Помоги мне/Help me

Мэредит изо всех сил старалась быть сильной. Просто потому что… все вокруг ждали от нее именно этого. Что она не сдастся. Что будет улыбаться. Что будет пахать изо всех сил и восстанавливаться настолько быстро, насколько это возможно. И Мэредит делала всё, чтобы эти ожидания оправдать. Она не жаловалась. Не расстраивалась. Не сдавалась. А, сцепив зубы, делала всё, что нужно. Потому что в нее верили. На нее надеялись. Чонгук, Тэхён, Хосок, Юнги и даже его очаровательный друг Чимин. И ради них Мэредит держалась. И держала улыбку на своем лице. Лишь по ночам, когда она оставалась в больничной палате в одиночестве, она позволяла себе немного побыть самой собой. Девушкой-омегой. Слабой. Изуродованной, изувеченной и до предела измученной собственными немощностью и болью. Красота не так важна. Да, Мэредит любила свою внешность, волосы, лицо и фигуру, однако, потеряв всё это и впервые увидев в зеркале свое отражение после выхода из комы, она не ужаснулась, не потеряла смысл жизни, не захотела убить себя. Даже не плакала. Просто расстроилась. Да и то слегка. И по умолчанию смирилась с тем, что партнера, любви всей жизни, с которым эту жизнь и разделишь, и встретишь сначала старость, а затем и смерть, у нее не будет. Но даже это Мэредит совсем не пугало. Ведь у нее были ее братья. Ее семья. А вот немощность собственного тела… буквально сводила ее с ума. Особенно в первые недели, когда она от боли едва-едва могла двигаться и дышать, что уж говорить про какую-то там реабилитацию. Мэредит казалось, что ей станет легче, немного проще, когда врачи разрешат ей вставать и хотя бы немного двигаться, когда она сможет хоть что-то делать, чтобы не сходить с ума от собственной немощности и беспомощности. А уж как она ждала возможности избавиться от этого килограмма железа во рту и начать говорить и нормально есть! Но это оказалось не так просто и радужно, как она представляла в своих мечтах. Первый месяц после снятия шин с обеих челюстей те ее слушались едва-едва. И ее речь… скорее походила на шамканье столетней беззубой старухи, понять которую окружающим было практически невозможно, куда сложнее, чем прочитать набранный на экране планшета или телефона текст. Да, со временем все приноровились, да и Мэредит благодаря долгой мучительной реабилитации стала говорить чуть лучше, но какую цену ей пришлось за это заплатить… Как и за то, чтобы ровно сидеть, хоть как-то контролировать свои отчаянно отказывающиеся слушаться ноги и руки, самостоятельно передвигаться, держать ложку, умываться и даже просто надевать носки! Мэредит выкупала назад каждый привычный кусочек своей нормальной жизни, привычной функциональности тела за огромную цену. Боль. Контроль. Сжатые зубы. Бесчисленное количество часов реабилитации и упражнений. Ненависть к самой себе и своему телу. Очень много боли. Бесконечно много. Она чувствовала себя мотыльком, который в своем отчаянном стремлении к свету до крови расшибается о стекло, но так и не получает желаемого. Казалось, что всё это делает ей только хуже, но… Мэредит знала, что ее усилия обязательно оправдаются. Очень пыталась в это верить. Поэтому днем она изо всех сил держалась, улыбалась и даже невнятно шутила. И лишь по ночам, лежа в своей постели, пока ее никто не видел и не слышал, не смотрел на нее полными надежд глазами, она, накрыв глаза полотенцем, чтобы слезы, не дай бог, не попали на едва-едва заживающие ожоги на лице, позволяла себе долго и горько плакать. Думала ли в те моменты в ночи Мэредит о том, что если бы она в тот день бросила Юнги в здании перинатального центра, то сама смогла бы выбраться быстрее и всего этого с ней бы не произошло? Да. Каждый раз. И каждый раз понимала, что это был самый правильный выбор в ее жизни. Что иначе поступить она бы просто не смогла. Оказывается, даже спустя столько лет в такой среде в ней осталось нечто человеческое. Хотя разве можно относиться к Юнги как-то иначе? Нет. Он как будто тоже стал ее братом. Нет, она с самого начала просто взяла и приняла его таковым, и дело было здесь не в зове крови, а в чем-то… куда большем и значимом. И то, как смотрит на него Чонгук, а Юнги — на него… Каждый раз при взгляде на этих двоих у Мэредит щемило сердце. И вот тут-то она прекрасно знала, что ошибалась: этим двоим явно было суждено стать парой самими небесами или кто там этим управляет. Теперь-то она видела это и понимала. Как и то, насколько беспочвенны все страхи Чонгука. Да, начинать отношения со лжи — очень плохо. Но то была ложь во благо. Тогда Юнги не смог бы принять правду и всё бы оборвалось, не начавшись, а сейчас… Мэредит уже спала и видела их свадьбу и как лет через пять или десять нянчит их детей. И детей Хосока. От этого миловидного, но очень острого на язык Пак Чимина — тайной американской страсти Хосока и лучшего друга Юнги. Ну какое изумительное совпадение! Все-таки судьба и правда лучшая сценаристка этой жизни! Мэредит этому даже почти не удивилась. Но как она наслаждалась каждый раз, когда видела, что ее старший брат не такое уж и социальное бревно, как нежно звал его Чимин, и каким огнем горят его глаза, когда он смотрит на омегу. Оказывается, Чон Хосок умеет чувствовать. Да еще как! Осталось только, чтобы и Тэхён нашел для себя достойного человека. Но на это просто нужно время, и всё. Как бы он ни старался казаться сильным и независимым, но раны, нанесенные его прошлой любовью, еще не зажили. Но однажды обязательно они отметят и его свадьбу. Боже, как же сильно Мэредит любила их всех! И именно поэтому по утрам, отбросив в сторону соленое от слез полотенце, она снова улыбалась и с боем бросалась в новый день. Зная, что их прекрасное светлое безоблачное будущее того обязательно стоит.