драконье сердце

«Какая же скука». Обычно Сан терпелив. Ещё чаще — попросту вежлив. Не демонстрирует своих эмоций, ни отрицательных, ни положительных, в присутствии людей, которых он не отнёс бы к категории близких, — так уж он воспитан. И, конечно, всегда старается вести себя прилежно, если его попросили, — особенно, если того пожелал отец. Но только не сейчас, не в этот день и не за этим столом в зале, обычно закрытым на ключ, для торжественных приёмов. Юноша откровенно зевает, стараясь поначалу прикрывать рот руками, но, когда понимает, что то, что его хорошие манеры, в силу обстоятельств, испарились, никто не замечает, облегчённо встряхивает плечами и расслабляется. Все вокруг либо слишком увлечены разговорами, либо погружены в себя. Его отец, Чхве Чжончоль, относится к первым — как и его собеседник, Пак Чжунхва. Оба, время от времени смеясь, вспоминают молодость, словно совсем позабыв о том, ради чего семейство Паков преодолело такой долгий путь на юг. Их супруги же, королевы Чёрных и Зелёных земель, сидящие по левую руку, не вмешиваются в диалог мужей — ведут собственный. Пак Юна, по обыкновению, тиха, и по большей части слушает собеседницу, матушку Сана, Чхве Харин, счастливо щебечущую и совсем не смущающуюся повисающих между её репликами долгих пауз. Пак Юна, в самом деле, с каждым годом становится всё сдержаннее, отмечает Сан про себя. Впрочем, это явно не мешает ей быть интересной его матери. Харин перечисляет, сколько всего необходимо будет подготовить к свадьбе, и цокает языком, подсчитывая про себя траты и, заодно, ближайшую подходящую дату, и, всплеснув руками, сообщает, явно преувеличивая, что на пошив одного платья уйдет едва ли не десятая часть казны и минимум три месяца, так что, если они хотят провести церемонию в этом году, им надо либо поспешить, либо отложить её на следующую весну, и Пак Юна разумно склоняет королеву ко второму варианту. — Ханыль расстроится, — касаясь пальцами висков качает головой мать, но вскоре пожимает плечами и, вздохнув, причитает: — Но ты права, Юна, в самом деле права. Это самый лучший вариант. «Подумал бы кто хоть раз, не расстроится ли Сан», — горько усмехнувшись и больше шутя сам с собой размышляет он про себя, бессильно ковыряя вилкой запечёную индейку. За столом ему откровенно тоскливо. До такой степени, что, когда Ханыль сообщила о своем намерении съездить вместе с молодым принцем Сонмином на прогулку, чтобы показать ему столицу, у него вдруг появилось желание напроситься и отправиться прямиком в Иджо вместе с ними. По счастью, ушедшее от него так же стремительно, как и пришло к нему: он быстро сообразил, что им двоим будет с ним вовсе не весело — а он только помешает помолвленным наслаждаться обществом друг друга. Да и сам, наверняка, смутится. Впрочем, не сильнее, чем прямо сейчас, вдруг поймав на себе мимолётный взгляд с противоположной стороны ломящегося от угощений стола. Их не представили друг другу лично: лишь бегло объявили, что сегодня королевскую чету и наследника престола Чёрных земель сопровождает младший сын семьи Пак по имени Сонхва. Но с той самой секунды Сан пылал любопытством, сам того от себя, разумеется, на ожидая. Сан держит себя в руках: всё-таки, он принц, и воспитание не позволяет ему откровенно пялиться на гостя, уставшего после долгого пути, и уж тем более, едва встретившись, начать его о чём-то допытывать. И всё же… Сонхва, пожалуй, единственное занятное, что он находит в сегодняшнем дне. Потому, скользя взглядом по гостям и окружению, и вдруг сталкиваясь с обращённым в его сторону взором Пака-младшего, подперевшего кулаком подбородок и поджавшего губы, скромно отводя глаза и делая вид, будто бы ему особо нет до этого дела, в глубине души Сан поначалу ликует от радости: и от мысли, что он сам не оказался для чужеземца пустым местом, ведь в его взгляде он определённо что-то замечает, пусть и пока неясное, и от того, что не ему одному здесь всё кажется преувеличенно значимым. И повод для встречи, и само событие, и обстановка, и окружение. Всё это лишь вызывает вопросы у и без того растерянного, вырванного из привычной размеренности юноши. Он искренне рад за сестру, но не понимает, к чему обеим семьям собираться полным составом, да ещё и устраивать в честь встречи такой пышный приём. Он знает, что его отец и Пак Чжунхва — близкие друзья, а его мать, в свою очередь, не прочь пообщаться с супругой короля, но не может придумать ни одной причины на то, почему его личное присутствие здесь может быть важным. И он понимает, что они с Пак Сонхва близки по возрасту, и, пусть они, даже на первый взгляд, во многом отличны, всё равно могли бы попытаться найти общий язык, хотя бы на один, сегодняший день. Так часто бывало: с самого детства Сан и Ханыль были вынуждены общаться с наследниками соседних государств в те дни, когда семьи наносили друг другу визиты — детьми проводили время, играя друг с другом, а, затем, став постарше, поначалу попутно борясь с неловкостью, всё же вовлекались в разговоры, в основном состоящие из обсуждений погоды, тягот их жизней и нежелания заниматься учебными обязанностями. Предполагалось, что это, если не поможет юным королевским особам как следует узнать друг друга, то, по меньшей мере, развлечёт и позволит избежать скучной компании взрослых. Иногда такие беседы давали свои плоды — так, например, за несколько встреч сблизились Ханыль и Сонмин, сейчас благополучно сбежавшие из-за стола, но не получившие со стороны родителей и капли осуждения. Однако сегодня Сану явно не на что рассчитывать — присутствие Сонхва было практически проигнорировано, как со стороны делегации Чёрных земель, так и со стороны его родителей. Им не предложили сесть за один стол, не проводили в один из малых залов дворца с уютной мебелью, где те могли бы поговорить, и не вспомнили о том, что сам Сан был бы только рад показать юному гостю задний двор, сад и холм, с которого особенно хорошо видны просторы весеннего Иджо. Будто позабыв о том, что правила этикета касаются всех присутствующих, и королевская семья Чхве, и слуги, словно закрыли глаза на этого юношу. Сам Сонхва, как Сан заметил, ещё во дворе отстранился от собственной семьи будто бы намеренно, но то, что так он словно бы стал для всех, кроме Сана, невидимкой, его озадачивает. «Ну поругались по дороге, подумаешь, — это же не повод…», — размышляет он про себя, в который раз поражаясь увиденному парой часов ранее. Он и Сонхва переглядываются ещё раз: принц Пак на мгновение приподнимает брови и, Сану кажется, что совсем немного — уголок рта, а затем, мельком покосившись на отца Сана во главе стола, вновь задумчиво опускает глаза, принимаясь разглядывать свою тарелку — так, словно ничего и не было. Юноша хочет было разочарованно вздохнуть, пользуясь тем, что никому не до него сейчас, но не успевает — плотный туман, котором он был словно окутан, размышляя о всяком, растворяется, и сквозь него он слышит ровный голос короля: — Сан, — обращается он к сыну мягко, с улыбкой, — ты заснул, стало быть? — Вовсе нет, — встрепенувшись смущённо отзывается он, склоняя голову скромно, в знак того, что теперь-то точно внимательно слушает. — Дети, — на сей раз оглянув обоих подростков говорит спокойно мужчина, — отдохните пока, прогуляйтесь. Мы явно утомили вас. Сан кивает и встаёт из-за стола и понимая намёк на то, что следующую часть разговора взрослых ему слушать не положено, и мысленно благодаря за то, что обед для него продолжался относительно недолго. Стоя вполоборота в сторону отца, он кланяется, а, затем, убрав руки за спину, удаляется, краем глаза замечая, что Пак Сонхва, сделав всё то же самое, оказывается чуть быстрее и первым покидает обеденный зал, словно бы с нетерпением этого ждал. Створчатые двери за ним закрываются прежде чем Сан успевает проскользнуть следом, и потому юноша остаётся позади. Закрыв двери уже за собой, он оказывается в пустующем, тихом коридоре, и чувствует облегчение. А ещё — толику разочарования.

***

Впрочем, все нежеланные чувства и печали быстро улетучиваются — их уносит игривый ветерок, манящий на свободу. Сан послушно следует за ним, сделав то, что планировал всё утро — схватив и зажав под мышкой одну из оставленных им на первом этаже дворца недочитанных книг и выйдя прямиком ему навстречу. Он торопливо шагает вдоль низкой кованой изгороди, слыша эхо ударов собственного сердца, и жадно вдыхает прохладную свежесть. Сворачивает с мощёной тропинки, скрываясь в тени ещё голых ветвей и углубляясь всё дальше в сад. Наконец добирается до беседки: почти прыжками преодолевает до неё расстояние. Присев внутри, позволяет себе немного отдышаться. Доносится размеренный стук капель, падающих с краёв крыши — песнь оттепели. Он смеётся и, невольно оставив улыбку на своём лице, наконец, вздыхает с облегчением, расправляя уставшие плечи. Пальцами находит место с закладкой в книге, открывает её, тут же, пользуясь своей хорошей памятью, припоминая, о чём шла речь, и погружается в чтение. Не скрывая любопытства юноша привычно вытягивает губы и едва не утыкается в страницы носом: настолько он увлечён. Так проходят, как ему кажется, секунды. Проносящиеся перед глазами объемные главы, однако, подсказывают, что, скорее, часы. — О чём история? Звук чужого голоса заставляет Сана вздрогнуть. За ним следует треск гнущихся и бьющихся друг об друга молодых упругих веток кустарников. Потом, когда он оборачивается в сторону незнакомца, — влажное шлёпанье подошв ботинок по сырой земле. И, наконец, когда Сан находит взглядом того, кто наделал столько шуму, — скрип половиц на широком крыльце беседки. Юноша в распахнутом элегантном чёрном пальто поднимается по ступеням, оглядывает Сана и присаживается на край деревянной скамьи напротив. — Простите, пожалуйста, что напугал, — всё-таки примечая замершее на лице Сана недоумение извиняется Пак Сонхва. Он устраивается на сидении перед юношей, выпрямляет спину и смотрит в чужие глаза: как Сану кажется, вполне уверенно. Напускное это или нет — определить он пока не может. Но держится гость, по крайней мере, вполне бойко. — О драконах, — невозмутимо отвечает Сан ему на вопрос, а затем добавляет, не оставляя без внимания и извинение юноши: — И не напугали нисколько. Сонхва кивает, давая понять, что пришёл сюда не ненароком, и намерен продолжать диалог. Слова для этого он, всё же, подбирает с небольшим трудом: — Старая тогда, должно быть, книжка, — задумчиво и немного невпопад тянет, кидая на неё взгляд, он. — Не особо… — Из праздного интереса Сан разворачивает книгу к себе задней частью твёрдого переплёта, открывает с конца и ищет взглядом год издания, вскоре предполагая, что, возможно, этот вопрос не требует уточнения, — быть может, таким образом гость просто пытается поддержать едва завязавшуюся беседу? Он бросает эту затею и, снова сфокусировав взгляд на собеседнике, закусывает губу, не зная, что ему делать. Красноречие всегда давалось ему с трудом, особенно если на то совсем нет причин стараться. Сейчас же — напротив, он чувствует внутри жгучее желание разговорить принца Пака. Но тот пока будто бы не готов, а уверенности его хватает совсем ненадолго: прячется за густой чёлкой, скован и явно о чём-то размышляет. Невежливо будет его прерывать, однако… Он сделал это первым, придя к беседке и окликнув Сана. Тем не менее, он совсем не злится и не рвётся возражать или защищать любимое место, в котором он привык уединяться и посвящать время тому, что ему на самом деле нравится. И, несмотря на лёгкое напряжение, витающее между ними в воздухе, в беседке от его прихода почему-то менее уютно совсем не становится. Вскоре, прерывая его размышления, принц Пак, будто, наконец, отваживаясь, поднимает голову и глядит прямо на Сана. Тот замечает, что у него, несмотря на серьёзность выражения лица, добрые, блестящие глаза. И догадывается, что он, должно быть, сейчас так же стесняется, как и, на самом деле, Сан. Хотя он, вероятно, больше — всё-таки, его застали врасплох. — Ещё раз прошу простить меня. Я отвлёк вас… Но я хотел… хотел всё же представиться. Я Пак Сонхва, Ваше Высочество, — спохватившись о том, что они так и не познакомились, излишне официально для подобной обстановки называет своё имя принц Пак. Порывается даже подняться и склонить голову, однако Сан жестом возражает — поднимает раскрытую ладонь и машет ей неподалёку от чужого носа. — Мы же не на приёме, — посмеивается Сан скромно. Кивает в ответ и продолжает полуофициальное знакомство. — Меня зовут Чхве Сан. Зовите просто Сан, ладно? — Если вы… если вы того пожелаете… — Принц Пак явно сомневается — будто взвешает про себя, дозволено ли это ему, опуская ресницы и на время избегая чужого взгляда. Сан же, вздохнув, добавляет, уточняя: — Желаю. И ещё желаю, чтобы вы не звали на «вы» меня. Я… насколько мне известно, я младше. Сонхва качает головой. Молчит некоторое время, позволяя теням ветвей, укрывающих от посторонних глаз беседку, упасть на его лицо и сделать его ещё серьёзнее и взрослее. Тишина даёт и Сану время на небольшую передышку. Он, признаться, несколько ошеломлён: ни с кем подобным сталкиваться ему ещё не довелось. Поведение Пак Сонхва и его воспитание безукоризненные. Такие, какими им и следует быть у юноши королевских кровей. Он, как и сам Сан, вежлив, учтив, бережен к собеседнику, однако… Все слова его — в странном смысле неестественны. Не лживы — напротив, искренни и не доведены до автоматизма. А тон голоса — и тот будто не натренирован, не выверен до мелочей, как ему полагается за долгие годы подобных разговоров и бесчисленных уроков. Впрочем, Сонхва быстро раскрывает ему эту тайну сам — и Сану больше не приходится гадать. — Как пожелае… Пожелаешь, — судорожно кивая соглашается Пак на выдохе, а, затем, вновь пряча глаза, извиняется: — Прости, — явно порываясь снова обратиться к юноше на «вы» начинает он, — если я говорю или веду себя странно. Я рос совсем один и с ровесниками почти не общался, — разводит он руками, и Сан думает, что ему кажется это очаровательным, — поэтому могу многого не знать. От подобных откровений, тем более, из уст Пак Сонхва, Сан ощущает себя не менее сконфуженно — даже словно немного виновато. Уроки красноречия, однако, напоминают о себе и о том, что они всё-таки не прошли для него даром, и потому юноша, преодолевая смущение, быстро находится со словами: — Я тоже не ахти какой собеседник, знаешь, — даже ни капли в собственном понимании не привирая, ведь именно таковым он себя и считает, говорит Сан, — и я слышал про твою… ситуацию, скажем. В этом нет ничего страшного, — произносит он ободряюще, — будем учиться друг у друга, а? Пак Сонхва явно требуется немного больше времени, чтобы осмыслить происходящее. Сан не давит. На самом деле, ему становится жаль юного Пака. А ещё стыдно за самого себя — смеялся над ним до его приезда, едва не издевался при служанках. Он ощущает, как кровь приливает к щекам, и они заходятся алым, когда ловит себя на мысли, что надеется, что Сонхва никогда не узнает о тех словах, что Сан произнёс в сердцах несколькими часами ранее. — Сейчас со мной всё в порядке, — тихо и будто предугадывая немой вопрос Сана, который он тактично собирался держать при себе, однако, конечно, мучался им, говорит Пак. — Это хорошо, — Сан кивает, приподнимая уголки рта, и, теряясь, не зная, что может предложить принцу издалека, кроме собственной скромной компании, на выдохе спрашивает: — Хочешь полистать? Сан протягивает книгу вперёд, открыв страницу с особенно яркой иллюстрацией, — крупный дракон с изумрудной чешуёй горделиво оглядывает просторы пепельной долины, прилегающей к Красным горам, — однако Пак, едва бросив на рисунок взгляд, отстраняется. Сан может поклясться, что видит гнев, блеснувший в его карих глазах. «Показалось», — выдыхает с облегчением он, когда слышит совершенно обыкновенный ответ, не имеющий ничего общего с той злобой, что ему почему-то привиделась секундой раньше. — Мне больше нравятся книги про морских тварей, — пожимает Сонхва плечами, больше не обращая на пёструю страницу никакого внимания. — У тебя есть что-то такое? — У меня полно всего! — с гордостью сообщает Сан, поднимаясь со скамьи и подрагивая всем телом от набежавшего вихря — последнего зимнего дыхания. Со стыдом замечает, что даже постукивает зубами. — Вы в одной рубашке, — качает головой и цокает языком Сонхва, и слыша, и видя, как зябко, пусть и всего на мгновение, становится Сану. — Возьмите, пожалуйста, — даже не предлагая снимает он пальто и, пользуясь их разницей в росте, набрасывает поверх плеч Сана. Нагретое чужим телом оно моментально прячет юношу от порывов ветра, а тот и слова не смеет сказать. Лишь открывает рот в возмущении, затем сменяющемся благодарностью. — Я оставил мундир в зале, получается… — теребя непослушными пальцами корешок книги вспоминает Сан. — Получается, что так. — Спасибо, — находится он со словами. — И я просил на «ты», помнишь, Сонхва? — Я буду долго привыкать, — честно признаётся Пак. Сан так и предполагал. «Сколько же его придётся поправлять?». — Так что насчёт морских тварей? — О… — растерянно выдыхает Сан. — Поднимемся в мою комнату? Там присмотришь что-нибудь для себя… Он не оставляет Сонхва времени на излишнюю скромность, заодно надеясь, что так быстро забудется и его собственная: будто не придавая особого значения ничему, он берёт принца под руку и тянет из беседки за собой. Он слышит неуверенный полушёпот Сонхва, в котором он сетует на то, что ему не пристало так заявляться в чужие покои, однако Сан на это возражает, заявляя, что сегодня утром сидел вместе с сестрой, пока она выбирала украшения и наряды, и потому ничего дурного в том, чтобы посетить чью-то комнату, нет, по крайней мере, в их семье. — Вы, северяне, слишком холодные, — фыркает юноша, — у нас в Зелёных землях нравы проще! — повторяя старую местную присказку пожимает плечами он. — И погода тут лучше, — вздыхает Сонхва с тоской, заставляя Сана ещё шире улыбнуться. Они преодолевают путь из сада ко дворцу быстро — ему кажется, что даже излишне быстро. — Нравится у нас? Уже бывал в Иджо? — Принц Пак в ответ отрицательно мотнув головой, поясняет, что ехала Королевская семья прямиком во дворец, и столицу намеренно обошла стороной. Сан на это с досадой упирается свободной рукой в бок: — Надо обязательно туда съездить! Там сейчас идёт ярмарка в честь прихода весны! Там продают такие вкусные засахаренные… Он не успевает договорить. Едва они оказываются за порогом, проскальзывая через приоткрытую стеклянную дверь со двора в один из коридоров, мимо них проносится дядюшка Сана, всё ещё обеспокоенный судьбой десертов для приёма. В этот раз, однако, он близок к тому, чтобы, наконец, с облегчением вздохнуть, ведь тот несётся прямо навстречу кухаркам, поторапливая их отнести готовые малиновые пирожные в зал, где всё ещё ждут Короли Чхве и Пак, совершенно не глядя на то, что происходит вокруг, и сбивая с ног Сана. На мгновение Сану кажется, что он многое в жизни не успел, и не успеет даже мысленно с ней попрощаться — ведь вот-вот стукнется виском о мраморный пол, и поминай как звали. Наступившая темнота, однако, оказывается, исходит от его собственных зажмуренных в ужасе век, которые он вскоре разлепляет, чувствуя, что его удерживают. Под поясницей и на одном плече, даже за плотным слоем чужого пальто, удивительно тепло. «И не слабый», — с удивлением отмечает про себя Сан, когда Сонхва ставит его на пол ровно и, убедившись, что тот удерживает равновесие сам, отпускает руки, обеспокоенно его оглядывая.