о еде тошнило.***
Они встречаются на пол пути до школы, поскольку Ксено считал, что ему нужно десять минут тишины с утра. Прохладное тихое, безлюдное утро, и только он один вдоль дорожки, ограниченной с одной стороны дорогой, а с другой — травой. По мере того, как на горизонте в поле зрения появляется Стэнли, Ксено прикрывает глаза и тихо вздыхает, поправляя рюкзак на плечах. Вроде душа рада, но голова так не хочет лишнего шума и чьего-то присутствия. — Плохо выглядишь. — Стэнли заботливо прижимает его к себе и гладит по волосам, когда Ксено опускает взгляд и слабо льнёт к нему в объятия. Единственный, кто дал ему хоть небольшую частичку энергии с утра, был его Стэнли. — Опять всю ночь за учебниками? Стэнли был… Очень проницательным. — Это не первое и не последнее утро. — Мягкий поцелуй в высок и след от тёмно-красной, почти багровой помады на коже. Он сотрёт его позже. — Позволь мне просто быть с тобой рядом. После положительного кивка Стэнли больше ничего не спрашивал. И вообще не говорил. Просто молча шёл рядом и держал за руку. Как будто чувствовал, насколько сильно Ксено вымотан и не хочет идти в школу, но несмотря ни на что тащил его. Это был один из немногих раз, когда Ксено плёлся позади. В голове юного учёного постоянно боролись две личности. Он и дьявол. Он хотел спать. Дьявол заставлял работать до потери пульса. Только так, и никак не наоборот. Человечность понемногу начала умирать, во имя усвоения бесценных знаний. Профессия уже начинала убивать. В такой момент надломленности… Просто хотелось тишины. С момента последней ссоры родителей и твёрдого заявления матери, что она подаёт на развод, дома стало тише. Но атмосфера более гнетущей. Ксено пользовался всей доступной тишиной и учился. А когда не учился — уходил в школу или библиотеку работать над своими проектами. На последнее времени оставалось критически мало. Понимаете, помимо учёбы и штурмования третьей книги по биохимии хотелось заниматься и чем-то своим. Не только теорией, но и практикой. Ксено желал применить эти знания, чтобы они не были усвоены в пустую. Тупо храниться в голове они могут хоть до смерти, знания надо применять на практике, нужно было как-то связать изученный материал со своими научными работами и статьями. За статьи, которые он выкладывал на профессиональном научном форуме уже начали приходить деньги, и это не могло не радовать. Но их всё равно не хватало. Помимо дорогого профессионального оборудования требовалось и много расходников, которые уходили слишком быстро, а стоили чересчур дорого. В голове мешались идеи, где же ещё можно подзаработать, не умаляя в поиске работы научной составляющей, чтобы можно было и заниматься наукой и развиваться дальше, и зарабатывать. Иными словами… Монетизировать своё обучение. То, что он бесплатно усваивал из книг, можно было обратить в деньги, чтобы в дальнейшем купить материалы. Всё это, но в более развёрнутой форме Ксено рассказал Стэнли, на этот раз уже вслух сокрушаясь ограниченностью в деньгах. — Уровень развития техники теперь не единственный мой ограничитель. Это дьявольское творение капитализма… Армия и наука — вот где крутятся реальные деньги. И азартные игры. Армия, наука, и азартные игры. — И наркотики. — Ненавязчиво добавляет Стэн, держась одной рукой за руку Ксено, а вторую сунув в карман широких джинс. — И наркотики. — С лёгкой ухмылкой кивает Уингфилд. — А лучше всего наука, спонсируемая армией. Оружие, ракеты, ядерные ракеты и биологическое оружие, всё это делают так называемые тёмные учёные, Стэнли. А военное дело — самое ресурсозатратное, и государство вкладывается туда как ни во что иное. Даже если ежегодно миллионы долларов пропадают зря… Военным и правительству не жалко тратить деньги на новые разработки, которые через десять лет становятся неактуальными и идут на металлолом. А я хочу отхватить кусок. — Ты хочешь… Изобретать оружие? — Тихо спрашивает Стэнли, косясь на него. — Не могу сказать точно, Стэнли. Это довольно узколобо — зацикливаться на одной цели. В ближайшие десять лет мои взгляды относительно выбора направления в инженерии могут поменяться. Да и к тому же, я столько вещей хочу изучить и попробовать… Учёные никогда не уходят полностью в одну сферу, обычно они захватывают и разбираются сразу в нескольких смежных направлениях. Например, математика, физика, химия и биология идут рука об руку. Химия в каком-то плане даже связана с психологией, если рассматривать её в отношении тела человека… Та же биохимия и физиология. Поэтому я не могу сказать что психология — не наука. Я уважаю этих людей. Они пытаются познать устройство психики, чего-то столь неосязаемого в нашем вполне осязаемом мозге, и помочь человеку разобраться с его проблемами, которые являются поразительным продуктом мыслительного процесса, данного нам эволюцией. Не понимаю тех учёных, которые презирают психологию. Я порою сам не могу понять, что происходит в моём мозге. Подозреваю, конечно, что ядерный синтез, но ни один психолог или психиатр никогда не сможет сказать на все сто процентов, что со мной. Почему мне так хочется изучать, познавать… Мы же все рождаемся с одинаковым мозгом, Стэнли. Но у кого-то появляются способности к науке, а у кого-то к искусству. Ван Гог не смог бы стать ядерным физиком, он докатился лишь до сумасшествия, а Оппенгеймер или Бор не смогли бы писать романы, популярные на весь мир. Ракеты разрабатываются для того, чтобы воевать. Космос — побочный проект. Это корабли, летающие на огромные расстояния и несущие боеголовку. В какой-то момент учёные поняли, что на место боеголовки можно посадить обезьяну или человека, и теперь это ракетоноситель, готовый преодолевать атмосферу. — Мгм… Всё, что мог сказать Стэнли. А что ещё ему отвечать? Ему нравилось слушать Ксено. Его рассуждения о науке, об устройстве мира — Стэнли вырос на его рассказах, потому что Ксено преподносил информацию не хуже любого учителя или даже преподавателя. Он был его учителем, его лучшим другом и любовью всей его жизни. Ксено — кладезь бесконечных ценных знаний, и если не произойдет чего-то непредвиденного, например, солнце не взорвется, то он станет великим учёным и, возможно, уничтожит мир. И создаст новый. — Элегантно звучит, не правда ли? — Ухмыляется Уингфилд на глубоко задумчивый вид Стэнли, а затем тихо смеётся и выходит из своего гиперактивного режима. Они заходят в школу и идут к своему классу, где находится литература. Совместный урок, поэтому расставаться на долгую половину дня не приходится. По всему видимому мозг Ксено вспомнил, что он спал меньше трёх часов этой ночью. Поэтому на тело наваливается неимоверная усталость, а голова идёт кругом. — Чёрт, я спать хочу. — Бормочет недовольно учёный, усаживаясь за свою, как и во всех остальных кабинетах, последнюю парту. — Нргх. Глупое человеческое тело. Иногда на его обслуживание требуется так много времени и ресурсов, которые я мог бы потратить более рационально… — Ты можешь поспать, а я послежу за текстом. И разбужу, если тебя спросят. — Предлагает Стэнли, и тон его звучит более заботливо, чем обычно. Вообще он вёл себя так, словно у Ксено не недосып, а смертельная болезнь, и он в любой момент может упасть в обморок и больше никогда не встать. — Нет смысла экономить время на дороге, повседневных делах или общении с людьми, если бы всё равно потратил его на какую-то фигню. — Рассуждает вслух Стэн, разумеется, не имея ввиду Ксено. — На что бы ты потратил это время? — На исследования, разумеется. — Зевает Ксено, укладывая голову на учебники по химии и физике, медленно закрывая глаза. Тьма взгляда скрывается за тонкой кожной складкой — веками. — На учёбу… На что-то полезное. Только подумай, мы спим треть своей жизни. Даже бессонные ночи, которые мы, школьники и студенты проводим за зубрёшкой, в конце концов скомпенсируется, и мы будем продолжать спать треть своей жизни. И всё же это такая ерунда… Такой биологический баг. Почему одним требуется девять часов, чтобы чувствовать себя нормально и адекватно соображать, а другим достаточно пяти? — Наследственность и особенности функционирования мозга. — Просто отвечает Стэнли, пожимая плечами, и продолжает смотреть на Ксено, даже когда тот не смотрит на него. — Ага, особенности… Мне бы скопировать ген, отвечающий за эту особенность, и вживить его в свои клетки, чтобы они мутировали и делились как клетки с РНК нового незнакомого вируса. Получу новую «болезнь», которая позволит мне меньше спать и больше успевать. Или подсяду на кофеин. — С кофеином лучше не перебарщивать. — Он наклоняется и обнимает Ксено одной рукой за плечи, мягко целуя в висок. — Ты и так из последних сил держишься. — Нормально у меня всё с силами. — Ворчливо отвечает блондин, морщась, но не от поцелуя, а от последних слов, вызвавших такую реакцию. Ксено ненавидит, когда кто-то видит его слабости. И он до последнего будет их отрицать. Даже если это Стэнли. — Это всё ради NASA. Если надо, до потери сознания буду учиться, лишь бы меня взяли. — В его словах слышно какое-то нездоровое стремление. Стэнли обеспокоенно хмурится и склоняет голову к плечу, убирая волосы от глаз Ксено. — И не надо так смотреть на меня. — Ещё язвительнее проговаривает Ксено, дёргая головой и уходя от руки, словно даже с закрытыми глазами чувствует взгляд своего парня. Стэнли тяжело вздыхает и убирает руку. В таком состоянии его лучше не трогать и не лезть со своими порывами нежности — напоминает себе Шнайдер. Доводить Ксено до бешенства это последнее, чего желает человек, который хочет жить. — Я просто волнуюсь, ты же знаешь. — Нргх. Дурак. Хотелось сказать вслух, но Стэнли сдержался. — Иди волнуйся где-нибудь в другом месте. Но вот здесь Стэнли мягко говоря ахуел. Он широко раскрывает глаза. Так, что веки почти полностью раскрыли глазные яблоки и слегка выдавили их из орбит. — Что ты сказал? — Голос его становится более низким и предупреждающим. В интонации слышится ни то шок, ни то возмущение. Опасность. Ксено молчит. Он замер, как каменная статуя, в том же положении, что и лежал. Но от прицельного и пристального взгляда Шнайдера не скроется, как тот опасливо поджал губы и сглотнул. Видимо, понял, что сказал, но было уже поздно. — Повтори, что ты сказал, Ксено. — Проговаривает тот глубоким, низким голосом, и медленно наклоняется вперёд, упираясь предплечьем в стол Ксено и нависая над ним зловещей тенью. — ..... Стэнли прищуривается. Выжидает, настороженно, как хищник, пытающийся понять, жива ли добыча, прежде чем накинуться и перегрызть глотку. — Чёрт с тобой. — Рыкает Шнайдер и вскидывает рукой, поднимаясь и отворачиваясь от Уингфилда. Он возвращается на своё место и хлопает ладонью по карману брюк, нащупывая недавно купленную пачку сигарет, но вовремя вспоминает, что его вызовут к директору за такую выходку в учебном классе. — Когда в нормальном настроении будешь — поговорим. Не буду тебя бесить. — Выплёвывает последнее он с ядом в голосе и отворачивает голову в другую сторону. Уже через секунду жалеет, потому что лицо Ксено, почти умиротворённо расслабленное от пропасти в сон, выглядит несчастно. А какого, извините, хуя, он должен это терпеть? Да, в болезни и здравии, в радости и горести, но нехрен своё плохое настроение на него вымещать. Какой бы язвой порою не был Ксено, со Стэнли он держал себя в рамках, соблюдал какие-то границы вежливости, если так вообще можно было сказать про Ксено Уингфилда-Хьюстона. Он был из тех людей, которые хамят прохожим и посторонним, но с близкими боятся сказать что-то подобное, боятся обидеть и задеть. Но когда у Ксено ехала крыша от усталости и учёбы, Стэнли не желал становится жертвой и подушкой для «избиения». У него своих проблем хватало. Сомнения в том, пройдёт ли он в армию после специальных вступительных испытаний, возьмут ли его в ФБР, так ещё и навыки стрельбы, которые он пытался впихнуть в каждый свободный час суток. Уже не говоря о поддержании высоко уровня учёбы почти наравне с Ксено. Стэнли не беспокоился, что Ксено его бросит, если его учёба резко упадёт… Ну, может немного беспокоился. Но всё-таки надеялся, что он просто накрутил себя. Хотя тот факт, что Ксено общался только с умными людьми немного настораживал. Всё сглаживало то, что Стэнли и самому нравилось учиться. Сложно представить такого парня как он, корпящего над учебниками ночами, а? Литература действительно была ему интересна. Если он спал на информатике, географии и немецком, то литература, история и обществознание были его любимыми предметами. Физика тоже нравилась, но чуть меньше. Был ли он гуманитарием? Легко сказать, когда всю жизнь наблюдаешь как твой отец крутиться в этой области и является профессором на кафедре гуманитарных наук, а вечером выходного дня может целиком заглотить книгу на четыре сотни страниц. Художественной литературы Стэн читал явно побольше Ксено. И пока в классе шла полумёртвая односторонняя дискуссия о произведении «Убить пересмешника», демон с чёрными глазами мирно сопел рядом. Чёрт. Стэн не мог слишком долго злиться на него. Каким бы противным и порою несдержанным не был Ксено… Стэнли всё равно безумно его любил. Так, всё. Стоит взять себя в руки и поддержать его. Ты же мужчина. — Ксено Уингфилд. — Уингфилд-Хьюстон, на минуточку. — Ксено, не отрывая головы от парты, возводит высоко поднятый палец. Затем глубоко вздохнув, отрывается от поверхности. На высоком лбу красуется красный отпечаток, а глаза ужасно заспанные, как будто его разбудили в три часа ночи и попросили рассказать цикл двух друзей — Кребса и Кальвина. Интересно, в химии учёные общей области всегда берут похожие фамилии? Те же Зайцев и Марковников, чёртовы демоны, издевающиеся над девятиклассниками. — Вижу, у тебя там дела поважнее на задней парте. Прочитай следующий абзац. — Недовольно-придирчивым тоном проговорила учительница. Видимо, заметила, что Ксено спал. Стэнли молча указывает ему пальцем в свой открытый учебник, и Ксено под шумок за несколько секунд перехватывает и перетаскивает его себе, читая названный абзац. Как только закончил, он с самодовольным видом протянул учебник обратно Стэнли, не смотря на него. Но когда их пальцы коснулись друг друга на корешке, скосил немного виноватый взгляд, опуская голову. Стэнли слегка закатил глаза и помотал головой, мол, «забей». Но на Морзе проморгал, что хочет поговорить на перерыве. Ксено уже предчувствовал разговор «по душам», которой ни у кого из них не было, но ему оставалось только согласно кивнуть. Говорить не хотелось. И давать залезть себе в голову тоже. В последнее время там были слишком тёмные мысли, которые не должны посещать ни одного человека. Как только слышен звук звонка с урока, их одноклассники начинают подниматься и собирать вещи, чтобы направиться на следующий урок. Примерно в этот момент класс и начинал расходиться по своим профильным предметам, но сегодня была среда, а после общей литературы шла общая физкультура. Стоит ли говорить, что Ксено ненавидит её? Больше, чем читать произведения классиков, будь они неладны, он ненавидел заниматься физической активностью. Он же мог потратить это время более эффективно. Физические упражнения не давали ничего, что помогло бы ему поступить в университет и двигать науку вперёд. Лишь ненужные телодвижения, нагревающие тело и заставляющие его потеть. Но неожиданным звуком во все эти рассуждения закрался звук громкоговорителя, динамики которого были расположены во всех классах и по несколько штук в коридорах. — Ксено Уингфилд-Хьюстон, Вас вызывает директор школы. Подойдите в ближайшее время в кабинет директора. Все вокруг замерли. Вызов к директору нерадивых учеников не был чем-то новым. Выговор, разговор с родителями и отстранение от занятий — скорее нержавеющая классика, но Ксено? Он даже ничего не взорвал сегодня. Пока что. Три химии не за горами. Сам же блондин мысленно напрягается и встаёт, выпрямляя спину, смотрит на динамик, гипнотизируя и словно пытаясь телепатически через него прочесть и понять, зачем его вызывали. Прищуренные чёрные глаза пытаются понять и вспомнить, чего он мог такого натворить. Только если не нашли его винтовку… Но учитель по физике уже написал бы. Стэнли внимательно и пристально, как коршун, смотрит на Ксено и анализирует его эмоции, едва проявляющиеся на мнительном лице. Собрав свою сумку он встаёт следом и берёт его за руку, потянув к себе. — Пошли. Схожу с тобой. — Я надеюсь это не из-за винтовки. — Выстреливает сразу же своё самое большое подозрение Ксено, сжимая руку Стэнли. Все обиды тут же померкли перед реальной опасностью. — Иначе мне придётся очень плохо. — Не тебе, а нам. — Нет, Стэнли. Не бери на себя ответственности больше, чем нужно. — Ксено с едва заметным сожалением смотрит на Шнайдера. — Твои проблемы — мои проблемы, Ксено. — Твёрже говорит Стэнли, хмуря светлые брови. — Ах, я ценю твою заботу и режим защитника, мой дорогой Стэнли, но ты не думаешь, что тебя не возьмут в ФБР, если в твоём личном деле будут записи о незаконном хранении оружия в семнадцать лет из полицейского участка? Стэнли замирает и прикрывает рот, задумавшись. Чёрт, Ксено как обычно прав. Как будто он уже продумывал такой вариант. Вот чем он занимается, когда бездумно смотрит в одну точку на протяжении нескольких минут. Человек с высокой тревожностью, что с него взять — думает о нескольких вариантах развития событий, чтобы избежать стресса при наступлении одного из них. Защитный механизм психики. В этом Стэнли полагался на него. — Тогда хотя бы до кабинета схожу с тобой. — Предлагает как компромисс он, на что Ксено согласно кивает. — И мы могли бы обсудить то, что произошло на уроке. — Почти ожидаемо добавляет Стэнли. — Ха? Ты думаешь, самое время для этого? — Ксено возмущается в своей привычной эксцентричной манере. Брови удивлённо приподняты и сведены у переносицы, чёрные искрящиеся глаза широко раскрыты, а губы изогнуты в крайне оскорблённом выражении. Ему бы в театр или на телевидение с такой мимикой — думает Стэнли, — но увы, сердце Уингфилда-Хьюстона принадлежит только ему и науке. — Я устал. — Это займёт не больше пары минут. — Стэнли терпеливо вздыхает и суёт руки в карманы брюк, нащупывая там пачку сигарет. — Я не обижаюсь, но мне неприятно, когда я… проявляю волнение, а ты меня посылаешь. Ты думаешь это нормально? — … Ксено некоторое время молчит, понуро опустив голову, как школьник (которым он и является). В душе у него клубилось какое-то странное тёмное чувство, он даже за руку взять Стэнли не захотел. Да и вообще ничего не хотел. Желательно закончить этот день вот прямо сейчас, не дожидаясь профильных уроков, обеда и дома, чтобы вздремнуть, потому что ох, ему определённо нужно было поспать в ближайшее время, а орущие, мельтешащие, с кем-то ссорящиеся на заднем плане голоса других учеников капали на мозги как расплавленный металл на лист бумаги — прожигал и падал тяжёлыми каплями, не встречая сопротивления. Череп не защищал, кортиев орган передавал всю яркость окружающих звуков в полной красе, и внезапно Ксено захотелось окрасить весь этот мир вспышкой ядерного взрыва. Уничтожить, убить, заткнуть. О, Оппенгеймер, как же они его бесили. И знакомые, и незнакомые школьники, всех хотелось убить, Боже, как же они заебали. Заебали заебали заебали. — Ксе?Убить.
— Прости. Сказал инженер всему миру, открыв полураспад урана.Убить убить убить.
Стэнли вздыхает и прикрывает глаза. — Ладно, ничего. Я всё понимаю. — Правда? — Немного оживляется Ксено. — Правда. Я знаю тебя лучше чем кто-либо в этой вселенной. — Тихо усмехается он, смотря в пол. — Но иногда твоё поведение для меня… настоящая загадка. «Для меня тоже» — мысленно добавляет Ксено, но вслух не озвучивает. Доходят до кабинета директора они меньше чем за десять минут. По мере приближения людей становилось всё меньше и меньше, а вокруг — тише и тише. Рай для пульсирующего от усталости и напряжения мозга Ксено. Хотя казалось, войди он к директору — и тот отключится окончательно, потеряв связь с реальностью и способность рационально мыслить. Крепкая ладонь Стэнли ложится ему на талию, приобнимая, и тот напоследок целует Ксено в висок, поглаживая вдоль бока. Смотрит в глаза своими голубыми и глубоко обеспокоенными. Ксено словно читает его мысли, ухмыляется и берёт за щёку двумя пальцами, чуть сжимая. — Не волнуйся ты так. Если бы это была винтовка, то мои родители уже были бы там. И полиция с ними на пару. — Всё равно странно. — Стэнли хмурится. — Просто посиди здесь. — Ксено кивком головы и рукой указывает на бардовую кушетку рядом. — Сколько раз я там уже бывал, ни разу не исключили. Хотя грозились. Я им слишком полезен. — Давай, иди уже. — Шнайдер слегка закатывает глаза и подталкивает его в спину. — Это любовь, не закатывай глаза. Хмыкнув, с самодовольной улыбкой Ксено стучится и открывает дверь, видя перед собой директора. Колоритный мужчина, в костюме (в туфлях, с пакетом, как на выборы) дорогого бренда, с золотыми часами на запястье, флагом США справа, и портретом Билла Клинтона, нынешнего действующего президента, по левую сторону. А за спиной — большое панорамное окно. — Здравствуй, Ксено. Проходи и садись передо мной. — Здравствуйте. — Вежливо приветствует того Уингфилд, аристократично выпрямив осанку и элегантно пройдя к указанному месту, сев напротив. Закинув ногу на ногу в лёгком движении, он сложил руки в замок на своём колене, откинувшись на мягкую спинку. — Чем могу быть полезен? — Мне всегда нравился твой подход к переговорам. Главное — принять удобную позу, а? — Верно, сэр. — Тихо смеётся Ксено, прикрывая глаза в снисходительном выражении. — Чувствуется мне, разговор будет долгим. — Как сказать. — Мужчина заговорчески улыбается, смотря на любимого и самого ценного ученика своей школы. Возможно, Ксено не был любимчиком конкретных учителей, но в общем администрация, а тем более директор, очень его любили и ценили. Лучший школьник среди семи ближайших штатов, чемпион по межштатным и международным олимпиадам, автор множества докладов и научных работ, вышедших на университетский уровень, участник конференций по физики и химии, а так же автор множества статей на научных форумах. Без поддержки учителей и директора его статьи мало кто заметил бы, несмотря на та, какой научной ценностью они обладали. Иногда даже было сложно поверить, что их написал школьник. Но этого школьника всё высшее руководство берегло как зеницу ока. Ксено чувствовал себя королём, когда директор и завучи здоровались с ним рукопожатиями. Он обожал эти завистливые взгляды и шепотки за спиной. Он упивался этим чувством. Оно было как приятное послевкусие после возвращения из недельной поездки и привезённого первого места. — Буду краток и сэкономлю наше с тобой время, поскольку мы оба очень занятые люди. — Директор деловито посмотрел на свои наручные часы. — Хьюстонский университет заинтересовался тобой. И предлагает сдать досрочно школьные и вступительные университетские экзамены, чтобы поступить этой осенью на интересующий тебя факультет. У Ксено… секундный шок. Его глаза чуть прищурены, брови насторожено приподняты, а взгляд направлен исподлобья. Пальцы в замке сжимаются на коленке, сдерживая напряжение. — Математика, физика, химия, биология, медицина, что твоей душе угодно, Ксено. Это очень выгодное предложение. Университет Лиги Плюща платит огромную стипендию своим лучшим студентам. — Насколько я понимаю, выбор пал на меня из-за моих, несомненно, выдающихся достижений и высокой успеваемости, но что насчёт Стэнли? — Сразу же задаёт вопрос блондин. — К сожалению, твой… молодой человек, — было слышно, как тяжело мужчине пересиливать себя, чтобы удержать расположение Ксено, — не подошёл под критерии. — Его балловый рейтинг свыше девяноста процентов, он не мог не подойти. — Голос Ксено становится холодным и жестоким. Рука инженера потянулась к красной кнопке, готовясь запустить ядерныеракеты. Он расцепляет руки и кладёт их на подлокотники, вызывающе поднимая бровь. Ксено знал — его Стэнли учился хорошо. Очень хорошо. Даже отлично. Он был одним из лучших учеников школы наравне с Ксено. Ему нравились литература и физика, обществознание и черчение, стрельба и классическая музыка. Да, иногда проскакивали четвёрки, но либо из-за отсутствия интереса к предмету, либо из-за придирчивого отношения к нему. Из-за внешности, из-за ориентации, из-за характера. Идиотизм. Почему Стэнли не удосужился возможности пойти в университет с ним из-за того, что он кому-то не понравился? Учителям не нравится то, что он красится, поэтому они занижают оценки в его почти идеальных работах. Хотя пишут они почти всегда с Ксено вместе. Вообще, списывают друг у друга на разных предметов, но это совсем неважно. — Ксено, рейтинг должен превышать девяносто пять процентов. — Вздыхая, отвечает мужчина. — Стэн Шнайдер… Немного не дотянул. — Я никуда не пойду без него. — Твёрдо отрезает он. — Ксено, ты ведёшь себя, как ребёнок. — Подбирайте выражения, сэр. Я вполне могу перевестись в другую школу на оставшиеся два года, и посмотрим, кому достанутся средства с моих грантов и олимпиад. — Ты теряешь изумительную возможность поступить в один из самых престижных университетов Техасса из-за… подростковой любви. Ксено, ты же умный парень. Неужели не понимаешь, что чувства — временны, а образование — на всю жизнь? — Вы ошибаетесь. — Ксено задирает подбородок, взгляд многозначительно меняется и взирает будто бы сверху вниз. Он вынес вердикт. Он — на троне. Он контролирует эту ситуацию. А слова бесполезных безмозглых людей ничего для него не стоят. Не надо злиться на убогих. Он нужен этой школе, поэтому его слово — последнее. И этими двумя словами он размазал самоуверенность директора по лицу Билла Клинтона. — Я учёный. И я умею прогматировать. Если вы так смело можете утверждать о моих чувствах, то вынужден расстроить, мои чувства — вечны. Как и образование. Мы со Стэнли пойдем дальше, мы построим ракету, мы покорим глубины космоса и откроем новые законы, открытия будут названы нашими именами и фамилиями, будет идти время, и новые звёзды будут названы в честь известных Корпораций, миллиардеры будут летать в космический туризм, а вы, — он медленно, плавно, совсем как змея, шепча заговорчески, прогибается вперёд и кладёт руку на стол, поднимаясь на ноги. И смотрит сверху вниз на ничтожный светоч системы среднего образования. — Так и останетесь гнить в этой школе. До свидания. Дверью Ксено не хлопает. Нет. Он эксцентричный, но самоконтроля ему достаточно. Стэнли встречает своего разъярённого как ночная фурия парня, вылетевшего из кабинета, и направляющегося вдоль по коридору, даже не удосужившись его подождать. Беспокойно оглядываясь сначала на закрытую дверь, а потом на спину удаляющегося Ксено, Стэн встаёт и идёт за ним следом, догоняя. — Что случилось? — Его голос глубокий, серьёзный, и немного обеспокоенный, когда он ровняется с Ксено и аккуратно приподнимает руку, чтобы положить её Ксено на талию. — Ксе. — Он… Он сказал такую чушь. Полную чушь. — Что он сказал? Вопросы Стэнли всегда были конкретным. Бывает такое, что ваши друзья задают уточняющие и вообще нелогичные вопросы, даже глупые, повторяя сказанное вами, и это подбешивает в такие моменты, но Стэнли — нет. Он действовал как военный по протоколу, ни шагу влево, ни шагу вправо, иначе расстрел безжалостными глазами Уингфилда-Хьюстона. — Блять, он… — Ксено постепенно замедляет шаг, не осознавая, что это рука Стэнли на талии тормозит его. Он очень редко ругался. — Он сказал, что Хьюстонский университет предложил мне досрочно окончить школу и поступить к ним прямо сейчас. И то ли они действительно родственные души, то ли непризнанные родственники, но у Стэнли реакция совсем чуть менее выраженная, но абсолютно такая же, как у Ксено пятнадцатью минутами раннее. Они останавливаются в пустынном коридоре, поскольку уже начался урок, и смотрят друг другу в глаза. В прекрасных голубых глазах Стэнли — вопрос. В ужасных чёрный глазах Ксено — ответ. " — Согласился?» " — Нет конечно. Я же сказал, чушь.» " — Я знал, что ты так скажешь.» Они ведь уже спланировали своё будущее. Стэнли опускает ладонь и берёт Ксено за руку снизу, направив туда же взгляд. Блондин опускает голову следом, смотря на замочек из их рук. Два семнадцатилетних мальчишки, решивших пойти против всего мира вместе. Решили негласно, к слову. Десять лет назад, смотря на звёзды. — Я никуда без тебя не поеду. — Да-да. У меня что-то вроде центра притяжения в теле, к которому ты всегда цепляешься своим электро-магнитным полем. — Усмехается Стэнли, пытаясь разбавить ситуацию. — Ах, какое элегантное сравнение... — Но Виттенбергский университет не так уж плох. Я посмотрел, какие там кафедры. Физика и химия в наличии. — Спасибо большое. — Ксено на мягком выдохе прикрывает глаза, совершенно забыв проверить, есть ли вообще в университете Спрингфилда интересующие его направления. Почему-то ему казалось, что во всех университетах по умолчанию изучают физику на углубленном уровне. Но впереди ещё стажировка в NASA летом, рано думать о поступлении и переезде. У него абсолютно не было на это времени. В какой-то момент ему начало казаться, что школа приносит больше вреда, чем пользы, но можно было потерпеть ради двух лабораторий по физике и химии и лучших реактивов, которые он сам бы не купил (легально). — Совершенно вылетело из головы. — У тебя что-то вылетает из головы? — Неверяще переспрашивает Стэн. — Боже, да. — Ксено устало вздыхает и прикрывает глаза, качая головой и прикладывая ладонь ко лбу, словно хранение всех известных ему знаний доставляло реальный физический дискомфорт. — Думаю, мне надо начать вести блокнот для заметок или ежедневник. — Хорошая мысль. Ты слишком много всего пытаешься успеть и запомнить. Тебе нужно полагаться на бумажные носители. — От последних слов Стэнли Ксено аж скрючило. То, где он не любил хранить данные больше всего. Он всегда рассчитывал на свою память, и до этого момента она его не подводила… и вообще, у него просто пока не было времени проверить факультеты! — Стэнли… — Не закатывай глаза. — Серьёзнее проговаривает он, на что Ксено невольно морщится и перестаёт кривляться. — С твоей загруженностью… Однажды у тебя из головы вылетит какое-нибудь важное событие, и ты не будешь винить никого, кроме себя. Просто записывай важные даты. Вроде контрольных или проверки тетрадей, ты их вечно забываешь. — Не забываю, а забиваю. Это разные вещи, Стэнли. Чтобы спина болела не так сильно от ношения моего о-о-очень тяжёлого рюкзака, я кладу меньше тетрадей. Я, что ли, виноват, что именно в этот день учителя решают их собирать? — Конечно-конечно, ты — Дартань’ян, все — пидорасы. — Я бы назвал тебя поласковее, мой дорогой. Стэнли не знает, как Ксено на своём лице умудряется совмещать обворожительность и хитрость. Он на это лишь цокает и слегка закатывает глаза, разворачиваясь, и тянет за собой на урок, куда они уже опоздали на десять минут.