***
Когда оба после перекура… Ну, точнее было бы сказать, конечно, то, что: Блэйд, в конечном счёте, докурил эту несчастную сигарету, а потом, ничего не говоря, развернулся и пошёл в офис с кислой миной, оставляя «безмозглую ящерицу» плестись позади. Сейчас же он думает о том, что это несправедливо: вот так подбрасывать ему этот вновь распахнувшийся гештальт, и без того еле закрывшийся. Если он вообще был когда-то закрыт. В любом случае, его собственная жизнь просто не может идти против него. А, блять, нет, комедия: оказывается, что ещё как может. Ему мерзко до скрипа в зубах сейчас, ему мерзко просто проходить среди секретарей и секретарш, да других работников этого: «Ебучего», — как сам скажет, офиса, знакомя его с ними; ему противно выжимать из себя дружелюбные приветствия, ему противно рассказывать о заведённых здесь порядках, получая в ответ лишь эту вызубренную тройку фраз, состоящую из: «Ясно-понятно-понял». Блэйду просто невыносимо гадко от этого, гадко из-за этого равнодушия, которого в своё время насытился по горло. Он как маленький ребёнок, жаждущий внимания родителей, или подросток, творящий откровенную поебень, чтобы те же мама и папа на него взглянули. Он, кажется, забыл, что такое, когда от тебя бегут, ни во что не ставя. Хотя, он ощутил это на своей шкуре в полной мере, уже прекрасно понимая, что если гора не идёт к Магомету, то эта гора идёт нахуй. — Объективно, — начинает Блэйд, — тут всё хорошо. Коллектив неплохой, есть идиоты, которые могут не справляться со своими обязанностями и создавать проблемы, но людей, которые помогут, объяснят, что да как, больше. — Он говорил монотонным, скучающим голосом с хрипотцой; кого-то оттенка удовлетворения не было, однако и раздражительного акцента на «идиотах» не сделал; всё равнодушно. — Ясно… — отвечает Дань Хэн, — ясно. Блэйд ничего не говорит; вот так: молчок, равнодушное каменное выражение лица, и что-то, что является лёгкой уязвимостью в его душе. Они проходят дальше в полной тишине, что один голову не наклоняет, что второй не поднимает, вот только Дань Хэн улавливает едва слышимое тяжёлое дыхание, замечает мелкую нервозность, когда Блэйд руки в карманы то прячет, то достаёт, потирая запястья, как знает — сильно. И ведь осознаёт здесь прекрасно одну простую истину — так он, Блэйд, ведёт себя тогда, когда пытается скрыть свои чувства. И это так раздражает. До ужаса сильно, до неистового желания въебать с размаху кулаком по этой безразличной морде. Всё правильно: морде — да настолько сильно, да с такой тяжестью в ударе, чтобы кровью захлебнулся. В принципе, что один, что другой, понимают до боли ясно: если бы не официальная обстановка, если бы по иронии судьбы они пересеклись как-нибудь иначе, то в секунду сгрызли бы друг другу глотки, выпотрошили внутренности и обглодали все кости. И вот, Дань Хэн замечает, что отстал, зациклившись на своём отвращении, только тогда… Только тогда, когда столкнулся с чужим плечом. А, ой. —… — Прости. Блэйд старается никак не реагировать. Он лишь закатывает глаза, а потом тяжело вздыхает и фыркает, да настолько скверно, что его можно сравнить с озлобленной собакой, которая вот-вот — смотри! — да накинется на тебя. И вот он протягивает руку, чтобы открыть дверь в свой кабинет. Заходя, он снимает стильное чёрное пальто, вешая то на гардероб, который находится рядом. Стоя некоторое время в ожидании, Блэйд поворачивает голову к нему, Дань Хэну, стоявшему на пороге эти долгие, кажется, мучительные секунды: — Вообще-то, твой кабинет дальше, чем ты слушал? — он оскаливается хищно, страшно, настолько, что по спине пробегают мурашки; это не просто холодные слова, это слова по-настоящему жуткие. Блэйд делает шаг к нему и ещё один, и ещё шаг, наклоняется вниз, смотря яркими, от пылающей ярости, глазами, в которых читается смесь из разочарования и обиды. Когда же он собирается сделать нарочно ещё один шаг, Дань Хэн отходит назад так, что они стоят напротив друг друга на расстоянии вытянутой руки. И тут взгляд второго, цепляется за что-то красное, блестящее: серёжка-ленточка. Однако, к сожалению, Дань Хэну рассмотреть не получается — он рефлекторно смотрит на Блэйда, который говорит: — Следующая дверь слева, — произнося, он как будто выжигает эти слова на коже чужого, и кидает такой суровый взгляд в левую сторону, словно имея в виду: «Пиздуй, пиздуй нахуй отсюда, ёбаная ящерица». И после этого Блэйд захлопывает дверь, оставаясь — наконец-то — в полной тишине; нет, до этого тишины не было в компании Дань Хэна. Был один гудящий, скрипящий, вопящий шум, такой же неприятный и гадкий, как трение пенопласта по стеклу. Или предсмертные стоны. Он проводит рукой по столу, смотрит на свои аккуратно сложенные вещи, пытаясь зацепиться за что-нибудь, чтобы слегка отвлечься от этого безумия. Кажется: мелочь, ничего такого же не произошло… а вот и нет. Не «не произошло», а ещё как «произошло». Вот только этого не получается; за дверью он слышит какие-то голоса, но те мимо ушей пропускает, то ясно — просто шум, шум, похожий на тот, что бывает от помех в телевизоре; просто шум, глитч, до которого ему нет никакого дела. То ясно: мысли и демоны в голове куда громче. Блэйд, в конечном счёте, валится в кресло, оказываясь полностью вымотанным; он ставит локти на колени и хватается за голову, оттягивая волосы до боли, да такой сильной, что вот-вот, ещё чуть-чуть и, кажется, вырвет все… А ещё он понимает кое-что такое, до ужаса примитивное: бежать больше некуда.***
После того как Дань Хэна выставили за дверь, он встал с немым вопросом, мол, а что это вообще сейчас было. Он тяжело вздыхает и что-то начинает прокручивать у себя в голове, смотря в белую стену, а о чём сам думает, не понимает: он словно подвисает в пространстве, взгляд тупит, а щемящая пустота, которой чересчур много в его сознании лишь, давит, давит и давит. Вообще, Дань Хэн и не помнит, когда в последний раз что-то чувствовал в эмоциональном плане; вот так, всё вполне примитивно: в его сознании осталось только то, что он делал изо дня в день, в его памяти имеется лишь эта рутина, которая стекает с него словно серая слизь, но в которой Дань Хэн в конечном счёте и увязывается с головой. Тут ясно: этот человек не обращает внимания на какие-то счастливые моменты жизни, попусту игнорирует их, желая найти «жизнь» в скучающих буднях, в которых ему комфортно. Вот только, его словно к жизни вернули этой встречей спустя много лет. На самом деле, это пугает. Пугает то, что на этот раз может быть больнее. Пугает то, что это в принципе может быть. Это. И вот, его, как по щелчку пальцев, вытаскивают из некоего ступора, и Дань Хэн тяжело вздыхает, почёсывая затылок. Он морщится, а потом оборачивается и встречает девушку, смотревшую на него с приподнятой бровью. — Ты Дань Хэн, да? — говорит она звонким голосом, словно пытаясь в нём узнать того, кого должна; в ответ девушка получает кроткий кивок. Она довольно милая на вид. Её волосы, цвета жвачки бабл-гам, безусловно, сильно выделяются на фоне других, естественных, окрашиваний у сотрудников, которых он заметил, пока ему один потрясающий (нет) «гид» проводил «экскурсию». В любом случае её волосы заставляют его провести параллель с сахарной ватой. А ещё стиль. Он кажется ему больше винтажным, нежели классическим; на нежно-розовой рубашке треугольный воротник с бантиком, на юбке кружевные рюши, и также бантики. Ему почему-то припомнились авторские куклы в платьях ручной работы при взгляде на неё… Девушка протянула Дань Хэну руку в качестве приветствия: — Март. — Приятно познакомиться, — кивнул он, пожав её руку. Дальше повисло неловкое молчание. Дань Хэн неловко отворачивается, медленно начиная идти туда, куда его послал «тот-самый-долбоёб». Март же идёт за ним. — Так, а зачем я тебе нужен? — прямо спрашивает он. Впрочем, Дань Хэн не всегда был прямолинейным. Таков он сейчас лишь потому, что, кажется, прекрасно усвоил кое-какой урок из прошлого. Может быть. — Надо было тебе сразу тебе сказать, ха-ха… — тихонько посмеивается она, улыбаясь нежно, — мне надо тебе передать пару бумаг от Химеко. — Понятно. Он открывает дверь уже в свой кабинет: ничего интересного, он пуст. Белые стены, точно как в больнице, создавали немного давящую атмосферу, а пустое пространство только усиливало этот эффект; хотя, тут есть кресло, стол, полки и несколько стульев. Но тут пусто. Впрочем, в качестве некоего декоративного элемента тут выступает один цветочный горшок с цветущим «декабристом» — единственное цветное пятнышко. — Вот, держи, — Март любезно протягивает ему жёлтую папку с документами. — Спасибо… — спокойно, словно между делом, благодарит Дань Хэн. И снова в пустом кабинете повисает молчание. Дань Хэн стоит, рассматривая папку документов, открывать пока что не собирается. Март также стоит в дверях и тупит взгляд в пол, а потом вздыхает. — Тебе, кстати, тут понравилось? Ну, на первый взгляд, — она спрашивает тихо, точно осторожничает, присаживаясь на один из стульев, где рядом стоит цветок. Лишний раз, кажется, старается не задеть как-то. В принципе, по ней можно понять: человек такой, который боится слишком тихих, чрезмерно закрытых людей, ибо сама — полная противоположность. — Вполне… Мне толком не объяснили тут ни о чём. А может, я плохо слушал, — он пожимает плечами, доставая ноутбук из сумки; голос тихий, немного хриплый. Его взгляд фокусируется на одной точке в пространстве; взгляд пустоту давящую сжигает, пока он копается в изнанке своего подсознания, пытаясь кое-что вспомнить, достать из калейдоскопа воспоминаний. А там, к сожалению, только разбитые цветные стёклышки. — М, Химеко хотела меня попросить о том, чтобы ввести тебя в курс того, как дела тут обстоят, — Март неловко улыбается, заправив прядку коротких розовых волос за ухо, пытаясь его как-нибудь разговорить, — вот только, ей этот… как там его… Бл… Э-э-э… — Блэйд, — шепчет он. — Да. Этот. Вечно его имя забываю! Слишком тихий и мутный. — Тихий? — То есть, «мутный» тебя не смутило? — Просто уточнил. Дань Хэн поджимает губы, а потом сложенные документы со стола кладёт на крышку ноутбука. А потом снова перекладывает. И снова кладёт. Тем временем Март говорит о том, что Химеко то, Химеко сё, правое и левое, пятое и десятое, а там по списку и так далее, и, в конечном счёте, как начальнице подворачивается под руку этот Блэйд, а Март остаётся не у дел. — А… вроде ясно. — Ну, в отличие от этого мутного, я, по крайней мере, рассказала бы тебе, немного понятнее, — Март самодовольно улыбается, а Дань Хэн усмехается незаметно. А, если честно, он пропустил большую часть её рассказа мимо ушей. Она классная, он так думает и видит, но, кажется, выжимает слишком много сил из него своим общением. Наверное, слишком активным и пассивным людям не по пути. Однако, он снова абстрагируется от этого на чисто интуитивном уровне. Ему вновь кажется, что он падает в какую-то пучину мёртвого моря. Его что-то гложет, его что-то очень сильно гложет в глубине души. Дань Хэн поворачивается к Март, поднимая неловкий взгляд. — Можно у тебя кое-что спросить? — М? — девушка смотрит на него исподлобья, хлопая, кажется, кукольными голубыми глазами, а после кивает, — Да, конечно, давай! — Я бы хотел спросить о том, как Си… Блэйд. Как он вообще? — Дань Хэн бормочет, бормочет так, что его практически не слышно, — Ой, точнее… какой он человек? Ты знаешь что-то? — он спрашивает, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Он чувствует себя идиотом.