Охотники

      Небо Лофу Сяньчжоу переливается волнами защитного щита и мерцает звёздами. Цзинь Юань задумчиво смотрит на него, на ялики, пролетающие мимо, слушает шум толпы и ловит случайные разговоры, кивает и радушно улыбается на приветствия. Он останавливается здесь по пути к Дань Хэну. Ему нужно время подумать — ему отчаянно не хватает его сейчас.       Цзин Юань вспоминает день, о котором напомнил ему Блэйд — день, когда он пришёл к Дань Фэну и застал их друг с другом. Он знал, что к этому идёт. Он помнил, как смотрел на него самого Дань Фэн, когда они ещё не были вместе, помнил, как впервые прикоснулся к нему, как впервые лёг с ним в постель. Он всегда был верен ему — и никогда не был уверен в его верности, но принимал это спокойно, как данность. Его не заботило это, он знал, что Дань Фэн любит его, а его собственной любви хватило бы на двоих. И он видел, как на Дань Фэна смотрел Инсин. Он узнавал в этом взгляде собственный. И узнавал, как Дань Фэн смотрел в ответ. Впрочем, сейчас все эти воспоминания представали перед ним в чересчур драматичной окраске. Он встряхнул головой и улыбнулся. Это всё Блэйд. Он из всего делает драму. На самом деле всё было проще. Они были счастливы, веселы и безумны. Их связь с Дань Фэном началась легко и легко продолжалась, полная любви. У Цзин Юаня было всё, о чем он мечтал. Когда они только познакомились с Инсином, то сразу сдружились, и он нравился Цзин Юаню. Жадный до знаний, непревзойдённый в своём деле, иногда горячный и торопливый, как все короткоживущие, но достаточно рассудительный. И, что особенно нравилось Цзин Юаню — у него было открытое сердце. Он быстро заметил, как они с Дань Фэном смотрят друг на друга, и, может быть, сначала это задело его. Но он хорошо знал Дань Фэна, а Инсин стал ему другом — и, подумав, он отбросил ревность. Такого, как Дань Фэн, нельзя было удержать, и Цзин Юань любил эту свободу в нём. Он мог сделать из этого трагедию своей жизни, а мог просто принять, как ещё одну радость. В конце концов — Инсин был привлекательным, и все они были полны жизни и жажды страстей. Цзин Юань всматривался в Инсина, видел его глазами Дань Фэна, и его самого начинало тянуть к нему. Иногда он представлял их втроём, и это сулило весёлую ночь. Он ни о чём не спрашивал ни одного, ни другого, просто наблюдал. И однажды пришёл к Дань Фэну и увидел их вместе в постели. Инсин смутился. Дань Фэн улыбнулся. Он протянул руку и сказал:       — Я хотел рассказать тебе сегодня, но ты был занят. Хорошо, что ты пришёл. Иди к нам.       Это было так просто и беззаботно, словно Дань Фэн доверял ему так сильно и их отношения были так крепки, что даже не стоило заботиться заранее говорить о таком — и то, что могло бы обидеть Цзин Юаня своим бесстыдством и равнодушием, наоборот, польстило ему. О, Дань Фэн, как хорошо ты нас знал, как искусно ты выстраивал то, что Блэйд называет твоими сетями.       И тогда Цзинь Юань тоже улыбнулся и обратился к Инсину:       — Что, ты тоже не устоял перед ним?       На лице Инсина мелькнуло замешательство, словно он не догадывался об их связи. Цзин Юань подошёл, сбрасывая на ходу одежду, наклонился к Дань Фэну и поцеловал его в губы, а Дань Фэн приподнялся и обнял его за шею, одной рукой — другой он обнимал Инсина.       Инсин всё ещё был растерян, хоть и пытался не подать виду. Неужели он и правда не знал о них? Цзин Юаня это поразило. Они не демонстрировали миру свою связь, но неужели Инсин не видел того, что есть между ними, так же, как Цзин Юань видел их влюблённость? Но ему шла эта растерянность, а Цзин Юань был молод и полон страсти, поэтому он потянулся к нему и весело спросил:       — Надеюсь, ты не против?       Инсин криво улыбнулся, и тогда Цзин Юань поцеловал его. И это было… так, будто он давно этого хотел.       Цзин Юань понимал, как Дань Фэн делает это — он был центром их любви, и сам был щедр на любовь и на ласки, они оба принадлежали ему и в этом были равны. Между ними не было соперничества, как ни пытается сейчас представлять себе Блэйд. Бедный Инсин… Цзин Юань больше не ненавидел и не презирал его. Он не был склонен к ненависти и всегда предпочитал ей холодный рассудок, который позволял видеть истинное лицо жизни. Охваченный эмоциями, он винил Инсина в падении Дань Фэна, но рассудок упрямо напоминал ему, что это не совсем верно. Блэйд в итоге потерял всё, как и он сам. Он помнил Дань Фэна обрывочно, смутно, и его сердце разрывалось между любовью и ненавистью. И, выбирая из них двоих, он выбирал взращивать ненависть. В прошлой жизни со временем Цзин Юань полюбил его, и он отвечал тем же. Сейчас странно и удивительно думать об этом, но в Инсине было столько любви. Они были счастливы втроём.       Они оба были верны Дань Фэну всегда, но не знали наверняка, был ли он верен им. Даже если и нет — Цзин Юаня это не задевало, и он не думал об этом. Инсин же, возможно, не думал об этом потому, что ему было бы больно узнать. Но какое значение это имело? Между ними тремя было то, что нигде не найдёшь. Дань Фэн, если хотел, мог отдавать своё тело тому, кто мимолётно привлёк его, но возвращался он к ним — это в руках Цзин Юаня он засыпал, это с Инсином он пошёл на свои преступления… это он держал его, мёртвого, на руках и смотрел на Цзин Юаня со слезами, текущими по лицу, беззвучно шепча: “Помоги”. Между ними было то, что невозможно уничтожить, забыть, разорвать. Поэтому Блэйд здесь. Поэтому Цзин Юань идёт к дому, в котором скрывает, вопреки своему долгу, величайшего предателя Сяньчжоу. Он любит их. Какими бы искалеченными они ни были. В конце концов — всегда только он один мог защитить их. И только он один может сейчас.       Он подходит к дому, но не заходит сразу — останавливается и смотрит в окно. Дань Хэн лежит на животе, приподнявшись на локтях, и читает книгу. Он так красив. Сползший с плеча рукав открывает гладкую белую кожу — Цзин Юань помнит её запах и вкус, помнит, как она ощущается под губами. Плавный, мягкий изгиб спины, поясница, на которой чуть сборит ткань одежд, и за ней — такой же плавный и мягкий подъём ягодиц, фалды жилета обтягивают их, спадая полами на пол. Дань Хэн согнул ноги в коленях, сцепил лодыжки в воздухе и иногда поводит нагими ступнями, словно отсчитывает слова в своей книге. Он поднимает руку и откидывает волосы, упавшие на лицо — неторопливо, задумчиво зацепляя пальцами пряди, он слегка наклоняет голову, приоткрывает губы и облизывает их кончиком языка. И ведь он уверен, что никто не видит его — думает Цзин Юань. Он просто такой, всегда. А когда знает, что мы смотрим — что он может сделать с нами? Всё, что угодно. Под его взглядом мы превращаемся в его послушных слуг, под его руками — в его обезумевших от страсти любовников, мы одержимы им, мы готовы отдать ему свои души, разве я уже не сделал этого? С тех пор, как он совершил свои преступления, разве был хоть один закон, что я не нарушил ради него? Я помог спасти его, помог вернуть его, я прячу его здесь, отбросив свой долг, как сбрасываю одежду, когда он манит меня пальцем. Я вынужден был смотреть, как он страдает — а после я столько лет жил без него, и думал, что смирился, потеряв их обоих. Потеряв их всех. Я думал, что навсегда остался один. Я продолжал свою жизнь так, как был должен и как мог, и она снова стала прекрасна. Но стоило только Блэйду появиться на моём пороге, стоило мне увидеть его — и я уже знал со всей обречённостью, что будет дальше. И желал этого больше всего на свете.       Блэйд говорит правду, утверждая, что никогда не притворялся. Он мог выглядеть иначе на людях, но когда мы были втроём он не стеснялся показывать того, какую власть имеет над ним Дань Фэн, он наслаждался этой властью. Как и я. Многие осуждали Дань Фэна за близость с Инсином, и тем более — те, кто знал — за их связь. Но Дань Фэну было плевать, он считал себя выше них. Он во всём считал себя выше, и самое страшное — он был прав.       Блэйд в своём безумии не видит никого, кроме Дань Фэна. Цзин Юань видит в своём возлюбленном двоих. Дань Фэна — обворожительного, уверенного в себе, высокомерного, самовольного, полного неги и сладости, способного поставить их на колени перед собой одной улыбкой и взглядом своих гипнотических глаз. Поднимающего воды, единственного обладателя сил, не подвластных больше никому в его народе. И он видит Дань Хэна — юного, неопытного, смущённого тем, что происходит с ним, более колючего, осторожного, и всё же инстинктивно вспыхивающего блеском Дань Фэна. Он не один и ни другой — и он оба сразу. И чем дальше, тем больше они будут сливаться в одно, так происходило всегда, каждое его перерождение, каждый раз он сохранял свою блистательную красоту, свои повадки, свою власть и себя самого. Такова судьба Дань Фэна. Такова судьба Дань Хэна.       Цзин Юань открывается от окна и заходит в дом. Дань Хэн поворачивает к нему голову и улыбается, не показывая зубов, мягко и соблазнительно, как улыбался Дань Фэн.       — Скучал? — спрашивает Цзин Юань.