Пьяные приключения помощников кузнеца

Минги резко поднял голову с постели. Вокруг было темно; он проспал от силы пару часов. Юнхо рядом не было, и наверняка именно это тревожное чувство, возникшее из-за отсутствия руки под головой и разбудило его. Недолго думая, Минги натянул тунику и спустился в кузницу — там Юнхо тоже не было: ни за столом с лежащими объедками, которые они иногда бежали доесть в приступе ночного голода, ни по углам, ни где-либо ещё. Всё осталось таким, каким они оставили утром, уезжая. Кажется, ни одной пылинки с того момента не упало на пол. Минги продолжил идти; напротив хлипкой заворачивающейся лестницы была дверь на улицу, и он вышел, радуясь, что додумался одеться. Во дворе по ночам обычно было чудовищно тихо — эльфам всегда нравилась эта тишина, потому что она казалась белым листом, на котором, словно краски, ярко светился их смех и пьяные вопли. Но сейчас Минги и не подумал о том, чтобы вдохнуть тихую ночь — Юнхо нигде не было, и он ринулся искать его на полянах, где они чаще всего бывали. На одной из них под деревом сидел его эльф — в конце концов, куда ещё он мог пойти? — и беззвучно дрожал от плача. Хлопая незашнурованными ботинками по оставшимся от дождя грязным лужам, Минги поспешил к нему, и Юнхо, услышав его шаги, задрожал крупнее. Но почувствовав на плечах чужие тёплые руки, он замер, став похожим на ночь, в которой они сидели, — незаметным, тихим и печальным. — Я… я… — Юнхо начал говорить, но снова потерялся в плаче, потому что, развернувшись, увидел обеспокоенное лицо Минги. Казалось, хуже всего ему было от осознания, что он заставил его волноваться. — Я, кажется, любил свою семью. — Ты любил их, Юнхо, — повторил Минги шёпотом. В его памяти образ Юнён, увиденной днём, почти рассыпался, но он понимал, что для Юнхо встреча с сестрой стала настоящим ударом. И он собирался в одиночку справиться с этим, бездумно сбежал сюда посреди ночи, думая, что Минги позволит ему. — Я думал, они нас искали всё это время, — Юнхо смотрел вдаль, не в силах ничего поделать с тупой грустью, которая стала сжирать, когда Минги уснул. Но теперь он пришёл сюда, и его прикосновения к спине успокаивали; Юнхо перевёл взгляд на тёплую землю, заросшую высокой травой, которая касалась лица и шеи. — А Юнён сказала, что они сдались, не найдя нас в лесу. — Колдунья испарилась из своей хижины, когда разобралась с нами, — проговорил Минги, кивая головой, словно смиренный бедняк. — Я не знаю, что бы я делал на их месте, — Юнхо закрыл лицо руками, пытаясь успевать хотя бы вытирать слёзы, раз уж остановить их он не мог. — Но я почему-то верил, что они не оставляли надежды найти нас. — Прошло много времени, — дрожащий тихий голос Минги был вместо ветерка, которым сегодняшняя ночь обделила. — Может, они несколько лет нас искали, Юнхо, блять, я уже и забыл всё с тех пор. Всё меняется. — Да, — сокрушённо выдохнул Юнхо, склоняясь всё ниже к траве. Минги потянул его к себе и уложил на груди. — Я не хотел думать об этом, просто… ну, оно нахлынуло, когда я остался наедине с мыслями. Пусть я и не видел их столько лет, я… будто чувствовал землю под ногами. Я знал, что где-то далеко у нас есть дом, понимаешь? — Юнхо отстранился, опираясь на плечи Минги, и взглянул в его бесцветные глаза. — А увидев сестру сегодня, я понял, что их жизнь не надломилась, как наши с тобой. Они, в отличие от нас, не похожи на мутантов. Они продолжают жить припеваючи. Последняя тонюсенькая ниточка между нами разорвалась, когда я расстался с глазами Юнён. Я не хочу, чтобы она когда-нибудь ещё раз на меня смотрела. Юнён, которую я помню, осталась лишь в моей голове. И теперь я не знаю, откуда я родом. — Я и раньше не знал, — прошелестел Минги и тихо рассмеялся; слёзы скатывались к вискам, но он продолжал успокаивающе поглаживать Юнхо по спине. — Твои слова, конечно, сейчас слышу только я, но не горячись. Ты теперь расколдован — полдела сделано. Если отвяжемся от Чонхо, нам будут открыты все дороги. И тогда ты ещё раз подумаешь о семье, ладно? Минги не видел чужое лицо — слышал только прерывистые вздохи Юнхо, смотря вглубь тёмной рощи. — Забудь о них, пока они недостижимы. Закрой для себя мысль о том, что они не нужны тебе, иначе в будущем можешь пожалеть об этом. Юнхо совсем стих, и они сидели так некоторое время. Слёзы Минги высохли, но вновь услышав чужой горький голос, он заметил, что края поляны у него в глазах начинают расплываться от влаги. — Я думал, что меня когда-нибудь найдут те, кто меня любит. Когда-нибудь, может, и очень нескоро — но я был уверен в этом. А теперь я не знаю, любят ли они меня. Я не хочу возвращаться к ним даже в таком виде — может, в их сердцах остался только образ маленького мальчика, о котором они теперь не думают как о живом? — Тогда просто думай о том, что тебя люблю я. — Хотя бы ты меня любишь, — выдохнул Юнхо, несясь в потоке их быстрого разговора и не до конца понимая, что слышит и что отвечает. — Это греет душу. Он снова прильнул к Минги для объятий. Теперь, когда Юнхо стал меньше, обнимать его было очень удобно. Он часто любовался огромными плечами Минги и его крепкими бёдрами, но они никогда не заставляли так трепетать, как сейчас, потому что раньше он мог легко опрокинуть Минги и взять так, как ему захочется. — Стой… Ты любишь меня. А сейчас Юнхо смотрел на него огромными глазами и не мог свыкнуться с мыслью, что впервые в мысли о Минги ввязалось что-то, чего он раньше не знал. О таком им только сказки рассказывали — те самые, про принцесс и доблестных рыцарей. Возможно, героями такой сказки могли стать Уён и Сан: их влюблённые взгляды не заметил бы только дурак. Но Юнхо и Минги? Они ведь всегда были друзьями, чёрт возьми. Но да, эта дружба была особенной — всё потому что друг у друга были только они. И лишь теперь они подумали о том, что возможно, им больше никто и не нужен. Минги улыбался сквозь слёзы, которыми заразился от Юнхо. Тот взял в руки его лицо и долго внимательно всматривался, словно ища признаки какого-то недуга. Всматривался в глаза Минги, который минуту назад не осознавал, что без Юнхо он уже не дитя света, что Юнхо для него всё. — Я слышу как ты дышишь, — Минги растягивал улыбку на губах, — не задохнись только, а то я точно разрыдаюсь. Юнхо стиснул зубы и сжал в руках чужие плечи, заставив Минги зашипеть, а затем сказал, сверкая бесценными бриллиантами в своих глазах: — Ты когда так улыбаешься, я хочу тебя покусать. — Блять, да я вообще всегда хочу тебя покусать! — Как романтично, — хихикнул Юнхо, разбрасываясь своей очаровательностью. Он почти сидел у Минги на коленях, и тот старался дышать глубоко, чтобы прямо сейчас не разложить его на траве. — А знаешь, что ещё романтичнее? Говно, на котором мы сидим сейчас, — сказал Минги; он хрипел. Обычно голосом разума был Юнхо, но сейчас, видя в его глазах хитрые мысли, которые уже рвались наружу, Минги нахмурился и с удивлением нашёл внутри себя серьёзность. — Нам действительно нужно поговорить. Юнхо подобрался и, положив руку на чужую шею, провёл по отросшим волосам пальцами, мягкими, словно сон. Встретившись с тёмными глазами Минги, он хихикнул. — Да-да, я слушаю. — Ты уверен, что не хочешь снова показаться Чонам? — Минги, нам для начала надо расколдовать тебя, — ответил Юнхо, снова язвительно хихикнув, и продолжил ласкать чужую шею. — И найти дорогу к эльфийской деревне. А для начала вообще понять, что это за город. Может, мы вообще на другом континенте. — Да, я понимаю, но я не об этом, — Минги прикрыл глаза, сосредотачиваясь на словах. Это было сложно, пока по плечам текли руки Юнхо, которые в ночном свете казались прозрачными. Минги взял их и медленно отодвинул от себя. — Мы могли бы сделать всё это, если бы захотели, ты ведь знаешь. Не услышав ответа, он открыл глаза и увидел медленную задумчивую улыбку на губах Юнхо. Искры в его глазах походили на те, что отбрасывал раскалённый металл при ковке — их Минги видел уже тысячу раз, выполняя заказы гоблина, но сейчас беспомощно свёл брови вместе и опустил взгляд. На его ладонях лежали не ладони, а неизвестные сокровища — горсть бесценных самородков? Вполне возможно. — Они стали ещё более изящными, Юнхо, — улыбнулся он, и тот сжал его руку мягкими эльфийскими пальцами. — Ага, любуйся, пока я не нашёл способ и тебя сделать эльфом. Если ты не забыл, мои руки больше. Юнхо чуть надавил на него, и Минги повалился на траву, под которой лежала холодная грязь. Он хохотнул, посылая Юнхо шутливые проклятия, пока тот продолжал смотреть на него, устроившись на чужой груди. — И всё же послушай, — сказал Минги и вновь посерьёзнел, — тебе нужно хорошо подумать — не сейчас, так потом. За те несколько лет, которые я провёл у вас, я привязался к семье Чонов, но… О, Всевышний, — Минги тяжело вздохнул и некоторое время лежал молча прежде, чем заговорить снова. — Не настолько, чтобы быть готовым пройти весь этот путь. Я благодарен им, и эту благодарность до них может донести и ветер. Но если ты хочешь увидеть их, я сделаю всё, чтобы тебе помочь. Юнхо не отрывал от него взгляда и внимательно слушал, и Минги казалось, что он фокусируется больше не на словах, а на его рассыпчатом голосе. Так и было — когда он закончил говорить, Юнхо припал губами к чужой челюсти, но тут же был отстранён. — Юнхо, — резко выдохнул Минги, и это прозвучало грубовато. Он оглядел лицо перед собой, на которое падали чёрно-красные пряди и чуть встряхнул Юнхо, наблюдая, как они подпрыгнули вместе с его головой. — Что с тобой? — Я хочу поцеловать тебя? — Я не понимаю язык поцелуев. Юнхо усмехнулся, словно говоря: «ни за что не поверю», а потом заговорил, широко раскрыв глаза: — Нет. Доволен? Нет, я не хочу их видеть, — в них сверкнуло что-то красное — отражение «кровавого света» на его волосах, как называла Юнён его пряди. — Я не хочу искать их после того, как вырос с гоблином, который приучил нас терпеть и превозмогать боль. После того, как я столько лет от них ждал спасения, я просто не хочу искать в себе силы для того, чтобы снова предстать перед ними, — Юнхо выдохнул, не оставляя тело Минги в покое, отчего тому уже хотелось взвыть. — Вот мой ответ. Минги едва слышно промычал, давая понять, что принимает его. Чужие губы находились на расстоянии миллиметров, и он видел в глазах Юнхо жёсткость и какую-то тьму, с которой раньше не был знаком. Но мысли о том, что это похоже на безумие и немного пугает, он отбросил и сказал: — Теперь ты точно не Юнхо, а Юно. От этих слов крохотное пламя ярости в глазах Юнхо тут же растворилось — казалось, Минги на это и надеялся — и стало страстью, которая потекла на чужие губы вязкими каплями. Он примерялся к телу, которое немного уменьшилось, — руки удобно ложились на чужую талию, и Юнхо стал будто бы ещё более податливым. Он мычал в ответ на настойчивые ласки, и эти звуки мешали мысли Минги в кашу. Он не слышал шелест травы, на которой они ёрзали, и пришёл в себя лишь когда его рука упала в грязь, заставив содрогнуться. — Блять, я бы хотел поощрить твою любовь к природе, но давай уйдём отсюда! — Погода не благоволит? — на губах второго эльфа ожидаемо расплылась дразнящая улыбка. — Легко тебе говорить, ты лежишь на мне, а я в какой-то сраной луже! Продолжая смеяться, Юнхо поднялся и протянул руку Минги, чтобы помочь ему встать. Он и сам был не прочь окунуться в тёплую бочку с водой, чтобы смыть остатки тяжёлых мыслей, но понимал, что Минги это было ещё нужнее — его туника неприятно липла к телу, а незашнурованные ботинки все были измазаны в грязи. Вчерашний дождь определённо поработал на славу; оставалось надеяться, что лужи высохнут хотя бы завтра. Мыльня в доме кузнеца-гоблина находилась на первом этаже — Юнхо с Минги тихо прошмыгнули туда, стараясь не оставлять на полу слишком много грязных следов. Ночью их вымыть не удастся, да и они едва ли хотели думать об этом сейчас. Когда дверь за ними закрылась и эльфы остались в неосвещённом помещении мыльни, про тишину можно было забыть. Минги споткнулся о подсвечник в темноте, и Юнхо тут же согнулся в дурацком хохоте. Пока он искал чем поджечь фитильки, Минги успел полностью раздеться и бросить одежду в небольшой деревянный чан с водой. — А ты взял кувш… Минги нагнулся над бочкой с водой и замер, раскрыв рот в немом крике, потому что Юнхо вместе с огоньком взял-таки кувшин с горячей водой, который всегда стоял на печи. Он вылил воду в бочку, но немного попал на Минги. — Блять! — Всё, всё, тихо. Я жив. — Пиздец. — Не привык ещё к новым рукам? — недовольное бормотание. Юнхо рассмеялся. Через четверть часа они уже поднялись наверх, не вытершись толком, и упали на постель, устланную жёстким покрывалом. Юнхо достаточно было оставить несколько поцелуев на груди Минги, чтобы тот вновь выгнулся, рвано вздыхая. Он прижал Юнхо к себе и начал целовать его лицо, обжигая своим дыханием. — А говорил, что не понимаешь язык поцелуев, — шептал Юнхо. Небо заволокло тучами, и в спальне было темно, хоть глаз выколи. Минги был этому рад, потому что на чужом лице вместе с игривостью возникло снова то безумное выражение, — он его слышал — да и ощущения становились острее в полной темноте. — Ты на нём как на родном, нечего было обманывать. — Учился у лучших, — хрипел Минги, но говорить становилось всё сложнее — слова просто пропадали из головы. И пусть Юнхо так и не ответил на его внезапное признание, Минги чувствовал себя как никогда любимым. Раньше подобные ночи в кровати одного из них были словно частью какой-то шутки, очередным глотком украденного эля, сном, которому наутро не придашь значения. В какую-то секунду эльфы осознали, что впервые делают это будучи трезвыми. В этот раз всё останется в памяти отчётливым оттиском печати. Например, запах пресловутой смазки — он теперь наверняка будет преследовать Юнхо всю ближайшую неделю и напоминать о том, каким он был непривычно жадным. Услышав приторный сахар с крыльев фей, который Минги, хлюпая, облизывал по пальцам, растворяя, Юнхо уже настолько растёкся по постели, что ему казалось, будто он и сейчас пьян. Мог ли собачий винегар иметь подобные побочные эффекты? Чего только не сварят эти колдуны… Юнхо лежал под чужим телом и закатывал глаза, подрагивая от горячих пальцев внутри; на ухе возник чужой язык. Минги облизывал раковину и заострённый кончик, и, судя по довольному мычанию, ему очень нравилось. — Ты ведь читал про ангелов, в которых верят орки? — послышался его голос вскоре. Юнхо кое-как подтвердил, задыхаясь в стонах, потому что Минги раз за разом попадал пальцами по чувствительному месту, заставляя прогибаться в спине. — Ты ангел. Юнхо только и смог раскрыть глаза и потревожить сидящих на дереве у окна птиц, громко вскрикнув, — приятно, когда на ухо шепчут такие вещи. Он вспоминал легенды об ангелах, которые из поселений орков кочевали в ближайшие деревни, в том числе и к ним, и невольно сравнивал себя с небесными проводниками. Неужели Минги считает его настолько светлым?.. — Как думаешь, этого будет достаточно? — сказал он: Юнхо слишком долго не отвечал ничего. В глухом голосе звучала улыбка, и Минги снова провёл облизанными пальцами по входу, измазанному в сахарной смазке. Юнхо чувствовал, что в этот раз он ну очень старается сделать ему приятно, но всё же эта его вечная любовь подольше помучить Юнхо перед тем, как войти, жутко бесила. Он вздохнул и накрыл рукой чужой член, и вдруг услышал несдержанный стон — он наверняка остался отголоском в комнате Чонхо. Минги тут же закрыл рот, но когда Юнхо провёл пальцами по головке, он откинул голову назад и снова чуть не разбудил гоблина. — Только не говори, что раньше ты не заводился так, потому что- — У тебя такие нежные пальцы, — прервал его Минги. Он не видел лицо Юнхо и потому не понял, что тот думает о том, чтобы приласкать Минги прямо сейчас, да, и оставить на члене отпечатки своих пальцев, и… — Извращенец, — сказал Юнхо вслух. Ах, вот оно что. Минги уже готов был обидеться, но Юнхо потянул его, чтобы перевернуть и оказаться сверху, а это значило, что извращения были одобрены. Минги широко заулыбался, а потом закатил глаза, когда его члена уже касались не только пальцы, но и прелестный юркий язык. Хотя нет, язык такой был у Юнхо всегда — это не винегар постарался. — Я готовил тебя для своего члена, но твои пальцы так хорошо смотрятся на нём, что думаешь? — произнёс Минги на одном дыхании, пока Юнхо снова плюнул на руку. Он начал быстро надрачивать, и Минги уронил руки на покрывало, сжимая его в кулаках и чувствуя, что будто тонет в кипящей лаве. Прежде, чем она успела полностью поглотить его, Юнхо замедлился, видимо, решив, что настал его черёд мучить. Минги вгляделся в его лицо — луна ненадолго вышла из-за туч, и теперь черты можно было разглядеть — и протянул к нему руки. Юнхо не понял сначала, что от него хотят, но потом Минги привстал и потянул его за ноги, развернув. Юнхо всё ещё видел перед глазами чужой член, но его ноги смотрели в изголовье кровати. Минги продолжал держать его за бёдра, чуть сжимая и чувствуя, что мышцы уже не такие крепкие, как прежде. — Каким бы ты не был самоотверженным, готов поспорить, что ты тоже умираешь от желания, — проговорил Минги, истекая самодовольством. Юнхо напрягся в его руках, чувствуя чужое дыхание на коже… это было так необычно! — Но я кое-что придумал. Минги провёл языком вокруг, а потом, недолго думая, толкнулся внутрь. Юнхо коротко простонал; это было неожиданно и так хорошо. Он снова обхватил чужой член, но сбивчивых движений руки, как ему показалось, Минги будет недостаточно, поэтому он взял головку в рот и тут же услышал мычание из-под собственной, как бы нелепо это не звучало, задницы. Больше Юнхо ничего не слышал — казалось, его накрыло непроницаемой тёмной пеленой, которая жгла кожу, особенно на бёдрах. Завтра непременно останутся синяки от чужих пальцев, но Юнхо сейчас было плевать. Он выгибался в спине и мычал, посылая Минги приятную вибрацию, от которой тот, расплываясь по нагретой постели, вскоре кончил. Юнхо слизал вязкие капли с пальцев и уголков рта, вспоминая, с каким бесстыдным наслаждением это делал второй эльф, и невольно заулыбался его игривой улыбкой. Минги понадобилось время, чтобы отдышаться — Юнхо успел слезть с него по старой привычке, потому что всегда боялся Минги в такие моменты раздавить. — Куда ты улез? — послышался хриплый голос, и Юнхо вновь почувствовал на ногах чужие огромные руки, от прикосновения которых по животу разлилась смола возбуждения. Через секунду над ним навис Минги — с таким лицом, словно не брызнул недавно собственное возбуждение на любезно выставленный язык. Впрочем, удивляться этому эльфу не приходилось: Юнхо уже давным-давно убедился, что ему всегда мало, а теперь, когда они открыли в себе странную любовь, Минги вообще вряд ли отпустит его когда-нибудь. Он припал поцелуем, уже не таким страстным, а медленным, но Юнхо всё равно горел так, словно из него душу высасывали. — Я ещё не доел, — объявил Минги, когда они оторвались друг от друга, и его улыбка засияла под полоской лунного света из окна, — и мне надо закончить. Ложись-ка, ангел. Юнхо только и смог, что беспомощно простонать, когда его уложили на спину. Минги нагнулся и завис над его членом, и улыбнулся, увидев, как Юнхо раскрыл глаза, будто бы испуганно, и спустился ещё ниже, и, разведя его ноги, положил обе его руки на покрывало, и снова начал вылизывать Юнхо — но теперь весь ужас заключался в том, что Юнхо его видел. О, Всевышний, лучше было бы ему лишиться глаз! — потому что видя энтузиазм Минги он чувствовал, что кончит как только коснётся рукой члена. Но руки были прижаты к кровати, Минги толкался внутрь языком, и Юнхо ёрзал на покрывале, пытаясь то ли найти лучшее положение, то ли просто оставаться в сознании — вероятнее, второе. Минги поднял глаза и, встретившись с чужими, перевёл взгляд ниже и едва заметно кивнул. Юнхо почувствовал, что его руки почти свободны, и вынул одну из-под ладони Минги, чтобы наконец дотронуться до члена. Он простонал, подстраиваясь под ритм Минги, а затем рвано выдохнул: — Завтра от Чонхо пиздюлей не огребём, он точно нас спалил. Минги отстранился и вставил в него два пальца. — Раньше, раньше нас надо было пиздить, — промурлыкал он, и Юнхо усмехнулся, тяжело дыша. Не могло быть такого, чтобы их гоблин за все эти годы ни разу не проснулся от их криков. — В конце концов, он должен войти в наше положение! — Минги улыбнулся, когда второй эльф, извиваясь на кровати от его пальцев и собственных сбивчивых движений руки, промычал что-то нечленораздельное. — Ага, ага, согласен. Минги снова пристроился языком; Юнхо мелко задрожал, подготавливая оргазм, и вскоре излился в кулак. Он закусил губу — кажется, этот стон должен быть разбудить не только гоблина, но и соседей — и лишь Минги, который поглаживал по бёдрам, знал, как в тот момент ему было хорошо. Юнхо тяжело дышал, отходя от пиковой волны, а потом перелёг к изголовью кровати, сколоченному из старых досок, и посмотрел в глаза Минги. Они были полны цветной нежности. Он крепко обнял Юнхо, улыбаясь и шёпотом на ухо вновь обзывая его небесным существом из религиозных книг орков. Тот вздохнул и закрыл глаза, чувствуя подходящую сонливость. Всё-таки он ничего светлого не нашёл в себе. Ребёнком света был Минги; а он, Юнхо, кем был? Ребёнком крови. — Я… Юно. Не зови меня, пожалуйста, ангелом. — Как скажешь. Но если хочешь знать, на моём языке Юно — это всегда было «ангел».