and i am tired of so much wanting

Совсем скоро всё возвращается на круги своя: Роман снова становится регулярной частью её жизни. Будто река, вернувшаяся в свое русло. Месяцы после ухода братьев из компании выцветают из её памяти, так же, как и ужасные недели после смерти Логана, которые она теперь едва ли может вспомнить. Жизнь снова покрывается плёнкой рутины, и Роман рядом — пусть не таскается за ней хвостом, как раньше, но и из виду не пропадает. Обычно они встречаются на кофе или обед. Вид у него неизменно помятый, будто он вылез из кровати исключительно для того, чтобы с ней увидеться, и вернется туда же, как только они попрощаются. Он даже не бреется — это вызывает у Джерри желание схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. — Ну так что? — спрашивает она однажды, сидя за столиком в кофейне: комплекс отличницы всё-таки не дает ей покоя, — Какие у тебя планы? Он хлопает ресницами: — Планы? — Ну да, планы. На жизнь. — Ох, — он морщится, — Я решил, что буду одним из тех хороших миллиардеров, которые ничем не занимаются. Съебусь на какой-нибудь маленький островочек, и никто обо мне больше не услышит. — Для того, чтобы съебаться на маленький островочек надо как минимум собрать чемоданы и сесть в самолет, — напоминает ему Джерри. — М-м. Я разберусь с этим. Ну или не разберусь, не знаю. Одно из двух. — у неё, очевидно, на лбу написано, что она обо всём этом думает, потому что он не выдерживает, — Чего? Только не надо говорить, что ты за меня волнуешься. — Может и волнуюсь. — Не надо. Со мной всё в порядке. Я просто стою на краю бездны. Готовлюсь, к моменту, когда она меня поглотит. Он громко тянет через трубочку свой кофе со льдом. Джерри подозревает, что Роман заказал его сугубо ради для того, чтобы издавать эти раздражающие звуки. На улице зима, в конце концов. Но, кажется, ничего не может стать на пути между мужчиной и его оральной фиксацией. Джерри терпеливо ждёт, пока он перестанет, а потом произносит: — Знаешь, у тебя ведь есть потенциал. — Правда что ли? Я думал, что на меня это распространяется только под твоим шефством. Не помню, чтобы мы обсуждали, что я могу чего-то добиться сам. Я, собственно говоря, чуть не потерялся по дороге сюда. Ты не слышала, как я кричал снаружи? «Джерри, помоги-и-и! Гугл карты это так сложно!» Она закатывает глаза: «Я имела в виду, что мы неплохая команда. По крайней мере были бы, если бы ты не был таким придурком. Это отнюдь не значит, что ты ни на что не способен самостоятельно. Как насчёт Пирсов? Что там со сделкой?» — Чёрт, я без понятия. Как думаешь, они принимают возвраты? — Ты всё ещё можешь довести её до конца. — Не думаю. Пирсы — это была братско-сестринская фигня, а не моя личная. — Возможно… — она начинает фразу, но не договаривает: её останавливает выражение его лица. Ей плевать на Кендалла и Шив — она никогда особо их не любила — но Джерри уважает, как много для него значит их потеря. Эта открытая рана всё ещё кровоточит при каждом движении. — Можешь снять свою думательную шапочку, Джерри. Я на пенсии. — Пока что. Посмотрим, что ты скажешь через пару месяцев, когда станет полегче. — М-м, я вполне уверен, что буду чувствовать себя так же, спасибо. Зачем дёргаться? Папа умер, Шив наслаждается своей ролью миссис CEO Уомсгэнс. Блядский Кен решил больше никогда с нами не общаться и провести остаток своей жизни в норвежском рехабе. Ради кого мне надрываться? — Ради Коннора, — отвечает Джерри больше в шутку, чем всерьёз. — Коннор считает, что всё, что я делаю зашибись, пока я не называю Уиллу проституткой. — Безусловная поддержка, получается. Какой ужас! — Знаю. Это отвратительно. В чем смысл любви, если её не надо вымаливать на коленях? Фу. «Ты любишь меня просто так? Вау, круто!» — он притворяется, что блюёт в пластиковый стаканчик. Джерри отпивает свой кофе и пожимает плечами: — Можешь попробовать впечатлить меня. — Я тебя умоляю, — он давит блёклую улыбку, — Я никогда никогда не смогу тебя впечатлить. Тебе не нужно меня впечатлять, — думает она. Мы настолько от этого далеки. Вместо этого она говорит: «С таким настроем ты далеко не уйдёшь». Он мрачно смотрит на неё в ответ. — Джерри. — Что? — Если бы все вышло иначе и мы бы остались в «Вэйстаре», а ты бы свинтила со своими сотнями миллионов... Ты когда-нибудь бы со мной заговорила? — Скорее всего. В конечном итоге. Я ненавижу выглядеть грубой на вечеринках. Роман щиплет трубочку в стакане, отрешённо размешивает напиток: «Ты бы смогла меня простить?» Даже сейчас её пронизывает боль настолько резкая, что она не находит в себе силы удостоить его ответом. — Понятное дело, — говорит он после неловкого молчания, — Это хорошо. Хоть у кого-то здесь есть капля самоуважения. В любом случае, эм-м… Не то, чтобы я искупил свою вину сознательно. Всё само пошло по пизде. Так почему ты теперь ходишь со мной на свиданки в кафе? — Ты перестал быть мне угрозой, — честно отвечает она. — Не смеши меня, — он скалит зубы, словно она сказала что-то уморительное, — Я никогда не был тебе угрозой. — Был, Роман. Был. После этого они не разговаривают. Но никто из них всё равно не встает и не уходит.

***

Её телефон звонит той же ночью: Джерри только устроилась на диване с бокалом мартини на фоне какого-то кулинарного шоу, которое ей настойчиво советуют её дочери. Её дочери советуют ей нескончаемый список всяких шоу — она, честно говоря, не понимает, как они умудряются совмещать свои всепоглощающие карьеры с таким количеством свободного времени. — Суть в том, — говорит Роман, как только она поднимает трубку, — что я пытался отменить всю эту штуку с твоим увольнением. Твоим фейковым увольнением, естественно. Фрэнк говорил с тобой об этом, правда? Я сказал ему, чтобы он поговорил с тобой. Даже так, я практически умолял его с тобой поговорить. Это было супер унизительно, чтоб ты понимала. — Да, он сказал мне. — Я не… Я понял, какой я идиот, сразу как сделал то, что сделал. Но ты понимаешь, ты тогда была злая, я тоже — я не мог тут же вернуться и упасть перед тобой на колени и вылизывать твои туфли, умоляя остаться. Но я же не увольнял тебя всерьёз, ты должна понимать. Не обязательно было развёртывать всю эту стратегию максимальной боеготовности «я подорву вас всех». — Обязательно, Роман. — Ладно. Ладно, — она представляет, как он трёт переносицу в попытках сдержать себя, — Можешь напомнить мне почему? Она вздыхает и отключает у телевизора звук: — Я работала с твоим отцом тридцать лет, Роман. Дольше, чем была замужем. — Я знаю. — Я была незаменима. Я спасала его задницу столько раз, что человек дождя обсчитается. — Без базара. — И это всё равно не помешало ему избавиться от меня. Самым жестоким, самым унизительным способом, какой только можно придумать. После месяцев пассивного-агрессивного дерьма, в котором он купал меня на работе. Тридцать лет я трудилась на него не покладая рук, и вот она награда. — Я понимаю. Понимаю, — Джерри молчит, и он конечно же добавляет, — Но он же всегда был таким. С этим просто надо смириться. Он бы одумался в конечном итоге. Он же не дурак, он знал, кто ему необходим. — Скажи, что шутишь, — она издает угрюмый смешок, — Ты не можешь быть настолько наивным. — Он просто хотел… Наказать тебя, я не знаю. И меня тоже, за всё, что между нами было. Я понимаю его в каком-то смысле, правда. Но… — Это был вопрос моей карьеры, — прерывает она его, — Всё, ради чего я работала столько лет, полетело в тартарары. Просто потому что ты не мог проявить ко мне хоть каплю уважения. Яблоко от яблони недалеко падает. Я не то, чтобы удивлена, что ты решил сделать своё горе моей проблемой. Он молчит. Долго. Джерри наблюдает, как женщина на экране обжаривает мясо в сковородке. Она представляет себе этот шипящий звук — плоть касается раскалённого металла. — Я оставлю тебя в покое, — наконец произносит он, — Если это то, чего ты хочешь. Он как всегда ищет повод сдаться. Джерри думает о том, чтобы повесить трубку, но вместо этого решает его запугать: — Я не хочу, чтобы ты оставлял меня, Роман. Я хочу, чтобы ты искупил свои грехи. Осознанно. — Как? Она прикусывает щёку: — Я тебе правда нравлюсь? Ты действительно считаешь, что я настолько замечательная? — Да, — его едва слышно. — Тогда докажи это. — Но как? — Не заставляй меня пожалеть об этом решении. — Я не знаю, как… — он на мгновение прерывается, — Я не уверен, что ты знаешь, м-м, но я не то, чтобы хорош в отношениях. В любых. Моя привязанность — не знаю, как выразиться — отвратительная, что ли? Я не знаю, как заставить людей хотеть моего присутствия. — Всё ты знаешь, — отвечает она, — Иначе мы бы не разговаривали с тобой сейчас. — Ох, Джерри… Не будь такой милой, когда отчитываешь меня — у меня сейчас инфаркт случится. Они, вообще-то, по наследству передаются. — Всё просто — будь моим другом. — звучит банально, как фразы, которые её дочери повторяют, как попугайчики, после серии «Улицы Сезам», — И я буду твоим. — Что ты имеешь в виду? Мы же больше не работаем вместе. И даже не пытаемся объединиться, чтобы захватить компанию. Никакого я-тебе-ты-мне. В чём вообще смысл? Что ты из этого получишь? — Друга. И ты тоже. Джерри слишком хорошо его знает. Она даже может представить себе выражение его лица, то, как недоверчиво блестят его глаза: «Господи помилуй, вот это концепт. Молись, чтобы об этом никто не прослышал. Кто знает, что подумают люди? Это же извращение! Извращение чистой воды!» — Ну или можем разбежаться, конечно. «Мы неплохо провели время» и всё такое… — Нет-нет, подожди. Я попробую, — он драматично прочищает горло и бездушным тоном робота говорит, — Это прекрасное предложение, Джерри. Я с радостью буду твоим нормальным человеческим другом… — Вот видишь! — Джерри невозмутима, — У тебя талант!