Охотники

      Итак — он у её ног. Блэйд — не-человек, взявший себе не-имя. Безумный, не владеющий ни собой, ничем в этом мире. Израненный и исцелённый, вечно мёртвый и вечно неумирающий. Он ещё не вернул себе сознание полностью и плохо соображает, что происходит.       Кафка говорит:       — Послушай. Встань.       Он впивается в неё взглядом, и его глаза на мгновение распахиваются шире в изумлении.       “Он понял, — с удивлением и странным удовольствием думает Кафка. — Он понял, что я делаю с ним. Почти никто не понимает, по крайней мере, сразу, но он понял”. Эта мысль почему-то радует её, и она улыбается. О, ей повезло найти его. Он действительно особенный.       Он послушно поднимается, всё так же не отрывая от неё взгляда. Изумление сменяется интересом. Кафка ожидала гнева — впрочем, гнев исходит от него, как нечто постоянное, неизменное. Но она польщена его интересом и сама ещё больше заинтересована в нём.       — Так-так, — говорит она. — А ты не глуп. Это хорошо. Идём со мной.       Она больше не принуждает его — теперь ей любопытна его настоящая реакция.       И тут улыбается он — тонкой, хищной улыбкой. Ей нравится эта злая усмешка — да он хорош. В нём есть что-то… она ещё не понимает, что. Но впервые за множество лет она ощущает, что не только её цель открыта перед ней, но и она открыта своей цели. И это будоражит кровь.       — Так-так, — повторяет он за ней. Она впервые слышит его голос — не крик и рычание ярости, а обычный, его голос. Он низкий, но в нём словно бы эхом прорывается совсем юношеский, почти мальчишеский отголосок. Возможно, это от дерзости, которую он пытается придать своим интонациям. Кафке нравится его голос. — И что же ты хочешь, чтобы я сделал?       От него исходит не только гнев. Сила снова пробуждается в нём, эта неистовая и безумная — и привлекательная — сила. Он хорош, снова думает она. А потом понимает: мара. Мара! Она рано отпустила его.       Он не двигается, только смотрит на неё всё с той же хищной улыбкой, и его глаза разгораются жёлто-красным огнём. Она знает — он готов атаковать в любой момент, и эта атака будет молниеносной.       Она может остановить всё одним словом, но ей вдруг хочется дать ему крохотную иллюзию контроля. Бедняжка, скольких усилий ему стоит контролировать своё безумие хотя бы самую малость? Она делает шаг вперёд первой, поднимает руку в мягком жесте и говорит:       — Послушай. Возьми мару под контроль. Остановись.       И вот — о да, в его глазах снова изумление. Теперь куда сильнее, чем раньше. А потом — он закрывает их. Напряжение покидает его. И когда он снова смотрит на Кафку, в его взгляде почти нет гнева. Он наконец осознал всю глубину её власти.       — Ты способна на такое? — тихо спрашивает он.       Она неспешно подходит ближе и мягко касается пальцами его скулы. Он не отстраняется, его взгляд прикован к ней. Она ощущает его дыхание, а он — её. Странное чувство охватывает их обоих — чувство неодиночества. Они оба осторожно вдыхают его, позволяя заполнять свои лёгкие.       — Нравится? — спрашивает она. — Я могу пообещать тебе ещё больше.       Он молчит, а потом повторяет свой прежний вопрос, но теперь он звучит совсем иначе, без прежнего вызова:       — Так что ты хочешь, чтобы я сделал?       — Ты можешь сделать многое, — честно отвечает она. — И не только для меня. Я — Кафка, и я служу, так скажем, довольно великой цели. И ты мог бы помочь мне. Наша встреча была предрешена, как и всё. Я служу тому, кто знает будущее. Если ты пойдёшь со мной, присоединишься к нам… О, я могу, разумеется, тебя заставить, но зачем это? Если ты захочешь пойти со мной… — она хочет пообещать ему что-то важное, что-то значительное, какую-то цель и её исполнение, но прерывает себя. Они смотрят друг другу в глаза, и он ждёт. И тогда она говорит совсем не то, что собиралась. — Твои интересы будут иметь для меня такое же значение, как мои. Твои желания, мои — исполнятся. Мы поможем этому будущему осуществиться. Мы спасём этот мир.       Он молчит, но слушает внимательно. Она придвигается ближе, и он наклоняет голову, чтобы ей было удобнее шептать ему в ухо. Она кладёт одну руку ему на плечо, а ладонью другой приобнимает за шею, и он тоже подаётся к ней ближе. Они словно знают друг друга тысячу лет, словно прикасались друг к другу тысячу раз.       Она шепчет:       — Ты почти бесстрашен, я вижу это, почти так же бесстрашен, как я. Но есть что-то, чего ты боишься, и я смогу защитить тебя от этого.       — Я боюсь только бесконечной жизни, — шепчет он. — Я умирал тысячи раз, но смерть не забирает меня.       — Я убью тебя, — просто отвечает она. Он выдыхает ей в шею, поднимает руку и кладёт ладонь ей на поясницу, едва касаясь, но всё же отвечая на её прикосновения. — Я сделала это и сделаю снова, если нужно будет вернуть тебя. Но я могу обещать тебе и окончательную смерть. Он может обещать её тебе. Когда придёт время. А до тех пор…       Она замолкает, чуть отстраняется и снова поднимает на него взгляд. Он сразу же смотрит в ответ. И вдруг она ласково проводит ладонью по его волосам и говорит совсем тихо и немного грустно:       — Ты — как увядший цветок, безупречный в своей красоте и точности линий, совершенный в своём увядании, несущий то же увядание всем, кто прикоснётся к тебе. Мой бедный Блэйдик.       Он покорно принимает это имя, словно она всегда звала его так. Он заворожён её словами, её голосом, хотя она уже давно не владеет его волей и разумом. Он потрясён тем, как она видит его. И он видит её такой же прекрасной — как сухоцвет, замерший в своём великолепии, чья кажущаяся хрупкость опасна не меньше, чем яд его увядания. Он на мгновение прикрывает глаза, слушая её и подставляя голову её ласковой руке. Она проникает в его душу, и он открывает её для неё, потому что она открывает ему свою.       — Ты пойдёшь со мной, Блэйдик? — спрашивает она.       Мгновение он ждёт, в последний раз обдумывая всё, хотя они оба знают, что он уже всё решил. Они оба чувствуют это. С первого мгновения, как встретились взглядами. В этом мире нет случайностей, но их встреча была самой неслучайной из всех.       “А до тех пор… До тех пор не будет никого ближе для нас, чем мы. Я вижу тебя, и я хочу смотреть на тебя”.       — Да, — отвечает он.       Она отпускает его, и он позволяет своей руке упасть, проскользив ладонью по её пояснице. Она снова кажется насмешливой и высокомерной, но его это не задевает. Её высокомерие и насмешливость нравятся ему. Они должны быть хороши в паре.       — Послушай… — снова повторяет она, и он ощущает — теперь уже без паники, с осознанием того, что происходит — как она заполняет его разум. — Послушай, Блэйдик, расслабься.       И он расслабляется.       — Послушай, не думай ни о чём.       И его разум очищается, и на него нисходит покой.       Она снова улыбается ему, будто в ответ на его невысказанную благодарность за этот дар.       — Идём, — мягко говорит она.       И он идёт за ней. Куда бы она ни вела.