***
— Первую фазу теста и демонстрации можно считать успешной, — мужчина в белом халате, говорящий на корейском с сильным, явно выдающим в нем русского акцентом, положил на стол перед своей собеседницей тонкую черную папку, в которой лежало всего два листа с мелко набранным текстом. — У нас остался еще один этап, и можно приступать ко второй фазе. Хотя… на самом деле, можем опустить его и приступить ко второй фазе уже завтра, — даже по голосу мужчины было слышно, как сильно ему не терпится приступить к ней. Однако его собеседница — правая рука их общего босса, миниатюрная азиатка-омега с длинными неестественно белоснежными волосами, — открыв папку, недовольно отрезала: — Нет. Идем строго по плану. Чоны и так роют носом землю, и если мы будем спешить и допустим ошибку… — Да-да, конечно, как скажете, я всё понимаю, — так и не решившийся присесть мужчина снова сгорбился в подобострастном поклоне. — Тогда мы готовим дозы в том количестве и к тем числам, о которых говорили? — Всё так, — кивнула девушка, внимательно изучая документы. — Состав, который вызывает особо повышенную агрессию. Последний раз должен быть особо запоминающимся, босс настаивал на этом, — довольно улыбнулась она и внезапно подняла глаза на мнущегося напротив мужчину, припечатывая того невыносимо равнодушным и тяжелым взглядом: — Вы же уже подготовили для нас все формулы, как мы и просили, да? — Да-да, конечно. Они все здесь в папке и на приложенной к ней карте памяти, — кивнул он, остро предчувствуя что-то неладное. И не зря. Ведь буквально спустя пару мгновений он уже валялся на полу с пулей, пущенной ему точно между глаз. Как и все его коллеги в этом здании. И даже уборщицы и охрана. В живых не осталось никого из тех, кто работал над исходными формулами и первой фазой. И имел хоть какое-то отношение к этому препарату. А также никого из тех, кому работники лаборатории могли проболтаться или намекнуть хотя бы словом или жестом, над чем они здесь работали: жены, дети, родители, друзья и подруги, любовницы — в живых не оставили никого, даже домашних животных. Полная зачистка. Физическая и информационная, ведь любые сведения об этих людях, о том, что они когда-то были и жили, рождались, учились, имели номера соцстрахования, стерли изо всех существующих баз данных. Как изначально и планировалось. Никаких следов. Даже намеков на них. Ничего не осталось. Как будто этих людей и их семей никогда и не существовало в реальности. Просто идеально. А значит, они и правда могли приступать ко второй фазе. Но сначала им стоит поставить жирную яркую точку под фазой номер один. Такую, чтобы город и клан Чон персонально захлебнулись в крови и еще очень-очень долго случившееся помнили.Глава 54
24 октября 2023 г. в 23:14
Это был последний день их сказки на двоих, и Чонгук планировал сделать его просто идеальным.
После душа он приготовил для Юнги вкуснейший завтрак — блинчики с нутеллой и фруктами и с рук кормил сидящего на его коленях омегу.
— Господи, это так вкусно, — Юнги буквально стонал от удовольствия, в своей наивности даже не представляя, КАК такой тон его голоса и вроде бы совершенно невинные стоны действуют на Чонгука, из последних сил сдерживающегося, чтобы прямо сейчас не разложить Юнги на этом самом столе, раздеть, обмазать его нутеллой от макушки и до пяток, а затем дочиста вылизать и повторить все расклады и позы, что они уже пробовали вчера на этой самой кухне.
Однако они уже и так совсем не слегка переусердствовали, и теперь Юнги и некоторым частям его тела действительно требовался отдых и покой, чтобы их выходные не имели после себя никаких болезненных последствий. А это значило, что Чонгуку и правда стоит держать себя в руках. Но, боже, как это сложно, когда самый совершенный, самый сладкий и самый желанный во всём мире омега сидит у тебя на коленях и стонет от удовольствия, пусть даже гастрономического! Чонгуку для этого пришлось собрать в кулак всю свою волю и все свои силы. Даже убить своего лучшего друга, с которым он рос с детства и прошел огонь, воду и медные трубы, а тот потом предал Чонгука и переметнулся к врагу, было проще, чем это. А ведь то убийство было самым сложным решением и самым тяжелым поступком в жизни Чонгука, при воспоминании о котором железное сердце альфы до сих пор кровоточило.
Но Юнги… Ради него Чонгук был готов на многое.
Почти на всё. Кроме одного — правды.
Вот только без нее всё остальное не имело ровным счетом никакой ценности.
— Я как будто стал главным героем одного из моих романов, — звонкий радостный смех Юнги отвлек Чонгука от его не самых приятных мыслей.
В который раз.
Если бы Чонгук мог не думать об этом хотя бы здесь и сейчас.
Но раз за разом чертов разум возвращал его в реальность, как бы сильно он ни хотел от нее сбежать.
— Ты главный герой НАШЕГО романа, — Чонгук изо всех сил постарался улыбнуться как можно искреннее, и Юнги, слава богу, не заметил фальши в его лице и голосе. Как и во всём остальном. И от этого Чонгуку стало еще больнее и противнее. — Наслаждайся, любовь моя, — он нежно чмокнул Юнги в щеку, еще удобнее устраивая его на своих коленях.
Они провели весь этот день вместе, вдвоем.
Просто отдыхали, валяясь в гостиной на полу на шкурах в обнимку, смотрели какие-то фильмы и юмористические шоу, смысл которых стирался из памяти сразу после просмотра, вкусно ели, пили вино, дремали в обнимку, а еще очень много болтали и смеялись, наслаждаясь каждым совместным мгновением.
И когда пришла пора собирать вещи, чтобы лететь домой, оба не смогли скрыть своего расстройства, ведь то было слишком сильным.
— Не хочу улетать, — укладывая вещи в чемодан, всё же не сдерживается и бормочет себе под нос Юнги. — Это было лучше, чем любой мой роман. Настоящая сказка.
— Прости, малыш, — Чонгук обнимает недовольно ворчащего омегу со спины и награждает его легким поцелуем в шею.
— Не извиняйся, я всё прекрасно понимаю. Просто… хочу немного поворчать, — фыркает Юнги, млея в сильных объятиях. Он и правда всё понимает и совершенно на Чонгука не обижен. Скорее на окружающий мир, который диктует им свои правила. — Я буду очень скучать по этому месту и времени. Когда ты принадлежал только мне. А я — тебе. — Юнги разворачивается в руках Чонгука и, привстав на цыпочки, нежно, едва ощутимо касается его губ.
— Я буду принадлежать тебе всегда, — ложь срывается с губ Чонгука так легко и просто, словно это не очередное вранье, а самая настоящая правда. — И мы обязательно вернемся сюда. На неделю или даже на две. Хорошо?
— Хорошо, — с улыбкой кивает Юнги и, чмокнув Чонгука еще раз в губы, возвращается к сбору вещей, где-то глубоко-глубоко внутри чувствуя, что у них это вряд ли получится. И почему-то лишь от одной мысли об этом ему внезапно становится очень и очень грустно.