драконье сердце

Сан быстро приходит в себя — всё обошлось, не о чем волноваться. Даже толком и не успел испугаться. Это Сонхва подхватил его: принц удивляется скорости его реакции, но думает сейчас лишь о том, как благодарен ему — не каждый день оказываешься в таких надёжных руках. Словно бы ещё ощущая их фантомные касания, юноша, снова ровно дыша, встряхивает головой и, улыбаясь, с интересом рассматривает лицо Пака. Однако его выражение не вызывает у Сана ничего, кроме непонимания. Назвать Сонхва обеспокоенным у Сана язык не поворачивается — слишком мягко. На его красивом лице отражается по меньшей мере паника, а, если приглядеться как следует, то и страх. Бронзовая кожа бледнеет, приобретая неестественный оттенок, распахнутые круглые глаза стекленеют, а пухлые губы застывают в безмолвном вздохе, в котором смешиваются испуг и волнение. — Сонхва?.. — зовёт его Сан, не понимая, в чём причина подобного поведения. — Всё в порядке?.. — осторожно уточняет он, оглядывая Сонхва. Может, пока ловил его, сам умудрился как-то удариться? — Я… Вас… Дрожащий голос и сбивчивая речь совсем не добавляют ясности ситуации. Наконец, когда Сонхва всё же находит в себе силы произнести нечто членораздельное, лицо Сана в изумлении вытягивается: — Ваше Высочество, прошу прощения! Прошу простить меня! Сан склоняет голову, хмурит брови и хочет было почесать затылок, но бросается к принцу, видя, что тот вот-вот падёт ниц перед ним. Такого он не может допустить — подхватывает Пака под локоть, но чувствует, что тот мгновение тянет его вниз. Но всего мгновение — и Сонхва сдаётся, поддаваясь и бросая затею упасть на колени, в то же время отшатываясь от юноши назад, словно от излишне разгоревшегося пламени. Тоже не самый лучший результат. — Что с тобой? — недоумевает Сан глядя на Пака. Тот прячет глаза, будто чего-то стыдясь, а принц, тем временем, замечает, что бледность на его щеках сменяется алым, и это только подтверждает его догадку. Что же вызвало у Сонхва такую реакцию всё ещё остаётся для Сана тайной. Пусть старший принц и поделился с ним своими переживаниями, так быстро на глаз определить, что он мог сделать не так и тем самым заставить его извиняться и смущаться, для него оказывается непосильной задачей. — Я… я без разрешения дотронулся до вас, — тихо произносит Сонхва. Он сокрушается и так и не поднимает головы, боясь встретиться с Саном взглядом. Заламывает руки и смотрит вниз, на мраморный пол, явно желая провалиться сквозь него со стыда. Сан же искренне не понимает, что он, по его собственному мнению, сделал столь ужасного. Не может же в Чёрных землях всё быть настолько строго с касаниями, особенно вынужденными, — в конце концов, он его спас! — За что ты извиняешься, Сонхва? — Пока он не решается подходить ближе, чтобы не спугнуть Пака. — Если бы ты меня не поймал, я бы упал и разбил себе голову, понимаешь? Это было бы лучше по-твоему, а? — Нет! Ни в коем случае! Я совсем так не думаю, — пылко и вместе с тем виновато возражает Сонхва. — Но я… всё же я… — Принц Пак… — Сан тяжело вздыхает и, словно принимаясь объяснять Сонхва на понятном ему языке, плавно переходит на «вы». — Вы не сделали ничего дурного, знайте. — Он делает неуверенный шаг вперёд, а, затем, видя, что тот не собирается отступать или отталкивать его, ещё один. — Вы спасли меня. Я, — выделяет он местоимение интонацией, — должен благодарить вас, а не вы — просить прощения. Спасибо, Сонхва. Слова Сана явно не сразу успокаивают принца, однако, судя по всему, заставляют его задуматься. Его оцепенение уходит, он расслабляет руки, оставляя их висеть по бокам, и, чуть подумав, Сонхва, после протяжного вздоха с ноткой облегчения, заставляет себя посмотреть в чужие глаза. А Сан, тем временем, вспоминает, что, несмотря на свою былую шкодливость и периодическую лень, он всегда интересовался бытом и обычаями других королевств. Много читал, в том числе и об этикете. И если где-то далеко за морями его правила были занятными и отличались от хорошо знакомых Сану довольно сильно, то Чёрные земли с Зелёными очень многое роднило, и не то что резких, даже сколь-нибудь существенных отличий в традициях и нормах приличия принц в своё время не приметил. Выходит, Сонхва сам решил, что его прикосновения к другому человеку неприличны, быть может, неприятны, а то и вовсе отвратительны, и на них непременно нужно просить разрешения. А, может, кто-то другой заставил его в это поверить. — Смотрите, Ваше Высочество, — Сану приходится чуть-чуть приподняться на цыпочках, чтобы достать до его лица и легким жестом положить свои небольшие ладони по его бокам. Сонхва снова замирает, но на сей раз от неожиданности. Щёки его, ожидаемо, горячие, но кожа нежная, приятная на ощупь. Касание совсем не ощущается каким-то неправильным. — Я тоже вас трогаю. И ничего, видите? Ничего страшного не происходит. Так ведь? — вопросительно склоняя голову к плечу спрашивает Сан. На его счастье, Сонхва больше не ведёт себя испуганно. Прикосновение и впрямь заставляет его сосредоточиться на нём и, кажется, смутиться, но уже по иному поводу. Он мельком скользит взглядом по рукам на своём лице настолько, насколько позволяет обзор, а, затем, устремляет его на юного принца. Сан видит в больших немигающих карих глазах собственное отражение и с радостью примечает, что губы напротив трогает тень изумлённой улыбки. — К-кажется… и правда ничего страшного, — глотая ртом воздух и хлопая ресницами заключает Пак. Сан в ответ приподнимает уголки рта. Таким, немного растерянным, но улыбающимся, он ему больше нравится. — Так-то лучше. Сан нехотя отстраняется, ощущая, что неловкость догоняет его, и быстро меняет тему, надеясь, что ему удастся обмануть её и улизнуть. Как ни в чём ни бывало, он снова берёт принца под руку, возвращая ситуацию в чуть более привычное русло, вдруг про себя отмечая, что это ему становится сделать немного сложнее, чем всего несколько минут назад. Волнительнее, чем ему казалось. — Идём, — стараясь и раздрядить смехом обстановку, и скрыть уже свои внезапно нахлынувшие переживания молвит Сан, увлекая за собой Пака. По дороге, медленно ступая вверх по лестнице на жилой этаж, Сан попутно прислушивается ненароком, замечая, что во дворце стоит привычная его уху, но совсем не характерная для визитов гостей из дальних стран тишина. Быть может, вся суета осталась позади, где-то посреди залов, а, быть может, никто не осмеливается даже эхом шагов нарушать ход разговора короля со старым товарищем. Вспоминая, однако, о том, что его родители и королевская чета Чёрных земель сегодня встречаются как сваты, Сан думает, что всё же эта звенящая тишина совсем не идёт в пару для такого радостного дня. Тревожные мысли он решает оставить за дверью: так уж привык к тому, что его покои — его личное убежище, в котором беспокойству нет места. Попутно вспоминает, что редко кто сходу удостаивался приглашения сюда. Сан не припомнит, чтобы его называли закрытым или тихим, учителя, например, всегда характеризовали как обычного ребенка, в меру непоседливого и вполне общительного, но постепенно по мере взросления, с другими детьми, из раза в раза одними и теми же, ведь круг людей, с которыми плотно общалась королевская семья, был весьма ограничен, ему становилось всё скучнее и скучнее, и компанию и утешение он стал искать в книгах и собственных размышлениях. В покоях его не ждали неприятные сюрпризы или разговоры, от которых зеваешь то и дело. Только уютная постель и толстые книги, в которых с каждым годом было всё меньше картинок. Здесь, однако, он мог тайком рассматривать и те, что он оставил далеко позади, в детстве, ведь всё ещё очень любил именно такие, с иллюстрациями. Яркие или приглушённые цвета, воплощающие образы: красивые люди, робкие звери, необычные существа, тёмные таинственные леса, петляющие по долинам реки, заснеженные горы в тумане, бушующие волны в морях — всё это он мог и без затруднений представить, но разглядывать их изображения на страницах всё ещё доставляло ему особенное удовольствие и могло занимать его на долгие часы, часто лишая сна. И пока что никому, кроме, пожалуй, Сонхва, он раньше не смел давать в руки такую книгу, пока читал её сам, в глубине душе переживая, что это наверняка покажется его собеседникам глупым — ведь он уже такой взрослый. Пак Сонхва уже успел сегодня стать для него исключением дважды. Что-то внутри подсказывает Сану, что этому человеку можно доверять. Сан слушается, поддаётся подсказке, ведь и сам, определённо, так считает. — И правда полно всего, — легко, едва касаясь проводит Сонхва длинными пальцами по корешкам. Затем чуть наклоняет голову вбок, принимаясь сосредоточенно читать заглавия. Сану остаётся лишь с интересом и толикой гордости наблюдать. — Бери всё, что пожелаешь, — снова возвращается к куда более привычному и уместному, на его взгляд, обращению, менее формальному, Сан. — Я почти всё здесь прочитал. Про путешествия по морям, кажется, было в… Он ступает вперёд и, на долю секунды нахмурившись, показывает юноше на правый край одной из верхних полок. И, пока тот внимательно оглядывает расписные переплёты, Сан, косясь на него, осторожно заговаривает. — Скажи, Сонхва, неужели в Чёрных землях и правда все такие строгие? — не сдерживает он в себе вопрос, мучающий его сознание. — М-м… — Сонхва задерживает взгляд на какой-то из книг и, зацепившись за неё сверху пальцем, вынимает из ряда. — Не знаю. Может, и не все. Но некоторые точно. Сан про себя чертыхается — точно, как он мог забыть. Ведь Сонхва мало того, что тоже член правящего семейства, что сильно ограничивает твой ближайший круг общения, он ведь ещё и человек непростой судьбы. Сану неизвестно, что за болезнь в детстве его подкосила, да и спрашивать о таком попросту неприлично, однако она, очевидно, оставила на нём след, оградив его от людей. Впрочем, Сан и сам догадывается, что строгость и холод могут быть чертой не всего народа. Достаточно взглянуть на Пак Чжунхва, чтобы немного подумать и обнаружить это в нём. С одной стороны, думает Сан, может, он зря на него наговаривает. В конце концов, его собственный отец тоже имеет манеру держаться сурово, однако горячо любит и его мать, и Ханыль, и его. С другой, он просто не может не вспомнить и жену короля, Пак Юну, молчаливую и отрешённую, едва ли в чём-то смеющую перечить мужу, и их старшего сына Сонмина, держащегося поодаль от брата даже зная, что это его первый визит на чужбину, и самого Пак Сонхва, равнодушно глядящего вдаль, стоя перед королём Чхве на почтительном расстоянии от других членов своей семьи. Тут волей-неволей почувствуешь исходящий от них холод — однако, кажется, направленный на кое-кого одного. — Странно, — бормочет Сан себе под нос, всё же примечая, что Сонхва навостряет уши. — Что странно? — Страницы размеренно шелестят под его пальцами. — Странно, что мою сестру и твоего брата сватают, а твои родители в таком настроении ужасном, — присаживаясь на подлокотник кресла у шкафа говорит Сан. — Или они такие всегда? — спрашивает он, подняв голову к старшему. В ответ Сонхва тяжело вздыхает. — Всегда. Но сейчас особенно сложные времена. Отец говорит, что варвары готовятся напасть, и… сейчас Чёрные земли некому больше защищать. — Варвары? — Сан в недоумении моргает. — Готовятся напасть на вас? Это… это правда? — По крайней мере, он так считает, — Сонхва качает головой, хмурит брови и продолжает. — Поэтому так поспешил со свадьбой. Юный принц озадаченно поджимает губы, постепенно улавливая смысл сказанного. Теперь-то всё ясно. В который раз за день он вспоминает уроки, посвященные истории и географии, и удивляется, как сам не догадался раньше. Мирным и процветающим Зелёным землям не нужна здесь и сейчас огромная армия: уже давно, ещё до его рождения, все конфликты с другими государствами были улажены, а окрестные края, даже не принадлежащие к королевству формально, были сыты и защищены от угроз с Севера — и удачным расположением, и мощным войском, охраняющим покой Юга от всевозможных напастей. Чёрные земли же всегда были менее плодородны, а, значит, малолюдны. Кроме того, ещё севернее располагались территории, прозванные Мёртвыми — ведь ни одна живая душа, отправившаяся туда, так и не вернулась. Тем не менее, оттуда на королевство взирали тысячи глаз — и человеческих, и принадлежащих тварям, порожденных магией Проклятого Хребта, отделяющего Чёрные земли от территорий сил зла. И если раньше Чёрные земли защищала не только физическая преграда, но и верные товарищи королей этих мест, одним своим видом вселяющие страх в каждую тварь, посмевшую подобраться к Хребту со стороны чужака, то сейчас, спустя несколько лет после первого указа Пак Чжунхва, совершенно неудивительно, что оборона не просто просела — она практически отсутствовала, ведь если с горсткой варваров небольшая армия, быть может, и справилась бы, то, в случае их объединения с чем-то более могущественным и страшным, государство может и пасть. А падение Чёрных земель понесёт смерть и дальше. Сан медленно моргает: пазл складывается. Конечно, дело не только во влюбленности Ханыль и Сонмина, а, может, и совсем не в ней. Как наивно было считать, что их желания здесь — самое главное. Вздох даётся Сану нелегко: рассуждения и внезапно высказанная принцем Паком правда слегка выбивают его из колеи, но, когда он в неё возвращается, он с удивлением благодарит его за честность. — Вот это да, — поражённо качает головой Сан. — Кто же знал… что мы с тобой познакомимся в таких обстоятельствах, — фокусируясь на чужом лице напротив тянет он. Сонхва в ответ тоже глядит на Сана, поначалу в недоумении, а, затем, растерянно приподнимает уголки губ и неосознанно расслабляет свои руки, всё ещё держащие одну из книг с полок. Прижатые ранее листы тянутся к форзацу, и юноша упускает момент, когда из пространства между ними что-то выпадает и стремительно летит на пол. Сан сразу узнаёт предмет, что он когда-то положил между страниц, и вся его жизнь, вместе с его падением, проносится у него перед глазами. Секунда удлиняется до вечности, и Сан ощущает себя так, будто сердце в его груди обессиленно падает и разбивается. — Ой… — Сонхва тут же присаживается на корточки и подбирает выпавшее из книги с ковра. Он аккуратно берёт стебелёк двумя пальцами, а затем укладывает его в ладонь, видя, что нежный белый цветок с вытянутым бутоном уже давно засушен и хрупок и не потерпит грубости. Его брови взмывают, глаза округляются. — Он цел? — боясь поднять невидящий взгляд спрашивает Сан. — Да… — говорит Сонхва, и лишь после этого Сан выдыхает. Кажется, что и сердце, словно остановившееся на миг, снова заходится в быстрых ударах. — Простите меня, пожалуйста… — Ничего, — настороженно наблюдая за тем, как Сонхва снова перекладывает сухой цветок с руки на страницы книги и бережно закрывает её, от греха подальше убирая обратно в шкаф, произносит Сан. — Это же Снежный цветок? — Принц кивает. — Тебе нравятся Снежные цветы? — Ещё раз. — Они весьма редкие… — Поэтому я его и сохранил, — поясняет Сан. — Точнее, моя мама. Ей предподнес их отец в честь моего рождения. Снежные цветы посреди лета… — задумчиво повторяет юноша её слова, осознавая, что первое, что он помнит — это вид уже засушенных, но оставшихся всё такими же очаровательными в своём изяществе и лёгкости цветов. Даже и не скажешь, что они растут высоко на заснеженных склонах и совсем не боятся ветра и мороза. — Я… я это запомню, — немного неуверенно, но вполне серьёзно произносит Сонхва, оставляя Сана с немым вопросом, что же это он имеет в виду.

***

Первым указом Пак Чжунхва, едва вступившего на престол после смерти отца, было изгнание драконов с территории государства. Огромные существа, обладающие разумом, просившие взамен на покой, что их присутствие обеспечивало народу Севера, лишь уважения к своим владениям и свободную охоту на диких зверей. Не слуги — соседи жителей Чёрных земель, всегда преданно слушавшиеся собственного короля, что велел своим сородичам если и не помогать простому народу, то по меньшей мере не тревожить его по пустякам. Драконы, однако, чаще не оставались без участия — их добрые сердца не позволяли им бросить заплутавшего путника в лесах или оставить без пропитания слабого старика, не способного больше ходить на охоту самостоятельно. Их всё ещё сторонились и встречи лишний раз с ними не искали, ведь речью владели лишь редкие особи, а без её использования узнать, что у дракона на уме — та ещё задача. Однако в случаях опасности те никогда не бросали людей и не подрывали их доверие, и потому драконов не слепо боялись — их почитали. Драконий король и Король из рода Паков — этот многовековой союз, хоть его участники и, по естественным причинам, сменялись, всегда знаменовал собой время без невзгод и потерь, и, хоть Северный край и был суров, время то было счастливое для всех его обитателей. Но молодой король Пак Чжунхва решил поступить иначе. Заподозрив в существах таинственную угрозу, готовую рано или поздно вырваться на свободу и уничтожить государство, он велел изгнать ящеров и ни в коем случае не допускать их возвращения обратно. Не истребить их — поначалу он был милосерден и кровь проливать не желал. Лишь заявить о правах людей на эти земли и вынудить драконов искать новое обиталище. «Знаешь ли ты, Чжунхва, что наш род древнее тебя, твоего замка и даже гор, что окружают этот край?». Драконам некуда было идти, ведь они были здесь хозяевами ровно в той же степени, в которой ими себя считали люди. И уступать в этой битве не намеревался никто. «Подумай ещё, у кого ты найдёшь защиты, когда она тебе понадобится?». Упрямость Пак Чжунхва не знала границ. И когда он и Драконий король сошлись в схватке, он довёл дело до конца, зная, что если его сородичи останутся без предводителя — им не останется ничего, кроме как бежать. Его рука не дрогнула, когда он вонзал меч в обманутого Драконьего короля, плененного прямо на крыше дворца, на которой их предки когда-то давно условились не причинять друг другу вреда. Дрогнула она, когда Чжунхва услышал его последние слова. «Изгони мой народ, если того желаешь. Но не удивляйся, когда драконом обернётся твоё дитя». Первенец Пак Чжунхва, Сонмин, не обернулся драконом. Ни в тот день, ни в любой из последующих, и несколько месяцев Чжунхва ощущал, что победил, и не вспоминал Драконьего короля и его пустые слова. Но в день, когда супруга родила ему второго сына, он понял, что это было проклятие. Потому что, когда покои королевы заполнил не младенческий крик, а её собственный, он обнаружил, что то, что вышло из её утробы, пряталось за кожистыми крыльями и было покрыто тёмно-серой чешуёй.