Argenti Vulpi

      Чувство спешки наполнило его до глубины души по какой-то причине, которую Гарри не мог определить. Перед ним была массивная дверь. Он был практически нос к носу с ней. Достаточно близко, чтобы протянуть руку и коснуться её. Дверь вела к винтовой лестнице, спускавшейся с Астрономической башни. Винтовой лестнице, по которой ему нужно было спуститься. Нужно было спуститься и найти помощь. Найти помощь для... для... для чего-то! Для чего-то срочного. Неважно, что он не мог вспомнить, почему или для кого.       Снейп. Найти Снейпа. Он ненавидел этого человека, но ему нужны были зелья. Гарри быстро протянул руку, серебристая ткань плаща-невидимки струилась, как вода, по коже его руки, и обхватил тонкими пальцами холодную металлическую ручку двери.       Голоса. Громкие и резкие, сопровождаемые тяжёлыми шагами по лестнице снаружи. Приближались люди. Опасные люди.       Стоп... откуда он знал, что они опасны? Почему он вообще оказался на вершине Астрономической башни?       Не успел он обдумать ни один из этих вопросов, не говоря уже об ответе, как тело его стало жёстким, как доска, и он привалился спиной к ближайшей стене как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и на порог выскочил Драко Малфой, а за ним — его сумасшедшая тётя, Фенрир Грейбек, и другие Пожиратели смерти, которые были там в ту ночь.       Той ночью. Проклятье! Почему он снова переживает ту ночь именно тогда, когда ему кажется, что его обычная чума кошмаров если и не исчезла, то, по крайней мере, перешла в нечто более... разнообразное. В памяти разом пронеслись все подробности событий битвы у Башни, поражённой молнией. Возвращение из пещеры и попадание в Хогсмид. Полёт в замок на метле Розмерты в надежде сорвать готовящееся нападение. Появление Драко. Дамблдор жертвует возможностью защититься, чтобы не дать Гарри вмешаться, наложив на него проклятие полного связывания тела. А потом он сказал "Малфой".       Это были не те слова. Это был не голос Дамблдора. Это был не выдержанный дедушкин тон, который он привык слышать от пожилого волшебника, а знакомый тёмный баритон, обычное лёгкое мурлыканье которого сменилось дрожью, вызванной ужасным зельем из той ужасной пещеры.       "Нет".       На вершине башни с ним был не директор. Он знал, не глядя, кто это был. Он узнал бы его где угодно по одному только голосу. Не хотел смотреть. Не хотел видеть. Но взгляд всё равно притягивался к его спутнику.       Том выглядел неестественно бледным под действием Напитка Отчаяния и зеленоватого свечения Тёмной Метки, висевшей в небе над головой. Слегка согнувшись в талии и опираясь на стены башни. Беспомощный. Слабый. Один, против Пожирателей смерти, с застывшим Гарри. Он слегка повернул голову — движение было сделано осторожно, чтобы нападавшие не уловили его и не поняли, что он здесь, — и встретил его взгляд. Широкие, испуганные изумрудные глаза встретились с покорными и извиняющимися голубыми. Взгляд передавал чёткое, душераздирающее послание.       "Я люблю тебя".       "Нет! Нет, пожалуйста, нет! Нет! Я уже достаточно потерял! Только не его! Только не его!"       Гарри отчаянно хотел как-то освободиться. Выхватить свою палочку. Напасть на Пожирателей смерти. Бежать к Тому. Защитить его. Но заклинание было слишком сильным. Или он был слишком слаб. Он оказался в ловушке.       Он был вынужден наблюдать, как другой человек поглощается вспышкой изумрудного света и исчезает за край ограды. — Нет!!! — Гарри резко поднялся на кровати с криком, который был достаточно громким, чтобы потревожить сон всех жителей Лондона — и магглов, и волшебников, и бросился вслепую на противоположную сторону кровати. Перевернувшись на спину — если бы брюнет всё ещё был рядом, он бы оказался на нём — и свернувшись вокруг подушки, на которой он спал, не давая своему разуму возможности осознать тот факт, что Тома рядом нет. Вдыхая отчаянными глотками чужой запах, оставшийся на пропахшей нафталином и затхлостью подушке, он зарылся поглубже в медленно остывающие простыни, на которых лежал брюнет, когда Гарри заснул.       Живой. Живой. Живой. Он был жив. Том был в порядке. Это был всего лишь сон. Всего лишь кошмар. Просто кошмар.       Пока что.       Нет! Нет, прекрати! Не смейте думать об этом! Мысль была злой и язвительной. Пальцы крепко вцепились в старую ткань. Том выживет. Ты выживешь. Вы оба выживете!       Гарри и сам не до конца верил в это, он обманывал себя и прекрасно осознавал этот факт, но повторять его в голове снова и снова было полезно. В сочетании с угасающим теплом и слабым запахом Тома это успокаивало его.       Ворон снова погрузился в тяжёлую полудрёму на несколько часов. Проснулся, когда солнце окрасило небо за пыльными окнами двенадцатого номера в бледно-серый цвет. К счастью, кошмары больше не снились.       Том всё ещё не вернулся. Почти оцепенело подумал Гарри, приподнимаясь в сидячем положении и прогоняя сон из ещё не остывших глаз. Интересно, куда это он запропастился? И Рон с Гермионой. Они уже проснулись?       Он решил, что вполне может встать и отправиться осмотреться: дом номер двенадцать не был особо большим — хотя, по его мнению, в нём было достаточно легко заблудиться, — и в конце концов он обязательно наткнётся на кого-нибудь из них. Воронёнок поднялся с кровати, надел очки, сделал полусерьёзную и, конечно, тщетную попытку привести в порядок волосы и вышел из спальни. Отправился в коридоры. В поисках Тома. Нагини. Гермионы или Рона.       Первый этаж был пуст, и Гарри пошёл на второй. Поднимаясь по лестнице в бледном свете своей палочки. Остановившись в нескольких шагах от вершины лестницы, Гарри заглянул в открытую дверь комнаты, в которой он останавливался в прошлый раз, когда они были в этом доме. Тогда она была относительно опрятной — по крайней мере, настолько, насколько вообще может быть опрятной комната, в которой два мальчика-подростка прожили хоть какое-то время, — но теперь шкаф стоял распахнутым, а постельное бельё было содрано с такой силой, которая едва ли не напоминала насилие.       Он действительно начинал верить, что опрокинутая подставка для зонтов в виде ноги тролля не была результатом того, что орденовцы покидали дом. Но если не члены Ордена Феникса, то кто?       Был ли Снейп здесь до них? Прошёл ли он через защиту, а затем ушёл, найдя то, что искал, или не найдя? Или это был вор Наземникуса, который не раз совершал набеги на дом как до, так и после смерти крёстного отца? Он решил, что сейчас об этом лучше не думать. По крайней мере, до поры до времени это было неважно.       Почти по собственной воле его глаза нашли портрет прапрадеда Сириуса: ничего, кроме грязно-коричневого портрета в позолоченной раме. Обитатель портрета, несомненно, ночевал в кабинете директора Хогвартса. Тем лучше. Если бы он его увидел, чёртов Гит, несомненно, доложил бы об этом Снейпу.       Он вышел из спальни и закрыл дверь, после чего продолжил путь на верхний этаж. Здесь не было ничего, кроме двух дверей: тяжёлых, деревянных, выкрашенных в тёмный цвет, как и все остальные в старом доме, и украшенных табличками из потускневшего серебра.       Ближайшая из них обозначала владельца соседней комнаты как Сириуса. Он наткнулся на спальню своего крёстного отца. Даже не задумываясь о том, что он может вторгнуться в личную жизнь умершего, он распахнул дверь и бросился внутрь, держа палочку высоко над головой, чтобы пролить как можно больше света на комнату.       Большая кровать с изогнутым изголовьем. Высокое окно, закрытое пыльными шторами из тяжёлого бархата. Потускневшая люстра, застывший воск от оплавленных огарков свечей, всё ещё остававшихся в своих держателях. Это была просторная комната, вероятно, когда-то красивая, но с тех пор пришедшая в упадок вместе с остальным домом; от одного из держателей люстры до верха деревянного шкафа тянулась длинная нить сплетённой паутины, и, когда он вошёл, от него разбежались потревоженные мыши.       Серо-серебристые шёлковые стены были почти не видны под плакатами, которыми они были обклеены, несомненно, удерживаемые на месте постоянными прилипающими чарами, иначе родители Сириуса наверняка бы их сняли. Несколько выцветших гриффиндорских знамен висели среди фотографий маггловских мотоциклов и больших плакатов с изображением маггловских девушек в бикини. Единственная волшебная фотография в комнате была запечатлена на ней: четверо студентов стояли, взявшись за руки, и смеялись в камеру.       Подойдя ближе и ощутив смешанное чувство счастья и грусти, Гарри понял, что на фотографии изображены Мародёры. Его отец с такими же неухоженными чёрными волосами, торчащими назад, и круглыми очками. Сириус, красивый без всяких на то усилий, с немного надменным лицом, гораздо моложе и счастливее, чем он когда-либо видел его вживую. Ремус, уже тогда немного потрёпанный, но с морщинами, вызванными стрессом, и преждевременной сединой в волосах, которая ещё долго не появлялась.       Петтигрю.       Гарри с мучительным ворчанием резко повернулся на пятках, не желая больше смотреть на фотографию. На своего отца и двух его настоящих друзей, стоящих рука об руку с человеком, который был в равной степени ответственен за разрушение их жизней, как и Волдеморт. Как они могли доверять ему? Как они могли не видеть правды? Разве это не было достаточно очевидно, когда его анимагическая форма — крыса.       В полном отчаянии Гарри бросил взгляд на пол: солнечный свет усилился с тех пор, как он покинул комнату, где они с Томом спали, и теперь было видно, что деревянная обшивка комнаты усеяна искорёженными книгами, бумагами и мелкими предметами. Спальня Сириуса тоже подверглась обыску, хотя, судя по всему, кто бы это ни делал, его содержимое было признано бесполезным.       Он наклонился и стал подбирать разбросанные бумаги и книжные страницы. Он переворачивал их в руках. Рассматривал их. Несколько из них были частью старого экземпляра "Истории магии", ещё несколько — из инструкции по уходу за мотоциклом. Третья была явно написана от руки и скомкана в клубок; он развернул её и разгладил, но получил сильный толчок.       Это было письмо. Письмо Сириусу от его матери. В письме она благодарила его за игрушечную метлу, которую он подарил Гарри на первый день рождения. О том, что, как ни странно, у Дамблдора до сих пор хранится отцовская мантия-невидимка. О том, что Хвост, ублюдок, выглядел "подавленным" во время своего визита, вероятно, потому что знал, что видит родителей живыми в последний раз. О том, что Батильда Бэгшот часто навещала его. Заботилась о нём. Рассказывала истории о Дамблдоре, которые, судя по всему, были "невероятными".       Она выводила буквы "г" так же, как и он; такой несущественный факт, но более чем достаточный, чтобы согреть его сердце. Но он не мог полностью сосредоточиться на приятном чувстве, которое оно вызывало, потому что письмо было неполным. Что же такого было в Дамблдоре, что его мать нашла таким "невероятным"? Было ли это что-то, о чём Гарри уже знал? Было ли это что-то, чего он не знал? Желание узнать это было похоже на яростный зуд в глубине его сознания.       Остальная часть письма должна была быть где-то рядом.       Он с головой погрузился в разбросанные бумаги. В отчаянном поиске он пробирался через весь этот беспорядок, обращаясь с тем, что попадало ему в руки, с той же беспечностью, что и человек, ответственный за создание беспорядка. Швырял документы горстями. Проверял ящики. Залезал под кровать. Разгребал шкаф.       Ничего.       Только когда он в изнеможении рухнул на пол, лёжа лицом вперед на земле, он увидел то, чего не заметил раньше в спешке. Что-то маленькое, рваное и сделанное из бумаги. Гарри протянул руку и перевернул его.       Это была не оставшаяся часть письма, которое его мать написала крёстному отцу, а нижняя половина фотографии, которую она обещала прислать вместе с письмом. На ней Гарри был изображён ребёнком, мчащимся на маленькой игрушечной метле, за которой гонялась пара ног — ноги его отца, — следя за тем, чтобы он не поранил себя, кошку, которую они завели, и не разбил что-нибудь ещё в доме, как он сделал это с уродливой вазой, которую Петуния прислала им на Рождество.       Это было совсем не то, что он хотел найти, но всё же это было бесценное сокровище. Гарри вложил разорванную фотографию между сгибами старого письма и сунул её в карман, после чего продолжил поиски. Прошла ещё четверть часа, и Гарри пришлось смириться с тем, что всё, что осталось от письма, которое, вполне возможно, было последним в жизни его матери, исчезло.       Не успел он подумать о том, что никогда не узнает полного содержания последнего письма к крёстному отцу, как знакомые руки обхватили его за талию и прижали к тёплой и твердой груди. — Что ты здесь делаешь, Драгоценный? — тихо спросил Том, зарывшись лицом в его чёрные волосы. — Я думал, что ты ещё спишь, ведь сейчас только пять утра, поэтому, когда я вернулся в нашу комнату и обнаружил, что тебя нет, я встревожился. Что тебя разбудило? — Плохой сон, —  Гарри повернулся в объятиях другого и зарылся лицом в его рубашку; никто из них не хотел пытаться достать что-либо из заколдованной сумки Гермионы, пока она ещё спала, боясь нарушить ту организацию, которую она в ней заложила, поэтому оба остались в той же сильно помятой одежде, что и накануне вечером. — После этого я никак не мог заснуть и пошёл искать тебя. — Кошмар? Или очередное видение о деятельности моих «коллег»? — Кошмар. — Не хочешь поговорить об этом? —  мягкость голубых глаз собеседника до тошноты напомнила ему содержание сна. Сердце заколотилось в груди. — Нет, — Гарри сказал ему, возможно, слишком быстро. Том приподнял бровь и слегка сжал его, но не стал комментировать этот вопрос. Ворон свободно запутал пальцы в ткани, а брюнет большими пальцами втирал нежные круги в кожу над его бедрами. — Где ты был? Когда я проснулся, тебя уже не было. — Я не мог уснуть, — признался Том с лёгким вздохом. — Большую часть ночи я просто лежал рядом с тобой и смотрел, как ты спишь, но через некоторое время мне стало неспокойно, и я пошёл возиться с пианино в гостиной; в итоге я потерял счет времени, пока чинил его, я полагаю, — осторожно освободив одну из рук Гарри от рубашки, он нежно заключил её в одну из своих, гораздо более крупных. — Давай, любимый. Я сыграю тебе что-нибудь. Это может помочь тебе успокоиться.       Гарри кивнул, не сопротивляясь, когда Том вытащил его из спальни Сириуса в коридор. Но когда они двинулись к лестнице, он увидел табличку, висевшую на другой двери, и остановился.

      НЕ ВХОДИТЬ       БЕЗ СПЕЦИАЛЬНОГО РАЗРЕШЕНИЯ       ОТ       РЕГУЛУСА АРКТУРУСА БЛЭКА

— Гарри? — спросил тёмный брюнет, смущённый его внезапной остановкой. — Драгоценный, что случилось? — Регулус Арктурус Блэк. — Регулус…? — повторил Том, переводя взгляд с таблички на двери на Гарри и обратно, после чего его глаза расширились от понимания. — Р.А.Б.!