Охотники

             Кафка выходит из ванной, накинув на мокрое тело шёлковый халат и разбросав по плечам влажные волосы. Блэйд пришёл, пока она была там, и теперь сидит на кровати.       — Ты солгала мне, Кафка, — говорит он и улыбается, показывая клыки.       Кафка неторопливо промакивает волосы полотенцем. Она не трудится запахнуть халат и вода каплями стекает по её груди и вниз, цепляется за короткие закрученные волоски на лобке.       — Блэйдик, я никогда не лгу тебе, — спокойно отвечает она. — Если ты имеешь в виду, что я иногда говорю тебе не всё — тут ты меня уличил. Но тебе не всегда и нужно знать всё.       Она заканчивает с волосами, бросает полотенце на пол и прислоняется к стене, скрестив руки под грудью.       — Ты обещала, что мои интересы будут для тебя так же важны, как твои собственные. И что ты не будешь мешать моей мести.       — Всё верно, — беззаботно соглашается Кафка.       Блэйд склоняет голову к плечу и всё с той же улыбкой смотрит на неё.       — Но когда я вернул Дань Фэна, ты остановила меня, не дала продолжить.       Кафка отвечает не сразу.       — Что ж, — наконец говорит она, опускает руки и сцепляет их за спиной, выставив бёдра вперёд и касаясь стены одними лопатками. — Тут много причин. Сначала скажи мне: ты хотел убить его окончательно в тот момент? После того, как снова увидел его?       — Возможно, — уклончиво отвечает Блэйд.       — А сейчас — хочешь? — спрашивает Кафка и улыбается.       Блэйд усмехается и качает головой.       — Не играй со мной, Кафка.       Она закатывает глаза:       — О, Блэйдик, играть с тобой — это же самое интересное!       Он не реагирует на её слова. От него исходит угроза, и она обожает это. Ей он не опасен. И он сам это знает. Но он — как заточенный клинок, который берёшь в руки и замираешь от чувства, что он опасен сам по себе. Он — как напасть, как мор, как беда, пришедшая за тобой. Он — как невидимая угроза, что свербит в затылке, как плохое предчувствие. Она обожает всё это в нём.       Кафка отталкивается от стены и пожимает плечами.       — Ладно, — говорит она, — ты хочешь знать всё — это несложно. Я поступила так по двум причинам, и обе они одинаково важны, даже если ты мне не поверишь, — последние слова она произносит нарочито обиженным тоном, но тут же сама усмехается ему.       Она садится на кровать. Блэйд поворачивает к ней лицо и ждёт.       — Он был нужен Сяньчжоу, — просто признаётся Кафка. — И ты знаешь это. Это первая причина. А вторая — он был нужен тебе. Признай, разве ты поблагодарил бы меня сейчас, если бы тогда я дала тебе убить его? После того, как умолял меня не стирать его из твоей памяти? Или ещё лучше — скажи честно, ты бы послушал меня перед тем боем, если бы я убеждала тебя оставить его? Или когда мара владела тобой — ты бы послушал?       — Нет, — спокойно говорит Блэйд, — не послушал бы.       — Так в чём ты меня обвиняешь, Блэйдик?       — Это не обвинение, — глухо отвечает он.       Кафка поднимает брови. Блэйд вдруг наклоняется к ней и целует между плечом и шеей. Она чувствует нежность и покорность в этом поцелуе и слегка наклоняет к Блэйду голову в ответном жесте.       — Я благодарен тебе, — говорит он и снова целует её. — Но больше не лги мне.       Она гладит его по волосам, пока он продолжает касаться губами её шеи.       — У меня не было выбора, милый. Мне претит это так же, как тебе. Но дело важнее всего. И ты важнее всего. Я сделала всё и для дела, и для тебя.       Он отрывается, поднимает голову и смотрит ей в глаза.       — Ты знаешь меня лучше меня самого, — тихо говорит он.       — Разумеется, — соглашается Кафка, а потом легонько отталкивает его ладонями. — А теперь скажи-ка мне: как, демоны тебя побери, ты так быстро пустил всю мою работу насмарку и всё вспомнил?! Я чуть жизнь не положила на то, чтобы вытащить тебя из мары, стерев тебе память. Я знала, что ты вспомнишь, но, Блэйдик — пара дней?! Ты издеваешься надо мной?       Блэйд смеётся — своим сдержанным мрачноватым смехом, но это лучше, чем смех мары.       — Ты встретил их, да? — с разочарованием говорит Кафка. — Не надо было тебя отпускать. Я думала, Дань Хэн вернётся на Экспресс, чтобы пережить всё, что произошло.       — Да, я встретил их. Прости, Кафка. Я не знаю, как, но я пришёл точно туда, где были они оба.       Кафка снова закатывает глаза и со стоном говорит:       — Наручи, о эоны, ну конечно. Эти ваши проклятые наручи. Вот ведь суч… — она осекается и бросает осторожный взгляд на Блэйда. Он видит, что она снова просто играет с ним. Он разводит руками со смехом:       — Договаривай.       — Сучка, — сладострастно выговаривает Кафка. — Он тебя не отпустит, как ни старайся сбежать.       Блэйд опускает голову.       — Но ты не побежишь, — мурлычет Кафка. — Уж точно не от него.       Блэйд тушуется и не поднимает голову. “Что ещё он придумал себе?” — думает Кафка, откровенно забавляясь.       — Прости, — виновато говорит Блэйд.       — За что? — спрашивает она.       Он не отвечает.       — Ты думаешь, я ревную? Думаешь, я боюсь, что ты уйдёшь? — весело интересуется Кафка.       Он снова молчит, и она вздыхает.       — Блэйдик, милый, посмотри на меня.       Он наконец поднимает голову.       — Ревность — это страх, — говорит она. — Ты ревнуешь, потому что боишься потерять, боишься, что кто-то будет лучше тебя, боишься быть не самым важным для того, кого любишь, боишься унижения. Страх, страх, страх, — она крутит в воздухе кистью руки, — почти всё основано на нём. Я не знаю, что такое страх, Блэйдик. Прошу, не забывай об этом. К тому же — в этой жизни слишком много печали, чтобы лишать себя удовольствий. Ищи их и разделяй со мной. Разве когда-то это смущало тебя? Разве ты остановился хотя бы перед одним смазливым мальчишкой, который тебе понравился или напомнил его, за всё время наших странствий? Разве я отказываю сама себе в чём-то? Ты знаешь, что нет. Не придумывай, будь добр. Мы свободны, насколько можем быть, и разве это не прекрасно? Разве не стоит ценить всю свободу, которая у нас есть, когда и так столь многое сковывает наши руки?       Она улыбается и ласково касается его лица кончиками пальцев. Он берёт её руку и целует её. Ему стыдно за тот хаос, что творится в его голове.       — Ты ещё не оправился до конца, — отвечает Кафка на его мысли. — Потерпи. Скоро станет легче. Не кори себя.       Она просит его принести чаю, и он уходит. Она слышит, как приходит Серебряный Волк и что-то обсуждает с ним, он отвечает спокойно и коротко, как обычно. Кафке нравится, как они ладят. Ругаются, конечно, но он многое даёт этой гиперактивной девчонке, и, кажется, ему вполне это нравится. “О эоны, у нас общий ребёнок”, — думает Кафка и тихо смеётся.       Он возвращается с чаем. Она лежит, откинувшись на подушки, и хлопает ладонью по кровати рядом с собой. Он ложится и, как всегда, кладёт голову ей на колени.       — Этот твой Дань Фэн, конечно, куколка, — с удовольствием говорит Кафка. — В обоих своих обликах, но в этом — особенно.       — Рад, что ты одобряешь, — отвечает Блэйд.       — Цзин Юань тоже чертовски хорош.       — Ты знаешь, что по всему Лофу ходят его фотографии топлесс или, кажется, вообще без всего? — с плохо скрываемым возмущением спрашивает Блэйд.       — Да?! У тебя есть?       — Где-то завалялась одна, кажется…       — Почему Химеко таких не делает. Могла бы неплохо заработать себе на пенсию.       — Предложи ей.       — Не-e-ет. Некоторые такие ханжи. Давай пошлём ей фотографии нас голыми.       — Кафка…       — Дай свой телефон.       — Кафка!       — Ой, хватит, дай сюда, я всё равно им постоянно пользуюсь. Я хочу ей написать, а сообщения от меня она может проигнорировать.       — А от меня — нет?!       — Ты не поверишь. Все читают. Это слишком неожиданно.       — Все?! И много кому “я” уже писал?       — Не мелочись. Дай телефон, говорю.