Охотники

             В комнате Блэйда полумрак, в окне видны звёзды и далёкая туманность.       Блэйд лежит грудью на кровати, прогнувшись в спине, широко расставив ноги, коленями упирающиеся в кровать, и высоко задрав бёдра. Его руки за спиной обмотаны и связаны красной лентой.       Сегодня он почти полностью потерял разум, и Кафке пришлось резко натянуть поводок. Он стоял и смеялся, запрокинув голову, играя мечом, он смотрел на врагов с этой дикой звериной улыбкой, а испачкав меч кровью — повернулся к ней. Она видела, как горят безумием его глаза. Он так хорош в эти мгновения! Это всегда возбуждало её. После стольких дней полного подчинения она дала ему волю, и он воспользовался этой свободой до конца. Потом, дав ему подступить к самой грани, она рванула поводок — и он замер, снова полностью под её контролем. Она так хотела его сегодня, после всего этого.       Он тоже был возбуждён, она это знала. Видела по его лицу, по языку тела, да и… в общем, если знать, куда смотреть, сложно не заметить. Когда они вернулись, он быстро прошёл к себе, не взглянув на Серебряного Волка, с интересом проводившую его взглядом.       — Хорошо прошло? — спросила она у Кафки.       — Всё в порядке, — ответила та.       Она дала себе время поговорить с Волком, растягивая своё возбуждение ожиданием и наслаждаясь им. А потом пошла к Блэйду.       Он сидел на кровати, скинув камзол, всё такой же возбуждённый. Она закрыла дверь и сразу же сказала:       — Послушай, разденься.       И вот он стоит на коленях, лёжа грудью на кровати, широко раскрыв бёдра, и его руки связаны за спиной красной лентой. Он всё ещё пахнет потом, кровью и немного безумием. Чужая кровь у него на лице, своя пропитала повязки на незаживающих ранах. Кафка обожает его таким. Он горячий, послушный и жадный, капли пота выступают у него на лице, она проводит ладонью по его мокрой спине, отбрасывая прилипшие волосы. Он дрожит и стонет, подставляя ей задницу. При каждом движении она вздёргивает его на своём искусственном члене, и Блэйд кричит, когда он резко входит в него до конца. Член огромный, больше предыдущего, и твёрдый как камень, Блэйд едва принимает его, он растягивает его до предела, трётся о едва сбрызнутую смазкой кожу, он причиняет боль, и от этого Блэйд сходит с ума и кричит громче. Он вцепляется зубами в простыню, когда Кафка двигается быстрее и жёстче, она тоже вся мокрая от пота, её конец страпона крепко сидит внутри и толкается тем сильнее, чем сильнее она вгоняет его в Блэйда. Она запрокидывает голову, ещё раздвигает его ягодицы, со стоном вталкивает свой член до предела в него и кончает. Жидкость, выплёскивающаяся из неё во время оргазма, проходит через страпон и льётся в него. Блэйд выгибает спину и заходится в крике, его бёдра дрожат под её руками, прося ещё заполнить его, влить в него больше. Он кричит так громко, что Кафка волнуется, не услышала ли Серебряный Волк.              Звукоизоляция на корабле хорошая. Серебряный Волк сидит на диване, ест чипсы и смотрит передачу про животных. Ей слышится какой-то странный звук за спиной, она оборачивается — но потом решает, что это гиены в телевизоре так кричат, когда спариваются.              — Тише, тише, — задыхаясь, говорит Кафка, заставив Блэйда ещё выше вздёрнуть задницу, почти приподнимая его колени с кровати, и направляет страпон под таким углом, чтобы в него влилась каждая капля из неё. Он исступлённо хватает ртом воздух и инстинктивно пытается двинуться, но она крепко держит его за бёдра. Он лишь частично под контролем и сможет подать знак, если она будет слишком груба. Но для него не существует “слишком”, она уже знает, и это возбуждает её до предела. Он наслаждается её контролем, наслаждается тем, что она полностью владеет им, подавляя его волю, оставляя ему все чувства, чтобы он мог упиваться своей беспомощностью. И это чувство покорности, её власти, заполняет его целиком, когда она кончает в него. Он выдыхает:       — Ещё…       И снова кричит, когда она двигается коротко и быстро, почти не вынимая из него член. Одного оргазма ей мало. Он хочет её до безумия, хочет, чтобы она брала его так, жёстко и до полного изнеможения, в этой бесстыдной позе, открывающей его полностью, он выгибается и подаётся к ней, показывая, как сильно хочет; но иногда ей ещё больше нравится, когда он лежит неподвижно, не чувствуя ничего, кроме её члена в себе, не в силах пошевелиться — и она знает, как этого добиться. Она просовывает руку под его живот и обхватывает ладонью его член.       — Будь хорошим мальчиком, Блэйдик, — говорит она. И он дёргается, пытаясь двигаться в её ладони и на её члене. Она позволяет ему. Он тяжело дышит, каждое движение даётся ему с трудом, но она не помогает ему. Он ёрзает, крутится на её члене, как одержимый, толкается в её ладони и в конце концов кончает, снова крича, потому что, почувствовав первые капли его спермы у себя в ладони, она сразу же двигается и с силой вгоняет в него член раз за разом. Он трясётся, закрыв глаза и широко открыв рот, сперма толчками вытекает из него, а она продолжает вздёргивать его на себе. И когда он наконец затихает, всё ещё дрожа, она продолжает трахать его, постанывая, широкими движениями, вынимая из него член почти полностью и с силой вбивая обратно. Он вздрагивает и глухо вскрикивает, уткнувшись лицом в кровать. Всё, что он может — судорожно сжимать пальцы в кулаки, принимая её снова и снова. Пот струйками стекает с его спины, волосы прилипли к лицу и плечам. Кафка тянется и собирает их в кулак, заставляя его до предела запрокинуть голову. Он уже едва может кричать, крик застревает в напряжённом горле, и он хрипит. Они оба обожают этот момент, когда Кафка доставляет себе удовольствие, а он покорно лежит под ней, насаженный на её огромный каменный член, и все мысли, все воспоминания покидают его, и он совершенно чист и совершенно лишён воли, она берёт его, целиком, его тело и его душу, и он теряет себя в её руках. И когда она снова кончает, он принимает её, безропотно и тихо, как и должен тот, кто принадлежит ей.       Сегодня она долго наслаждается им, и его член снова встаёт. Она уже кончила пару раз, но всё ещё не хочет его отпускать. От этой мысли у него всё плывёт перед глазами, и безумие — совсем другое, чем от мары, безумие полого растворения в её власти — охватывает его. Она гладит его по спине, по ягодицам, дав себе небольшую передышку, выходит из него почти полностью, наклоняется и целует чуть выше поясницы, прижавшись к ней грудью. Он пытается скосить взгляд и посмотреть на неё — она так хороша, на её губах улыбка, зрачки расширены, её грудь, блестящая от пота, вздрагивает при каждом движении. Она протягивает руку и проводит пальцем по его щеке и подбородку, и он закрывает глаза под её прикосновением.       Она освобождает его, медленно вынимая страпон, и он со стоном падает на кровать. С конца страпона пара капель падает на его поясницу, и она с наслаждением размазывает их пальцем.       — Послушай, — говорит она. — Ляг на спину.       Она могла бы не использовать свои силы, но им обоим это нравится. Его заводит это в такие моменты, и она знает. Он, тяжело дыша, переворачивается на спину. Она улыбается видя, что его член снова стоит.       — О, я так люблю это, Блэйдик, — мурлычет она.       Дрожь проходит по его телу от её голоса.       Она сгибает его ноги в коленях, задирает, раздвигает их, пристраивается между ними и медленно, не спеша, снова заполняет его. Он приподнимает для неё бёдра и снова стонет. Она кладёт ладони на его бёдра под коленями и упирается в них. В этот раз она не торопится и смотрит, как её член входит в него, его живот напрягается, она отпускает его ногу и гладит по низу живота, и снова чуть спускает, и опять надевает его на себя, прижимая ладонь и чувствуя, как её член ходит под ней внутри него. Блэйд прикрыл глаза, его грудь выгнута из-за связанных за спиной рук, длинная мокрая прядь лежит на ней кольцом, его губы раскрыты и из-под них проглядывают клыки. Кафка говорит:       — Посмотри на меня.       Он тут же открывает глаза. Она снова держит его ноги, давит на них сильнее, заставляя задрать выше, нагибается ближе к нему, её грудь ложится на его, и он продолжает смотреть ей в глаза, неотрывно, и она чувствует, что трахает дикого зверя, ласкового и послушного в его руках, словно кот, которого подняли за загривок. Но не только это. Она двигается глубоко и небыстро, они смотрят друг на друга — и её власть и его покорность становятся равны, сливаются воедино. Каждый здесь на своём месте — она ли сверху, он ли — каждый получает то, чего хочет. Она знает, как это нужно ему, как ему необходимо раствориться в ней, стать никем, полностью покориться, лишившись себя. Он знает и как ей нравится лежать под ним — вызвать в нём безумие и отдаваться ему, зная, что в любой момент он станет покорен ей, стоит ей заговорить.       Кафка протягивает руку и нежно кладёт ладонь ему на щёку, и он трётся об неё. На его лице всё ещё остаются засохшие капли крови, и она ласково стирает пару из них пальцем. Она трахает его нежно и не спеша, и от этого он как будто ещё сильнее чувствует, как её член растягивает его, как двигается в нём тягуче, тяжело, как она берёт его сладко и неторопливо, будто вознаграждая за послушание.       Они так и не отводят друг от друга взгляд, Кафка двигается быстрее, они дышат в унисон, она прижимает животом его член, её кожа такая гладкая, живот такой мягкий, её член погружается в него, и он кончает, прерывисто дыша, и она в третий раз кончает вместе с ним, и ещё несколько капель её жидкости вливаются в него, и он снова дрожит, впитывая их в себя.       Минуту она лежит на нём, отдыхая, а потом вынимает из него страпон — он отпускает его со вздохом — и садится на колени рядом с ним. Он поворачивает голову, облизывает губы, а потом тянется и слизывает с конца страпона оставшиеся капли. Она стонет и гладит его по голове.       — О, Блэйдик, — говорит она, снова чувствуя лёгкое возбуждение, но они оба уже устали. Она проводит страпоном по его губам, а потом наконец снимает его. Блэйд поворачивается на бок, и она развязывает ленту на его руках — он совсем их не чувствует и, с трудом вытащив из-под себя, кладёт вдоль тела. Кафка падает на спину, глубоко вздыхает и смотрит в окно. Блэйд лежит рядом, он опустошён и спокоен, как всегда после такого секса.       — Что будем делать дальше? — спрашивает она немного спустя.       — Смоем с тебя мою кровь? — отвечает вопросом на вопрос Блэйд. — Подождём, пока я смогу ходить?       — Бедный Блэйдик, — говорит она. — Хочешь немного мары?       — Нет, — отвечает он, — мары с меня на сегодня достаточно, ты и так с ней наигралась.       Она смеётся, и он улыбается.       — Эй! — кричит из-за двери Серебряный Волк. — Я тут такое про гиен узнала, это охренеть! Они так орут! Выходите уже, я вам расскажу. И Кафка, я сделала, что ты просила, так что всё равно выходи посмотреть работу. Но про гиен круче! Вы там живые вообще или Блэйд помер наконец?       — Близок как никогда, — бурчит Блэйд.       Кафка прыскает и кричит:       — Нет, он всё ещё жив и как всегда этому не рад. Приду через десять минут.       — Смой кровь, — напоминает Блэйд.       — Идём — поможешь, — отвечает она. — Можешь уже ходить?       Он шевелится и вздыхает.       — Ладно, мне не повредит немного мары.       — Послушай… — говорит она.