«Ты сбросил мою маску. Я пред тобою обнажен, но ты продолжаешь смотреть в мою душу и видеть в ней прекрасное. Но я еще не знал, что ты растопчешь ее».
Когда человек умирает, родственники и близкие продолжают вспоминать о нем и заботиться о могиле, в которой покоится тело умершего. Так они показывают свое уважение, любовь и преданность. Поэтому на кладбище можно заметить заброшенные могилы, на которых нет даже могильных плит, лишь одним холмики. На часах уже перевалило за одиннадцать. Одинокий байк паркуется у железного забора. Феликс снимает шлем, поправляя серебристые волосы, и вешает его на ручку, направляясь к кладбищу. Обычные люди в это время спят или готовятся ко сну, но Феликс гуляет среди могил, от которых веет холодом, и чувствует себя здесь как дома. Так и есть. Его родители покоятся здесь, как и все родственники. Можно сказать, он пришел к ним в гости, навестить так сказать. Но он проходит могильные плиты своих родных, направляясь к одной конкретной. Свернув через несколько шагов, он оказывается у могилы, на которой много живых цветов и стоят свечи благовония. — Здравствуйте, господин Ким, — Ли кланяется низко. — Простите, что так поздно. Давно у вас не был, решил заскочить, — и кладет рядом три ярко-оранжевые хризантемы. В черной кожанке довольно прохладно, поэтому он натягивает на пальцы свитер, одетый под кожанку. — Простите, господин Ким, я был у вас пять дней назад. Хотел заскочить вчера, но были проблемы на работе. Феликс говорит так, словно с живым. Он не чувствует дискомфорта, что ему не отвечают. Лучше так, чем слышать на простой вопрос длинный монолог, в котором ни грамма смысла. Он топчется с ноги на ногу и трет ладони, обдавая их теплым дыханием и пуская клубы пара. Мертвым не холодно, только живые мерзнут. — Вам, наверно, интересно, как поживает Юнги, — парень задирает голову к звездному небу. — Он давно не был у вас. Мне стоило врезать ему за это, но сейчас у меня нет такой возможности, — Ли ненадолго замолкает. — Юнги сейчас лечится. С ним все хорошо, не беспокойтесь. Ваш брат отправил его в центр для лечения наркозависимых и людей с психическими расстройствами. Феликс смотрит на надгробную плиту, бегая глазами по цифрам. Дата смерти и рождения. В этих числах история целой жизни: от начала рождения до самой смерти. Как эти глупые цифры могут вместить в себе столько? Жизнь скоротечна, и никто не застрахован от смерти. Она приходит за каждым: за кем-то раньше, за кем-то позже. И господина Кима, отца Юнги, она забрала слишком рано. Но на то была веская причина. Феликс так думает. Никто не умирает просто так. У каждого на это есть предназначение. Кто-то там сверху создал нас и помог появиться на свет. И этот кто-то может так легко забрать эту жизнь, но не делает это сразу, только в какой-то момент он забирает жизнь. Это не проходит бесследно. После такого масштабного события, как смерть, меняется жизнь. Жизнь окружающих. Значит, смерть не напрасна. Феликс постоянно находится в этих мыслях, которые окружают его со времен смерти родителей, но только господин Ким не давал этим дурным думам заполнять голову ребенка. Он заменил отца, стал человеком, на которого стоило ровняться. Но он тоже ушел. Все живые уходят от Феликса. Все дорогие люди покидают его. С мертвыми проще. Они никуда не денутся, не исчезнут бесследно, ведь их итак уже нет. От них нельзя ожидать подставы или предательства. На них можно положиться. Они не смогут рассказать никому секрет и выдать твои тайны. Мертвые — надежные советники. Феликс достает пачку сигарет эсси прайм и закуривает, выпуская дым в небо. — Знаю, вы говорили, что сигареты убивают, но… — Феликс склоняет голову, а на губах проскальзывает подобие улыбки, поломанной и несчастливой. — Разве сигареты могут убить быстрее пули? Я лучше продолжу курить, чем свяжусь с криминалом или тем, чем увлекается ваш сын. Холодный ветер треплет волосы, и Феликс ежится от очередного порыва ветра, который норовит затушить маленький огонек сигареты. — Господин Ким, я… В кармане вибрирует телефон, и Ли вытаскивает потрескавшийся годами смартфон. Он бы сбросил, но видит на экране номер Юнги и отвечает со вздохом. — Что тебе нужно?.. Ближе к делу… Зачем? Кто это?.. Юнги, что ты затеял? Юнги сбрасывает, а Феликс пялится в телефон, не понимая, какую игру собрался вести друг. Обычно он интересовался информацией о человеке, когда хотел устранить его, либо надавить на больные точки. Феликс не знает, кто такой этот Пак Чимин, но ему придется несладко, раз за него взялся сам Мин Юнги. — Простите, господин Ким. Ваш несносный сын снова что-то затеял. И как я могу не помочь ему? Куда он — туда и я. Вы просили меня за ним присмотреть, — Ли пинает носком ботинка землю, опустив взгляд, — но это становится сложнее. За спиной слышится шорох и Феликс двигает головой, не поворачиваясь. Он понимает, что на кладбище не один. Только Ли приходит сюда ближе к ночи, а это значит, что за ним ведется слежка. Легко понять, кто именно ее установил и чего добивается. Ли хмыкает и тушит бычок. — Я постараюсь следить за вашим сыном. Я не подведу. Всего хорошего и спите спокойно, — Феликс стучит по надгробной плите и кланяется, покидая могилу. На обратной дороге он чувствует чужое присутствие, словно кто-то дышит ему в затылок, но не оборачивается, прекрасно понимая, что там никого нет, но сторонний наблюдатель находится по близости. Феликс садится на байк, застывая с шлемом в руках. Он проходится взглядом по местности, но не замечает ни одной машины или намека на слежку. Это не паранойя. Здесь правда кто-то есть. Чужие следы рядом с байком говорят об этом. Осмотревшись ещё раз, парень надевает шлем и уезжает с кладбища. А спустя десять минут за ним следом едет черная тонированная ниссан.***
Всю неделю Чимин ходит как пришибленный. На него смотреть противно, Хосоку так точно. На все расспросы Чимин отнекивается, ссылаясь на нестабильный организм. Весь бледный, а губы потеряли свой привычный розовый цвет. Вот только организм здесь совсем непричем. Чимин в ту ночь совсем не спал, ворочался в постели, прокручивая тот злосчастный поцелуй, который был самым лучшим в его жизни. Самое обидное — признавать поражение. И Чимин его почти признал, но его не так просто сломить и подмять под себя, иначе бы он каждому второму давал, прыгая в постель. Но он признает, что очень бы хотел повторить и продолжить тот поцелуй, который вполне мог перетечь в нечто большее. Юнги бы точно не остановился на одном поцелуе, а Чимин бы не дал этому случиться. Юнги без тормозов, а Чимин любит скорость. Каждую ночь Чимин не мог уснуть, лежит на спине, водит большим пальцем по губам, оттягивая нижнюю, и тяжело дышит, представляя вместо своей руки касания Юнги. Это так глупо и по-детски, что Чимину с самого себя смешно, но он не может ничего поделать. От обычного поцелуя не может быть столько эмоций и ощущений, словно это нечто потрясающее. Это не такое яркое событие, как первый поцелуй или секс. О поцелуе можно легко забыть, но Чимина будоражат мысли о Юнги. О близости с ним. Как бы он не пытался отогнать эти мысли, но они повсюду, окружают его со всех сторон, сдавливают мозг, вытесняя все остальные мысли, делая их не такими важными и значимыми. Чимин никогда раньше так много и долго не думал о своем пациенте. Наверно, потому что ни один из его пациентов не целовал его и не пытался соблазнить. Проблема только в этом, а не в том, что Чимина тянет к Юнги магнитом. И лучше бы эти магниты отталкивались. Чимин понимает, что отношения с наркоманом — провальная затея с самого начала. А спать еще опаснее. СПИД и ВИЧ от наркоманов можно подхватить на раз-два. Но что делать, если твой пациент — наркоман, который чертовски сексуален и привлекателен? В учебниках об этом не было ни слова. Чимин ходит неделю, как в воду опущенный, чем просто невероятно раздражает Хосока, который привык знать о жизни друга все досконально, а теперь от него что-то скрывают, и Чон чувствует себя обделенным. Вот только Пак не спешит делиться новостью, что он поцеловался с Юнги. Хосок просил его не приближаться к нему, не делать шагов навстречу. Чимин и не делал. Он с разбегу влетел в объятия Юнги. Но смог выбраться. Вот только все равно обратно тянет. На одном из обеденных перерывов Чимин сидит за своим столиком, читая записи в ежедневнике, которые сделал, пока не ходил к Юнги. Он ставил ему сеансы групповой терапии и успокоительное в капельницах. А все потому, что вечером ему поступил звонок от дежурных в клинике: Юнги снова разгромил палату и отключился. Странно, что при Чимине симптомы ломки не проявляются, но Пак не знает, что творится с парнем, когда он уходит. Может его ломает и выворачивает, а с ним он улыбается, старается шутить и подкатывать. Таких срывов было всего три за неделю. Он просто переворачивает палату и успокаивается. Больше не просил и не воровал таблетки, что очень странно. По словам Юнги, он знает, где находятся таблетки и спокойно может взять их, но почему-то не делает этого. Чимин не знает мотивов его действий, но надеется, что сможет разгадать. — Так! Или ты говоришь мне, что происходит, или я ложку запихну тебе в горло! Громкий звук удара руки по столу возвращает Чимина в реальность, в которой Чон Хосок зол, как зверь. Чимин гулко сглатывает и смотрит на стакан апельсинового сока и легкий салат, а внутри все скручивает от вида еды. Но вида он не подает, чтобы Хосок не стал причитать еще и по этому поводу. — Да со мной все… — Чимин прикрывает глаза и отмахивается. Чон дал ему щелбан. Вполне заслужено. Надо было посильнее. Чимин открывает глаза, а Хосок присаживается. Рыжий потирает ушибленное место. — Я сказал: говори, — спокойно повторяет Чон, перемешивая вилкой салат. Чимин вздыхает и закрывает ежедневник, откладывая его в сторону. Хосок никогда его не читал и не брал моды брать чужие вещи. Все, что ему необходимо знать, Чимин сам скажет, а читать о его пациентах и секретах ему не очень хочется. Вторжение в личные границы Хосок не приемлет, как психолог понимает, что у каждого могут быть секреты. Вот только он не приемлет секреты от Чимина, касающиеся его здоровья и состояния. — Я просто плохо сплю. — У этого должна быть причина. Чимин закатывает незаметно глаза и смотрит на персонал, который галдит на всю столовую. — Э, я с кем разговариваю? — Хосок щелкает перед ним пальцами, привлекая внимание. — Просто мысли в голове не дают уснуть. Вот и все. Ты доволен? — раздраженно бросает Чимин, отмахиваясь от собственных проблем. — Нет, не доволен, потому что ты мне врешь, Чимин, — твердо заявляет Хосок, отпуская вилку, а та стучит об тарелку. Чимин переводит на него взгляд и смотрит, выдерживая чужой и пронзительный, сканирующий его насквозь на выявление лжи. — Это как-то связанно с Юнги. Взгляд Чимина резко меняется. Хосок замечает это. Это схоже с тем, как глаза реагируют на свет, вот и зрачки Чимина сузились, словно в страхе или… — Почему все мои проблемы связаны с Юнги, — сжав руку в кулак, спрашивает Чимин, склонив выжидающе голову. — Потому что ты много о нем думаешь, он в твоем вкусе и тебя привлекают безнадежные случаи. Хосок его слишком хорошо знает, раз спокойно перечисляет верные варианты. А Чимину отбиваться нечем. — Это не из-за него, — Чимин откидывается на спинку стула и вздыхает. — Холли позвала на праздники к ней. Вот думаю: ехать или… — Ехать, — перебивает Чон, не давая права выбора. — Я не знаю, — Чимин застенчиво чешет шею. — Я знаю. Езжай, — уверенно повторяет Чон. — Тебе нужно развеяться. В Германии воздух чище и достопримечательностей много. И я хочу магнитик! — заявляет, как маленький, Чон. Чимин усмехается, качая головой. — Купи, если так хочешь. Или слетай в Германию сам. В чем проблема? — Я не люблю перелеты, — мрачно отрезает Чон. — Ой… Прости, я забыл, — Чимин кусает нижнюю губу и смотрит, провинившись, на друга. — Я знаю, что ты не специально, — улыбается поддерживающе Хосок. — А на поезде можно? — интересуется Пак. — Да легче на велосипеде доехать! — прыскает в кулак Хосок. Чимин скучающе смотрит в окно, замечая скапливающиеся дождевые облака. Хотя бы погода подстраивается под его настроение, а не обстоятельства. Чимин бы предпочел сейчас быть в своей уютной квартире и пить кофе, посматривая совершенно бессмысленный фильм, который крутят по телевизору. Но сейчас все иначе, поэтому Чимин вынужден сидеть в столовой, дожидаясь, когда истечет время. А после этого он продолжит избегать встречи с Юнги. Вот только Юнги этой встречи слишком яро желает. Чимин переводит взгляд на буфет, где столпилась небольшая очередь, но взгляд скользит чуть правее, к двери, и Чимин замечет блондинистую макушку в черной футболке и камуфляжных штанах. У Чимина спирает дыхание. Глаза увеличиваются, а руки непроизвольно хватаются за край стола, слишком сильно сжимая кусок дерева. Хосок это замечает и решает вернуть друга в эту Вселенную. — Эй, ты чего? — машет вилкой, привлекая внимание. Чимин переводит растерянный взгляд на друга и быстро улыбается, хватая со стола свой кладезь секретов впопыхах. — Все нормально! Мне… Мне пора, прости! — он выглядит слишком взбудоражено, чем пугает Хосока, который даже перестает жевать салат. — Ты сейчас нос разобьешь, — кивает на ноги друга, которые заплетаются. — Увидимся! — бросает Чимин и буквально выбегает из столовой. Хосок оборачивается лишь раз. Зоркий глаз хватается за белоснежную копну волос. И этого хватает, чтобы понять все. И странное поведение Чимина, и его отстраненность в течение недели. Чон тяжело вздыхает, натыкая на зубья вилки листья салата. — Праздники? Германия? Хах, понятно… Хосок невесело усмехается, продолжая обедать уже в одиночестве.***
Чимин выбегает из столовой, чуть не роняя свой ежедневник, но чувствует хватку на локте и успевает только пролепетать что-то несвязное, тут же оказываясь в туалете для медперсонала. — Что? Ты что творишь, неадекватный? — вспыхивает Чимин, ударяясь головой о кафель и шипя. Юнги прижимает его к стенке рядом с раковинами и зеркалом. На его лице сияет улыбка, а сам он выглядит довольно свежо и бодро для человека, который пару часов назад разнес свою палату. Ну просто супермен, ей-богу! — Избегать меня вздумал, док? Юнги приближается к лицу Пака, но его держат на дистанции руки второго. Чимин вжимает пальцы в плоть Юнги, держа его подальше от своего лица, иначе это может закончиться плачевно. Они оба это знают. Вот только Юнги все равно продолжает двигаться навстречу. — С чего мне избегать тебя? — Не знаю. Ты мне потрудись ответить. Это ведь ты бегаешь от меня после того поцелуя, как школьница-девственница. Пускай по Юнги и не заметно, но он слегка раздражен. Чимин это понимает по одному только взгляду, который многословнее всяких слов. Вот только рыжий не может понять причину раздражения блондина. Ломка? — Я не бегаю от тебя. Ты слишком много на себя берешь, — Чимин морщит нос и пытается выбраться из своеобразного плена, но его сильнее вжимают в кафель. — Ты меня за дурака не держи! — Юнги встряхивает парня за плечи. — Ты с этим сам прекрасно справляешься. Юнги нечего больше предъявить. После одного поцелуя не вступают в отношения, семью не строят. Никто ничем не обязан, но Юнги это не устраивает. Чимин должен взять ответственность за его неадекватное состояние и желание возыметь. Чимин смотрит немного растерянно и дышит через рот, словно после забега. Сердце сейчас из груди выпрыгнет. Присутствие Юнги так близко делает из Чимина невольную куклу, которая готова виснуть на объекте своей ненависти и недосыпа. Парень выставляет руки в защитном жесте, останавливая Юнги, который намеренно сокращает расстояние. — Чего ты хочешь? — спрашивает Чимин, смотря невозможно большими глазами цвета горького шоколада. — Тебя. — Это мы уже решили, — дергает бровью Пак. — Тот поцелуй, — напоминает Юнги, облизывая нижнюю губу, — мне пришелся по вкусу. Я хочу еще, — и снова напирает. — Обойдешься. Это была одноразовая акция! — Чимин сжимает плечи и морщит нос, стараясь оттолкнуть Юнги. Все его попытки бесполезны. — Чего ты ломаешься? Простой поцелуй. Для тебя это так много значит? «Ничего. Но с тобой значит ничтожно мало, что перетекает в большее», — произносит в голове Чимин, поражаясь, что сказал это. — Если тебе так хочется с кем-то целоваться, то зажимай медсестер по углам, а не меня. Юнги не может продолжать слушать этот бред. Он теряет терпение и хватает Чимина за шею. У обоих дежавю. — У тебя фетиш, что ли? — недовольно шипит Чимин, а по телу пробегает дрожь. — Мой фетиш прямо передо мной, — Мин нажимает на горло сильнее. Чимин смотрит в глаза, облизывая губы, чем нервирует блондина еще сильнее. Тот приближается максимально близко. Их носы сталкиваются, а Чимин роняет тихий писк, вызывая усмешку на губах своего мучителя. — Ты не представляешь, как меня заводит один твой голос, — низкий голос заставляет Чимина гулко сглотнуть, а кровь в жилах течь с удвоенной скоростью. — Ты чертов извращенец, — сипит Пак, смотря на губы Юнги. Он замечает это, но продолжает смотреть точно в глаза, на трепещущие ресницы. — Ты такой же, Чимин, — ядовито звучит в ответ, а Чимин приоткрывает губы. — Не сравнивай меня в собой. — Я хочу тебя, — бросает Мин, прижимаясь к паху парня, а тот роняет стон, чувствуя возбуждение блондина, которое упирается ему в ширинку. — Прекрати! — Чимин смотрит на выпирающий бугорок в штанах Юнги, а ноги дрожать начинают. Юнги улыбается коварно, чувствуя, как тело Чимина становится горячим. Сейчас бы раздеть этого рыжика и трахнуть прямо здесь, перед раковиной, у самого зеркала. Юнги от собственных мыслей пьянеет и возбуждается сильнее. Чимин пользуется моментом секундной слабости Мина и хватает его за челюсть, сжимая с осточертением, а зубы скрипят. Расстояние между губами меньше миллиметров, а горячее дыхание кажется стекающей лавой с вулкана. — Запомни раз и навсегда, — Чимин смотрит в глаза, выглядя просто превосходно в глазах Юнги. Желанно, горячо, властно. — Я ни за что в жизни не стану трахаться с тобой. Никогда под тебя не лягу. Глаза Юнги светятся еще большим желанием зажать этого парня и трахнуть здесь и сейчас. Он выглядит сейчас просто выше всех моделей и шлюх. Один на миллион. Его красота в его нахальном взгляде. Под взглядом этих несладких глаз Юнги становится зверем. Жадным хищником. Чимин отталкивает Юнги и выходит из туалета, виляя бедрами, а Юнги кусает нижнюю губу, томно вздыхая, а головой прижимается к холодному кафелю. — Никогда не говори никогда, Чимин, — хмыкает Юнги. Он трахнет этого психолога, психотерапевта, неважно. Он заставит эту неприступную снежную королеву плакать от удовольствия.***
Чай в кружке остывает, а включенный кондиционер не создает нужного эффекта легкой прохлады в палате. Оттого Чонгук сидит в вязанной желтой кофте, которая ему немного велика, но эта вещь имеет гораздо большую ценность, чем вся его коллекция книг на полках. Это связь с прошлым, которое утеряно для него навсегда. Но Чон старательно пытается дойти до него, дотянуться на протяжении нескольких лет. И, кажется, сейчас у него есть все шансы найти то утерянное. Найти ту частичку, без которой он не совсем полноценный. Дверь приоткрывается, впуская не только гостя, но и поток холодного воздуха из коридора. Чонгук задерживает кружку у губ и улыбается, прикрыв глаза. — Добрый день, господин Чон. Я не ожидал вас сегодня увидеть, — Чонгук отпивает и отставляет чашку на столик. Хосок выглядит не так, как обычно. Его лицо совершенно безэмоциональное, хотя у него достаточно широкий спектр эмоций, особенно это заметно рядом с Чимином, Чонгук это заметил. А сейчас его лицо совершенно спокойное, обычное. Чон видит такое спокойствие на этом лице впервые, оттого это и цепляет черные любопытные глаза, в которых впервые за долгое время сияет интерес. — Я прихожу без предупреждения. Мне нужно тебя предупреждать, чтобы ты был готов? — спрашивает Чон, приземляясь на кресло рядом с парнем. — Мне просто приятно, что вы решили навестить меня, — Чонгук тепло улыбается, а из-под рукавов выглядывают только причудливые тонкие пальцы. — Спрашивать как у тебя состояние бессмысленно. Ты не простудой болеешь. Чонгук мягко улыбается себе под нос и кивает, переводя довольно теплый взгляд пучинной темноты на Хосока. — Мы идем по курсу? — спрашивает Чонгук, умещая ноги на кресле. Хосок смотрит на него непонятливо. — У вас есть папка с моей историей болезни и предписания врачей, а также записи предыдущих психологов. Но каждый игнорирует опыт предыдущего, поэтому мне приходится из раза в раз говорить одно и тоже, — Чонгук улыбается и качает головой, перемещая взгляд на окно. — Какая тема разговора на этот раз? Кажется, сегодня это неуверенность в себе и внутренний конфликт. Хосок знает, что Чонгук проходил лечение в этой клинике и ни один специалист так и не смог разгадать тайну его заболевания. Никто так и не смог подобраться к нему так близко, чтобы он открылся сам. Ему выдали список тем для разговора, и сегодня и правда эта тема, вот только Хосок не хочет говорить об этом. Сейчас не то настроение и обстановка. Чонгук выглядит отчего-то по-домашнему милым и теплым, как осенняя тоска. Он чувствуется как хандра. И это необъяснимое желание посидеть с этим человеком за чаем и поговорить на любые темы разливается по венам. Чон Хосок всегда был собранным человеком, который не мешает работу и личную жизнь, не старается подобраться к пациентам и изучить их подноготную, сейчас сам тянется к этому человеку медленно, ломая внутренние барьеры. — Я хотел поговорить с тобой о другом, — спокойно отвечает Хосок после затянувшегося молчания. Чонгук отчего-то снова улыбается, обнажая кроличьи зубы. — Мне говорили, что у вас другие методы лечения. Идете против системы и рушите стандарты, — Чонгук качает головой и берет чашку снова в руки, грея холодные пальцы. — Вы очень занимательная фигура, господин Чон, вы знаете это? — И чем же? — Хосок изгибает вопросительно бровь. — Вы единственный, кто здесь имеет большое доброе сердце. Хосок приподнимает брови, не имея малейшего значения, что имеет в виду Чонгук. Кажется, у этого мальца свое на уме. Но Хосок понимает, о чем он. У самого холодного и отстраненного человека самое большое сердце, которое может вместить в себя целую Вселенную и полюбить в ней каждого. Хосок старается наладить язык с коллегами, но единственный, с кем ему не приходится притворяться, - это Чимин. Они друг друга знают вдоль и поперек, все слабые места, которыми никогда друг против друга не воспользуются. У них абсолютное доверие, которое неподвлатсно ни одной дружбе. Это совершенно иной уровень. Чонгук неожиданно поднимается с кресла и удаляется на кухню, которая находится за стенкой. Слышится щелчок, и Хосок понимает, что Чонгук решил заварить чай, вот только его кружка полна чая. — Какой чай вы любите, господин Чон? — доносится с кухни отчетливо, как и звук хлопающих створок шкафчика. — А у тебя там целая коллекция? - усмехается мужчина. — У меня маниакальная зависимость к коллекционированию книг, чая и разных маленьких вещей. Так какой вы предпочитаете? Хосок отводит взгляд на проход в кухню и ощущает тепло в районе груди. Это то самое чувство, когда пришел в гости к другу и сейчас будешь пить чай под просмотр глупой комедии. Странно, что Хосок ощущает это сейчас. На работе. По отношению к Чонгуку. — У меня есть анчан, каркаде, кардамон, масала, ройбуш, — Чонгук замолкает, доставая определенную коробочку чая, и улыбается, — и эрл грей. Хосока вмиг простреливает воспоминание. Этот чай любила заваривать мать, но Хосоку не нравился противный запах бергамота, поэтому он всегда морщился, стоило матери заварить его. Только сейчас этот противный, мерзкий чай навевает воспоминания и не кажется таким уж отвратительным. Он стал любимым. — Так какой? — спрашивает Чонгук, который ничуть не удивлен молчанию. Он тоже погрузился в воспоминания, совсем короткие, но не менее значимые. Хосок запоздало понимает, что не ответил и моргает, тряхнув головой. — А… Эрл грей, — неуверенно прилетает в ответ. Чонгук заваривает чай в стеклянную прозрачную кружку и приносит Хосоку. Тот видит на дне маленькие сушенные листья и рассматривает тщательнее. — Ты пользуешься рассыпным чаем? — Да. Мне нравится вся эта канитель с заваркой, — улыбается, присаживаясь на место, а в руках появляется другая кружка с горячим напитком. — Мне напоминает об одном человеке. — О ком? — в лоб спрашивает Хосок, не смущаясь своей наглости. Это вызывает улыбку на лице младшего, которую он прячет за кружкой. — Этот человек умер не так давно. Хотя время для каждого течет по-разному. Три года мне кажутся одним мгновением. Голос паренька звучит так мягко. По интонации кажется, что он знает об этой жизни побольше Хосока. Он звучит так, словно находится не здесь, будто из совершенно другого времени. И Хосок не знает, какая сейчас личность разговаривает с ним. Но не понимает, что с ним разговаривает истинная личность Чонгука. — Так о чем вы хотели со мной поговорить, господин Чон? — Чонгук быстро меняет тему разговора. Еще слишком рано, Хосок не готов. — А… Да. Я хочу поговорить с тобой о твоих родителях. Чонгук смотрит спокойно, но взгляд покрывается коркой холода. — Что именно вас интересует? — уточняет Чонгук, водя горячим чаем по верхней губе, обжигая ее. Хосоку кажется, что он лезет не в свое дело, хотя это и есть его профессия. Когда «не свое» дело становится своим. Только прошлое Чонгука кажется чем-то загадочным и трагичным одновременно. Чон понимает, что парень может легко ему соврать, но не подозревает, что Чонгук с ним абсолютно честен и беспристрастен. Если бы Хосок хотел, то понял бы все с самого начала. Но Чонгук будет тем, кто будет направлять его, постепенно приближая к истине. Он должен его подготовить. — Твои родители… Какие они? Спустя столько времени Хосок становится поистине заинтересованным в разговоре с пациентом. Может быть это новое, которым является сам Чонгук, а может его привлекла необычная таинственная манера речи для такого молодого парня. Чон не понимает, но слушать Чонгука хочется, даже об искусстве, в котором он ничего не понимает. — Вам интересны мои отношения с ними или… — Чонгук непонимающе хмурит брови. — Нет, просто расскажи мне о них. Все, что приходит на ум, когда я говорю слово родители. Может есть счастливые воспоминания или несчастливые моменты, о которых не хочется вспоминать. Любая крупица. Чонгук смотрит на отражение в чашке, которое содрогается от его дыхания. — Вам правда интересно или это снова ради заполнения очередного поля в истории болезни? Чонгук поднимает на него болезненный взгляд, об который Хосок режется, как об разбитое стекло. Вновь этот обиженный взгляд ребенка, которого бросили на произвол судьбы. В эти моменты Чонгук перестает казаться больным. Он становится раненным дитя, которое оставили одного. А Хосок чувствует вину за этот полный обиды и боли взгляд. Словно на его руках вина и кровь. Словно он вонзает стекло в юное тело. — С кем попало я эрл грей не пью. Это личное. И Чонгук понимает, что это значит больше, что ответ. А Хосок в это время нарушает свое правило: не сближаться с пациентом. Сам ведь убеждал Чимина не совершать ошибок, а сейчас по ним шагает навстречу к Чонгуку. Паренек перехватывает поудобнее кружку и сюрпает. — Моя мама работала преподавателем начальных классов. Она была очень доброй женщиной. У нее были почти бардовые кудрявые волосы, а на губах яркая красная помада. Я помню тепло ее рук, — на губах проскальзывает улыбка. — По выходным она включала радио с самого утра и готовила булочки с изюмом. Хосок чувствует теплоту, с которой парень рассказывает про свою маму. Видимо, она ценный человек в его жизни, явно не последний. — Папа работал на крупном предприятии. Дома появлялся нечасто, я видел его только по выходным. У него были седые волосы и очки, а морщины выдавали преклонный возраст. Мама говорила, что каждый вечер, после работы, он приходил ко мне в комнату и целовал в макушку. Я не верил, что отец меня любит. Мама говорила обратное… Но все было ложью, — Чонгук опускает взгляд в кружку и смотрит на круги на воде. Интонация меняется стоит заговорить об отце. И Хосок понимает, что хорошие отношения были только с одним родителем. Отец был кормильцем, добытчиком в семье, а мать отвечала за тепло и воспитание сына. Совсем не так, как было у него. Но Хосок замечает одну странную закономерность. — Ты говоришь о родителях в прошедшем времени. Что-то случилось? Чонгук ставит чашку на стол и поворачивает голову в сторону психолога, а тот чувствует противный, щекочущий холодок на коже. Словно этот взгляд забирается под кожу и ищет в поисках чего-то известного одному парню. Но в его взгляде нет горечи или сожаления, только осознанность и безразличие. Словно родители, о которых он говорил, никогда не были ему родными и близкими. — Они погибли. Хосок не жалеет о заданном вопросе, просто ответ не такой, каким он ожидал его услышать. Возможно, он не хотел так резко, но точный ответ дан. А жаловаться у Хосока нет права. Но сердце все равно ухает в груди, головной опухолью, разрастаясь по телу. — Несчастный случай или… — Хосоку становится неудобно за заданный вопрос, и что вообще ковыряет эту не совсем приятную тему для обсуждения. Говорить о потерях всегда больно, что уж говорить о потере родителей. Это сильный удар, потрясение для ребенка в любом возрасте. Хосоку хочется закончить, закрыть эту тему, но любопытство всегда берет верх. — Автокатастрофа. Они ехали в дождь. Папа не справился с управлением и врезался в фуру. У Чона сердце сжимается от услышанного. — Сколько тебе было? — Семнадцать. Хосок прикрывает глаза, представляя себя на месте молодого паренька, который потерял родителей так рано, лишившись теплых материнских объятий и отцовских нравоучений. Тяжесть оседает в груди, а сердце стучит, больно ударяясь о грудную клетку. У Хосока есть еще правило: не проникаться к пациенту и не переносить личные потери на себя. Но сейчас и это правило отброшено. Хосок чувствует ту боль маленького мальчика и не может ничего с этим поделать, только сжать ручку кружки и сделать небольшой глоток. — Я узнал спустя несколько часов, а сразу после этого меня определили в психиатрическую больницу, в которой я пролежал два года. Сразу после этого меня направили сюда. Впервые Чон чувствует опустошение после беседы с пациентом. Это сдавливающее чувство нарастает в груди и не хочет отпускать. Тяжелый груз продолжает тянуть и придавливает к креслу, в котором становится приятно сидеть, закинув одну ногу на другую. Старшего окутывают смешанные чувства, что-то похожее на тоску и одиночество. Чонгук ведь совсем один в этом пустом мире. Он застрял в четырех стенах и не может излечиться от своих расстройств. Они его тянут на дно, запирая прочными цепями, не давая освободиться. А эти глаза продолжают не угасать, и только искреннее свечение оленьих глаз заставляет Хосока верить и надеяться, что все можно изменить. Что Чонгуку можно помочь. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. — Это все, что вас интересовало, господин Чон? — жизнерадостно спрашивает Чонгук, умудряясь при этом улыбаться не натянуто. Хосок не хотел погружаться в эти дебри, но теперь уже назад дороги нет. — Нет, но на сегодня, думаю, достаточно. Чонгук смотрит осознанно на Чона и слабо улыбается. — Можно вас спросить? Хосок удивленно таращится на парнишку и кивает. — Вас затронула моя история, я видел это по глазам. Вы чувствовали когда-то подобное? Этот вопрос кажется таким неоднозначным и странным. На него можно ответить простым коротким словом, но Чонгук подразумевает развернутый, полноценный ответ. Но если Хосок ответит честно, то откроет свое личное, потаенное. Но то ли погода так действует на Хосока, то ли обстановка, а может всему виной чай, но открыть душу сейчас Чонгуку не кажется чем-то запретным. Тем более этот малец никому не расскажет, хоть это и не секрет вовсе. — Я ощущал подобное лишь раз. Мои родители тоже погибли. Авиакатастрофа. Самолет разбился где-то в Америке. Я потерял сразу обоих родителей. Эту боль не сравнить ни с чем. Она тупая, бессмысленная, но самая колючая. В один момент чувствуешь, что больше нет ни одного человека, который бы тебя поддержал, а весь мир… — …замирает, оставаясь лишь на моменте осознания потери, — договаривает Чонгук с той же интонацией. Он понимает боль и ощущения. Их связывает гораздо большее, чем потеря родителей и боль их утраты. Хосок поднимает на него пораженный взгляд и задерживает дыхание. Этот парень так молод, но мыслит совсем как Хосок. Нестандартно, своеобразно. Чон смотрит на парнишку, а глаза пульсируют, словно сейчас потекут слезы, вот только Хосок давно разучился плакать. — Мне очень жаль, что вы потеряли своих родителей, — искренне проговаривает Чонгук. — Даже не знаю, что больнее: потерять родителей в раннем возрасте или позднем. Как вы считаете? — и склоняет вопросительно голову, ожидая ответа. Он напоминает попугая, а Хосока хмыкает мысленно от своего нелепого сравнения, которое не вписывается в обстановку. Хосок допивает чай и отодвигает чашку. — Горечь утраты родителей одинакова в любом возрасте. И не важно, когда ты потерял их. — Очень по-философски, умно, — кивает Чонгук, склоняя голову к плечу, а руками обнимает одно колено. Сейчас он очень похож на ребенка. — На сегодня наш сеанс окончен. Хосок поднимается, не желая больше задерживаться в уютной атмосфере. С Чонгуком не ощущается неловкости, наоборот, ему хочется рассказать все свои секреты и мысли, которые хранятся в голове. Это пугает, раздражает и выводит из себя. Ты не контролируешь свои мысли и язык, который готов выдать твои мысли. Хосок не осуждения боится, а того, что человек может оказаться настолько близко, что закрадется в сердце. А в сердце Хосока выжженная земля, на которой давно ничего не растет и расти не сможет, пока он сам не начнет ее удобрять. А он не хочет. Ему и одному не так уж и плохо. Чонгук наблюдает слегка расстроено за собираниями психолога и поджимает губы, походя еще больше на невинного ребенка. — Вы придете еще? — с надеждой в голосе спрашивает Чон. И как Хосок может ответить отказом на ангельский голос, что гипнотизирует его с каждой секундой все больше и больше. — Приду. — Я рад, — улыбается Чонгук смущенно. — Хорошего вам дня, господин Чон! Хосок доходит до самой двери, касается ручки, но не открывает дверь. Ручка под его хваткой скрипит, но не поддается. Хосок медлит. Он оборачивается и сталкивается с потерянным взглядом Чонгука. — Я постараюсь приходить почаще. И с пяти до шести можешь выходить во внутренний двор. В пять часов заканчивается рабочая смена Хосока, но тот совсем не против задержаться на еще один часок для того, чтобы Чонгук мог подышать и побыть на открытом воздухе. В четырех стенах и с ума сойти можно. — И еще, — Чонгук приоткрывает рот и хлопает глазами, цвет которых напоминает ночное зимнее небо, глубокий космос, черную дыру, — можешь звать меня Хосок. Дверь закрывается, а сердце мальчишки трепещет, расправляя крылья бабочки. Чонгуку кажется, он сейчас в обморок упадет от переизбытка чувств. Медленные шаги все же приближают его к заветной цели. А вторая чашка на столе так и остается недопитой.***
Черный байк рассекает по трасе, маневрируя между машинами, которые едут, по сравнению с байком, слишком медленно. Феликс не любитель опасной езды и драйва, но порой хочется просто покататься по ночным улицам города. Просто развеяться и отпустить все, что так долго копилось на душе и в сердце. Это один из способов. Кто-то пытается забыться в алкоголе, кто-то в никотине и траве, для кого-то это азартные игры, а Феликс предпочитает попутный ветер, рык мотора и спидометр под двести. Есть что-то особенное, неподвластное в том, чтобы просто кататься по городу, освещенному яркими фонарями и вспышками зданий. Рекламные постеры, как страницы в книжке, — быстро листаются, сменяясь один за другим. На высоких зданиях крутят рекламу очередных модных брендов, духов, трейлеры фильмов и вывески обычных магазинов. Ночной город кишит жизнью. Он не перестает жить даже ночью. Это в маленьких городах после одиннадцати все погружается в темноту, а крупные живут на полную катушку и после одиннадцати не идут спать в кровать, а направляются в казино, клуб или бар. Ночная жизнь — апофеоз безумия. В кармане кожанки вибрирует телефон. Остановиться посередине проезжей части слишком рискованно, а устраивать аварию на дороге и сидеть в полицейском участке сегодня как-то не хочется. Звук мотора разносится громким эхом по всему городу. Феликс выезжает с трассы и паркуется у маленького книжного магазинчика. А звонки на телефон не прекращаются. На дисплее высвечивается неизвестный номер, но последние цифры говорят о том, кто звонит беспрерывно двадцать минут. Феликс смотрит еще пару секунд и отвечает на звонок, облокачиваясь ягодицами о байк. — Добрый день, господин Ким. Чем могу помочь? — звучит довольно убедительно притворно, как никогда и не для кого не звучало. — Добрый день, Феликс, — доброжелательно, как и всегда в начале. — Я бы хотел пригласить тебя на ужин. Не составишь мне компанию? Феликс оборачивается, замечая за собой тонированную ниссан кашкан, и хмыкает. — Мой ответ неважен, не так ли? — Феликс полностью поворачивается и смотрит в упор на тонированное переднее стекло, а у водителя пробегают мурашки от тяжелого взгляда серых металлических глаз. За ним уже приехала машина. Он может самостоятельно сесть в нее или же его затащат силой и плевать на прохожих. Из меньших звеньев Феликс выбирает первое. — Феликс, ты умный мальчик, так что, будь добр, сядь в машину и без лишних вопросов езжай ко мне, — голос Намджуна по-прежнему спокоен, он даже угрозы произносит безразлично. Феликс улыбается, сжимая мобильник в руках, и отключается, переходя проезжую часть, вызывая гнев у водителей, которым пришлось так внезапно тормозить. Они выкрикивают что-то Ли, но тот их не слышит, смотря на свое такси. У самой машины он останавливается и стучит указательным пальцем по стеклу, а то опускается, являя парню водителя. — Вези меня к своему боссу, мальчик. Феликс без лишних слов обходит машину и садится на переднее сидение. А водитель продолжает на него таращиться. Дверца хлопает, Феликс переводит взгляд и видит озадаченность на водительском кресле. — Что непонятного? Первый рабочий день? Такими темпами твое тело будет плавать в Ханган. И с этими словами машина стартует с мертвой точки. Роскошный ресторан оказывается всего в десяти минутах езды. Эта небольшая поездка напрягала лишь одного мужчину за рулем, Феликс же был расслаблен. Он никогда не испытывал чувства дискомфорта с чужими, незнакомыми людьми. К чему стеснение, если ты не знаешь этого человека, а он точно также не знает тебя? Вы никто друг другу и испытывать какие-то чувства к человеку, которого ты первый и последний раз в жизни видишь, как-то странно. Наверное, поэтому у Феликса проблемы с социумом. Ли выходит из машины и направляется ко входу, но его останавливает девушка внутри заведения. Хостес. Ну конечно. — Вам забронировано? — любезно интересуется брюнетка с высоким зализанным хвостом. — Да. На господина Кима. Девушка опускает взгляд, видимо, ищет имя клиента и снова любезно улыбается, являя ослепительную улыбку, от которой ничего внутри Ли не екает. — Проходите, — выставляет руку в приглашающем жесте. — Хорошего вам вечера! — Ага, и вам того же, — бросает безразлично Ли, не сумев выдавить улыбки. Он проходит в ресторан. Довольно дорогой. В дешевых Намджун и не появляется. Странно, что здесь присутствуют посетители. Ли думал, что он всех выгонит для того, чтобы поужинать в гордом одиночестве богатого человека с большим эго. Но Намджун прост в мелочах. Внутри белые столики с изогнутыми ножками, а на них красные бархатные скатерти с узорами чуть темнее на пару тонов. Белоснежные стулья с мягкими подушками молочного цвета и точно такими же спинками гармонично сочетаются со столами. На полу ковровая красная дорожка, совсем как на церемониях в Голливуде. Столько пафоса на один квадратный метр. Феликс терпеть не может подобного рода заведения со статусом и качеством пять звезд. Эти места для богатых людей с толстыми кошельками, а не для обычных, которые еле-еле сводят концы с концами. Высокомерие и надменность здесь витают в воздухе с дорогим парфюмом. На столах помимо приборов расставлены небольшие букетики. Это гербарий мозолит глаза. Но вписывается в интерьер и общую обстановку. Но добивают Феликса даже не сушеные веники в вазах, а огромные шторы кровавого цвета с золотыми кисточками на концах. Это уже откровенное уродство. Феликс вздыхает и подходит к столику, за которым вальяжно сидит Намджун, закинув нога на ногу. Мужчина в обычном черном костюме и рубашке цвета изумруда, на запястье красуются дорогие часы, а на безымянном пальце кольцо. Ким поднимает на него взгляд, словно видит перед собой простолюдина или заметил грязь под своей подошвой. Хотя такого произойти не могло. Такой мужчина в таких ботинках ходит по асфальту, на который собаки не гадят. — А ты быстро, — хмыкает Намджун, а на его щеках появляются умилительные ямочки. — Пробок не было. Вы, наверное, не знаете, что это такое. На вертолете летаете? Феликс отодвигает стул и садится, занимая свое временное место. Намджун пропускает колкость, отвечая доброй усмешкой. — У меня не так много времени. Я хотел поужинать со своим супругом сразу после нашего разговора, — признается Ким, словно это как-то колышет Ли. — Я тоже не собирался здесь задерживаться. К столику подходит официант и улыбается, держа наготове блокнотик и карандаш. — Добрый вечер, что будете заказывать? Феликс переводит взгляд на Кима и дергает кончиком брови, передавая право первым сделать заказ. — Будьте добры, цезарь, стейк средней прожарки и бутылочку шато марго. Паренек быстро черкает что-то в блокноте и улыбается. — Что-то еще? — и смотрит на парня в черной кожанке. Он не понимает, что здесь делает этот байкер, но не может сказать вслух, зато глаза говорят за него. — Воды. Без газа, — чеканит Феликс, смотря пронзительно, а у паренька от этого тяжелого взгляда пробегают мурашки. — И еще карбонару, суп с креветками, ризотто с морепродуктами и штрудель с вишней. Принесите примерно минут через сорок, если не затруднит, — улыбается учтиво Ким. — Конечно, — паренек кланяется и уходит. Только официант отходит, как Феликс кладет руки на стол и смотрит на Намджуна через сушеный веник. — А вы не лопнете? — хмыкает Ли. — Что ты, это не мне! — машет рукой Ким, не убирая улыбки. Притворство ему не к лицу. — Это моему мужу. Он очень любит итальянскую кухню, морепродукты и штрудель с вишней. По интонации можно понять, что мужчина очень любит своего супруга. Говорит с такой теплотой и любовью, что у Ли уши вянут от прилива нежностей к человеку, которого сейчас здесь даже нет, а Намджун его чуть ли не сиропом поливает. Приторно и мерзко. — А ваш муж не лопнет? — ретируется Ли, изогнув вопросительно бровь. — Сокджин — известный актер. Он следит за свой фигурой, но неправильно, поэтому я слежу за ней. — Следите как? Пичкаете углеводами? — Хорошего человека должно быть много, — строго говорит Ким, продолжая улыбаться. — А мой муж всегда в отличной форме. — Видимо, вы еще и его фитнес-тренер, — тонко намекает Ли. У Сокджина прекрасная фигура явно не от того, что он в бильярд играет. Хотя интимная жизнь двух мужчин его не касается, как и всех остальных людей вне зависимости от пола и предпочтений, если они не нарушают закон и моральные принципы. — Ты заинтересован в моем муже? — спрашивает Ким, сцепив руки в замок. — Нет. Я чужое не отнимаю, в отношениях не нуждаюсь, — брезгливо морщит нос тот. Намджун смеется. Смеется над Ли. Скорее всего, он в его глазах выглядит маленьким ребенком, который не знает толк в отношениях и не постиг еще той всепоглощающей любви, о которой пишут в романах. Но Феликсу она и не нужна. Если без воздуха и денег прожить нельзя, то без любви вполне возможно. — Перейдем сразу к делу? — предлагает Ли, заканчивая затянувшиеся формальности. Лицо Намджуна тут же меняется, становится более серьезным, а улыбка медленно сползает с лица. Вот так выглядит настоящий бизнесмен. — Ты ведь уже наслышан, что Юнги пребывает в лечебнице? — Джун решает не ходить вокруг да около, сейчас это бессмысленно. Им обоим этот диалог не нужен. Эта встреча всего лишь формальность. — Да. И попал он туда не без вашей помощи, — нотки сарказма так и звучат в его голосе. Без этого Феликс не Феликс. — Винишь меня в этом? — надменно спокойно спрашивает Ким. — Радости не испытываю, — пожимает плечами безразлично. — Вы думаете, что там ему помогут? — Эта клиника одна из лучших в Корее, а с моей помощью может стать и лучшей во всем мире, — хвалится своей щедростью мужчина. Было бы так хорошо, если бы все не было так ужасно. Он делает это не из щедрости, а ради своей выгоды, но… Разве не все люди такие? Желание достигнуть вершины и движет обществом и неважно какими способами. Неважно какими средствами и сколько жертв. Не имеет значения: пойдешь ты по головам или подкупишь кого-то. Ведь в конечном результате цель всегда оправдывает средства. — Так что вы хотите от меня? — возвращает к сути Ли. — Я хочу, чтобы ты помог мне. Лечение Юнги продлится год, а то и больше. За это время он может избавить от зависимости полностью. Я верю, что он может излечиться. — Юнги не тот человек, который сможет просто взять и бросить наркотики. У него нет силы воли и цели в жизни. — Я предлагаю тебе помочь мне за определенную плату, — и моментально разговор меняет свое русло. Феликс смотрит с прищуром и прикусывает язык. — Что от меня требуется? — спрашивает Ли, готовый к любой деятельности. — Тебе всего лишь нужно не дать Юнги выбраться из той клиники. Неважно как. Главное, чтобы он остался там надолго, если не навсегда. Феликса удивляет то, с какой интонацией и тоном говорит Ким о подобных вещах. Для него не имеет смысла и значения родной племянник, о котором он минуту назад так тепло отзывался, веря в его волшебное исцеление. Что движет этим человеком — не понять. Он загадка, ответ которой зарыт глубоко под землю. И Феликсу было бы интересно его разгадать, если б он любил загадки. Что-то усложнять — не в его стиле. — Минутой ранее вы говорили, что он может излечиться, а сейчас предлагаете мне быть вашим подручным? — изгибает бровь, отпивая из стакана, который так вовремя принесли. — Я верю, что Юнги может побороть зависимость, но одной веры недостаточно. Юнги не прилагает к этому никаких усилий. У него нет того, ради кого можно было бы стараться и хотелось бы так жить. И пока он не найдет этого человека, толку от моей веры нет никакой. — А если он найдет этого человека, что тогда? — с вызовом спрашивает Ли. Он задает этот вопрос из вредности, лишь бы поперечить Киму. — Тогда шанс излечиться есть, — соглашается Ким, — но ты забываешь одно, — улыбается Намджун, а Феликса внезапно озаряет. И озарение это на его лице отражается. — Юнги никого не любит так сильно, как себя, — усмехается Ли. Замкнутый круг. Юнги сам его создал и выбраться из него может только он. Пока он не начнет ценить и уважать остальных, покинуть эту петлю не сможет. Вот только сколько потребуется сил, времени и нервов, чтобы Юнги понял? Да и кто осмелится доказать Юнги обратное? Кто осмелится пойти на такой рискованный поступок? Кто погубит годы своей жизни на самовлюбленного парня с эго выше гор? Только самый отчаянный. Таких людей больше нет. — Именно, — качает головой Ким. — Поэтому предлагаю мне содействовать. — Что, если я откажусь? — спрашивает Ли. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты согласился, — настаивает Джун. — Предложение, конечно, заманчиво, но я не вижу смысла помогать вам в том, чтобы гробить еще сильнее жизнь моего друга. На этом можно закончить наш разговор. Я могу идти? Феликс поднимается с места, а Намджун сжимает плотно челюсти, готовый раздробить кости в муку. Уже второй раз ему отказывают в помощи, но Ким не остановится на этом. Есть и другой способ достигнуть желаемого. Он менее затратный, но более действенный. И пришло время его применить. Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам. — Уверен, вы сможете обойтись и без моей помощи, — вежливо отказывается вновь Феликс. — Но не думаю, что ваш покойный брат был бы рад, узнай, что вы тут творите с его сыном. Намджун смотрит на него заинтересованно. Видимо, слова о брате так повлияли на него. — Кстати, о моем брате… Что ты делаешь на кладбище так часто? И Феликс подтверждает свои догадки о слежке в ту ночь. Было не так сложно догадаться, кто именно может следить за ним. Намджун слишком предсказуем. — Навещал близкого мне человека, — коротко отвечает Ли. Довольно расплывчатый ответ. Джуна такой не устраивает. — А с каких пор мой брат стал тебе близким человеком? — щурится Намджун, словно так разглядит подноготную Ли. — Вы многого не знаете, господин Ким. Советую приглядеться, что лежит у вас под носом, — улыбается Феликс и поднимается с места. — Всего хорошего! — Как ты связан с моим братом?! — Намджун не выдерживает и поднимается с криком и громким ударом кулаками по столу. Ли останавливается, засунув руки в карманы джинс. Как жаль, что Намджун не может устроить здесь и сейчас полноценную сцену или перестрелку. Репутацию-то портить нежелательно. — Приятного вечера, господин Ким, — улыбается Ли, как китайский сувенир в виде кошки, и покидает ресторан, оставляя Намджуна ни с чем. — Мелкий ублюдок! — злится Ким и ударяет еще раз по столу. — Что случилось, любимый? Намджун переводит ошарашенный взгляд на супруга, который неожиданно возник буквально из ниоткуда. — Что ты здесь делаешь? — чуть спокойней спрашивает Намджун, касаясь плеча высокого красивого мужчины. — Как это что?! — удивляется Джин совсем не наигранно, как в кино. — Ты же сам позвал меня в ресторан. Ты что, забыл? Намджун хлопает глазами и выдыхает спокойно. — Я все помню, родной. Прости… Замотался по работе, — виновато бурчит Ким. Мужчина разглаживает ладонями лицо, пока его щек не касаются теплые и такие мягкие руки. — Все хорошо, Джун. Я понимаю. Ты взрослый большой дядя, у которого много людей в подчинении, — Джин искренне и совсем несдержанно смеется. А Кима пробирает на улыбку. Смех Джина — услада для ушей и сердца Намджуна. — Давай отдохнем и не будем о работе? — предлагает Сокджин, собираясь сесть за стул, но его опережает галантный муж, который отодвигает для него стул и касается осторожно плеч. Только с Сокджином Намджун может позволить себе нежности и не быть строгим начальником. Только с мужем взрослый мужчина становится влюбленным школьником. И Джун не стыдится этого. Сокджину только похлопать стоит, что укротил этого мужчину. Никому не удавалось, а он смог. Герой. — Хорошо, любовь моя, — мужчина наклоняется и заботливо целует сначала в щеку, а потом и в макушку. — Ты сегодня особенно любвеобильный, — посмеивается Сокджин, который всегда рад теплоте и поцелуям мужа. — Я просто соскучился по своему мужу. Джун занимает свое место и тут же накрывает одну руку Джина своей. — Ты уже сделал заказ? — спрашивает Сокджин, оглядываясь в поисках официанта. — Джин, у тебя сейчас голова открутится, — посмеивается Джун, возвращая все внимание мужа на себя. — Да, я заказал все, что ты любишь, не переживай, — заверяет Ким. — И штрудель? — хлопает удивленно глазами Джин. — И штрудель, — кивает согласно Намджун. — С вишней? — щурит подозрительно глаза в поисках ошибки. — С вишней, — и снова кивок. — Ну ладно, — мужчина расслабляется и устраивается на стуле поудобнее, сжимая несильно руку супруга. — Как доехал? — спрашивает Намджун с интересом в глазах. Ему интересны даже такие мелочи, ведь они касаются любимого человека. — О! Точно! — Джин вытягивает губы в трубочку. — Я тебе сейчас такое расскажу. Короче, стоим мы, значит, на светофоре… А Намджун слушает как влюбленный парнишка. Движения пышных губ запоминает и клянется себе, в которых раз, что никого и никогда так сильно не полюбит, как своего мужа и вечную любовь — Ким Сокджина.***
На улице загораются вечерние фонари, а окно одного пациента продолжает светиться как звезда на новогодней елке. Окно Юнги выделяется на фоне остальных парочкой царапин и наличием занавесок, которые по назначению Мин не использует, именно поэтому просыпается раньше назначенного. А виной всему лучи, попадающие в комнату. На взбитой постели светится телефон. Юнги переводит заинтересованный взгляд и поднимается с кресла, хватая мобильник. На экране блокировки высвечивается диалоговое окно с Феликсом, который прислал текстовый документ и прикрепленное видео. Юнги открывает сначала документ и начинает вчитываться. С первых же строк он понимает про кого статья. Фотографии заставляют Юнги пропустить довольную улыбку. На них юное милое личико с пухлыми губами и точно такими же щеками. Рыжие волосы с идеальной укладкой цепляют больше всего, хотя Юнги уже готов оспорить это утверждение, когда видит еще фото. От них челюсть отвисает, оставаясь покоиться на полу. Таких развратных фото даже в порно журнале не найти, а у Юнги они в отличном качестве. Блондин скачивает их и улыбается, разглядывая подробнее, приближая для рассмотрения мелких деталей, таких как соски, родинки или дерзкий язычок. Юнги вчитывается в текст, а его глаза расширяются от прочитанного. Милый парнишка с рыжей копной ярких волос таит в себе столько тайн и секретов, а его прошлое заставляет Юнги жадно облизывать губы. Глаза быстро бегают по словам, и вот статья заканчивается, а интерес Юнги разгорается сильнее. — А ты не такой уж и правильный, док, — Юнги усмехается и нажимает на кнопку видео, которое длится меньше минуты. Но с первых же секунд содержание цепляет. Юнги следит за происходящим, которое снято, по всей видимости, на камеру из-за дерганных движений. Но с первых рядов. Мелодия из какого-то клуба, неоновые яркие цвета, короткая одежда, алкоголь, шесты и Чимин. Пак Чимин. Тот самый психолог высоких моральных принципов, который крутится на шесте с таким упоением, словно вертится на члене. — Блядство… Высокие шпильки, кожаные латексные шортики и чертов ошейник на шее. Юнги уже жарко, а в штанах тесно. Рыжие волосы взмокли и прилипают ко лбу, а язычок скользит по губам. Опьяненный взгляд, в котором похоть, черти и чистое безумие, которое даже под порошком не получить и в этой жизни не испытать, плещется в карих глазах. Юнги зависает. Он не видит здесь психолога Пака, только настоящего Пак Чимина, который скользит вниз по шесту, раздвигая элегантно ножки, но его выражение лица тут же меняется, стоит его стянуть со сцены и усадить на колени пузатого мужчины в возрасте. Юнги хмурит брови и пытается разглядеть, что с ним делают, но видит только морщинистые руки на упругих ягодицах, пробирающиеся под шортики. А дальше ничего. Спины охранников закрывают обзор, а Юнги шипит и ругается. — Сука, — цокает он и отбрасывает телефон. Но перед глазами все тот же взгляд Чимина и его раздвинутые ножки на высоких шпильках. Это лучше любого порно и отборной шлюхи. Скрипя зубами, Юнги пытается сбросить руки того старика. Как это старый ушлепок посмел касаться ягодиц рыжего божества? Юнги поплыл конкретно. Он встряхивает головой, но не может прогнать наваждение и картинки Чимина, который начинает стонать, сидя на его коленях, и смотреть моляще, скользя пальчиками по пряжке ремня. Он попал в эту больницу, чтобы лечиться от зависимости, но приобрел еще одну, сильнее прежней. Ломка от Чимина пройти не может который день. И Юнги не уверен, что сможет ли когда-нибудь вообще закончиться. Этого рыжего хочется сильнее с каждой встречей, а теперь Мин еще и знает вкус его губ, что усугубляет ситуацию. В голове мозг бьет тревогу, предупреждая об опасности, но Юнги не слушает. Он отключает ее и улыбается как сумасшедший, готовый идти напролом за своей дозой. За Чимином. Но добыча сама прыгает в руки. Юнги лежит на постели уже минут двадцать, пытаясь выкинуть новые картинки из головы, которые подкидывает сознание. — Да что ж это такое?! — стонет Юнги, утыкаясь носом в локоть, а второй рукой ударяя по постели. Он даже не слышит как в палату входят. А Чимин стоит на пороге. Без ежедневника. И халата. Чимин также тихо проходит внутрь, закрывая дверь за собой. Раздается тихий щелчок. Юнги убирает руку с лица и смотрит на рыжего парня подле своей кровати. — Не ожидал увидеть вас так поздно, док, — Юнги быстро смотрит на электронные часы на тумбочке. 22:07. — Что-то вы поздновато. Чимин и сам не понимает, зачем пришел сюда. Избегал старательно Юнги, а сейчас сам стоит у его кровати, не зная как и слов двух связать, чтобы оправдать свой неожиданный для обоих приход. — Я… решил убедиться, что с тобой все в порядке. В последнее время ты устраиваешь беспорядки. Вот я и решил… Юнги хмыкает, опираясь локтями о постель, и резко садится. — Какая прелесть! Ты беспокоишься обо мне? Переживаешь? Думаешь день и ночь, не так ли? — радостно заваливает вопросами Мин. Чимин поджимает губы. А Юнги не нужен честный ответ, ведь он его итак знает. — Еще чего, — закатывает глаза Чимин, а у Юнги перед глазами совсем иная картина. И воплотить ее в реальность хочется сильнее всего на свете. — Тогда зачем ты тут? Юнги поднимается с кровати и подходит к Чимину почти вплотную. — Прошу, прекрати громить палату. Этим ты ничего не добьешься, — спокойно произносит Чимин, не отводя взгляда от медовых глаз. — Это все? Юнги совсем не стесняется разглядывать малиновые губы. — Да, — сглатывает Пак. — Доброй ночи и до завтра, Юнги, — и разворачивается. — Доброй ночи, хеннесси. Чимин замирает, а его глаза увеличиваются, готовые выпасть из орбит. Парень медленно разворачивается и смотрит напугано и удивленно на Юнги. На его лице отображен весь ужас. — Повтори, — четко произносит Чимин приказным тоном. — Хеннеси, — повторяет Юнги, не ведя бровью. — Так ведь тебя звали в том клубе? Известный стриптизер — Пак Чимин, более узнаваемый в узких кругах, как хеннесси. Чимин теряет дар речи. Его глаза готовы ползти на лоб. Он думал, что все люди, знавшие его тогда или о том инциденте, уже все забыли. Так откуда знает этот мерзавец, возомнивший, что может помыкать им, как он может. Руки сжимаются в кулаки, а зубы готовы вцепиться ему в плоть и разорвать на части. — Заткнись, — шипит сквозь зубы Пак. — Ты работал стриптизером в студенческие годы, — но Юнги пропускает скрытые угрозы мимо ушей. — Замолчи, — звучит с нажимом. — В клубе «Райские сумерки». — Закрой рот! — Ты проработал почти два года, но из-за одной ночи больше не появлялся, — в голосе слышатся нотки печали, а Мин надувает губы. — Заткнись! — кричит Чимин, сжимая плотно кулаки, чтобы не съездить парочку раз по красивому лицу. — А ты был хорош. Отлично двигался на шесте, прям скользил, — хвалит, не скупясь, Мин. — Мне понравилось. — Заткнись! Умолкни! — Чимин срывается и колотит по груди Юнги, а тот продолжает стоять стеной. Чимин, как маленькая обезьянка, колотит по груди парня, а тот только хмыкает. — Ты работал только стриптизером, не спал за деньги. Какой правильный мальчик, — растягивает Юнги и гадко улыбается. — Закрой рот, мерзкий ублюдок! — у Чимина уже кулаки болят, а Мин как стоял, так и стоит, Юнги резко перехватывает Пака за запястья и валит на кровать, а тот успевает только пикнуть. Чимин оказывается прижат к матрасу за запястья, которые расположили по бокам от его головы. Удивленно смотря на Юнги, Чимин сбито дышит. Ему даже лишний раз не двинуться, ведь любое движение — контакт с телом Юнги. А его касания приносят боль вперемешку с удовольствием. Юнги не знает, что творит. Он зависает на Паке, его растерянность и тело манят. Ему бы пересечь грань. Он дал Чимину слово, что не тронет его без согласия, но как же хочется прямо сейчас наплевать на все это и просто потддаться искушению. Малиновые пухлые губы манят прикоснуться, а глаза так и просят не медлить. Сейчас самое время, чтобы остановиться и уйти, ведь хватка на запястьях ослабла, но Чимин продолжает лежать и смотреть на Юнги завороженно, обжигая горячим дыханием губы старшего. А сердце сейчас пробьет грудную клетку. Взгляд Юнги говорит о том, как сильно он нуждается в нем. Это не просто близость, животный секс, а ломка. Нуждается так сильно, как в новой дозе. Бросать резко нельзя. Заменять наркотик на новый — опасно. Оба это знают, но рисковать сейчас кажется единственным верным решением. Либо сейчас, либо никогда. Чимин продолжительно долго смотрит в глаза Юнги, ожидая, когда же тот сорвется. Но Юнги не делает ровным счетом ничего. И Пак ощущает себя психопатом, ведь в голове поток мыслей, которые твердят прекратить так долго пялиться. Нервы сдают. Терпение на пределе. Чимин впивается в губы Юнги жадным поцелуем, притягивая к себе за щеки. А Юнги отвечает без промедлений Оба желали и получили. Ладонь Чимина вздрагивает, но продолжает покоиться на щеке, пока вторую усиленно сжимают пару секунд, после принимаясь исследовать тело. Юнги нетерпелив. Ему нужно прямо здесь и сейчас. Ему нужен, катастрофически необходим Чимин, а тот себя предлагает, давая Юнги зеленый свет. Чимин скрещивает ноги на пояснице парня, прикасаясь телом к телу. Так, как сейчас необходимо. Дыхание сбивается с первых секунд, а воздух накаляется до невозможности. Кругом лава, и только они вдвоем могут спастись в этом пламени, но они выбирают гореть вместе заживо, уничтожая расстояние. Чимин пытался держать дистанцию, а Юнги — ее разрушить. И по итогу оба в постели сминают простынь. Юнги запускает руку под растянутую кофту Чимина, скользя вверх по животу, а парень выгибается, прикрыв глаза. Так его еще ни разу не касались, а табуны мурашек выдвигаются на помощь. Но спасаться поздно. Чимин роняет полустон один за другим, окольцовывая шею блондина, который достигает груди, довольно выдыхая, когда чувствует приятный жар тела под собой. Юнги остраняется, срывая с себя помятую футболку, а Чимин любуется эти секунды божественным телом, которое сошло прямо с небес. Это не испытание для Чимина, а самое настоящее наказание. Перед таким невозможно устоять, а Чимин уже лежит под ним. Он бесстыдно разглядывает торс старшего и не может удержать руку, которая так и тянется потрогать выступающие кубики. Чимин роняет стон, касаясь кончиками пальцев рельефной кожи, и закатывает глаза. Юнги хмыкает и тянется к кофте парня. Сейчас и он медлить не хочет. Может, в следующий раз, но определенно не сегодня. Кофта летит на пол к футболке, а Юнги быстро скользит по телу Пака губами, пару раз проходясь влажными мазками по вздымающейся груди. Прелюдии Юнги чужды, но сейчас он хочет всего Пака и парой поцелуев обойтись нереально. Тело Чимина создано для поцелуев. Создано для губ Юнги, не иначе. Длинные узловатые пальцы нащупывают ремень синих джинс, а взгляд падает чуть ниже на выступающий бугорок в районе ширинке. Юнги ничего не говорит. Комментарии и колкости излишни, когда у самого в штанах такая же проблема. Рука Чимина касается члена Юнги через ткань штанов, и он не может удержаться от очередного восторженного стона. Юнги тяжело вздыхает, сведя брови, и стягивает с себя штаны с нижним бельем, являя Чимину себя во всей красе. Тот смотрит из полуопущенных век и закатывает от наслаждения глаза. Эта ночь будет незабываемой… Юнги устраивается удобнее между ножек парня, снимая аккуратно нижнее белье и видит вставший орган рыжего. Он возбужден точно также, и понимание этого распаляет Мина. Колечко мышц немного подрагивает от предвкушения. Юнги наклоняется и оглядывает мышцы, а Чимин упирается пятками в матрас. Юнги без лишних вопросов смачивает два пальца слюной и вставляет в Пака. На этом моменте вставляет уже Чимина. Он громко стонет, крупно вздрогнув всем телом, словно током прошибло больше 220 вольт. Юнги начинает активно растягивать Чимина, не церемонясь ни секунды. Он знает, что и как нужно делать, а Пак всецело ему в этом доверяет, послушно раздвигая ножки шире и шире от каждого движения узловатых пальцев. Точные движения, отдают приятной тяжестью во всем теле. Пальчики на ногах рыжего комкают простыни, а на губах следы зубов не успевают исчезать. Такими темпами Чимин съест всю кожицу с них. А Юнги откровенно залипает на дрожащего и стонущего Чимина, что брови заламывает. От этой картины внутри все кипит и вырывается наружу зверскими рыками. Все тело крупно вздрагивает, чувствуя третий палец, и Пак несдержанно ударяет ногой по кровати. Чимин плавится. Он сгорает где-то между слоями атмосферы. Это за гранью реальности и человеческого понимания. Это рядом с Юнги. Если так всегда, то Чимину стоит запастись кислородом. Пальцы покидают нутро парня, и он обмякает, но Юнги не дает передышек. Он сразу же входит в Чимина на всю длину и с громким шлепком заполняет его. Пак громко вскрикивает, изогнувшись в спине, а его глаза широко распахиваются, являя Юнги свое восторженно удивление, смешанное с нездоровым удовольствием. Мин наклоняется и смотрит в омуты, в которых читается жажда. Жажда секса. А нехватка поцелуев покалывает пальцы обоих. И Юнги впивается в губы, кусая за язык, а Чимин томно вздыхает. Быстрый темп нравится обоим. Эта игра. Оба ходят по лезвию ножа, маневрируют, не падая. Вот только долго так быть не может. Чимин прижимает Юнги к себе до миллиметров, а короткие ноготки впиваются в спину, раздирая ее в кровь. Нежностью здесь и не пахнет. Между ними не может быть романтики и любви. Только животная страсть и безудержное веселье. Каждый находит его в своем. Для них это секс. Каждый толчок — взрыв Вселенной и ее рождение. Простой секс не может приносить столько удовольствия. Они как два магнита, которые никак не могут притянуться. Это расстояние между ними — это напряжение. Все из-за него. Только благодаря ему секс так хорош. Убедить друг друга в обратном не получится. Юнги втрахивает Чимина в кровать, не скупясь на резкость и грубость. Два быстрых толчка и один с оттяжкой. Это программа для рыжего. Только так Чимин срывает голос до крикливых стонов, которые мелодия для ушей Юнги. Тому бы еще погромче, но звукоизоляция может не справиться с крикливым Чимином. Чимин молит его не останавливаться с довольным лицом. Юнги зачесывает назад волосы, оголяя лоб. И как же жаль, что Чимин не видит этой удовлетворенной улыбки. В ней столько удовольствия и непредсказуемости. Юнги переворачивает Чимина на живот. Теперь его грудь касается постели, а зад поднимается в воздух. Громкий шлепок нарушает молчание. Чимин хныкает, выныривая носом из подушки, которую обнимает руками. — Будешь тихим — я остановлюсь, — ставит условие Мин, снова шлепая по другой мясистой ягодице, которая тут же становится розовой. — Будешь медленным — я замолчу, — ухмыляется Чимин, улыбаясь устало, но даже так в его глазах искрится похоть. — Сучка, — цыкает Мин. Чимин выпячивает зад сильнее и показушно стонет, показывая, как он может, а Юнги матерится, что не уходит от слуха Пака, который отвечает дерзким хихиканьем. Юнги снова входит полностью, вот только теперь с частыми шлепками прибавляются хлесткие удары по ягодицами, от которых Чимин вскидывает головой, а из его глаз брызжут слезы. Чимин впервые плачет от удовольствия. Плачет во время секса. Плачет не от боли, а от разрывающего его нутро безумного удовольствия. Полугодовое воздержание явно пошло на пользу. Оба сдерживают обещание. Юнги не медлит, Чимин не замолкает. И обоим все равно мало. Они безумцы, которые друг друга явно стоят. Юнги смотрит на ровную спину, где выступают позвонки и лопатки. Превосходен. Идеален для секса. Для секса с Юнги. Сколько длится это безумие неясно, но Мин на мгновение переводит взгляд на окно и ухмыляется. В отражении все видно до мелочей и Юнги получает эстетический оргазм от данной картины. Именно это испытывают люди, что ходят на выставки, в музеи, в галереи? Если это так, то Мин прекрасно их понимает. Свет включенной лампы падает на стекло, создавая интимную обстановку и погружая комнату в мягкие желто-оранжевые тона. Розовые, почти красные ягодицы, дрожащие ножки с загибающимися пальчиками от каждого толчка, взмокшая спина, по которой стекают капельки пота, рыжие волосы напоминают беспорядок, розовое личико, которое не прекращает закатывать глазки и закрывать рот, дыша каким образом — непонятно, выглядит выше всяких похвал. Это чистый сорт безумия. Юнги любуется и собой. Блондинистые волосы спадают на лоб, а мокрые кончики тычут в глаза, ровный торс, по которому бегут капельки пота, подкаченные бедра ударяются о бедра парня, член пропадает в дырочке Пака, скользя уже свободно. Он выглядит измотано, но довольно на все сто. Даже тысячу. Такого выматывающего секса у него еще не было. Он и подумать не мог, что этот скромный и правильный психолог окажется настоящим демоном похоти и разврата постели, но не жалеет. О таком не жалеют, о таком мечтают. Чимин содрогается, кончая на постель, и падает обессилено. Тело дрожит, словно под напряжением. Он дышит сбито и часто, но лицо не выражает недовольств. Он хочет еще. Еще Юнги. Мин сжимает мягкие ягодицы и выходит, кончая на спину, и заваливается рядом. Они молчат, не в силах сказать что-либо. Слова излишни, дыхание говорит все за них. Чимин лежит на животе, уткнувшись носом в подушку, а Юнги рядом на спине, уложив руки на живот. Взгляд уставлен в потолок, а на губах улыбка. Он совершил ошибку. Юнги думал, что переспав раз с Чимином, сможет сбежать из клиники, но реальность состоит в другом. Юнги больше не хочет убегать. Он хочет остаться и продолжить трахаться с Паком. А где-то на постели валяется телефон, на который пришло сообщение от Феликса.Фил:
Чимин уволился из-за домогательств во время одного из выступлений.