«Я чувствую, что тону, задыхаюсь. Но мне не хочется выбираться из этого болота. Я хочу погрузиться в него с головой. Я безумец, но и ты не дружишь с головой».
Люди способны на многое. Все зависит от их силы, стремления и амбиций. Если нет ничего из перечисленного, то далеко не уедешь. Однако одного желания мало. Так живут только беспечные люди. Им комфортно мечтать, лежа на диване и не прилагая усилий, а свои неудачи они списывают на остальных. Ведь в их поражениях виноваты люди, которые усердно трудятся, а не они сами, что бездельничают. Хосок захотел узнать о Чонгуке больше, чем обычные сеансы и разговоры, и вот он сейчас сидит в гостинной у панорамного окна с бокалом виски со льдом и потертой папкой. Хосок захотел — Хосок действует. Вечерний город и светильник освещает комнату, заполняя темное пространство каплями света. За окном начинается дождь, капли которого стекают бесшумно по стеклу, создавая красивые картины за окном. Дождь — украшение для ночного города. Время перевалило медленно за одиннадцать. Самое то, чтобы копаться в чужих секретах. О Чонгуке ходит много слухов, и они не самые приятные. Кто-то считает его поехавшим, безумцем. Многие говорят, что он здоров и просто косит под дурачка, чтобы жить в хороших условиях. Сам Хосок наслышан, что от него отказывались многие специалисты, чувствуя себя рядом с Чонгуком некомфортно. Они говорили, что от него исходит сумасшествие. Самое настоящее, о котором снимают художественные и документальные фильмы. Оно тихими шагами приближается к тебе, а ты этого даже не замечаешь. И Хосок бы не стал верить в эти байки, но Чонгук сменил пять высококвалифицированных специалистов, которые выводили самых отчаявшихся и безнадежных. Но самого безнадежного не смогли. Эта ноша теперь лежит на плечах Хосока, который не совсем понимает, что ему делать и как действовать. Он чувствует рядом с Чоном странную ауру. То он жизнерадостный ребенок, который радуется зелени под ногами, то загадочный любитель искусства и загадок. Первая сторона вызывает тепло и свет, а вторая холод и отторжение. Хосок приписывает это к раздвоению личности, но нутро подсказывает, что что-то здесь не все чисто. Возможно, ответы на его вопросы лежат на поверхности, а он их не замечает. Вытянутые в коленях штаны и темно-зеленая футболка действуют на домашнюю обстановку и создают свой уют и особую атмосферу. Чон сидит в кресле, смотря на дождливый город, перемешивая лениво виски в бокале. Только звук льда, катающегося по бокалу, разбавляет тишину. Рука тянется к заветной папке с секретами. Она довольно тонкая и хлипкая. Хосок ожидал, что на Чонгука есть отдельное досье, но все гораздо скуднее, чем он думал. — Так… Кто же ты такой, Чон Чонгук, — хрипло проговаривает Чон, читая простые данные парнишки, по типу рост, вес, возраст, контактный номер телефона. Первые страницы Хосока мало интересуют. На них только данные с больниц о строении мозга, постановления диагнозов, а также предписания врачей, которые есть в истории болезни. Хосок не раз уже мозолил о них глаза. Он выискивает что-то интересное, что должно здесь быть. И глаз наконец-то цепляется за нечто стоящее. Чонгук как-то упоминал, кем работают его родители и как именно они погибли. Вот только данные на бумаге разнятся. И фото совсем не подходят под описания. На фото мать Чонгука блондинка, больше похожая на американку, а отец похож на тайца с кудрявыми волосами. Хосока настораживают эти данные. По записям сказано, что родители Чонгука погибли в пожаре, даже вырезки из газет пестрят новой информацией. Хосок откладывает досье и берется за листовки из газет. Глаза пробегаются по новостным сводкам, а брови хмурятся по мере прочтения. Во всех газетах говорится о разном, словно другие случаи. Где-то пишут, что родители были алкоголиками, где-то — примерные люди, с которыми случилось такое несчастье. Кто-то напечатал, что это был поджог, кто-то — несчастный случай. Но все как один утверждали, что ребенка в доме не было. Где он тогда был? Где во время пожара был Чонгук? Был ли это вообще пожар? Голова начинает кипеть от переизбытка информации и заглушить противный гул в висках помогает алкоголь. Хосок отпивает немного и ставит бокал обратно на стол. — Ничего не понимаю, — хмурится устало Чон и потирает переносицу. Газеты, которые представляют из себя сборки слухов, ничем не помогают, и Хосок решает пробежаться по заключениям медицинского центра, в котором лежал Чонгук три года. Там должно действительно быть что-то стоящее. — Посмотрим, — Хосок тянется за папкой на столе. Карта пребывания в психиатрической больнице ничем интересным похвастаться не может. Различные вкладыши и результаты анализов мочи не могут рассказать Чону о Чонгуке больше, чем хорошие показатели лейкоцитов и отсутствие сахара. По этим справкам кажется, что Чонгук совершенно здоров. Обычный здоровый человек, как и все. В папке есть записи о наблюдениях за Чонгуком, МРТ головного мозга, в котором нет отклонений, что странно, ведь все его болезни идут от головы. Нарушение целостности мозговых отделов, но по показаниям Чонгук совершенно здоров. — Да что же ты, черт возьми, такое?! — Хосок не выдерживает и кидает папку на пол, потирая усиленно руками лицо. На что он надеялся? Что сможет раскусить Чонгука? Зачем он вообще взял его личное дело? Его дело — лечить Чонгука, не углубляясь в личное, не копоша журналы и папки. С Чонгуком нужно прорабатывать и разговаривать, но Хосок сомневается в правильности этого лечения. Он вздыхает и смотрит на пол, а из папки вылетает листок прямо к ногам Хосока. Чон задумчиво смотрит на кусок бумаги и осторожно поднимает его. Это оказывается еще один отрывок из дешевой газеты, но Чон внимательно всматривается в фотографию. По центру находится автомобиль, который не вписался в поворот, по всей видимости, или заскользил на мокрой дороге, из-за чего улетел в кювет. Вокруг авто стоят полицейские и люди в белых халатах. Чон высматривает каждую мельчайшую деталь, пытаясь узнать место, где именно это произошло, но, по всей видимости, это лесная дорога. Хосок читает новостные колонки, в которых говорится, что некий Чарльз Откинс и Мари Откинс разбились насмерть, потеряв управление. Многочисленные травмы ужасают, а одно коротенькое предложение заставляет пройти мурашки по спине. «Тормоза были перерезаны». Чон долго вчитывается в это предложение. Что-то не сходится. Они ехали по прямой дороге без единого поворота? Что это за дорога такая? Обычно проселочные и лесные дороги полны поворотов, а здесь ни одного. При повороте всегда скорость снижается, или они гоняли, не зная о значении одной педали? И опять ни слова про ребенка. В этой новостной сводке вообще говорится, что у пары не было детей. Хосок не знает, чему верить. Все стало еще более запутано, чем было до этого вечера. Алкоголь не помогает снять напряжение и унять шквал эмоций. Чон чувствует, что находится в тупике, но ощущение, словно его кто-то намеренно в него завел, будто ожидал этого хода. В шахматной партии всегда нужно знать ход противника. Хосок решает вернуть папку на ее законное место и перестать копаться в бумагах и документах. Нет ничего ценнее человеческого слова, которое легко можно обесценить, но веса своего оно при этом не теряет. Лишь человек решает, кому верить, а кого остерегаться. Хосок не испытывает доверия к Чонгуку, но, чтобы узнать его, придется идти против принципов, ломая собственные устои. Вот только ради чего Чон это делает, сам не понимает. Это уже не обычное любопытство, желание узнать правду, добиться желаемого. Это нечто совершенно иное, и Хосок не может дать этому объяснений. Как только он узнает, кто такой Чон Чонгук на самом деле, сразу от него отстанет и продолжит его лечить. Не всем обещаниям суждено сбыться.***
Дети не любят долго лежать в больнице, и теперь Юнги понимает, почему именно. Здесь до жути скучно. Занять себя буквально нечем. Мин уже задумывается над тем, чтобы сделать небольшую перестановку в своей палате. До такого еще додуматься нужно. Со скуки хочется лезть на стену, а ломка проявляется с каждым днем все сильнее. Но чувства притупляются рядом с Чимином, который сегодня не появлялся, но Юнги живет воспоминаниями о вчерашней встрече. Каждый неожиданный визит — буря, шкал, ураган эмоций, которые никак не удержать. Юнги хочется пытливо наблюдать за этим рыжим сумасшествием в очках с черной оправой и белом халате, но как же чертовски он горяч без него. Без одежды. Нагой Чимин — причина отсутствия кислорода в легких Юнги. Его тело хочется изучать языком, каждый чертов миллиметр. У Юнги не было желания владеть кем-то, но Чимина хочется приручить, как дикого зверя, хотя, кто из них дикий еще только предстоит узнать. Однообразные виды из окна быстро теряют интерес у Юнги, у которого терпения еще меньше, чем интереса. В черных штанах и белой длинной рубашке, которая на нем смотрится великовато, выходит из палаты и прогуливается по второму этажу. В палаты он не заходит, только смотрит на двери и слышит громкие крики и стуки особо буйных пациентов и удивленно выдыхает, благодаря Чимина, который его не приписал к такому числу, хотя по его выходкам можно давно приписать к неадекватным. Руки начинают предательски чесаться, и Юнги закусывает губу, стараясь унять неприятный зуд в области запястий. Ломка настигает его неожиданно, но Юнги старается не подавать вида, держится молодцом. Вот только для кого этот спектакль? Для себя любимого. Юнги хочет доказать организму, что никакая ломка его не сломает. Но это и не значит, что он собирается со всем завязать. Просто может продержаться дольше, чем срок действия препарата. Эта бессмысленная борьба заранее проиграна. Юнги не такой сильный, каким кажется на первый взгляд. Иначе бы уже давно бросил эту дрань. Силы воли не хватает. Желания нет. Поэтому он и страдает. А его лекарство находится где-то в стенах этой больницы. Юнги обходит весь второй этаж и спускается на первый, заглядывая в пустую столовую. Еще слишком рано для обеда. Чимин не завтракает в клинике, Юнги этого не знает. Он ступает дальше, читая таблички на кабинетах. Процедурные кабинеты, уборные, перевязочные, служебные помещения. Юнги знает, где находится кабинет Чимина, но идет так, словно впервые ходит по первому этажу, изучает каждую дверь и находит в итоге нужную. Мин только тянется к ручке кабинета, как замечает тень на двери и поворачивает голову, хмуря брови. — Кого-то потерял? — спрашивает Хосок, сунув руки в карманы распахнутого халата. Юнги оглядывает нового человека, которого не видел до этого, но знает, что этот громила, выше его самого точно, подвозил Чимина несколько раз на свой рухляди. Необоснованная агрессия уже зарождается по отношению к этому человеку, а ведь Юнги даже его имени не знает. Для агрессии повод не нужен. Юнги полностью разворачивается и принимает ту же позу, что и незнакомец: сует руки в карманы штанов. — Нет, просто гуляю, — отвечает Юнги, смотря лениво, чуть задрав голову. Нахальства у него не занимать. — Ты загулялся, Юнги, — строго отрезает Хосок. Юнги вздергивает удивленно бровь. — Как-то слишком быстро у нас происходит знакомство. — Долго выкобяниваться будешь? — раздраженно фыркает Чон, не скрывая своего раздражения по отношению к Мину. — Мне кажется, это ты из себя кого-то строишь, — Юнги недовольно оглядывает мужчину, сверля взглядом, словно хочет дыру проделать во лбу. — Я тебя предупреждаю первый и последний раз, чтоб больше в это крыло не заходил, — враждебно предупреждает Чон, сделав шаг навстречу. Юнги опускает взгляд и склоняет голову, а с губ срывается усталый вздох. — Лучше табличку сюда поставь, сторожевая псина. Хосок плотно сжимает челюсти, стараясь не сорваться и не впечатать коротышку в стену, размозжив остатки мозгов. Юнги удаляется, шаркая по полу шлепками, чувствуя на своем затылке прожигающий взгляд одного шатена. Кажется, Юнги успел нажить себе врагов. А они заводятся быстрее, чем друзья. Но курса Мин не меняет. Он намеревается найти Чимина. Его машина стоит на парковке, а значит, он где-то здесь. Юнги тратит почти час на поиски Чимина, которые в конечном итоге венчаются успехом. В одном из залов общегрупповой терапии Юнги слышит знакомый мягкий голос. Это действует как чарующий звук волшебной флейты. Блондин осторожно приоткрывает дверь и смотрит на Чимина, который в просторном зале сидит на стуле, слушая историю одного пациента из круга, часто кивая и хлопая пушистыми ресницами. Неужели никто не замечает этой красоты?! Юнги беснуется. Эти чудики сидят и теребят пальцы и края одежды, уперев глаза в пол. Но это и хорошо. Только один Юнги может любоваться красотой, созданной явно в прошлой жизни, на небесах. Ему открывается вид на божественный профиль парня. В глаза бросаются губы, точнее верхняя, которая кажется больше нижней. Ярко-розовые губы пышностью напоминают бутоны пионов. И у Юнги покалывает губы от желания прикоснуться к этим пионам. Ровный нос, кажется, был когда-то выгравирован на монетах. Таких идеальных носов не существует, без горбинки и углубления. Превосходен. Глаза смотрят лениво, но с профессиональным интересом. Густые ресницы касаются нижних маленьких ресничек, а Юнги готов умереть от переизбытка чувств. Ему по вене только что пустили опасные вещества. Ему пустили смертельную дозу. У него по венам растекается Чимин. Блондин не может прекратить любований своим психологом, когда он успел стать личным, правда, непонятно, но Юнги его себе присвоил, и ему об этом знать совсем необязательно. Сейчас не существует времени. Оно замедлилось для Юнги. Мин готов стоять у двери и смотреть на Чимина часами, зависать и любоваться каждым взмахом ресниц. Мин старается не моргать, чтобы не упустить лишний раз, как Чимин сглатывает, а его кадык перекатывается так эстетично и красиво, что Юнги не может сдержать восхищенного вздоха. Сколько проходит времени неизвестно, но люди начинают собираться, вставать со стульев, убирая их за собой в угол комнаты. Дверь открывается, выпуская пациентов, а Юнги стоит, прислонившись к стене так, словно не ждал здесь Чимина полтора часа. Полтора часа смотреть на человека. Просто смотреть и ничего не делать. Это и есть безумие, сумасшествие. Первая его ипостась. Когда зал становится пустым, Юнги заходит и закрывает за собой дверь, а Чимин стоит у матов и стульев, пересчитывая инвентарь. Даже сейчас чертовски красив и привлекателен, просто стоит и держит в руках свой желтый ежедневник. А Юнги снова залипает. Нездоровый интерес перерастает во влечение, которое адекватным не кажется. — Кто-то стул украл или лишний притащил? Чимин вздрагивает и оборачивается на голос, который узнает из тысячи. Он не кажется удивленным или заставшим врасплох. Сейчас он спокоен. Эту сторону Пака Юнги удавалось пару раз увидеть, и она заводит похлеще любого порно. — Нет, просто проверяю наличие инвентаря, — ответственно говорит Чимин, прижимая ежедневник к груди, словно школьница тетрадки. — Все на месте? — заинтересованно спрашивает Юнги, прислонившись плечом к косяку. Юнги ощущает себя хулиганом, который ждет пай-мальчика, чтобы проводить до дома и понести тяжелый рюкзак с тонной учебников. Это так странно: сравнивать себя с хулиганом, а Чимина с ботаном, но Мин по-другому представить эту картину не может. Чимин напоминает примерного мальчика в этих очках. И Юнги хочет снять их, отложив на столик, чтобы не мешали целоваться. — Ты кого-то ждешь? — оборачивается Чимин, смотря на блондина. — Тебя вообще-то. Чимин удивляется, приподнимая брови. Маленький мышонок. — Меня? — Ты единственный в этом зале, — Юнги оглядывает зал, словно здесь может быть кто-то еще. — Зачем ты меня ждал? Вопрос хороший, даже Юнги не знает ответа на этот вопрос. Просто искал встречи. Скучно было, словно увидев Чимина, ему бы стало весело, над его головой расцвела радуга и скакали бы пони. Но даже это не идет ни в какое сравнение с тем, что Юнги ощущает сейчас, просто находясь с Чимином в одном закрытом помещении. Ответа на свой вопрос Чимин не получает, а подходить к Юнги кажется опасной идеей, но Чимин рискует, приближаясь. Только не к Юнги, а к двери. Так он себя успокаивает. Мину просто повезло стоять рядом с дверью. — Мне нужно идти. У меня сеанс с господином Дао, — спокойно отвечает Пак. Чимин даже не понимает, зачем отчитывается, слова просто вылетели. Оповещать Юнги о своих передвижениях необязательно, но Пак делает все с точностью да наоборот. Но Юнги не намерен отпускать Чимина вот так. Он вообще не намерен его отпускать. — Чимин, стой, — Юнги смотрит на Чимина, который безмолвно просит отпустить. Мин не дает ему просто так уйти. Чимин поднимает взгляд с ручки двери на Юнги, смотрит в медовые глаза, зрачки которых увеличиваются, словно от новой дозы. Пара секунд зрительного контакта и оторваться невозможно. Оба молчат и смотрят с пониманием и осознанием. Они попали в капкан. Ловушка уже захлопнулась, и шанса выбраться больше нет. Губы Юнги двигаются, пытаясь что-то сказать, как слышится сирена, отключается электричество, но свет исходит от панорамного окна за спиной Пака. Красная лампа оповещает о пожарной тревоге и воет как не в себя, раздражая противным звуком. Юнги тут же забывает, что хотел сказать, и закрывает рот, морщась от света и звука. Но на запястье ощущается хватка и приходится раскрыть глаза. Мин видит Чимина, рука которого сжимает запястье, и его слегка растерянный взгляд, но даже так он действует уверенно. — Иди за мной! Не отставай! — командует Чимин и быстрым шагом направляется к запасному выходу, который ближе всего. Юнги не успевает издать ни звука, как его вытаскивают за руку из зала и ведут в быстром темпе к пожарному эвакуационному выходу. Звук сирены больше не давит на уши, а переполох на первом этаже кажется отдаленным, словно находится где-то не здесь точно. Юнги смотрит только на белую спину и чувствует легкость в шагах. Ощущения такие же, как под очередной дозой, но организм Мина чист. Сейчас другой наркотик поступает, выпуская яды в организм. Блондин не понимает, как оказывается на свежем воздухе, но благодарить нужно Чимина, который продолжает сжимать его за руку и оглядываться по сторонам в поисках чего-то неизвестного. — Не отходи от меня! — Чимин продолжает командовать и сжимает запястье посильнее наручников. Юнги в любой момент может сбежать, а сейчас идеальная возможность скрыться в этой суматохе. Но разум старшего не соображает. Он сейчас похож на потерянного ребенка, которого с собой везде за ручку таскает мама. Мысли о побеге даже не проникают в голову. Сейчас все мысли забиты другим. В голове вата, по-другому это не описать. На заднем дворе клиники уже стоит весь медицинский персонал с пациентами, за которыми приставлен контроль. Они могут сбежать, такое случалось не раз. Хосок стоит позади всех, но прекрасно видит всех и каждого. Иногда быть высоким очень даже облегчает жизнь. Чон оглядывает толпу, пересчитывая всех поголовно, но сбивается со счета, когда видит рыжую макушку, а позади нее плетется, по-другому это не назвать, Мин Юнги. Хосок сжимает плотно челюсти и вздыхает, провожая друга взглядом. Он пытается его уберечь, но тот сам лезет на рожон. Хосоку хочется закурить, но он вспоминает, что забыл пачку сигарет в пальто в кабинете. Он только успевает тихо ругнуться и цыкнуть, а Чимин пропадает из обзора вместе с Юнги. Чимин случайно натыкается на одного из коллег, чуть не сбивая того с ног. — О! Чимин! — мужчина с черными усами и короткой бородой выставляет руку вверх, и Чимин поворачивает голову, откликаясь на свое имя. — Господин Хио. — Чимин, я не помню, кому отдал ключи от процедурной. Они не у тебя случаем? — спрашивает Хио, прощупывая еще раз пустые карманы халата и брюк. — Да, они у меня в кармане. Я занесу вам их, — успокаивает Пак, хлопая по своему карману. — Ох, Чимин-и, спасибо огромное! — мужчина кланяется благодарно, а Чимин скромно улыбается, поджав губы. Юнги не смотрит на незнакомого мужчину. За сегодня он успел повстречать столько незнакомых людей, что нужно перестать нарываться на неприятности, иначе это аукнется. Жаль, что жизнь Юнги ничему не учит. Он опускает любопытно взгляд на карманы халата и видит железный маленький ключ с резьбой и брелком, похожим на ошейник у собак. Мин слышит и понимает суть разговора. В процедурном кабинете хранятся не только растворы для уколов, шприцы и капельницы, но и медикаменты. Совсем как те, которые видел Юнги в тот вечер. Ему совсем сносит крышу от своей безрассудной идеи, но ломка играет на нервах, задевает чувствительные струны души. Импульсы доходят до мозга, а дальше идет команда к мышцам, и Юнги тянется к карману Чимина, но тот оборачивается, проверяя своего спутника. — Что? — удивляется Юнги, не понимая, почему к нему прикреплено внимание. Чимин ничего не говорит, только непонятно закатывает глаза и снова ведет Мина куда-то. — Куда мы идем? — Юнги решается задать вопрос, следуя верной собакой за Паком. — На свое место. Чимин становится рядом с толпой и ждет дальнейших указаний. Юнги он держит как можно ближе к себе, не отпускает, а Мин только и рад прижиматься к боку сексуального психолога. Пока Чимин оглядывает здание, Юнги тянется к карману и вытаскивает ключ бесшумно и без препятствий кладет быстро себе в карман штанов. Опустив голову и почесывая незатейливо кончик носа, Мин улыбается. Сегодня точно станет еще лучше. Возможно, он поступает неправильно, аморально и нечестно, но Юнги не может иначе. В этой клинике работают профессионалы, так что должны знать, что необходимо не только ножи и вилки держать взаперти, но и личные вещи. А такие как ключи вообще не носить с собой. Юнги все равно, что достанется Чимину, ведь какой-то там мужик знает точно, что последним ключ был у него. Его не трогают дела людей, даже Чимина. Все, что его привлекает — тело, а душа не интересует. Душа — это полное погружение, а Юнги и на мели неплохо живется. Спустя пятнадцать минут все начинают потихоньку расходиться. Задний двор постепенно пустеет, остаются только Юнги и Чимин. Мин смотрит сначала в глаза Паку, а потом опускает взгляд на руки, что вместе держатся. Точнее держит Чимин. До сих пор. Все также крепко. В этом основная проблема Чимина — он держится слишком крепко. За людей в его жизни особенно. — Знаешь, а это очень даже романтично, — Юнги улыбается, как влюбленный беспечный дурак, и чуть двигает рукой, раскачивая ее. — Придурок, — закатывает глаза Чимин и раздраженно выдыхает, ведя Мина обратно в здание. — Эй! Я, может, гулять хочу! — протестует Юнги, но довольно идет внутрь. — Тебе не положено, — фыркает Пак. — Если ты будешь со мной, проблем не будет. — Если я буду с тобой, проблем будет еще больше. Фраза звучит двусмысленно, оба это понимают. Каждый подразумевает свое значение, но смысл фразы понятен сразу. Ничего хорошего из их пары, тандема не выйдет. Плюс на минус всегда будет минус, как не старайся.***
Ночные клубы всегда манят своей неизвестностью, громкой музыкой, запахом алкоголя, секса и запрещенных веществ. Феликс проходит через охрану без проблем и оказывается в самом настоящем голубо-неоновом мире. Светы софитов приглушены, медленная музыка немного вводит в ступор. Ли оглядывает воровато танцпол и понимает, что толпа под кайфом. Алкоголь здесь непричем. Каждый человек у стойки диджея чувствует эйфорию, после которой будет жесткий отходняк. Люди живут одним моментом, чтобы заботиться о том, что будет через минуту. Феликс неторопливо проходит внутрь, стараясь не задеть людей у выхода, что курят. Явно не никотин. От табака зрачки радужку не застилают. Пара дамочек стоит, прислонившись к стене в ярких вырвиглазных шубах, сделанных, по всей видимости, из собаки, и пялит в потолок. А несколько развязных особ умудряются насасывать своим ухажерам на одну ночь, но точно не навсегда. Они такой букетик венерических заболеваний подарят, что такой запомнишь на всю жизнь. Ли долго взгляда на них не задерживает. Он на них даже не смотрит, но боковое зрение замечает мелочи. Парень в красной кожаной куртке проходит к бару, но отказывается от алкоголя и прислоняется к стойке, смотря на второй этаж, где должно быть потише и не так много людей. Ли замечает свободный диванчик и двигается туда, все же заказывая апельсиновый сок и такую же газировку, прося доставить на место. Пока Ли поднимается по лестнице, то замечает, как скатываются опьяненные тела, словно рулон обоев. Феликс только перешагивает через лежачих и занимает свое место. Удивительно, но сегодня на втором этаже не так много людей. Только несколько богатеев с охраной развлекаются с парочкой феминных мальчиков в красных кружевных трусиках и мясистой задницей. Феликсу до этого нет никакого дела, он только смотрит на приходящих людей и вздыхает, доставая сигарету. Через пару минут на столе оказывается бокал с соком и газировкой, а Ли благодарит официанта и откидывается на спинку мягкого синего дивана. Сегодня все сговорились сделать все синим? Или сегодня какой-то особенный день? Или же Ли не прочитал название клуба «Голубая бухта». Тогда бы столько вопросов не возникло. Но на все становится плевать с глотком кисловатого апельсинового сока, который неприятно горчит в сочетании с сигаретой, что не исчезает из пальцев. Клубы дыма летят к потолку, но так и не достигают его. Датчики здесь не работают, иначе бы машина пожарных не отъезжала от клуба. Феликс откидывает голову на спинку дивана и выпускает снова дым, а боковым зрением замечает непонятное копошение и шевеление. Это вызывает недовольство на лице, и Ли возвращает прежнее положение телу, поворачивая голову. Металлические глаза сталкиваются с мужчинами в черных костюмах совсем недалеко от его диванчика. Эти люди не похожи на типичных посетителей сего заведения. Ли складывает два плюс два и понимает, что за ним следят. Коварная усмешка вырывается со смешком, и Ли решает провести этот вечер чуточку веселее. Он поднимается со своего места и ровным шагом направляется к кучке разодетых охранников, присланных с конкретной целью. — Вечер добрый, парни, — здоровается Ли, оглядывая компанию. — Впервые здесь? Едкая шутка не доходит до мозгов накаченных парней, но Феликс не винит их в этом. Чудо, если у них есть головой мозг, а не приходится спинной напрягать. Ему ничего не отвечают, смотрят потерянно. Стараются не подать вида, что их рассекретили, но поздно. Работа успешно провалена. — Какими судьбами? — Феликс склоняет голову и заостряет внимание на наушниках, которые вставлены каждому в ухо. Ясно. Прослушка. Так еще веселее. — Передайте Намджуну, чтобы выбирал тщательнее персонал. Маскировка у вас на уровне, парни. Ли разворачивается и уходит, чувствуя на себе недоуменные взгляды, и слышит шипение. Только дебил мог не заметить эту неумелую охрану, слежку, которая стоит как рояль в кустах. Но Феликс вполне понимает, почему к нему приставили слежку. Чтобы не рассказал Юнги о планах Намджуна. И выяснить, как он связан с отцом Мина. И что-то подсказывает, что для второго больше. Намджун не может угомониться и хочет добраться до сути, узнать правду. Но не готов с ней столкнуться. Место на диване снова становится занятым. Ли умещает руки на диване и закидывает нога на ногу, беря в одну руку бокал с соком, а вторую сгибает, показывая средний палец неумелой охране, отпивая напиток с безэмоциональным лицом. Охрана на это раздраженно хмыкает и спешит удалиться со второго этажа с позором, а Ли катает на кончике языка вкус апельсиновой газировки и победы.***
Совесть есть у каждого, но не у всех она срабатывает. Юнги думал, что его совесть давно покинула или перестала кричать о правильности и стараться облагоразумить его. Он давно перестал ее слушать, больше доверяя чувствам и ощущениям, которые особенно остро ощущаются под дозой. Тогда мозг притупляется, как и чувства, а яркие фантазии становятся всесильны. Но Юнги бы никогда в жизни не подумал, что его будет мучать совесть за совершенный поступок. Он лежит на постели, подложив одну руку под голову, и вертит в руках ключ, который так и не использовал, хотя порывался. Его все время что-то останавливало. Но вот что именно — непонятно. Юнги мог прямо сейчас сорваться и побежать к кабинету, забрать парочку препаратов, но он продолжает лежать на постели и крутить ключ на брелке, словно ненужную побрякушку. Сейчас на весах стоит удовольствие и доверие и первое проигрывает. Долго лежать одному в палате не выходит и Юнги поднимается, направляясь на свежий воздух. Раньше это была улица или балкон в квартире, а сейчас это коридоры клиники. Как за короткий промежуток времени все может измениться. Мин блуждает по первому этажу. Уже давно вечер. Его палату уже проверяли санитары, а хотелось вновь увидеть красивого психолога, который бы согрел постель и остался на ночь, но об этом Мин может только мечтать, гуляя по пустому темному коридору, который освещается только луной из панорамных окон. Если бы не этот тусклый свет, Юнги бы посбивал все горшки с цветами. Они понаставлены на каждом углу так незаметно, что шансы упасть и получить сотрясение мозга повышаются с каждым шагом. Так еще и разбить этот горшок несчастный можно, ведь широкое зеленые листья так и норовят попасть под ноги. Юнги не понимает как, но ноги приводят его в столовую, которая оказывается не запертой. Юнги ощущает себя беглецом, который вторгается на чужую территорию, но поделать ничего не может. Хотя бы здесь он спрячется от мыслей, которые настигают его в палате. А они неправильные. В этих мыслях Мин хочет отдать ключ Чимину и извиниться. Прежний Юнги никогда бы так не поступил, никогда бы не признался в содеянном. Он не меняется, всего лишь подстраивается под обстоятельства, как они того просят. Чимин стал человеком, с которым он может поговорить в этой клинике. Он не собирается заводить здесь дружбу, поэтому с остальными не общается, считая их фриками, а себя самым здоровым. Но если все плохие, значит, проблема в тебе. Просто Мин этого еще не понимает. Чимин влечет и тянет, но Юнги не может признаться самому себе, что если были бы другие обстоятельства их встречи, то он бы не обратил внимание на Пака. Скорее всего нет, как бы прискорбно это не было. Чимин не тот человек, который останется в его сердце надолго, там обычно никто долго не задерживается. Когда Юнги покинет больницу, то забудет о Паке, вспоминая только их ночные встречи. Их связывает только секс, никаких эмоций и обязательств, так что никто плакаться не будет. Юнги так точно. В полной тишине слышно только шарканье шлепок о пол. Юнги занимает место рядом с окном. Полная темнота и тишина, только лунный свет освещает одинокие столики. Кажется, словно Юнги единственный живой здесь. Все происходит явно не с ним и не в этой реальности. Но в свою его возвращает быстро острый кончик ключа, который впивается в бедро. Мин с разочарованным вздохом достает ключ и бросает его с громким звуком на стол. Эта вещица не дает покоя. Юнги начинает чувствовать себя вором. Впервые его настолько сильно гложет чувство вины, что становится страшно, что такое может повториться и в двойном размере. Это просто уму не вообразимо. Мин сидит за столом и вертит брелок, проходясь резьбой по пальцам. Тягостные мысли не отпускают. — Нужно было уведомить меня, что у тебя есть клиптоманские наклонности. Юнги не оборачивается, но поднимает уголки губ в улыбке. — Ты следишь за мной, док? Чимин проходит тихо, крадется. Он не уехал с работы, хотя на часах уже десять часов, а стрелка близится пересечь черту одиннадцати. Пак знал, что ключ у него стащил Юнги. Он понял это сразу после того, как направился в кабинет господина Хио, чтобы вернуть вещь, но в кармане оказалось пусто. Сначала Пак думал, что мог выронить его в спешке, но карман глубокий. Только после всех возможных вариантов Пак вспомнил, что рядом с ним в этот момент находился Юнги. И велик шанс того, что именно он украл ключ. Но так и никто не зашел в процедурный кабинет. Пак подходит к столику Юнги и проводит пальцами по его спинке стула, видя свою вещь. — Красть чужое нехорошо, Юнги, — цокает Чимин и садится напротив. — Я всего лишь взял на время. Не стоит волноваться, я верну, — улыбается Юнги, а его улыбка при лунном свете кажется чеширской, довольной. Чимин скрепляет руки в замок, умещая их на столе, и смотрит на старшего. Сейчас на нем нет очков и халата, а у Юнги — дара речи. Верхние две пуговицы черной рубашки расстегнуты, ткань прилегает к телу и подчеркивает изящные изгибы, точно самим богом целованные. Юнги грешник, посягнул на святое, но этот запретный плод так и манит. Весь Чимин диско-шар, а Мин к нему продолжает тянуться, словно это солнце. — С какой целью взял попользоваться? — спрашивает Чимин, вздернув подбородком и указывая в сторону ключа в руках Юнги. Юнги опускает взгляд на вещицу и задает себе тот же вопрос. Взял, но по назначению так и не использовал. Просто весь день себе голову забивал мыслями, а мог действовать. — Это сувенир. — А если честно? — Чимин в эти бредни ни за что не поверит. — Зачем ты спрашиваешь, если все равно знаешь ответ? — Юнги упирается спиной в спинку стула и смотрит неотрывно на Пака. — Хочется услышать это из твоих уст, — легко парирует Чимин. Юнги терпеть не может, когда до него докапываются и пытаются вытащить из него правду клешнями, но, что поделать, если честностью Юнги не хворает. — Хочешь правды? — с вызовом бросает Мин и чуть повышает голос. — Я наркоман, которому постоянно нужна доза. Я стащил ключи, чтобы взять парочку седативных. Голос звучит раздраженно, Чимин смотрит на Юнги спокойно, словно его не касается ненависть этого парня. Но ведь он к ней частично причастен. Не нужно было сверкать перед ним ключом. Не стоило порывать его к действиям, но Чимин допустил ошибку. Их стало слишком много с появлением в его жизни Юнги. Он одна его сплошная ошибка. — Ключи украл, а в кабинет так и не прокрался. Что? Кишка тонка? Смелости не хватило? Только на словах крутой, — спокойно рассуждает вслух Пак, но Юнги слышится в его словах издевка, насмехательство. Юнги прыскает возмущенно. — Иди-ка ты нахуй, Пак Чимин, — смеется Юнги беззлобно, а Чимин не реагирует. — Ты ничего обо мне не знаешь, поэтому не думай, что можешь вывести меня на эмоции. — Ты слишком предсказуем и прост, Юнги, — качает головой Пак. — Все торчки одинаковы. — А все шлюхи продажны, — ядовито выжимает сквозь зубы блондин. Слова звучат намеренно, с целью задеть и это получается. — Я не шлюха! — А я не торчок! Оба смотрят возбужденно с огоньком в глазах, но это не азарт страсти, а желание вцепиться в глотку и смотреть как медленно стекает кровь по шее. Они друг друга стоят. Сумасшедшая парочка. — Так почему ты не сделал задуманное? — спокойно спрашивает Чимин, но внутри гнев еще не унял. Никто не смеет называть его шлюхой. Юнги его не знает и не может просто так кидаться обвинениями. Получать обвинения от него обиднее всего. Юнги смотрит в стол и не знает, что ответить. Показать слабость, проявить ее по отношению к Чимину и рассказать правду? Юнги не думал, что сможет пасть так низко. Это даже стыдно — признавать собственные ошибки. Осуждение от Чимина он не боится получить. Он — мозгоправ, это его работа — копаться в голове. Но в свою Мин не позволит залезть. Там нет тараканов, там нет ничего. Пустота. — Не знаю, — вздыхает Мин виновато. Он не чувствует вины за кражу, лишь за то, что не стащил парочку препаратов. Это и правда большое упущение. Точнее старается переубедить себя в этом. — Ты просто смешон, — смеется тихо Чимин, покачивая головой. Юнги смотрит на него исподлобья и сжимает руки в кулаки. Неприятно. Неприятно от того, что правда. Он настоящее посмешище. За это стыдно. Мин перекатывает ключи к Чимину, и тот забирает их, чувствуя приятную тяжесть в кармане. — Ну все, ты вернул награбленное. Теперь можешь идти, — вымученно взмахивает руками и опускает голову, признавая свое поражение. — А ты будешь сидеть здесь и горевать? — с насмешкой бросает Пак, но не поднимается. — Ха, горевать? — наигранно ярко усмехается Мин. — Ты явно меня недооцениваешь. Не в моем стиле плакаться. Чимин ничего не говорит, лишь смотрит выжидающе. А Юнги в ответ пялится. Между ними повисает молчание на несколько минут, которые кажутся вечностью. Только бледный лунный свет освещает их лица, а поверхность стола как место преступления. Руки на столе, а мысли у обоих одинаковые, но только вслух никто не хочет их озвучить. Вместо слов оба предпочитают действия. — Лечить меня не получится, Чимин, — предостерегает Юнги, а голос его звучит хрипло от затянувшегося молчания. — Ты явно меня недооцениваешь, — щурит глаза Пак, бросая вызов блондину. Юнги смотрит в глаза цвета горького шоколада и облизывает нижнюю губу, а дыхание Пака учащается. — Ты не сможешь контролировать процесс, — шепотом предупреждает Мин. — Доверие получить легко, если знаешь, куда целиться. Они ведут невидимую дуэль. Каждая пуля проходит мимо, а магазин полностью заряжен. Нет права на поражение. Проигрыш невозможен. — Так ты согласен? — спрашивает Юнги, не уточняя. А Чимин все сразу понимает и вбирает шумно и медленно воздух. Юнги поднимается с места, настигая Чимина. — Не медли, — служит ответом. Другого Мин услышать не рассчитывал. Юнги улыбается, а широкая довольная улыбка открывает вид на десна. Чимин сам к нему тянется и врезается в губы. Мин не дает шанса на слова и воздух, он их забирает и высасывает. Сейчас слова ни к чему, плата — стоны. За какие-то жалкие секунды в помещении становится жарко и душно, хотя они тут только вдвоем. Только они сотрясают воздух горячим дыханием и пошлыми звуками неконтролируемых поцелуев. Никто не может насытиться, обоим мало, они жадны до них. Короткие пальцы скользят по волосам на макушке и ожесточенно сжимают. Чимин в мгновение ока меняет правила игры и берет весь контроль на себя. Белые зубки кусают и оттягивают нижнюю губу Юнги. Он давит на волосы, наматывая их на кулак, и слышит шипение старшего, которое приносит удовольствие, тонны удовольствия. Юнги насильно отстраняют, но не на большое расстояние. Он смотрит сверху вниз на Чимина, который играет с его губами, кусает, желая прокусить до крови, а Юнги улыбается этому зрелищу. Пак языком проводит по ровному ряду верхних зубов блондина и встречается взглядами, ослабляя хватку в волосах, но Мин не отстраняется, а лишь ждет продолжения шоу, в котором Пак Чимин звезда. — Чертов ублюдок, — ядовито выплевывает шепотом Чимин. — Лучшая сучка, — улыбается Юнги и рывком поднимает младшего под ягодицы, а Чимин успевает только схватиться за щеки Мина. Рыжий оказывает спиной на столе и вскидывает руками, которые располагаются на уровне головы. Юнги наслаждается манящим видом и телом, которое требует его. И это вводит в дикий экстаз. Чимин нуждается в нем. Никогда об этом не скажет, но язык тела никогда не врет, сам все выдает. Юнги проводит рукой от шеи до пупка, наслаждаясь телом Чимина даже в одежде, а тот громко дышит, наблюдая за этим. — Я долго ждать буду? — доносится недовольно сверху. Юнги улыбается, снимая с себя футболку, и отбрасывает к другим столам. — А ты нетерпеливый. — А ты тормозишь, — язвит Чимин, ерзая на неудобном столе, но подниматься в палату нет ни у того, ни у другого желания и времени. Первым с тела Чимина исчезают штаны с обувью. Он остается в одних боксерах, а Юнги накрывает возбуждение рукой, вызывая судорожный вздох. Глаза сами по себе закатываются. Здесь невозможно не испытывать удовольствие. Оно буквально витает в воздухе. Его источают два горячих тела. Пока Юнги медленно избавляется от нижнего белья Пака, тот разглядывает перекатывающиеся мышцы, что при тусклом освещении едва видны. Юнги хорош телом, что уж греха таить. Природа не обделила. Чимин облизывает нетерпеливо губы и представляет, как его сейчас возьмут и прижмут к столу, втрахивая быстро и резко. Юнги избавляется от рубашки Чимина, разрывая парочку пуговиц под его мычание. Эта высшая награда. Его кожа блестит в свете луны, и это самое прекрасное, что Юнги когда-либо видел в своей жизни. Тело Чимина в лунном свете выглядит до умопомрачения прекрасно и желанно, а сдерживать себя становится все сложнее и сложнее. Цепи рвутся с треском, когда Чимин начинает поскуливать, призывая к действиям. Он лежит нагой на холодном столе, а Мин таращится на него, как на экспонат в музее. — Как же ты хорош, сука, — матерится Юнги, стаскивая быстро штаны. Чимин сам раздвигает ножки, когда видит вставший орган старшего, с которого течет капелька предэякулята. Ноги дрожат от предвкушения. Еще немного и он снова почувствует его внутри. Это ожидание пускает мурашки по телу. Юнги проводит пару раз по стволу и приставляет член к узкому колечку, которое инстинктивно сжимается, чувствуя влажную головку. — Стой, — вздыхает Чимин, и Юнги замирает. — В кармане… Юнги не понимает, хмурит брови и тянется к штанам Пака. Нащупав твердую квадратную пачку, Мин вытаскивает ее и видит презервативы, довольно улыбаясь. — Готовился, док? — Заткнись! — дрыгает ногой Чимин. Юнги посмеивается, но раскатывает резинку по стволу и возвращается к своему делу. Он входит медленно и плавно, заполняя все внутри Чимина, а каждая клеточка Пака подрагивает от удовольствия, которое уже настигает большими волнами. Чимин откидывает голову назад и выдыхает в немом стоне. Юнги полностью в нем, а руки оказываются на талии, двигая ближе к себе. Юнги дает время привыкнуть, а сам громко дышит, сходя с ума от узости Чимина и его ножек, которые приятно подрагивают. Мин любуется этим с упоением. Пак сам уже начинает насаживаться на орган, но его попытки быстро пресекают, настраивая на свой ритм, а Пак не противится, отдаваясь полностью и без остатка. Сумасшествие настигает с головой и ударяет с каждым толчком, а связь с реальностью теряется. Инстинкты обостряются, а разум отдает все во владения сердца, которое стучит чаще. И физическая нагрузка тут непричем. Чимин выгибается, как пружина, до хруста позвонков, а Юнги подхватывает его под поясницей и срывает самые сладкие и тягучие стоны. Мин дышит сбито, но не перестает любоваться Чимином, который всецело отдается ему на этом чертовом столе, который начинает пошатываться от толчков, но ритма оба не сбивают. Они изголодавшиеся звери, которым все равно на всех, кроме друг друга. — Громче, Чимин, тебя не слышит вся больница. Чимин не затыкается, лишь кусает губы и сдавлено стонет, за что получает шлепок и тут же прекращает терзать пухлые губы, теперь ими упивается Юнги, а Чимин стонет в поцелуй. Их наверняка слышит вся больница, гробовую тишину разряжают пошлые шлепки и стоны. Но весь медперсонал уехал еще несколько часов назад, только работники на посту остались, но пост в другом крыле от столовой. Так что можно не стесняться. Все пациенты спокойно спят в своих палатах. И только одна палата сейчас пустует, зато в столовой сейчас самое настоящее пекло. Юнги срывается, закидывает ноги Чимина себе на плечи, а руки сжимает в кулаки и упирается ими в стол, по бокам от головы рыжего. Тот смотрит с желанием и облизывает влажные малиновые губы. — Еще… — произносят эти губы. А в глазах мелькают огоньки безумия. Юнги не перестает удивляться с этого рыжего сумасшествия, которому постоянно мало. Чимин не просит его быть нежным и ласковым. Он просит его быть таким, какой он есть. Пак не пытается его перестраивать в постели, но старается в жизни. Но ничего не получится. Оба знают. Юнги замедляется всего на мгновение, переводит дух, смотря, как по телу Чимина лунный свет танцует, и возвращается с толчками. За эти секунды отдыха Пак смотрит из полуприкрытых глаз на величественное тело, на котором играет лунный свет, а мышцы сексуально перекатываются. Он протяжно стонет, ощущая блаженство от этого космического вида. Чимин не слышит ничего, кроме собственного голоса, который срывается на крики. Их точно слышат все. Пак чувствует, как член долбит по простате, стимулируя комок нервов. А самого Чимина трясет. Этот аттракцион на прочность воспаляет все эмоции и рецепторы. Он оголяет все тело до нервных окончаний, по которым бьет Юнги, терзая Пака. Сам Юнги впивается зубами в бледную шею и оставляет самый видный, яркий засос на теле. Метки ставят лишь тем, кто принадлежит. Теперь Чимин полностью принадлежит Юнги. Парень скулит и дрожит, когда чувствует приятную вибрацию по телу, а после ряд резких глубоких толчков, которые хотят проникнуть еще глубже. После пары таких толчков Чимин кончает и обмякает, мелко подрагивая, а перед глазами продолжают плясать звезды, пока все вокруг заходится в хороводе. Юнги кончает спустя пару минут после Чимина и выходит, падая лбом в плечо. Так хорошо они себя еще не ощущали. Этот животный выматывающий секс лишает всех сил. Чимин пальцами зарывается в светлые волосы и чувствует, как падает. Его падение феерично и как же хорошо, что без зрителей.