«Чем ближе я к тебе оказываюсь, тем сильнее сгораю. Я принял свои чувства, но сказать так и не смог. Ты все понимаешь без слов и наслаждаешься моими мучениями. Неужели я интересен тебе лишь таким? Сломленным и несчастным».
В вечернем сумраке хозяин квартиры сидит, развалившись, на полу. Его бледное лицо с высохшими дорожками слез освещает лишь свет из окна. Черная растянутая футболка спадает с одного плеча, оголяя острые, ключицы, в ложбинках которых утонуть можно. Серые спортивные штаны сужены на щиколотках, а голые ноги мерзнут без носков. Хосок даже не удосуживается включить камин, чтобы создать атмосферу тепла. Сейчас он сидит в холодном мертвом царстве и только тихое неровное дыхание разряжает тишину. На столе стоит бутылочка виски, а рядом бокал, который так прельщает и просит испить себя до дна, но старший не притрагивается. Его тошнит от алкоголя. Сейчас ни один кусок не лезет в горло, а запах спиртного вызывает рвотные позывы. Хосок не Чимин, он понимает, что ему нужно есть, поэтому пару часов назад впихнул в себя листья салата, заправленные соусом. Чувство голода ненадолго утихает, но этого не хватит, чтобы продержаться. Пустой взгляд устремлен в камин, который в лунном свете отливает серым. Мужчина тяжело вздыхает и придвигает одну ногу к груди, сгибая ее в колене. На диване вибрирует телефон. Трубка разрывается от звонков неизвестного, но Чон даже не удосуживается взять и ответить. Хорошо, что Чимин сейчас дома, иначе бы впрягся за старшего и начал выхаживать, проявлять заботу, от которой Чон бы в конец разревелся. Одинокая слеза катится по щеке. Чон запрокидывает голову к потолку, смотря на свое одинокое отражение. — Я потерял родителей, пациента, брата, — голос передает всю боль, исходящую от сердца. — Сколько я еще потеряю дорогих мне людей? Хосок не вытерпит, если потеряет вдруг тетушку или Чимина. Этот удар Чон не сможет стерпеть, он будет завершающим. Эти два человека самые дорогие в его жизни, они значат безумно много. Каждый в своей мере повлиял на его личность, какой она стала в конечном итоге. Без Чимина и тетушки Хао он уже не будет собой. Телефон перестает вибрировать. Хосок кладет голову на диван и смотрит пустым взглядом в потолок. Чон даже до конца не понимает, почему сейчас грустит. Да, он потерял брата, но даже не знал его. От этого больнее вдвойне, ведь была возможность. Но родители оборвали с ним все связи. Они сами настояли на том, чтобы отдать Хосока, огородиться от него и забыть, как неудавшуюся ошибку. И в том его вины совершенно нет, но почему тогда так обидно? Чон не может сказать, но одно знает точно: он хочет узнать все о своем брате. Хосок вновь уходит в свои мысли, задумывается глубоко и вздрагивает, когда слышит очередной звонок. Телефон вот-вот встретится с полом, но он вовремя хватает его совсем у края и отвечает, не глядя. — Да? — уставший взгляд полуприкрытых ресниц уставлен в потолок. — Господин Чон, простите, что так поздно. Вас беспокоят из клиники. Чон Чонгук чувствует себя не очень хорошо. У него лихорадка, и он бредит. Вас зовет. Хосок резко садится и смотрит, бегая нервно глазами по углам комнаты. От одного только имени внутри что-то сжалось и не разжимается до сих пор. Это что-то тяжким грузом тянет внизу живота. Хосок переживает за младшего, с этим ничего не поделать. И он никому ничем не обязан. Он не должен никуда срываться, на ночь глядя, но именно это и делает, резво поднимаясь с пола. Волнение за чужую жизнь выше его сил. Хосок не может оставить Чонгука. Он уже стал чем-то значимым и дорогим. Они оба давно перешли черту психолог/пациент. — Какая у него температура? Он в сознании? Лекарства давали? — Хосок одевается на ходу и спешит на всех парах в больницу. Лишь бы успеть. Медсестра отвечает на все вопросы, но это никак не успокаивает старшего, только больше подливает масла в огонь и дает разрастаться истерике, которой сейчас никак не место. — Будьте с ним. Я скоро буду, — наказывает строго Чон, давая понять, что не приемлет плохого отношения к Чонгуку. Он его не заслуживает. Этого мальчика не заслуживает весь этот жестокий мир. — Господин Чон, может лучше вызвать скорую? — взволнованно трепещет девушка на том конце телефона. — Сначала я приеду, а там разберемся, — повышает голос шатен, выходя быстрым шагом на улицу, где собирается гроза. Мирное небо сменяется черными тучами, заволакивающими звездное полотно. Это только повышает тревожность. Чонгук ведь не боится грозы? Старший садится лихо в машину и, как только загораются фары, дает по газам, нарушая парочку правил. Хосок не может ехать шестьдесят километров в час. Он выжимает все сто двадцать. Только на парочке светофоров и поворотах понижает скорость, нервно отстукивая пальцами по рулю и терзая нижнюю губу в волнении за Чонгука. Он не волнуется так сильно за других пациентов. Если бы ему позвонили и сказали про другого человека, то Чон бы никак не отреагировал, а дал лишь наставления, но Чонгук нечто иное. Хосок сам должен убедиться, что с черноволосым мальчиком все хорошо. За полчаса он доезжает до больницы. Возможно, придется оплатить несколько штрафов, но это не столь важно сейчас. Хосок выпрыгивает из машины, совсем неровно и косо припарковав ауди на обочине. Он забегает в больницу вместе с яркой вспышкой и сильным громом. Его охватывает паника. Он мечется по первому этажу и кое-как находит лестницу, на негнущихся ногах бежит к ней и поднимается скорее. Оказавшись на втором этаже, ни минуты не тратя, он забегает и замечает мечущегося на постели Чонгука в поту, укрытого серым пледом. А рядом сидит сестра и держит его за плечи. — Чшш… Все хорошо, это просто гроза, — успокаивает мягкий женский голос, но Чонгук вырывается и что-то кричит. Хосоку больно смотреть на парня. — Можешь идти. Я разберусь. Мужчина снимает пальто и бросает его на пол, а девушка поднимает и вешает на спинку стула, смотря растерянно на психолога. — Может все-таки вызвать скорую? Или хотя бы вколоть ему успокоительное? — обеспокоенно лепечет медсестра, но этим только мешает Чону. — Ты врач? Ты знаешь, как лучше? Нет! — Хосок не сдерживается и повышает голос, пугая девушку. — Я все улажу. Иди! Медсестра кивает и выбегает, закрыв тихо дверь. Хосок смотрит на Чонгука и не узнает в нем милого мальчика, который скромно улыбается, отсвечивая верхним рядом кроличьих зубов. Нет той улыбки и теплого взгляда, которым он всегда его провожает. Сейчас лишь сведенные к переносице брови, дрожащие бледные губы и ресницы. Хосок касается лба, проверяет температуру и второй рукой нащупывает ладонь парнишки. — Чонгук. Чонгук, это я, — тихий спокойный голос, каким Чон не звал до этого никого. — Хосок. Младший сжимает холодными пальцами ладонь и пытается приоткрыть глаза, но Хосок останавливает. — Нет, не надо. Что случилось, Чонгук-и? Мужчина продолжает поглаживать ладонь и склоняется ниже над младшим, а тот сипло отвечает: — Мне снился кошмар. Я не мог из него выбраться, — бледные губы лепечут, а зубы стучат. — Что тебе снилось? — Чон опускается еще ниже и проводит рукой по лицу, заправляя взмокшие пряди у лба. — Они, — обезличено и так непонятно. — Они снова хотели увезти от тебя. Я пытался сбежать, но машина заперта. Я кричал, но они не хотели слушать. Она говорила, что я не здоров, мне нужно лечиться, а он вез нас куда-то… Хосок ничего не понимает. Чонгук говорит слишком скомкано и непонятно. Это всего лишь сон, но у каждого кошмара есть подготовленная почва. Сознание само проецирует страхи. То, чего мы боимся больше всего, воплощается в сновидениях и преследует. Шатен перехватывает ладонь поудобнее и хмурит брови. — Кто «они», Чонгук? Парень отрицательно мотает головой, словно боится произнести вслух. Будто они из воздуха появятся в комнате и украдут. — Нет, они придут и заберут меня. Они так делали уже, — всхлипывает парень и цепляется за руку старшего, как за спасательную шлюпку. — Что делали? — Хосок ощущает себя как на допросе. — Оставляли, говорили, что я не такой, как все… Они не говорили о тебе, но я знал и искал. Они были против и злились. Все это похоже на бессвязный детский лепет, но все как-то слишком взаимосвязано, хоть и очень криво. На обычные кошмары это не похоже. — Чонгук? — Хосок несильно хлопает его по щеке, приводя в чувства. — Кто «они»? Ты их знаешь? Парень молчит. По нему видно, что он напуган и не может отвечать на вопросы. Старший не хочет еще больше его травмировать, поэтому склоняется, оставляет теплый поцелуй на лбу, продолжая держать за руку. Все вопросы остаются на потом. Сейчас Чонгук нуждается в поддержке. У него никого нет, кроме Хосока. Чон двигается, чтобы сменить положение тела, как Чонгук резко вскакивает и вцепляется в него мертвой хваткой, дыша куда-то в шею. Хосок замирает, боясь сделать одно резкое движение. Даже дышать начинает тише и медленнее, чувствуя всхлипы в области ключицы. — Тише, маленький, я с тобой. Никуда не уйду. Куда я денусь? — с улыбкой спрашивает старший, а Чонгук плечами пожимает. — Вот именно. Так что успокойся и ложись спать. — А ты почитаешь мне? — тихо спрашивает младший и его голос такой тихий и нуждающийся в тепле и заботе. Будь Хосок такой же эмоциональный, как Чимин, то заплакал, но вместо этого касается дрожащей хрупкой спины и нежно проводит от лопаток до копчика. — Конечно, почитаю. Что именно ты хочешь? — опаляет тихим шепотом ушную раковину, отчего Чонгук мурашками покрывается. — Алиса в стране чудес. Хосок напрягается, но не подает вида. — Хорошо. Старший снова укладывает парня на постель, взбивает подушку и укрывает теплым пледом. Берет с полки книгу и пробегается глазами по строчкам. Точно такая же есть у него дома. То же самое издание. Подозрительно, ведь их бессчетное количество. А у Чона в руках то самое, которое было когда-то в детстве, даже страницы те же, выцветшие и потрепанные. Хосок откидывает все сомнения и садится на вторую половину кровати. Включает светильник и занавешивает окно. — Ты не боишься грозы? — уточняет для себя Чон. — Нет, потому что со мной сейчас ты, — совсем блекло улыбается и смотрит сверкающими в темноте оленьими нежными глазами. Шатен кивает и открывает на нужной странице, погружаясь в чтение. Чонгук слушает, не перебивает и достаточно быстро проваливается в легкую дрему, а Хосок ведь еще даже до середины не дочитал. Но Чону не важен сам процесс чтения, как присутствие старшего, который согласился почитать для него, хотя ничем не обязан. Они оба ничем не обязаны, но продолжают медленно тянуться друг к другу. И это не любовь и не влечение. Это нечто иное. То, что невидно невооруженным глазом. То, что сокрыто внутри. И вот Хосок уже дочитывает до страницы с очередными картинками и собирается отложить книгу, как парнишка чмокает губами и поворачивается к нему лицом. — Ты ведь не откажешься и не бросишь меня, как они? — спрашивает довольно тихо, но слова доходят до самого сердца Чона. И вот как можно соврать ему? Соврать самому себе? Хосок закрывает книгу, откладывает ее на тумбочку и улыбается нежно, глядя на Чонгука, что сейчас так отчаянно нуждается в заботе. Он ищет ее в других людях, и наконец-то нашел в холодном Хосоке, пробил его броню и растопил ледяное сердце. И все это один маленький парнишка, коих много поискать. Но Чонгук особенный, и это не унизительно. Для Чон Хосока — Чон Чонгук самый необычный и особенный. — Я не брошу тебя, Чонгук. Никогда, — и пустых слов он на ветер не бросает. Чон улыбается и спустя пару минут сопит, приоткрыв рот. Хосок сидит еще полчаса и решает сходить до своего кабинета, но замечает бумажного журавлика на столе. Чон любил делать таких в детстве, но отец часто ругал его за то, что переводит бумагу зря, а шатен продолжал. И этот напоминает тех, что он мастерил. Хосок подхватывает его осторожно, чтобы не сломать, и с теплой улыбкой уносит с собой. Он спускается по лестнице и берет на посту запасные ключи от кабинета. Свои остались дома в кармане пальто. Чон не первый раз забывает, но его всегда выручают постовые медсестры и санитары. Вот и сейчас он направляется к своему кабинету, вставляет ключ и открывает дверь, чувствуя дуновение ветра и шум с улицы. В лицо тут же летят листы. Чон жмурит глаза и закрывает за собой, поднимая с пола бумаги. — Что здесь вообще произошло? — недовольно бухтит Чон, собирая все листы, не вчитываясь, какие принадлежат ему, какие Паку. Убрав полностью весь беспорядок с пола, Хосок закрывает окно и оглядывает кабинет. Чон его не открывал, Чимин тоже. Значит, здесь был посторонний. От этой мысли шатен напрягается и осматривается. Кому могло взбредить в голову прокрасться в кабинет психологов? Хосок ничего не понимает, но подходит к вешалке и осматривает карманы халатов, вдруг там что-то оставлял важное, но ничего, кроме ручки и мелочи, не находит. В карманах Чимина тоже. Он подходит к столам и осматривает у Чимина, там все без изменений, а у своего замечает упавшую рамку. Чон ставит ее на место и подозрительно оборачивается, подмечая, что картины на стене остались нетронуты и все так и висят. Старший списывает это на то, что рамка ближе к окну и одним порывом могла упасть на стол. Хосок кладет бумажного журавлика рядом с фотографией, а сам просматривает компьютер на наличие взлома, но так и ничего не находит. Кому понадобилось рыться в кабинете? С какой целью? Хосок даже понятия не имеет. Его взгляд падает на папку с историей Чонгука. Какая-то навязчивая мысль подталкивает проверить ее. Это не паранойя, а предосторожность. Старший быстро пролистывает страницы, но не замечает никаких изменений. Он словно ищет иголку в стоге сена. Может ему все это кажется, и он просто забыл закрыть окно? Чон уже начинает в это верить, пока не замечает вырванный листок из блокнота, подаренного одним из коллег. Мужчина смотрит на блокнот, а взгляд медленно переходит на бумажного журавлика рядом. Слишком уж это подозрительно, тем более цвет журавлика совпадает с цветов листов. Чон приглядывается внимательней и замечает надпись. Он тянется рукой и рассматривает его на свету от монитора. На бумаге и правда что-то написано. Хосок, ни капли не думая, разворачивает поделку и читает: «Ты близок к истине». Хосок неверяще смотрит на обычный клочок бумаги и сжимает его. Этот журавлик был в комнате Чонгука, в которую не может войти посторонний, только медперсонал. А этот листок вырван из блокнота Чона, в кабинет которого не может попасть никто, кроме него самого. Даже с разрешения Хосок не позволяет, а это значит лишь одно: Чонгук был здесь. Хосок не понимает. Здесь нет ничего важного, кроме историй болезни других пациентов и его собственной, но она осталась нетронутой, как и все в этом кабинете. Чон хотел быть раскрытым. Он чего-то добивается? Внимания? Признания? Хосок думал, что знает, кто такой Чонгук, но теперь сомневается. Хосок нечитаемым взглядом смотрит на листок и пытается понять, что до него хочет донести Чонгук. Он говорит размыто и загадками. Полностью его понять невозможно. Теперь Чон понимает, почему от него отказывалось много психологов. Таких лечить и исправлять сложнее. Они не поддаются логике и объяснению. Они настоящие психопаты, которые ведут двойную игру. И если Чонгук и правда всего лишь играет, Чон выяснит в каких целях. Листок ложится на стол, а Хосок подходит к окну, разглядывая мрачные грозовые облака. Брови сведены к переносице и нахмурены. Ему предстоит узнать, что затеял Чонгук и почему решил действовать сейчас. А где-то на втором этаже, пока Хосок пытается найти логичное разумное объяснение, Чонгук улыбается. Сна ни в одном глазу. Он и не хотел спать. Все это очередная спекуляция, спланированная и ловко сделанная им. А Хосок в очередной раз попался. На доверии можно сделать многое. Врать — самое простое.***
Чимин просыпается в своей квартире в бодром настроении и выспавшимся. Давно он не ощущал прилива сил сразу после пробуждения, а не принятия первой чашки кофе. Этот день обещает быть хорошим на свершения. Рыжая копна волос растрепалась на подушке, отливая золотым, словно перья феникса. Парень протирает глаза и поднимается, шагая босыми ногами по полу в одной лишь белой растянутой в горловине футболке и трусах. Его маршрут до мелочей прост. Он направляется в ванную, а оттуда прямиком на кухню, готовить ароматный бодрящий кофе, который сделает этот день еще лучше, чем легкое пробуждение. Стоя у зеркала в ванной с зубной щеткой в руках и пастой в уголке губ, он задумчиво улыбается, погружаясь в собственными мысли. На досуге дня он размышлял об их странных отношениях с Юнги. Без какого-либо преувеличения их тянет друг к другу. Необъяснимо, но очень сильно, словно они два магнита с противоположными зарядами. А противоположности по всем законам физики рано или поздно притягиваются. Сколько бы они не делали друг другу больно, пытаясь насолить, но все равно все сводится к одному и тому же. Между ними есть безумная искра, проскочившая еще в самую первую встречу, которая дала запал спустя некоторое время. Чимин помнит, как страдал несколько месяцев по Юнги, и сейчас понимает, почему именно. Он, как бы тяжело это не было признавать, испытывает чувства к Юнги. Если раньше это были интерес, влечение, перерастающее в гнев, и ненависть, медленно перетекающая в ревность, то сейчас Чимин робко и неуверенно, может признать для самого себя, что это нечто большее. Любовь. Громкие слова, но Чимин их еще никому не озвучил, да и полностью не может быть уверен в том, что вторая сторона испытывает к нему те же чувства, что и он. Сейчас это лишь догадки. Чимин не боится, что на его чувства не ответят или посмеются, но страх все равно присутствует, как и у всех, кто решается на такой смелый поступок. Пак вспоминает все моменты с Юнги. Когда впервые его встретил, первый сеанс, поцелуй, секс и все последующие, которые принесли неимоверную боль. Но это закалило и помогло осознать, что, несмотря ни на что, Чимин любит Юнги. Даже те чувства, что Пак испытывает каждый раз при одном только взгляде и встрече с ним, говорят о многом. Ни на одного человека Чимин так не реагирует, как на него. Он — совершенно иное, нечто более важное. Когда Чимин видит Юнги, то остальной мир кажется таким неинтересным и блеклым. Он перестает замечать окружающих и шум, только стук сердца, которое рвется к старшему в объятия. Чимин никогда не считал себя романтичной натурой, а рядом с Мином становится ей, но с небольшой перчинкой. Чимин готов простить ему все, что было до этого, и начать с чистого листа, если Мин на это согласен. Он полностью уверен, что и зависимость можно побороть, если Юнги пойдет ему навстречу и примет не только чувства, но и помощь. Звучит так странно, чуждо в голове, но приятно до глупой улыбки на лице с зубной пастой, стекающей на футболку с подбородка. Парень выходит из ванной и направляется на крыльях любви на кухню, включает на телевизоре музыкальный канал, где сразу же начинает играть молодежная попсовая песня, а Чимин, виляя бедрами, танцует в такт и порхает от холодильника к столу, готовя легкий завтрак. Он вспоминает про телефон, который отключил практически на неделю, и бежит в комнату, включая его по пути и получая сотни смс-оповещений. И все они от Юнги. Чимин видит количество пропущенных и собирается позвонить ему и спросить, по какой причине на его телефоне триста восемьдесят девять пропущенных, но теперь уже Мин не берет трубку. Пак решает, что заедет к нему или спросит у Ли, где находится тот, а пока решает набрать Холли, от которой был десяток с лишним звонков и сообщений с угрозами расчленения и отрезания достоинства. С этим не шутят и просто так словами не разбрасываются, учитывая взрывной характер младшей Пак. Чимин набирает любимую сестренку по видео, прекрасно зная, как та любит подобное. Нужно как-то искупить вину и задобрить девушку. Спустя минуту Холли отвечает. — Пак Чимин, ты вообще страх потерял?! — с ходу взрывается девушка, а рыжий видит на экране только ее большие карие глаза. — Я мысленно тебе уже химическую кастрацию сделала пятнадцать раз! — И тебе доброе утро, сестренка, — по-доброму вздыхает и улыбается Пак. Чего-то подобного он и ожидал услышать. — Зачем тебе нужен телефон, если ты им пользоваться не умеешь, скажи мне, пожалуйста? — ее строгий голос так непривычно слышать, особенно видя распущенные волосы, что делают из нее ангела. Чимин решает немного сбавить обороты и сгладить углы. — У тебя новая помада? Тебе очень идет, — Чимин старается улыбнуться расслабленно и непринужденно, но пока что это не очень получается, судя по вздернутой брови блондинки. — Ты — жук! Не уходи от разговора! — пухленькие губки становятся похожи совсем как у уточки, а между бровями образуются складки. Пак закатывает глаза, нанизывая омлет и листья салата на вилку. — У меня все хорошо. — Когда все хорошо, телефон не отключают, просвещенная моя, — Холли трясет камерой телефона. — Дай договорить, мартышка, — смотрит в камеру и непринужденно продолжает. — У меня были причины, по которым я был вынужден отключить его. Это идея Хосока, и она пошла мне на пользу. — Мне и Хосока кастрировать в придачу? — Холли, — попрекает за ребячество Пак. — А что? Я в другой стране и волнуюсь. Что мне еще думать, если у тебя отключен телефон, а Чон не отвечает? — Хосок не отвечает? — удивляется Пак, он об этом впервые слышит. — Я, в отличие от тебя, не вру, — тонкими намеками кидает камни в огород старшего. — Что за обстоятельства вынудили тебя отключить телефон? И только попробуй соврать. Я тебя прибью. Прилечу и прибью, Пак Чимин. Угрозы от младшей сестры кажутся такими дешевыми трюками, которые могли бы прокатить, если бы им обоим было лет по пятнадцать. Но они оба взрослые люди, поэтому Чимин понимает, что это волнение и забота, скрытые за подколами. Чимин улыбается мягко уголками губ. Холли он может доверить и выложить всю правду на блюдечке. Она не осудит и поддержит, даст совет и посмеется, чтобы поднять настроение. Холли — тот человек, в котором Чимин всегда будет нуждаться, как в утренней чашечке кофе и ключах от камаро в кармане. — Помнишь, я говорил тебе про одного пациента, который поступил в клинику? Богатенький сосунок. — Да. — У нас с ним было много разногласий. Я как-нибудь расскажу обо всем. Из-за него у меня была депрессия несколько месяцев. После я пытался его ненавидеть, избегать, но сейчас принял свои чувства, — на душе легче становится с каждым сказанным словом. — Чувства? — Я люблю его, — на одном дыхании произносит Чимин. Холли смотрит шокировано и не моргает. Пак понимает ее ступор. До этого он никогда и ни в кого не влюблялся. Чимин не испытывал потребность в человеке и не страдал от разлуки с ним. Это ведь и есть любовь? Та самая, о которой многие мечтают и страдают. Сейчас в этих чувствах увяз Пак. Раньше для него отношения были мимолетны и быстротечны. Никакой романтики, свиданий, признаний в вечной любви и поцелуев под луной. Все это было чем-то из раздела фантастики. А сейчас Чимин испытывает самые настоящие чувства, которые окрыляют и дарят силы на признание Юнги. — Ты уверен, что это любовь? — уточняет с осторожностью Холли тихим голосом. Былой гонор и угрозы пропали, словно ветром сдуло. — Не знаю, — неуверенно мямлит Чимин, опустив взгляд. — Именно поэтому я отключил телефон, чтобы разобраться в своих чувствах. — Этот человек догадывается? — Не знаю, но мы чувствуем одно и то же. В этом я уверен. Холли тяжело вздыхает и опускает понуро голову, а длинные волосы струятся водопадом, закрывая расстроенное личико. — Что такое, мартышка? — с братской трепетной заботой интересуется Пак. Холли не единственная, кто может волноваться, Чимин на это тоже способен. — Я переживаю за тебя, — тихо и обиженно произносит она. — У тебя была депрессия, о которой я ничего не знала. Мне неизвестно, что сейчас происходит у тебя в жизни. Я не знаю человека, к которому у тебя серьезные намерения. Любовь — это вклад двоих, а не одного. Я боюсь, что ты сильно обожжешься Мне искренне хочется, чтобы ты встретил того самого, но, судя по твоим словам, это не очень хороший человек. Холли пугает, что родной брат может вступить в абьюзивные созависимые отношения, из которых потом очень сложно выбраться. Возможно, что ему даже понадобится помощь специалиста. Никто не застрахован от плохих людей в жизни. И Чимин не исключение. Он ведь любит помогать, отдавая всего себя. Батарейки не долговечны. Если бы они сейчас были рядом, то Чимин обязательно взял бы Холли за руку и с полной уверенностью заверил, что с ним все будет хорошо. Но они на расстоянии, а поддержка по телефону не может передать всех тех слов и эмоций, как при живой встрече. — Я понимаю твои опасения. И также боялся отпускать тебя одну в другую страну, и что твой молодой человек может сделать больно, но если каждый раз бояться и отступать, то не научишься ничему, — Чимин судит по собственному достаточно богатому жизненному опыту. — А если он не ответит тебе взаимностью? Ты об этом подумал? — Я стараюсь мыслить позитивно. Думал, но старался не углубляться, чтобы сильно не расстраиваться, если ожидания не оправдаются, а опасения сбудутся. Холли качает головой и поджимает, накрашенные блеском, розовые губы. — Обещай мне, что с тобой ничего не случится, — карие глаза смотрят с огромной просьбой, которую не выполнить — преступление. — У меня вообще-то сессия скоро. Мне нельзя лишний раз нервничать! Чимин смеется и мысленно треплет сестренку по голове, представляя, как ее светлые волосы пушатся и магнитятся. Как же он скучает по ее прикосновениям, запаху, объятиям и болтовне. Пак не думал, что будет скучать по всему этому, от чего раньше было сложно отвязаться. — Обещаю. Холли кивает часто и мысленно просит Чимина сдержать это обещание. — Хорошо. Я поддерживаю твое решение и стремление помочь ему и быть в отношениях. Одним выстрелом двух зайцев, — улыбается девушка, переводя тему в шутку, чтобы самой лишний раз не волноваться. — Холли! — хмурит брови наигранно, но сестра верит и смеется, показывая свою яркую заразительную улыбку. — Все-все, поняла, — машет ладошкой, а на пальцах виднеются длинные ноготочки розового цвета. — Мне пора на учебу. Хорошего дня, цыпленок! — посылает воздушный поцелуй и прощается. — Удачи, мартышка! — делает те же жесты Чимин. Сестра отключается, а Пак смотрит на погасший экран. Сегодня он признается Юнги. И будь, что будет.***
Хосок сидит в столовой и смотрит перед собой сосредоточенным взглядом, словно готовится к судебному заседанию. Из головы никак не могут выйти абсолютно глупые догадки и мысли по поводу Чонгука. Они буквально заполонили разум и не дают ему ни о чем другом думать. Из доказательств у него есть только одна бумажка. С ней в суд не пойдешь разбираться, обвиняя в воровстве и проникновении на чужую территорию. По непонятной самому причине Хосок ощущает себя обманутым и преданным. Чонгук всего лишь пациент, но от его поступка обидно вдвойне. Чон проматывает в памяти каждую встречу и вспоминает мельчайшие детали, которые могли бы вызвать подозрения, навести на мысли, но этот парень целая книга тайн и загадок, которые Чон никак не может разгадать. Хосок уже собирается уходить, но слышит знакомый топот ног, а через мгновение напротив шатена садится Пак. — Почему трубку не берешь? — запыхавшись, спрашивает Чимин, у которого румянец с щек не сходит Хосок кончиками пальцев по столу проводит и смотрит отрешенно, словно не здесь находится. — Телефон разрядился. Забыл поставить на зарядку, — врет на ходу, но так уверенно, что рыжий верит, кивая часто. — У тебя как дела? — Лучше всех. А вот ты выглядишь каким-то расстроенным. Как съездил до тетушки Хао? Чимин считывает его, как открытую книгу. Сложно что-то утаить от друга, которого знаешь несколько лет. — Узнал одну семейную тайну, покрытую мраком, — саркастично невесело хмыкает Чон. — И что за тайна? Хосок пару минут молчит, обдумывая, как бы так сказать, чтобы не шокировать рыжего, но решает не мелочиться и вывалить так, как есть. Как узнал об этом он. — У меня был младший брат. Он погиб вместе с родителями на том ебучем самолете, а самое обидное даже не это, а то, что я не знал о его существовании, — рубит с плеча Хосок, говоря без запинки и пауз. Это надо видеть в живую, как маленькие глаза Чимина размером с бусину становятся астероидами. Он сейчас находится даже в большем шоке, чем Хосок в моменте. На мгновение шатену кажется, что рыжий сейчас откинется и ему придется делать сердечно-легочную реанимацию. — Что?! — Вот и я был в таком же ахуе, — кивает Хосок. — Как так произошло? Сколько ему было? — Чимин ищет причины следственной связи, но пока что путается в этом клубке. — Родители решили, что через год можно завести нового ребенка. Его почему-то не отдали другим родственникам. В Хосоке сейчас говорит зависть. Ему обидно, что его отдали, как котенка, а другого оставили. Видимо, Чон был не породистым, в отличие от своего брата, которого он ни в коем случае не винит. Чимину становится жаль друга. Он знает его историю и понимает, насколько это бывает ужасно — ссоры с семьей. — Хосок… — Чимин тянется и накрывает холодную ладонь своей. — Я уже свое разочарование пережил и не обижаюсь. Не на кого просто, — усмехается горько. — В моей жизни все резко смешалось, что я не могу разобраться с этим дерьмом. Я тону в нем, понимаешь? Парень тихо кивает и поджимает губы. Они поменялись местами. Теперь очередь рыжего утешать шатена. — Давай закажем доставку, и ты мне все расскажешь. М? Чимин знает, как подкупить Чона. Долгая дружба дает о себе знать. — Если ты платишь, — дергает уголком губ в улыбке. — Ну, разумеется.***
Ли стоит недалеко от клуба и курит в сторонке, следя за очередью. Многие думают, что клубы это весело: можно потанцевать, завести новое знакомство, немного выпить и расслабиться. Но на самом же деле клуб — это не самое дружелюбное место, особенно для новичков, которые знают о них из романтических книжек, в которых от изнасилования главную героиню спасает рыцарь на белом коне. В реальности нет никаких героев и то, что таит в себе клуб, остается за его дверьми. За сигаретой Феликс вспоминает, что было неделю назад. Он думал, что Мин начнет буянить, но после всплеска эмоций под препаратами он не вынес урок, а лишь продолжил идти по накатанной. Ли это ввело в некий ступор. Как можно жить, словно ничего не было, когда тебя буквально размазало по асфальту от нахлынувших чувств. Юнги поражает своим безразличием не только к окружающим, но и собственному здоровью. Это неудивительно. Юнги плевать на всех, но к препаратам он относится со всей своей наркотической любовью, что течет по венам. Мин даже ничего не сказал на следующее утро, проспал весь день и ближе к ночи свалил в очередной клуб. Фил устал бороться и убеждать Юнги перестать употреблять. Это бесполезно. Перед глазами до сих пор картина, как отчаянно блондин зовет Чимина, бьется в конвульсиях, его окровавленное лицо, разбитые в мясо кулаки, слезы и крики. Сломленный и жалкий человек предстал перед ним, таким, каким он является на самом деле. Ли искренне жаль Мина за его слабость и отсутствие уважения даже к самому себе. Юнги не поможет никакое спасение, пока он сам не начнет бороться за свою жизнь. За сигаретой он задумывается и совсем не замечает, как рядом оказывается Чимин, который смотрит на него мягким достаточно спокойным взглядом. — Привет, где он? — наспех выпаливает рыжий, поглядывая на вход. Ли рассматривает ангельское светлое лицо. Он действительно жалеет, что выбрал Чимина и ввязал его в это болото. А ведь у него был шанс выбраться… Фил выпускает дым подальше от рыжеволосого, смотря на него сверху вниз и разглядывая, словно не слышал вопроса. Чимин видит по глазам и запаху, что тот трезвый, но игнорирует его вопрос. Пак надувает губы и встает на носочки, выхватывая элегантно, подобно кошке, сигарету и отводит ее в сторону, держа между указательным и средним пальцем. Этот наглый жест привлекает внимание Феликса. Он склоняет голову и облизывает губы, протягивая ладонь. — Отдай, — звучит как приказ. Чимин морщит брови, подобно недовольному ребенку. — Где он? — старается звучать в тон ему. Феликс притягивает парня резко за талию, а у того глаза расширяются от неожиданности, а ноги слабеют. Фил забирает незатейливым жестом свою сигарету, но продолжает держать младшего, а тот смотрит уже не так растерянно. — Тебе здесь не место, малыш, — хмыкает Ли, смотря на него с интересом, а Пак скалится в ответ, забавляя еще больше. — И где же мне место? — нахально вздергивает нос и дергает уголком губ недовольно. — В постели. Жаль, не моей, — улыбается хищной акулой, а Пак закатывает глаза, толкая его в грудь. — Очень смешно. Эти подкаты не работают на мне, Ли. Чимин становится рядом, высвобождаясь от внезапной хватки, и поправляет одежду, а Фил засматривается на пушистые ресницы, которые без макияжа — произведение искусства. Красота Пака не нуждается в химии, она от природы шикарна и неотразима. Пак смотрит на двери клуба, потом на Ли и складывает два плюс два. По нему не скажешь, что он большой любитель шумных тусовок, а значит, он здесь из-за Юнги. Улыбнувшись, Пак покидает компанию сероволосого и направляется в клуб с целью отыскать Мина и поговорить с ним. Хотя это у них получается не очень хорошо. Ли провожает рыжего долгим взглядом, чувствуя укол где-то внизу живота. Не к добру это. Чимин сразу же проходит к стойке и глазами ищет старшего. Это задача не из легких. Люди снуют туда-сюда, загораживая и мешая взору. Пак отмахивается от бармена, который ставит бокал перед носом, говоря, что это за счет заведения. У парня не было в планах напиться, разговор должен состояться на трезвую голову хотя бы у одного человека. Рыжий высматривает светлую макушку и кусает губы в нетерпении встречи, от которой все внутри наэлектризовано. Он чувствует чужие руки на талии, скидывает их и, выругавшись, отходит от стойки, плавно двигаясь между людьми и стараясь не прикасаться к ним лишний раз, а карие глаза пытаются найти его. Девушки крутятся на шестах, Чимин не задерживает на них долго взгляд. Не вызывают они в нем животного желания овладеть и возбуждения. Вот блондин с медовыми глазами и дрянным характером уже украл его сердечко и не отдает, так еще и не собирается покидать. Пак не сдается и обходит весь клуб, но так и не находит Юнги. На звонки тот не отвечает, да и в таком шуме не услышишь. Чимин вздыхает и прислоняется спиной о колонну, рассматривая танцпол, но даже на нем нет Мина, хотя он вообще не похож на человека, который любит танцевать, но Пак уже видел, как тот двигается в пьяном плену. И это было достаточно завораживающе, непринужденно и сексуально. Грустные глаза вновь проходятся по людям, и Чимину удается выцепить блондинистую макушку, которая двигается совсем недалеко. Глаза загораются, а сердце пропускает очередной удар. Что Мин с ним творит на расстоянии? Но Пак не сразу двигается. Он замирает на месте, ослепленный его красотой и плавными движениями. Юнги танцует лениво и расслабленно, словно не в этом мире находится. Чимин уверен, что если взглянуть ему сейчас в глаза, то зрачки окажутся размером с сердечки и будут увеличиваться от каждого покачивающегося движения Мина, который даже не подозревает, как действует на рыжего. Долго смотреть на него нельзя — гипнотизирует. Медленными неуверенными шагами Пак направляется к блондину, ведомый одним только сердцем, которое за ниточки тянет, убеждая, что в чувствах нет ничего плохого. Из всех влюбленностей Чимина, Юнги — самая ужасная. Он плохой партнер в отношениях, с ним семью не построишь, зато сжечь мосты и разбить сердце запросто. Чимину все равно на осуждение и предрассудки, он хочет любить и быть любимым. Любимым Юнги. И не важно, что за этим решением вытекают последствия. С каждым пройденным шагом Чимин приближается к Юнги, а собственное сердце уже бьется о грудную клетку в желании воссоединиться. Мин не подозревает даже о приближении рыжего. Он спокойно танцует, не думая ни о чем, отдаваясь мелодии, держа в руке бокал виски. Пак оказывается очень близко, но так и остается незамеченным. Чимин старается отодвинуть на задний план волнение, твердя самому себе, что нужно поговорить, пускай Юнги уже и пьян. Мягкая ладонь ложится на плечо, привлекая внимание, и старший поворачивает голову, сталкиваясь с до невозможности глубоким взглядом. На него так никто в жизни не смотрел. Чимин — исключение из всех правил. — Привет, — робко произносит Пак, не зная, куда деть потеющие от волнения ладони. — Ну, привет. Чего хотел? Тон его голоса заставляет насторожиться. Ощущение, словно его обвиняют в чем-то. Этот хрипящий терпкий голос, который среди музыки слышен четко, будто ангельская песнь. Вот только Юнги больше демон-искуситель, чем ангел. Если только падший. Чимин открывает рот, намереваясь ответить, но рука скользит по его талии, оглаживая ткань и не касаясь кожи. Оба знают — обожгутся и получат ожоги, несовместимые с жизнью. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить, — Чимин старается звучать убедительно, но руки на талии твердят обратное. Они дергают его за ниточки, заставляя расслабиться и отключить разум, который Пак тщетно пытается сохранить. — Серьезные разговоры ни к чему. Давай просто потанцуем, — улыбается чеширским котом, подцепляя пухлые пальчики. — Юнги, я… — но разве у него есть право выбора? Мин не хочет слышать ни единой отговорки, поэтому тянет Чимина в сторону танцпола, где скопилось уже прилично людей. Он идет на поводу у старшего и молча следует рядом. Парень оглядывается себе за спину, но не находит там сил отпустить ладонь. Пак по зрачкам понимает, что Юнги под кайфом. Говорить им не о чем, но попытать удачу стоит. Чимину вот никогда не везет. Они оказываются посреди танцпола, и Юнги улыбается так, словно знает Чимина вдоль и поперек, все его грязные желания и мечты. Считывает и отражает в самодовольной улыбке. А сам Чимин не может ничего сказать. Он отключает мозг и не может адекватно соображать рядом с тем, от кого крышу сносит напрочь. Пак смотрит по-глупому наивно и медленно задыхается от любви к тому, кто ее недостоин. Юнги мягко касается пальцев и скрепляет их в крепкий замок, несильно давя своими на ладонь рыжего, приводя его хоть в какие-то чувства. Пак в прострации от него. Недели не хватит, чтобы разлюбить этого великолепного мерзавца, который цепляет своей натурой. — Музыка к нам расположена, — улыбается Юнги, становясь ближе, а рыжий — к смерти, чувствуя запах виски, дурманящий голову. — Не против танца, Пак Чимин? Его голос и манера речи немного настораживают, словно подталкивают заключить договор с демоном, отдав свою жизнь на вечное служение. Чимин с опаской смотрит на него, но делает шаг навстречу, и их тела соприкасаются, пуская импульсы по телу. Вторая рука Юнги оказывается на талии младшего, а Чимина — на плече. Глаза в глаза и дыхание на двоих в полутемной комнате с бледным освещением, в котором Чимин найдет Юнги даже с закрытыми глазами, настолько он от него зависим. Пак не слышит музыки, только свое бешено стучащее сердце и бархатный голос Мина, что пьянит с первых хрипящих нот. Парень даже забывает, о чем хотел поговорить. Его гипнотизируют глаза и руки, что обходительно касаются без пошлого подтекста, которым обычно пропитано каждое слово и движение. Этот образ к нему так прикрепился, что видя его совершенно другим, Пак теряется. Чимину кажется, что он лодка посреди океана, которую никто не найдет, а этот океан — Юнги. Только из-за него он еще не потонул и держится на плаву. Только одним им и его силами. Первый шаг, и Чимин готов рассыпаться прямо перед Юнги, упасть на колени и лежать у них, ожидая указаний. Ему достаточно лишь одного небрежно брошенного взгляда, чтобы прекратить свое существование, как человек. Юнги держит его за талию и ведет в этом танце. По Паку видно, что он не в силах двигаться сам. Он безвольная кукла, а Юнги — кукловод. Дергает за ниточки струн души, заставляя себя то любить, то ненавидеть. И в этом вечном пребывании Чимин мучается. Они вдвоем качаются в танце и смотрят друг на друга. Чимин даже не смеет предположить, что творится в голове у Юнги. Там хаос мыслей, коктейль безумия. И парень теплит надежду, что где-то там есть и он. Небольшое укромное местечко занимает в его голове и сердце. Это не сравнится с тем, сколько места занимает в его мыслях Юнги. Там только он находится и вытесняет все живое, ревностно сжигая огнем. Чимин движется по минному полю и старается не делать лишних шагов, смотря в глаза старшему, а тот — сквозь него, словно не видит никого. Пак списывает все на действие наркотиков и алкоголя, а не на то, что Мину в принципе наплевать на него. Такого просто не может быть. Чимин любуется глубокими медовыми глазами, радужку которых застилает полностью зрачок, но даже так его глаза самые прекрасные и поглощающие в мире. В них Пак тонет каждый раз, стоит только взглянуть. Он полностью прекрасен со всеми своими недостатками и поганым характером. В любимом не видишь недостатков. За танцем Пак не замечает, как взгляд с его глаз спускается чуть ниже и проходит меньше секунды, как Юнги накрывает его губы и вдыхает в них новую жизнь. Чимин, закатывая глаза, прикрывает веки и отдается страстному безумию. От этого поцелуя разрушаются все оболочки, мир сотрясается, а разум отключает питание. Теперь они друг с другом наедине, тонут в сладострастном поцелуе. Пак задыхается от недостатка кислорода, а Юнги жадно забирает его, не давая шанса на крошечный глоток. Если и дышать, то только им, выжигая все легкие. Чимин двигается губами наобум, чувствуя, как ему отвечают. Он на верном пути без карт и маршрута. Прикосновение губ вызывает мурашки, которые не сходят с кожи; они пробегаются по всему телу, щекоча нервы. Рыжий горячо выдыхает и смазано подключает язык, мажа им по небу. Рассыпаться от обычного поцелуя уже вошло в привычку. Этот медленный танец в громком клубе и нежный поцелуй с перчинкой что-то за гранью понимания. Юнги целует, а Пак ощущает, как тот наносит многочисленные удары по шаткому слабому сердцу. Их язык любви — эмоциональное насилие. Прикосновения — окровавленные клинки. Слова — самый сладкий яд. Между ними — настоящее насилие, а расстояние — поле боя. Любить друг друга никогда не будет легко. Юнги старается сдерживать себя, не забывая, зачем он здесь и что нужно сделать, но это оказывается сложнее, чем он думал. Вредить Чимину — входит в привычку, но как же больно после этого самому. Он рассыпается каждый раз, а под закрытыми глазами всплывает тот день, когда его размазывало по асфальту от самой страшной ломки. Это напоминает, что пришло время снова очернить его белоснежного ангела с добрыми помыслами. Пришло время обрезать ему крылья и скинуть с небес на землю. Если Юнги несчастен, то месть его будет прекрасна. Никто не спасется от нее. Он ударяет без предупреждения, неожиданно, но точно. В поцелуй между ленивыми движениями языка он шепчет со всей нежностью и любовью. — Меня ломает от тебя. Пришло время и тебе сломаться. Чимин не успевает распахнуть глаза, как его легко толкают, обрывая поцелуй. И он летит в несбывшиеся ожидания, больно ударяясь спиной и кроша позвоночник. Парень открывает глаза и видит лишь удаляющийся силуэт старшего, который даже не оглядывается. Дыхание резко перехватывает, а по щекам бегут дорожки слез. Чимина в грязь лицом окунают, возвращая из Рая на землю, где нет взаимности между ними. Мин точно провел линию, ясно давая понять, что он ему не нужен и может отказаться так просто и легко, буквально махнув ладонью. Вот так один, брошенный своей же ядовитой любовью, Чимин смотрит, не моргая. Глаза щиплет от обилия влаги. Чимину не больно. Уже нет. Он полностью разрушен Юнги. Пак стоит, пошатываясь на ногах, и чувствует, как грудную клетку что-то сдавливает и больно впивается. Это его сердце раскрошилось. Чимин беззвучно плачет, сокрушаясь на месте, превозмогая боль и восхваляя насилие, которым его одаривает Мин. Если сейчас дотронуться до Пака, то пульса не найдется даже на магистральных артериях, а температура кожи близится к окружающей среде. Он медленно умирает изнутри. В нем больше нет ничего живого. Надежда растоптана и брошена перед носом. Рыжий плачет и держится из последних сил, чтобы не упасть и не умереть на полу от разрыва или остановки сердца. Интересно, а Юнги будет оплакивать его тело? Чужие руки касаются участков кожи, бродят от бедер до ягодиц и от талии до шеи. Несколько незнакомцев лапают тело, что несколько минут назад для одного было всем, но в тот же момент стало ничем, превратившись в очередной кусок мяса. Пак смотрит в одну точку, надеясь, что это все неудачная несмешная шутка, и Юнги вернется, они поговорят и решат все свои разногласия. Но этого не происходит спустя несколько минут, а Чимин уже не дышит. Без Юнги он уже не может. Без него уже никак. Он чувствует себя использованным. Вновь. Брошенным. Вновь. Ненужным. Вновь. Пока шаловливые руки пробираются под одежду и начинают ласкать прямо так, Пак роняет слезы, желая отключиться навсегда. Как только Юнги выходит, Ли напрягается, но не спешит за другом, а направляется в клуб. Ох, что-то ему подсказывает, что здесь нечисто. И оказывается прав, когда видит рыжую макушку, которую лапают три мужика, а тот не сопротивляется, но выглядит ни живым, ни мертвым. Из него словно все соки высосали, а взгляд заплывший и потерянный. Ли бежит к нему и с ходу ударяет парочке зевак, которые навострили свои члены на беззащитного Чимина, который бы и не понял, если бы его изнасиловали. Фил разгневан, но второй рукой держит Чимина за плечо, а тот не моргает, заплаканный и весь бледный, только щеки и глаза красные. — Сказал бы сразу, что это твоя сучка. Чего с кулаками бросаться-то? — зажимая окровавленный нос, бубнит один из извращенцев. — Съебался нахуй, пока я тебе ринопластику не сделал прямо здесь! — шипит Феликс и выводит Чимина на свежий воздух, отводя в сторонку, подальше от толпы. Чимин прислоняется спиной к кирпичной стене и сползает по ней, не прекращая беззвучно рыдать. Его вырывает прямо на тротуар. Ли оказывается рядом и гладит по спине, протягивая салфетки, а Чимин прижимает их к губам. Он ни слова не говорит, только задыхается, трясясь не то от холода, не то от накатывающей истерики. — Что он тебе сделал? — спрашивает Фил, присаживаясь на корточки. — Растоптал все, — с паузами шепчет безжизненным голосом. Феликс щурит глаза. Чимин сейчас не даст ни одного нормального ответа, поэтому Ли достает из его кармана телефон, просит разблокировать и залезает в телефонную книжку, набирая самый первый номер. Хосок. Спустя долгие гудки ему отвечают, зевая. — Чимин, ты время видел? — Это Феликс. Чимин рядом, — оглядывается на безжизненное тело. — Он не в состоянии сейчас говорить, — Ли так-то должен успокоить, но только пугает абонента на том конце телефона. — Не в состоянии? — переспрашивает чуть более грубо. — Что с ним? Кто бы это ни был, но он волнуется о Паке очень сильно. Ли понимает, что набрал нужному человеку. — Он ничего не говорит. Я кину вам геолокацию, а вы приезжайте и заберите его. Я пока буду с ним. Фил отправляет местоположение и ждет, когда приедет Хосок. Периодически Ли бросает на сидящего Чимина взгляды, а тот будто не слышит ничего, находясь в вакууме, но принимает ветровку от Фила. Парня всего знобит и трясет, а молчание пугает, словно он пережил такой шок, что навсегда останется немым. Ли прислоняется спиной к стене и закуривает, смотря по сторонам, а Пак шмыгает носом. — Ты ошибался… Вы ошибались. Я не могу ему помочь, — зуб на зуб не попадая, подает несмело голос Чимин, а Фил опускает взгляд на яркую копну волос. — Прости, что впутал тебя во все это, — искренне извиняется сероволосый, которому это вообще несвойственно. — Благодаря этому я понял, что одной моей любви ему никогда не будет достаточно. Совсем скоро приезжает Чон и оказывается в полнейшем шоке, когда видит своего друга бледного, дрожащего и абсолютно неживого. В былых глазах лишь пустота и отчаяние. Он выходит из такси, прося водителя подождать, я сам легкой трусцой подбегает к другу и трогает его за плечи, а тот тряпичной куклой отзывается, совершенно неестественно повернув голову. Его взгляд отрешенный и безжизненный. — Чимин… — шепотом зовет Чон, не веря своим глазам. Хосок забирает его и помогает сесть в такси, бросая благодарность Ли. Они доезжают до квартиры старшего, которая этой ночью слышит самые громкие и наполненные болью крики. Нечеловеческие вопли срываются с пухлых губ, а плечо Хосока служит губкой, впитывающей слезы и подавляющей звук. Чимин кричит, срывая связки. Боль в горле не сравнится с той, что сейчас в осколках его сердца.