Утро добрым не бывает. Теперь Чимин может полностью прочувствовать и понять это выражение.
Его утро начинается с головной боли и тошноты, которая вынуждает скрутиться в калачик, поджав пальцы на ногах, заставляя подавить очередной рвотный позыв, щекочущий горло. Словно внутри гортани кто-то щекочет маленьким перышком. Чувство не из приятных. Чимин бы сказал, одно из самых противных, не считая раннего пробуждения.
Он мечется по постели и весь сжимается, пропуская противное чувство, которое уходит на пару минут. Эти несколько мгновений он может провести спокойно. Взять и подняться с кровати кажется чем-то непосильным, даже в какой-то степени подвигом. А Чимин никогда не был героем. Он переворачивается на другой бок и замирает, видя перед собой черные широкие штаны. Через боль он поднимает взгляд и видит Хосока в черных модных очках.
В квартире. Утром. В очках. Чон Хосок неисправим.
— Не подох, что ли? — Хосок приспускает очки, осматривая тело на постели, и ставит пакет на пол. А из него доносится подозрительный знакомый звук стеклянных бутылок.
— А ты этого с нетерпением ждешь? — хрипит Пак, смотря на него с прищуром. Полностью открыть глаза слишком сложно.
— Отмечу этот день в календаре красным цветом, — хмыкает Чон.
Хосок сразу же подходит к пакету и начинает вытаскивать из него бутылки со спиртным. Чимин смотрит на небольшой мини-бар на столе и тумбочке и прибывает в неком удивлении. Взгляд с этикеток на бутылках падает на электронные часы рядом с тумбочкой.
— Хосок, серьёзно? — звучит с претензией. — В восемь утра пять бутылок мартини?
Хосок оборачивается на его голос, замирая еще с двумя бутылками бурбона, и смотрит почти обиженно.
— А что? Я для тебя вообще-то стараюсь, ночная бабочка моя.
Чон продолжает расставлять спиртное на стол и не обращает внимания на вопросительное лицо на постели.
— Как ты меня назвал?
— Ночная бабочка, — как само себе разумеющееся, отвечает Хосок. — Тебе это прозвище очень подходит, — безразлично пожимает плечами и плюхается на кресло рядом с стеклянным столиком и алкогольным богатством.
Чимин решает приподняться и кое-как садится на постели, путаясь в ворохе одеяла, которое успевает взбиться до такой степени, что съезжает пододеяльник.
Хосок терпеливо ждет, пока друг наиграется с его одеялом. Пьяный Чимин — милая картина, вот только долго смотреть подбешивает.
— Прекращай! — Хосок не выдерживает и резко дергает конец одеяла, помогая Паку.
Чимин трет глаза и оглядывается по сторонам, замечая совершенно другой интерьер квартиры.
Он моргает пару раз и смотрит с вопросом к Хосоку.
— Мы в…
— …моей квартире, — кивает Чон, прислоняясь к комоду рядом с тумбочкой.
Какого же удивление, что и он заставлен алкоголем. Чимину бы уже привыкнуть к внезапным закидонам друга, вот только все никак не получится.
— Что я делаю в твоей квартире?
— Гостишь, мне это не нравится, правда, но, что поделать, — пожимает плечами и скрещивает руки на груди Хосок.
Чимин хмурится, пытаясь вспомнить вчерашний вечер, но все как в дешевом трейлере фильма — сплошные обрывки кадров, меняющиеся с такой периодичностью, что голова начинает гудеть сильнее. Чимин помнит только первый и второй бокал, а после все в тумане. Он даже не помнит лица людей, музыки и вкуса алкоголя, а вот тело все помнит, поэтому сейчас противно ноет, а кости ломит, словно он был в тренажерке, а не в клубе.
— Что вчера вообще было? — спрашивает Чимин, повернув голову в сторону друга.
— Было все, — и готовит руку, чтобы загибать пальцы. — Ты выпил половину бара, танцевал, как последняя блядь, вел себя так же, заблевал мне всю машину. Так что ты должен мне химчистку. А, и успел поцеловаться с каким-то парнем, который принял меня за Юнги. Последнее меня интересует больше всего.
Чимин смотрит на парня, разинув рот, а левый глаз начинает нервно дергаться. Он и не думал, что допился до такого состояния и творил черти что. Больше он в клубы ни ногой. Ему хватило этого позорного похода.
Пак напрягает мозг, пытаясь вспомнить все то, что перечислил Хосок. Может он решил его так разыграть. Но если это было бы правдой, то он бы не знал последнего, а значит, все слова — чистая правда, и от этого Чимину не легче.
Рыжий двигает ногами под одеялом и открывает рот, как чувствует очередной рвотный позыв, и наклоняется на кровать, но Хосок хватает его грубо за шею, как котенка, и разворачивает головой в пол, где его уже ждет тазик.
— Только попробуй мне и кровать испоганить! Я тебе всю квартиру загажу, Пак Чимин, клянусь!
Он держит друга, пока того выворачивает, и отпускает, только когда он прокашливается.
— Боже, мне придется всю квартиру мыть хлоркой, чтобы этот запах исчез, — ноет Хосок, смотря на содержание тазика, и жалеет об этом.
— Прости, — виновато опускает взгляд Пак и утирает пухлые губы тыльной стороной ладони.
— Одним «прости» не отделаешься, — укоризненно смотрит Чон.
Чимин сидит еще пару минут, залипая в стену и мыча, опускается обратно на постель, стараясь забыть обо всем, что было вчерашней ночью.
Стыдно? Еще как стыдно.
Он готов сквозь землю провалиться, только бы забыть обо всем, что было после одиннадцати. Забыть обо всем, что было, когда нога Пака переступила порог клуба. Испытывать чувство стыда нормально, но не в таком количестве.
Ему еще не хватало позвонить Юнги, как бывшему, поплакаться и сказать, что он скучает. А он не скучает. Ни разу.
Хосок садится на кресло и закидывает нога на ногу, смотря на друга из-под очков.
— Так может мы все-таки поговорим? Вчера ты не был нацелен на беседу. Я пытался тебя отговорить, но ты меня послал, куда подальше, решив вспомнить былые времена и сосаться по углам, как школьник.
Чимин приставляет ладони к лицу, стараясь слиться с постелью и не сгореть от стыда.
— Что ты хочешь знать? — вымученно стонет Пак.
— Все, что творится в твоей бестолковой черепушке.
Хосок пусть и ругает друга, но делает это в легкой форме. Он знает его со школьной скамьи. Именно Чон Хосок стал для Чимина идеалом, которого он придерживается и следует за ним, точнее, старается быть не хуже. Хосок не просто пример для подражания, мотивация и друг. Он человек, который с ним, несмотря ни на что. Частичка души. Словно старший брат. Опора и поддержка. Без него Чимин бы потерялся.
— Я сам не понимаю, Хосок… Столько мыслей, что я не могу ничего сказать, — виновато бубнит Чимин.
Хосок ждет спокойно, не лезя с расспросами. Как всегда ждет, пока Чимин сам расскажет. Он понимает, что ему нужно время, и Чон готов ждать, сколько потребуется, лишь бы в конечном итоге Чимин пришел рассказать ему, а не таил все в себе. Он, как психолог и друг, знает, что до добра это не доведет.
— Я… запутался, Хосок.
Чимин выдыхает и садится на постель, смотря на Чона опухшими глазами, не от слез, но он на грани рыданий.
— Чимин, какая бы не была правда, — скажи мне. Я выслушаю и дам совет. Я же твой друг.
И Чимин рассказывает. Обо всем, что случилось с ним за несколько дней с момента прибытия Юнги в клинику. Ничего не утаивает и не скрывает. Он перед Хосоком предельно честен и открыт. Он как на признании и сам выкладывает нужную информацию, которая поможет в дальнейшем расследовании.
Шатен внимательно слушает, не задавая вопросов, хотя очень хочется. Он смотрит в глаза и видит в глазах Чимина растерянность и безысходность.
Хосок медленно теряет друга.
Какое-то время они сидят в тишине, только громкое дыхание Чимина напоминает Хосоку хоть что-то ответить.
— Чимин, у тебя синдром спасателя. Не во всех ситуациях это хорошо, — Хосок словно открывает таинственную правду перед Паком. — Ты знаешь, к чему приведет твое общение с Юнги. Ничем хорошим это не кончится. Тебе нужно держаться от него подальше. Пожалуйста, Чимин, услышь меня.
Чимин никогда не замечал за собой, что он старается помочь всем в ущерб самому себе.
Синдром спасателя.
Это не болезнь, но может привести к серьезным психологическим расстройствам. А Чимин как раз лечит таких. Ему не хочется становиться своим пациентом.
Он долго молчит, смотрит на руки на постели и тяжело вздыхает.
— Я понимаю все, правда, но…
— Чимин, нет никаких «но», — строго отрезвляет друг.
Он не допустит, чтобы Чимин думал по-другому, потому что «по-другому» опасно.
— Я его лечащий врач. Я не могу отказаться, не имею на это право. Я так подведу клинику и испорчу себе репутацию. Про меня потом будут ходить слухи, что не смог справиться с каким-то богатеньким сосунком!
— Чимин, что для тебя важнее: репутация или ментальное здоровье?
— Ты прекрасно знаешь, что однажды я уже испортил себе репутацию. Второй раз я не позволю, — Чимин сжимает кулаки на постели
— Чимин, пойми, тогда ситуация была иная.
— Нет, — с нажимом в голосе произносит Пак, — такая же!
— Сейчас может быть хуже! Как ты этого не понимаешь?! — Хосок теряет самообладание.
— Хосок, я не маленький, и понимаю, что делаю. Я не позволю ему подобраться близко и сломать меня, — чуть более спокойно.
— Чимин, он итак уже ближе некуда. Ты впустил его в свои мысли. Это последняя стадия! Дальше только хуже…
— Я сам справлюсь, — отворачивается Чимин, фыркнув.
— Когда станет хуже, ты еще прибежишь ко мне и будешь жаловаться.
— Не прибегу.
Хосок пытался отговорить Чимина не лезть в эти дебри, но он уже прихватил с собой фонарик и настойчиво пробирается вперед, не видя болота под своими ногами, которое засасывает его.
Чимин еще не понимает, что справится самому — не получится. Он уже идет на дно.
— Зачем весь этот алкоголь?
Чимин решает перевести тему, чтобы не чувствовать неловкости с Хосоком и не возвращаться к этой щепетильной теме.
Хосок оглядывается, словно только сейчас увидел бутылки в комнате.
— Для тебя, — проводит ладонью по столу, — я просто подумал, что тебе было мало в клубе, и решил докупить.
Чимин вздыхает и поднимается с кровати, шатаясь, как на лодке в шторм. Его так и тянет обратно в кровать, но он делает пару шагов и не падает. Уже хорошо. С координацией проблем нет.
— Будешь? — спрашивает Чон, указывая на бутылку мартини.
Чимин смеряет его вопросительным взглядом, который не требует ответа, и удаляется в ванную, где проводит добрые полчаса. И возвращается более живым и свежим. От него пахнет мятной зубной пастой и лосьоном, а не перегаром и рвотой.
— Где мои вещи? — спрашивает Чимин, обходя комнату в одном полотенце на бедрах.
— Должны быть у бомжей, но я пожалел бездомных и бросил твои шмотки в стиралку. Они не высохли, — без капли иронии звучит голос друга.
— И в чем прикажешь мне на работу ехать? — взрывается Чимин, резко повернувшись в сторону друга, придерживая полотенце.
— Ох, какие мы трудоспособные! — Хосок воодушевленно хлопает в ладоши. — Покопайся у меня в шкафу, может, найдешь что-нибудь по размеру, — и безразлично пожимает плечами.
Шатен удаляется из комнаты, сверкнув пачкой мальборо голд. А Чимин вздыхает, задрав голову к потолку, и спрашивает у своего отражения в натяжном потолке:
— Господи, за что мне все это?
Недолго думая, Чимин проходит в гардеробную, которая по размерам не меньше комнаты Хосока. И сразу же с порога его встречает запах дорогих духов и стирального порошка. Странное сочетание, но парень нос не воротит и проходит, оглядывая вешалки и полки со сложенными вещами. Размер одежды Чона превышает Чимина. По комплектации Хосок крупнее, а стиль одежды довольно разнообразен, но Паку все равно, в чем выглядеть, главное, чтобы подошло.
Он проводит десять минут в гардеробе и подбирает образ. Сложнее всего было со штанами, которые пришлось затянуть туго ремнем, чтобы они не спадали и не висели на нем, как на пугало. Рыжий смотрит в зеркало и поправляет черную водолазку, поверх которой накинута короткая красная кофта, доходящая до тазовых косточек, а черные джинсы, которые бы Хосоку были в облипку, на Чимине смотрятся широко, как балахон. Из этого наряда мало что сочетается, но Чимину это не мешает. Ему на работу в этом ехать, а не на показ Celine в Париже. Он еще раз смотрится в напольное зеркало и выходит.
Хосок стоит, собранный, с сумкой в руках. Чимин бегло оглядывает друга. Он никогда не изменяет себе в привычном черном стиле, который любит сочетать с другими. Но сегодня он вновь во всем черном и, в отличие от Чимина, выглядит как настоящая модель Louis Vuitton. Широкие штаны, которые не доходят до щиколоток, футболка, заправленная в штаны с длинным рукавом, и длинная джинсовка с оборванными рукавами.
Чимин приподнимает брови в удивлении, но ничего не говорит.
— Поехали? — спрашивает Чимин.
— Сначала завтрак. Твой ждет тебя на столе, а я попью чай.
— Ты сделал мне завтрак? — улыбается Чимин. — Спасибо.
— Готовить? Пф, а доставка для чего придумана? — взмахивает рукой Хосок. — Если ты увидишь меня у плиты — бей тревогу.
Чимин смеется тихо и уходит за Хосоком на кухню.
С порога он чувствует «любимый» запах сигарет. Каждый сантиметр пропитан этим едким дымом, кажется, что и бутерброды пахнут сигаретами, а в кофе добавлен пепел. Но Чимин не привередничает и присаживается за стол.
Он молча завтракает, пока Хосок стоит рядом и пьет свой бабл ти. Никто ничего не говорит, но Чимин чувствует, что у друга есть, что сказать, просто он не хочет портить аппетит и обстановку. Он знает, что тот хочет продолжить тему Юнги, вот только Чимин ясно дал понять, что не даст вмешиваться в свою личную жизнь. Вот только каким боком Юнги стал частью его личной жизни — непонятно. Но решаемо.
Чимин быстро доедает, смотрит на часы и переводит взгляд на Хосока, который перед его носом вертит ключами на пальце от своей ауди.
По пути на работу Чимин получает сообщение от начальника, и его содержание не сулит ничего хорошего. Судя по знакам препинания и ненужным восклицательным вкупе с любезностями, он будет отхватывать за что-то.
— Как думаешь, что ты сделал? — спрашивает Хосок, услышав содержание смс-ки.
Он поворачивает плавно, съезжая с главной улицы, и выезжает на пустую трасу, ведущую в клинику.
— Я без понятия. Отчет не так сделал или что-то с пациентами.
Чимин убирает телефон в карман и едет в клинику с мыслями, что же он успел сделать такого, что его хочет видеть начальство.
Хосокова ауди заезжает на парковку, а Чимин уже извелся.
— Ты сейчас лопнешь от нетерпения, — смотрит на него брезгливо Хосок и поправляет очки.
— Я бы посмотрел, если бы тебя вызвали к начальству в такую рань.
— Ладно, — Хосок закрывает машину и кидает ключи в сумку. — Скажешь мне, что там случилось.
Хосок даже не спрашивает, потому что знает, что за обедом Чимин ему сам изложит.
— Если доживу до обеда, — бурчит Пак.
Он обходит машину и направляется к входу, пока Хосок решает покурить на парковке. Чимин еще никогда с такой скоростью не поднимался в кабинет господина Чана. Пальцы мелко дрожат, но он встряхивает руки и стучит осторожно в дверь.
— Господин Чан, можно? Вы просили зайти, — только голова показывается в кабинете.
Мужчина смотрит на рыжего и кивает, держа в руках бумаги. Чимин проходит и закрывает за собой тихо дверь, пробирается бесшумно, как мышь, и садится в кресло, не близко к начальству.
Тэон поправляет очки и откладывает бумаги, смотря на парня, который от напряжения облизывает нижнюю пухлую губу, а под столом усиленно трет ладони, чтобы те перестали дрожать.
— Вы хотели меня видеть, что-то случилось? — Чимин не выдерживает давящей тишины и прерывает ее первым.
— Случилось — да, — кивает Чан. — Твой пациент — Мин Юнги был пойман за употреблением медицинских препаратов. Амитриптилин. Ты знаешь, что это и какой эффект эти таблетки имеют, — руки мужчины складываются в замок. — Чимин, ты понимаешь, что происходит?
А Чимин смотрит в стол, приоткрыв рот, и старательно пытается делать вид, что сейчас не упадет в обморок. У него перед глазами все чернеет, а в ушах стоит шум. Он представить не мог, что Юнги пойдет на такое.
— Как он достал этот препарат? — спрашивает Чимин, держа голос стойким. А внутри рассыпается.
— Санитар говорит, что он украл. Шкафчик был открытым, и он стащил таблетки.
Чимин сжимает от злости кулаки и кусает кончик языка, чтобы не сказать лишнего. Не нагрубить и не выразиться, как следует. Он только тяжело вздыхает и потирает виски, стараясь принять и переварить данную информацию. Юнги не только его подставил, но и предал шаткое доверие, которое начало выстраиваться между ними.
Чимин теперь точно не позволит ему даже близко подобраться к себе. Пак будет его травить всеми возможными способами, но из своих мыслей вычеркнет.
Его одолевает злость. Чимин не мог представить, что Юнги пойдет на такое. Хотя от Мина стоило ожидать чего-то подобного, но никогда нельзя быть готовым. Юнги нельзя доверять, теперь Чимин знает это точно.
— Чимин, ты понимаешь, что это непростой пациент? — напоминает Чан ненужную информацию, от которой Чимин скрипит зубами.
— Он золотой какой-то? Может он удачу приносит? Что в нем особенного? — взрывается Чимин, ударив ладонью по столу.
Тэон не отвечает на грубость, хотя Чимин не может разговаривать так с начальством. Даже голос в его присутствии не может повысить.
— Он племянник высокопоставленного человека, который нас спонсирует и готов продвинуть на ступень выше. Тебе всего лишь нужно вылечить этого парня. Это так сложно?
— Сложно? Сложно?! — Чимин вскакивает с места. — Не прошло недели, а это животное нашло новую дозу!
— Стоит сменить курс лечения, — вежливо напоминает мужчина, словно подталкивая Чимина на неправильную дорожку.
Но Чимин не марионетка, чтобы действовать по чужому велению. У него своя жизнь и воля.
— Хотите, чтобы я его транквилизаторами накачал? — Чимин понижает гонор и голос.
— Да.
Чимин поверить в услышанное не может. От него требуют того, что он сделать не в силах.
От него требуют сломать человека.
— Так нельзя. Он станет овощем, — гнев Чимина сменяется на непонимание.
— Нам это и нужно, — Чан продолжает настаивать на своем, чем-то далеком и непонятном Чимину.
Пак чувствует себя дурачком, животным в цирке, над которым смеются и тыкают пальцем. Он чувствует себя обманутым. Дважды.
— Что? — в голове снова шум.
— Его дядя этого и хочет. Неважно, каким способом, но Юнги должен бросить наркотики. По своей воле или по принуждению.
— Вы так спокойно об этом говорите, — невесело усмехается Пак.
Так просто, оказывается, распоряжаться чужими жизнями. Всего лишь препараты могут ее изменить, исправить, повернуть в другое русло. Препараты, которые могут сделать из Юнги безэмоционального овоща, который не сможет и рукой пошевелить.
— Чимин, в этом мире все завязано на деньгах, — объясняет, как малому ребенку, Чан. — Ким готов нам платить большие бабки просто за то, что Юнги лежит привязанным к постели под успокоительным.
— Это неправильно! Мы должны помогать, а не гробить чужие жизни, — долго быть спокойным не получается.
— Чимин, я лишь выполняю поручение, которое дал мне господин Ким.
— Какое поручение? Сломать жизнь племяннику?! — кулаки от злости трясутся.
— Пак Чимин, имейте уважение и прекратите… — господин Чан поднимается из-за стола и смотрит грозно на Чимина, взглядом призывая успокоиться.
— Вам не стыдно? Неужели ради денег вы готовы пойти на это? Ради престижа клиники идти по головам! — парень смотрит с искренним непониманием, насколько низко готов опуститься человек ради своих мерзких желаний.
Чимин не будет поступать аморально. Он не тот, кто согласится на подобное, и не будет содействовать и поддерживать эти решения. Чимин пришел сюда, чтобы помогать и спасать жизни из болота, а не ставить подножки, чтобы в эту пучину люди сами попадали при помощи его руки.
— Чимин, ты не понимаешь, во что ввязываешься… — вздыхает Чан. Мужчине сейчас не до скандалов, а Чимин становится головной болью.
Вот только Чимин уже все решил и не потерпит внешних вмешательств без его ведома.
— Я буду лечить Юнги как следует, а не как этого хочет кто-то другой! Я назначил курс лечения. И никаких вмешательств не приемлю! Это мой пациент, и я сам разберусь. Если господину Намджуну что-то не нравится, то пусть забирает своего ненаглядного племянника и отправляет в соответствующую больницу!
Чимин выходит из кабинета, громко хлопнув дверью. Еще никому не удавалось довести его до такого состояния, но господину Чану удалось.
Он разберется с Юнги и найдет на него управу. Сделает так, что ему станут противны наркотики от одного только упоминания. Но Пак не позволит принимать за него решения. Ему дали Юнги и сказали лечить, а теперь оказывается, что его хотят лечить другие. Вот только не лечить, а калечить. Чимин не позволит, он не потерпит такого наплевательского отношения к себе и своей работе.
Он здесь не в куклы играется, чтобы просто взять и отдать Юнги, как ненужную, надоевшую игрушку. Чимин понимает, что это не его жизнь, и он не имеет никакого права в нее вмешиваться, но и испортить ее не может, ведь та висит на волоске. Если Юнги не излечится от зависимости, то не исключено, что получит передоз и умрет или подхватит инфекцию, от которой жить долго не сможет.
И Чимин совершает одну ошибку за другой, ввязываясь в это. Этот пациент и дело станут отправной точкой на пути отчаяния.
И прямо сейчас Чимин направляется к Юнги злой и заведенный, требующий объяснений, которыми вмажет Мину в челюсть.
Чимин с грозным видом направляется в палату блондина. Персонал оборачивается, смотрит на него, не понимая, что такое случилось с ним, что Пак выглядит так, словно идет на убийство. Карие глаза смотрят с желанием вырвать Юнги его достоинство, чтобы больше не было чем бахвалиться.
Он врывается в палату, наплевав на нормы приличия и простого этикета. Дверь с громким стуком ударяется о стену, и Чимин влетает в комнату.
Юнги не повезло в этот момент выходить из душа в одном полотенце, повязанном на бедрах. С выбеленных волосы капает вода, стекая по рельефному телу. Он зачесывает их назад и встречается взглядом с Чимином.
На лице сияет привычная улыбка.
— Я соскучился, до…
Договорить не получается. Чимин с размаху ударяет в челюсть, а Юнги подкашивается и заваливается к стене.
— Сука! — Чимин встряхивает кулаком и хочет схватить Юнги за грудки, вот только тот, как назло, без одежды. Сука, еще и выглядит сексуально.
Чимин отметает ненужные мысли и прижимает Юнги за плечи к стене, вжимая его в твердую поверхность, чтобы даже не думал двигаться. А Юнги только встряхивает головой и двигает челюстью. С губ стекает кровь, но это даже придает ему своеобразный шарм. Чимину теперь хочется не только убить этого урода, но и поцеловать, показать, как же он его ненавидит.
— Пламенное приветствие, док, — ухмыляется Юнги, облизывая нижнюю губу, только сильнее размазывая кровь.
— Еще одно слово и зубы полетят на пол, как игральные кости, — шипит, сквозь плотно сжатые зубы, Пак.
— О, какие мы дерзкие, — дергает бровью Мин. — Меня это заводит.
Чимин выставляет колено, упираясь между ног Юнги. Тот переводит на секунду взгляд вниз и понимает, что шутить сейчас опасно, иначе его орган покинет хозяина.
— Ты чего такой дикий? Какая муха тебя укусила?
— Ты, тварь, еще спрашиваешь? — Чимин встряхивает его за плечи, из-за чего Юнги ударяется головой о стену.
— Без оскорблений, попрошу. У меня очень тонкая, чувствительная и нежная душевная организация.
— Ты вчера украл таблетки. Ты, сука, просто взял и своровал таблетки, а потом ловил очередной приход. Чертов наркоман!
Чимин даже не пытается быть нежным. Он впивается в его плечи ногтями и царапает кожу. Подбирать слова не приходится. Пак не рассчитывал быть сдержанным. Он шел сюда с четкой установкой смешать Юнги с грязью.
Юнги меняется в лице. Вся его игривость пропадает. Он становится вмиг серьезным и смотрит на Чимина без задора. Этот безразличный холодный взгляд даже немножко пугает.
— А ты думал, я буду паинькой, сидеть и разговаривать с тобой по душам? — грубый голос режет по ушам Чимина.
— Ты думаешь, тебе это просто так сойдет с рук? Ты еще не понимаешь, что находишься здесь на лечении, а не в лагере?
— Тебе меня здесь не удержать, Чимин, — вскидывает подбородком и смотрит на него с морозящим холодом.
— Юнги, ты понимаешь, что это не шутки? — Чимин не перестает сжимать плечи. Его голос старается вразумить Юнги, не делать глупых поступков. Не совершать действий, о последствиях которых он может пожалеть.
— Меня запихнули насильно. Я не буду здесь сидеть и ждать, когда пройдет год, чтобы уйти. Лечиться я не намерен. Мне это нахуй не сдалось! — Юнги пытается вырваться, но Чимин не дает ему сделать лишнего телодвижения.
Послушания от него не дождаться. Он не тот человек, который будет слушать кого-то. Он привык, что его слушают и подчиняются. Вот только с Чимином этот способ не работает, от того Мин и бесится.
Ему бы уже трахнуть эту рыжую суку и сбежать отсюда, но тот не дается. Юнги еще не опустился до того уровня, чтобы просить о сексе или дрочить на кого-то, когда есть возможность переспать и бросить.
— Я пытался с тобой по-хорошему, но ты меня не слушаешь. Хочешь по-плохому, значит, будем по-плохому, — Чимин вжимает его в стену и приближается к лицу максимально близко. — Я могу прямо сейчас позвать санитаров и перевести тебя в другую палату, где тебя привяжут к койке и будут колоть транквилизаторами. Так лечение пойдет гораздо быстрее, вот только ты станешь овощем, неспособным руку поднять. Хочешь этого? Я могу организовать, — шипит змеем Пак.
Юнги смотрит на него уже более осознанно, щурит кошачьи глаза, словно ищет в его словах намек на шутку, но натыкается лишь на суровую реальность, в которой Чимин и правда может так сделать. Он ведь и правда может позвать санитаров, и тогда побег будет затруднителен, ведь он всегда будет под успокоительным.
Медовые глаза немного тают, и Юнги вздыхает. Чимин видит эту внутреннюю борьбу Юнги. Тот хочет жить, как живет сейчас, — в свое удовольствие, — вот только этот путь его до добра не доведет. Но Юнги не хочет, чтобы в его голове копались, искали причины следственной связи. В его голове итак столько мыслей, что им порой тесно, а позволить кому-то там жить и разбираться Юнги не позволит.
— Юнги, я всего лишь хочу тебе помочь, — чуть тише говорит Чимин, ослабляя хватку на плечах старшего.
Юнги этим нагло пользуется и выпутывается из его рук, но не предпринимает попыток поменять их положение. Он просто скидывает с себя руки рыжего, словно что-то мерзкое и противное, и проходит в комнату, поправляя полотенце.
— Делай, как считаешь нужным, — бросает безразлично Юнги, словно это не его касается.
Юнги останавливается у кровати и какое-то время просто стоит, сгорбившись.
— Если решил меня лечить, то будь готов к последствиям. Лучше бы тебе отказаться от моего лечения. У тебя еще есть шанс.
Мин поворачивает голову, но не может увидеть Пака, который продолжает стоять у двери в ванную.
— Я не из тех, кто сдается. Я избавлю тебя от зависимости, — уверенно, самонадеянно заявляет парень.
Чимин покидает палату, но останавливается, слыша хриплый слабый голос, ласкающий слух.
— Я не воровал таблетки. Мне их сам санитар дал.
Если Юнги пытается обелить свою честь, то получается коряво, но Чимин почему-то ему верит. И это катастрофическая ошибка верить тому, кто ради дозы готов предать человека.
Чимин ничего не говорит и молча покидает палату, закрыв за собой тихо дверь, а Юнги горько усмехается, качая головой в неверии.
Ему придется принять правила этой клиники или сломать стену, но сбежать отсюда.
***
Злость не может длиться вечно. Спустя уже полчаса Чимин сидит на улице с ежедневником, на котором теперь красуется страница с непонятными линиями, которые чуть не проткнули страницу. Синяя пучина отчаяния остается следом в его ежедневнике, хранящем человеческие истории, которые он собирает обрывками фраз, но на этих страницах гораздо больше, чем просто слова. И эта страница значит больше, чем хаос, выведенный синей ручкой. Здесь шквал эмоций самых разных спектров: в начале злость, Чимин сильно давил на ручку, а в конце принятие — легкий след, выходящий за пределы страницы.
Чимин опустошен.
Он не знает, куда и как ему двигаться. Чимин должен пойти на беседу с Юнги через пару часов, но между ними не будет конструктивного диалога. Их шаткое доверие, тоньше нитки, было оборвано самим Юнги. Пак не понимает мотивов его действий. Его поступки не несут за собой никакой смысловой нагрузки, но почему-то Чимин старательно пытается найти в них смысл. Возможно, когда-то он опустит руки, но не сегодня точно. Он покажет самому себе и Юнги, что он не простой смазливый психолог, который насосал на диплом, а заработал его своим упорством и рвением помогать людям. Даже тем, кто помощи не требует и никогда в жизни сам руку не протянет.
Колпачок ручки тихо стучит по столу, успокаивая Чимина своим ненавязчивым звучанием, приводящим мысли в порядок. Этот чистый звук помогает собрать все мысли, которые разбежались из-за урагана, названного в честь Юнги.
На столе вибрирует телефон. Чимин переводит взгляд и замечает неизвестный номер. Это слегка настораживает, но Пак придвигает телефон ближе и прислоняет его к уху, отвечая на неизвестный звонок.
— Да? — неуверенно спрашивает Чимин, смотря перед собой растерянно.
— Добрый день, — уверенный голос раздается в трубке. — Пак Чимин?
У Чимина проходят мурашки. Голос напоминает отца, такой же строгий холодный, заставляющий вытянуться по струнке. Рыжий пару секунд просто молчит, шевелит губами, но и звука проронить не может.
— Да, — все также неуверенно в ответ. — Простите, а с кем я разговариваю?
— Меня зовут Ким Намджун. Я дядя Мин Юнги, который сейчас числится в вашей клинике. Я узнал, что он сейчас находится под вашим крылом и хотел бы вас попросить об одной услуге. Надеюсь, вы мне не откажете?
Чимин вспоминает фото из репортажа и перед глазами всплывает картинка, как выглядит говорящий по ту сторону телефона. Но это не делает ситуацию менее стрессовой.
Спрашивать, откуда у него номер бессмысленно. Намджун уважаемый человек, который может достать, что угодно за отдельную плату, поэтому такая мелочь, как телефон какого-то психолога, не проблема.
— Я слушаю.
— Мне сообщили, сколько длится лечение моего племянника. Я готов его оплатить и поднять вашу клинику на мировой уровень, но мне нужна ваша помощь, — повисает пауза. — Мне нужно, чтобы вы приняли радикальные меры по лечению Юнги.
— К чему вы клоните, господин Ким? — Чимин хмурит брови, догадываясь о дальнейшей теме.
— Я хочу, чтобы вы качали его успокоительными, транквилизаторами, чем угодно, мне плевать. Главное, чтобы он был невменяем. Это мое условие.
И его догадки оказались верны. Он ожидал чего-то подобного. От этого человека другого можно было и не ожидать. Вот только для чего он идет на эти поступки, Чимин еще выяснит. И поможет ему в этом Юнги.
— Что будет, если я откажусь?
— Вы не можете отказаться, — в голосе слышна усмешка.
— Я могу отказаться. Это вам нужна моя помощь, а не мне, — Чимин несильно сжимает мобильник.
— Чимин, сколько вы хотите? — вздыхает Намджун, заходя с другого угла.
Чимина это начинает бесить. Почему люди думают, что его можно купить? Он похож на куклу или игрушку, на которой весит ценник? Чимин его не видит, а у остальных он высвечивается. Парень хочет накричать на мужчину, но сдерживается. Третий раз за день злиться много даже для него. Нервные клетки не восстанавливаются, а у Чимина с каждым криком их становится все меньше.
— Мою помощь вы не купите, Намджун. Я не позволю вам вмешиваться в процесс лечения. Не знаю, зачем вам это нужно, но от меня помощи можете не ждать.
— Мой племянник не должен выйти из клиники, — с нажимом говорит Ким, а Чимин чувствует давящую ауру через телефон. Этот мужчина может сломать его пополам, Пак уверен.
— Если хотели его держать при себе, то не отправляли бы сюда. Я помогать вам не буду и, настоятельно прошу, не вмешиваться в процесс лечения.
Чимин сбрасывает и откидывает телефон на стол, запрокинув голову и руками прикрывая лицо.
А Намджун на том конце провода решает зайти с другого угла. Если не получится действовать из тыла, то может получиться найти помощника со стороны племянника. У него уже есть один на примете.
***
— А я тебе говорил.
Если бы Чимин знал, что, рассказав Хосоку о случившемся, может пожалеть, то не стал бы, но время не повернуть вспять, и сейчас он сидит в столовой и смотрит на друга, который машет руками на всю столовую, словно пытается намеренно привлечь чужое внимание, а его довольное лицо начинает чутка подбешивать.
Чимин поделился с другом новостями, которые произошли за короткий отрывок четырех-пяти часов его жизни. У кого-то за несколько лет ничего масштабнее не происходит, а Чимин умудрился вляпаться в сомнительную авантюру всего за несколько часов. Рыжему просто необходим человек, который каждый раз, когда он захочет совершить глупость, будет бить его по голове.
Но вместо этого у него сейчас Хосок, который старательно выедает мозги чайной ложечкой.
— Сколько еще раз ты это повторишь? — вздыхает Чимин и косится на Чона.
— Пока в твою голову не дойдет, — и показывает это на себе.
Чимин демонстративно закатывает глаза.
— Почему ты просто не можешь отдать его в руки другого специалиста?
— Потому что это покажет мою неспособность, Хосок! — Чимин склоняет голову и смотрит строго на друга.
— Это покажет, что ты не хочешь иметь проблем, Чимин, — Хосок говорит с такой интонацией, словно все на этом свете знает.
И порой так кажется. До тех самых пор, пока не начнет надоедать. Старательно пытаться выедать мозг.
— Мне порой кажется, что ты сам себе проблем ищешь, — Хосок смотрит на Чимина, желая найти ответы на свои незаданные вопросы. Вот только смотреть сквозь он не умеет.
— Да, с фонариком хожу и ищу, — фыркает Чимин.
Громкий звук заставляет парней обернуться, а Хосока замереть, вцепившись руками в спинку своего стула.
На другом конце столовой Чонгук мило беседует с одним из психологов, при этом мило ему улыбаясь. И все бы ничего, но Чонгук никогда не выходил из своей палаты. Уже как год сидит в ней и не вылазит. У него индивидуальное лечение, при котором его не допускают в люди, ведь его болезнь — диссоциативное расстройство личности. Он может просто кидаться на людей, а потом забывать, ведь это делала одна из его личностей. Но это одна из болезней. Шизоидное расстройство тоже стоит в графе истории болезни. А это не шутки. Его просто нельзя выпускать в люди, пока он не пройдет реабилитацию.
Но прямо сейчас Чон Чонгук спокойно разговаривает и даже смеется, вызывая улыбку у беседующего.
— Это что еще за представление, — Хосок срывается с места, чуть ли не роняя стул, и направляется в сторону своего пациента.
Чонгук издалека замечает недовольного лечащего врача, но никак не реагирует. Парень полностью игнорирует его присутствие и поднимает взгляд, только когда видит обувь перед носом.
— Добрый день, господин Чон, — спокойно произносит парень.
Эти черные глаза смотрят осознанно и пугают этим. Чонгук смотрит в самую душу, пытаясь разглядеть по крупицам внутренности. А Чон ощущает, как у него что-то скребет внутри.
— Добрый. Кто тебе разрешал выходить из палаты? — грубо отрезает Чон, сразу показывая, что возиться и любезничать он не намерен.
— А мне нельзя? — удивленно спрашивает Чонгук, а его крупный нос дергается.
— Нельзя.
— Я не знал, — опускает виновато взгляд, и Хосоку становится его по-человечески жаль.
Хосок вздыхает.
Он не хочет сейчас закатывать скандалов и устраивать сцен. Рука тут же оказывается на плече младшего и сжимает несильно, а тот поднимает на него свой виноватый и обиженный взгляд.
У Хосока проходят мурашки.
Чонгук напоминает обиженного ребенка, на которого родители накричали и посадили на домашний арест, лишив всех прелестей беззаботной жизни подростка: интернет, гулянки до поздней ночи с друзьями, карманные деньги и телефон. Эти надутые губы, оттопыренная нижняя, и большие щеки смутно напоминают Хосоку о чем-то забытом, далеком. О чем-то, что он мечтал будучи ребенком. Это резкое обрывочное воспоминание заставляет его поежиться и проморгаться, отогнав непонятные мысли.
Чонгук вздыхает и плетется послушной куклой за старшим, словно он виноват в чем-то. А странные мысли не покидают голову Хосока. Это прикосновение странное. Отчего-то теплое. Оно вызывает ненужные мысли и чувство вины, словно он лишает Чонгука свободы и права выбора. Но не Хосок виноват, что у Чонгука психические заболевания. Но ему предстоит узнать их истоки. Ведь до этого никто не подбирался к Чонгуку так близко, чтобы узнать причину возникновения его заболеваний.
Это несчастный случай, неблагоприятное стечение обстоятельств или было запланировано? Кто-то намеренно причинял Чонгуку психологическое, физическое или бытовое насилие? Откуда взялись эти расстройства?
У самых дверей на выходе Чонгук останавливается и смотрит на Хосока побитым щенком, брошенным под дождь на произвол судьбы.
— Вы тоже запрете меня и будете ото всех скрывать?
От заданного вопроса глаза Чона увеличиваются. Это что-то новенькое. Что-то… из прошлого Чонгука.
— Тоже? — тихо повторяет Чон, наклонившись к парню. — Кто-то еще тебя запирал? Где?
Чонгук вздыхает и опускает понуро голову.
— Я думал, ты не такой, как они, — обиженно звучат слова из уст младшего.
Хосок ничего не понимает, но почему-то чувствует укол вины, словно он насильно его запирает. Кошки скребут на душе, а голову заполняют раздумья.
Чтобы разгадать личность Чонгука, придется копаться не только в нем, но и в себе.
Хосок еще долго стоит у палаты Чонгука. Тот уже давно сидит в своих четырех стенах, а Хосоку приходится ломать свои стены, чтобы вытащить ребенка из своей личной тюрьмы.
***
Чимин был на терапии своего пациента, отдал отчеты по проделанной работе за прошлый месяц. Он даже помог Хосоку с его отчетами и прибрал на обоих столах. Чон, конечно, отметил нервность и дерганые движения друга, которые было сложно не заметить.
Чимин сам оттягивал время и пытался убежать от нещадно идущих стрелок часов. Пак понимает, что эта беготня бесполезна, но не может пересилить себя и принять тот факт, что он впервые не хочет идти на сеанс терапии. Он виделся с Юнги пару часов назад, и они были не самые сладкие. У него перед глазами до сих пор стоит выражение его лица. Он помнит, как сменилось оно и холод в голосе. Они заставляют идти на дно, чувствовать себя ничтожно. Ничтожно перед Юнги. От одной этой мысли становится гадко. Чимин никогда и ни за что не будет извиняться перед тем, у кого эго соизмеримо с размером члена.
Но долго бегать от себя Чимин не может, да и ноги самого ведут к двери палаты, в которой подозрительно тихо. Чимин несмело поднимает руку и замирает, словно боясь войти. Несобранность в голове, в мыслях и действиях заставляют его нервничать сильнее.
Пак еще раз собирается, встряхнув головой, и заходит, перед этим постучав тихо.
Его встречает тишина и лежащий Юнги на кровати. После душа его волосы подсохли, но кончики так и остались влажными, похожими на иголки. Белая майка без рукавов и треники с вытянутыми коленями. Даже в этом он выглядит как мечта. Это горячее подкаченное тело с мышцами на руках, которые перекатываются от его вздохов, заставляют Чимина сжиматься внутри до размеров атома.
Пак подходит ближе и замечает, что Юнги спит, сложив руки за голову. Вблизи он выглядит просто нереально. Словно что-то не из мира сего. Из того, где все прекрасно под таблетками и порошком. Тихое дыхание и вздымающаяся грудь заставляют пальцы Чимина покалывать, а язык невольно облизывает нижнюю губу.
Пак твердит себе прекратить глазеть и нагло рассматривать спящего парня, но сердце пропускает частые кульбиты, а в голове набатом мысль: «прикоснись к нему».
И кто такой Чимин, чтобы отказывать собственным желаниями?
Он подходит ближе и касается легко ребром ладони линии челюсти парня. Юнги вздыхает, а Чимин пугливо дергает рукой, убирая ее от чужого прекрасного лица. Мин хмурит брови и чмокает губами, а у Чимина сердце начинает бешено колотиться.
Этот блондин действует странно на Чимина, заставляет его думать о другом и желать странного. Человеческие потребности рядом с Юнги кажутся чем-то приятным, но Чимин от них старательно отказывается.
Вторая попытка коснуться парня более удачная. Прядь белоснежных волос падает на лицо, и Чимин заботливо заправляет ее за ухо. Его лицо непозволительно близко, он чувствует дыхание Юнги на собственных губах, но никак не отстраняется, сохраняя тепло на устах.
Карие глаза смотрят на трепещущие ресницы, и в этот момент Юнги открывает глаза и смотрит так, словно знал и чувствовал маленькие проделки доктора.
Чимин дергается и отстраняется, летя с кровати, но его подхватывают сильные руки и прижимают к себе за талию.
А мир Чимина замирает, на мгновение сокращаясь на медовых глазах.
— Подглядывать нехорошо, док, — хрипит Юнги, смотря на испуганного Чимина.
А Пак язык прикусил, смотря, как испуганная лань. Юнги так близко и от него так пахнет мятой, что становится дурно.
— Я проверял пульс, — быстро врет Чимин, облизывая влажные губы.
Юнги хмыкает, поднимая уголки губ в доброй улыбке.
— Мне кажется, пульс находится чуть ниже.
Он берет ладонь Чимина и сжимает его пальцы, поднося к шее, где находится сонная артерия. Рыжий чувствует, как под пальцами размерно бьется артерия, а у самого сердце в пятки уходит.
Юнги приближается к лицу Пака, держа его руки на своей шее. Чимин дергается, выставляя ладонь, которая тут же упирается в грудь старшему, но тот не обращает на этот жест ни малейшего внимания.
— Я здоров, доктор? — спрашивает Юнги тихо с хрипотцой.
Чимин хочет отстраниться, но так и продолжает сидеть в близости с Юнги, не допуская возможности выбраться. Он смотрит на губы старшего и сжимает ладонь на груди в кулак.
— Есть отклонения, — неуверенно мямлит Чимин, опуская взгляд, и вырывается из рук.
Юнги легко его отпускает, но смотрит с улыбкой.
Словно не было несколько часов назад ругани, и Чимин не ударил его в челюсть. Словно это было не с ними и не сегодня.
Чимин садится на другой край кровати и смотрит, поджав губы, а руки сжимает в кулаки на своих коленях.
— Ежедневника в руках нет, — подмечает Юнги, не скрывая того, что разглядывает рыжего. — Зачем ты здесь?
Чимин решил, что хочет просто поговорить, не в рамках лечения. Он хочет выяснить, какие у него отношения с Намджуном, и что их связывает. Это любопытство. Любопытство, которое может дорого стоить и привести Чимина в запретные дали.
— Я пришел просто поговорить.
Юнги хмыкает, качнув головой.
— Пару часов назад ты вмазал мне и кричал, как угорелый, а сейчас хочешь со мной поговорить. Интересно, что же скажешь, — и дергает бровью.
Чимин кусает нижнюю губу и смотрит прямо в медовые глаза.
— Я хотел попросить прощения. Мне не стоило распускать руки, — искренне извиняется Пак, и Юнги слышит это по жалобному голосу.
— Удар был хороший, — улыбается Юнги, касаясь места удара, где красуется небольшой синяк.
— Прости, — Чимин опускает голову и сникает.
Ему правда стыдно, что не смог сдержать гнев и распустил руки. Это непозволительно и не в его компетенции. Это больше похоже на методы Хосока, но никак не Чимина.
— Проехали, — отмахивает Юнги, усаживаясь в позу лотоса перед Чимином. — Это все? — вопросительно дергает бровью.
— Нет.
Следовало бы сказать причину своего визита, но Чимин молчит, смотря в постель, а Юнги не спешит. Терпеливо ждет и склоняет голову, рассматривая милое личико, что так аппетитно кусает пухлые губы.
Чимин — картина в Лувре. Вот только Юнги никогда не любил искусство, но отчего-то начал им увлекаться. Только одной картиной. Все остальные на его фоне блеклые, меркнут. Его красота неописуема, а у Юнги в голове сотни слов, сказать которые он никогда не сможет. Истинное искусство не требует слов и бурных оваций.
— Я пришел поговорить с тобой, — звучит спустя пять минут тишины.
— Просто поговорить? — а Юнги ищет в его словах подвох, смотря выискивающе.
— Да.
— И о чем же? — Юнги становится интересно, и он садится удобнее.
— Твой дядя, — Чимин следит за реакцией Юнги, его лицо резко меняется, вены на руках напрягаются, а желваки проявляют себя. — Вы с ним не так близки? Можешь рассказать мне какие у вас отношения?
— Почему тебя это так интересует? — брови на лбу Мина образуют лесенку.
— Просто интересно. Это же он посадил тебя сюда.
Юнги хмурит брови сильнее и вздыхает, смотря серьезно на Чимина, а у того мурашки по телу пробегают от столь холодного взгляда.
— Мне кажется, это не касается темы моего лечения, — Юнги руками опирается на подушки за спиной.
Чимин прикусывает губу и смотрит на плечи старшего.
— Не касается. Но я и пришел сюда поговорить… с тобой.
Юнги пару секунд смотрит на Пака с подозрением, но сдается. Всяко лучше, чем сидеть одному в тишине и думать о бытии.
— Намджун — родной старший брат моего отца, — прочищает горло Мин. — Моя настоящая фамилия — Ким, но я сменил ее в юношеские года, подростковый бунт и все такое. Они с отцом хорошо ладили и общались, но у меня с дядей отношения не задались с самого начала. Мы часто спорили и ругались без причины просто так, на пустом месте. Мне казалось, что он меня ненавидит, — Юнги опускает голову.
— Почему? — тихо спрашивает Чимин, боясь нарушить их хрупкую связь, которая начала образовываться на пустом месте.
— Он узнал, что компанию отец собирается отдать мне, а не ему. Дядя был зол, ведь он старше и должен управлять компанией, но отец решил иначе и прямо заявил об этом Намджуну, чтобы тот не строил облачных надежд. Я узнал об этом, но не вникал в дела компании, и дядя этим начал пользоваться.
— Как именно?
— Втайне от моего отца он проворачивал свои дела, после которых компания уносила убытки, и в конечном итоге отец прознал и отстранил его от дел компании. А когда отец умер, то, откуда ни возьмись, появилось завещание, в котором сказано, что я получу свою компанию, когда мне стукнет тридцать лет, — усмехается сухо. — Какая же тупость! Дядя просто оставил меня в дураках. Я знаю, что даже в тридцать лет он не отдаст мне компанию. Найдет какую-нибудь лазейку и продолжит свои мерзкие дела, а меня сбагрит куда-нибудь.
Юнги замолкает и опускает понуро голову, а Чимин не знает, что сказать. Слова поддержки здесь неуместны. И Пак не может знать наверняка, что все будет хорошо.
Он хороший доктор, но врать не станет.
А Юнги не нужны слова поддержки. Он просто хотел, чтобы его выслушали; выслушали то, что давно сидит внутри. Странно, что простая беседа с Чимином помогает очистить разум и привести мысли в порядок.
Но каждый раз, когда один приводит их в порядок, у второго в голове каша.
— Значит, пока тебе не исполнится тридцать лет, ты не имеешь никаких прав на компанию? — спрашивает спустя время Пак.
Юнги отвечает кивком.
— А он сбагрил тебя сюда, чтобы ты не лез в его дела, — это даже на вопрос не походит. Это утверждение, которое не требует подтверждений.
— Дядя хочет держать меня подальше от бизнеса. Вот только не понимаю, почему он оплачивает лечение. Ему всяко лучше, если я умру от передоза.
И слова Юнги не лишены смысла. Зачем Намджун так старается помочь племяннику? Потенциальному врагу, который, окрепнув, может свергнуть его с трона. Что-то здесь не сходится. Либо это какой-то план Кима, либо он делает это из личных побуждений, но это не имеет никакого смысла.
Но Чимин почему-то верит Юнги. Тот не выглядит лгуном. Да и сейчас ложь ничего не сделает, за нее он не получит плату. Разве что очистит душу от мук и страданий.
— Я не крал те таблетки, — внезапно подает голос Юнги, а Чимин смотрит на него удивленно. — Санитар сам дал их мне. Я не вру.
Чимин в полной растерянности. Он не ждал чистосердечного признания от Юнги. Пак не спрашивал у него, не выпытывал правды, а Мин сам ее выдал. Рыжего пугает этот парень, действия которого невозможно предугадать. Он действует наугад, и каждый шаг выбивает Чимина из привычной колеи.
Чимин начинает путаться в собственных мыслях, а это страшнее всего. Когда сердце и разум спорят друг с другом. Дружный тандем рушится, и разлад действует на нервы. Приходится разрываться между чувствами и принципами. А Чимин не привык действовать, опираясь на чувства, а не разум.
— Зачем ты мне это говоришь? — шепотом спрашивает Чимин, натягивая яркую теплую кофту на кулаки, пряча их под тканью.
От глаз Юнги не уходит ни одна деталь. Он приближается и оказывается совсем рядом, дыша в пухлые губы.
— Не хочу, чтобы ты верил лжецам.
— А ты не лжешь? — шепотом спрашивает Чимин, в глазах которого Юнги видит свое отражение, а Чимин свое.
— Чимин, я не могу лгать тебе, — Юнги приближается и касается осторожно скулы.
Чимин дергается, а тело пропускает табун мурашек. Он не привык к ласке, тем более от Юнги, который совсем для нее не создан. Мин не похож на того, кто может ее дарить и делиться.
— Ты мне веришь? — снова шепот, обжигающий губы и дурманящий голову.
— Да…
И этих слов Юнги достаточно. Он ему верит.
Блондин опускает взгляд на губы Чимина, которые блестят от слюны. Они призывают коснуться, впиться поцелуем, и Юнги не может себя держать в руках. Чимин шумно вздыхает и прикрывает глаза, готовясь к неизбежному. Он ведь может отстраниться и уйти, но сидит на постели и обвивает его шею, прижимаясь к горячему телу. Руки Юнги оказываются на талии, которую он может полностью охватить. Это сводит с ума и вызывает удивление. Чимин выгибается и поддается навстречу губам, призывая к действиям.
И Юнги наступает. Он раскрывает языком пухлые малиновые губы и проникает в рот, сразу же пленяя язык. Чимин вздрагивает и оставляет на задней стороне шее следы ногтей. Если кто-то и забудет, то следы напомнят об этом моменте. Он льнет ближе к блондину и постанывает тихо, дыша так громко, что, кажется, вся клиника слышит. Юнги проявляет инициативу и страстно целует, проводя пальцами по лопаткам, словно там крылья, ведь Чимин и правда кажется ангелом до тех пор, пока не начнет язвить. Тогда он становится настоящим демоненком.
Поцелуй длится недолго, но в него каждый вкладывает немало усилий и чувств, словно он последний на этой планете.
Чимин отстраняется, смотря опьянено на Юнги, и быстро неосознанно облизывает губы, вызывая едкую усмешку на губах Мина.
— Твои губы я теперь не смогу забыть. У меня появилась новая зависимость, — Юнги снова тянется за поцелуем, но Чимин уворачивается, держа его за плечи.
— На сегодня все. Увидимся завтра.
Чимин впопыхах встает и уходит из палаты. Только оказавшись в коридоре, он прижимается к стене и скатывается по ней вниз, закрывая лицо руками. Он только что поцеловался с Юнги. Перешел грань и стер рамки. Он разрешил, позволил этому случиться. Но это ничего не меняет. Они по-прежнему пациент и доктор. Даже поцелуй этого не меняет. Черт! Так почему сердце до сих пор заходится в страстном танце.
Чимин бы хотел продолжить этот поцелуй, но не может утонуть в Юнги еще глубже. Хотя глубина уже так не пугает.
Смеркает. Юнги стоит у окна, держа телефон в руках, на котором громко слышны гудки.
— Что тебе нужно? — грубое приветствие слышится в динамике.
— Фил, нельзя так приветствовать лучшего друга, — Юнги почти больно.
— Ближе к делу, — Феликс не хочет долго мусолить с Юнги по телефону. Тем более нормальной темы для разговора у них нет.
— Пробей-ка мне Пак Чимина. Хочу узнать о нем побольше.
Юнги смотрит на место, где совсем недавно была машина Хосока, в которую сел Чимин.
— Зачем? Кто это?
— Фил, просто сделай, — цокает Юнги, закатив глаза. — Мне нужна вся информация. Все, что найдешь, присылай мне, ты понял?
— Юнги, что ты затеял? — спрашивает Ли, и Мин по интонации понимает, что тот хмурит брови.
— Что-то мне подсказывает, что мое пребывание в этой клинике обещает быть интересным, — на губах Юнги появляется ядовитая усмешка, которая не сулит ничего хорошего.
У каждого человека есть свое темное прошлое. Осталось узнать, что хранит у себя в шкафу Чимин.
