Бывшие

Будильник под подушкой звенит уже десять минут, но его обладатель не спешит его выключать. Он словно наслаждается этим мазохистским удовольствием. Вибрация под подушкой, которая передается всему телу и неприятно действует на голову. Чимин знает, что нельзя ставить будильники каждые пять минут, чтобы не сбивать сон, поэтому ставит один будильник, который на беззвучном старается в кровати сделать дырку, и, кажется, это успешно получается. Издав недовольное мычание, он просовывает руку под подушку, отключая надоедливый телефон, на который тут же приходит несколько сообщений, которые Пак игнорирует. Ему неинтересно, какая сегодня звезда в шоу-бизнесе засветилась в дурном свете. Чимин переворачивается на спину и потягивается, разлепляя наконец глаза. Он видит перед собой белый натяжной потолок с подсветкой и мычит недовольно на это утро, которое началось слишком рано и неудачно. Чимин еще не смотрел на время, но уже проклинает этот день. За окном солнце, но парень хотел бы, чтобы на небе были тучи, и он поехал на работу не под звук какой-то попсовой песни, а под мелодию дождя, но погода лишает его такого наслаждения. Он садится в постели и отодвигает белое одеяло, которое тут же летит в ноги. Проводя руками по лицу, Чимин размазывает недовольство и все-таки поднимается, топает в ванную, где еще несколько минут смотрит, как течет вода из-под крана, но потом быстро выполняет все свои дела и идет на кухню уже более оживленным. Просторная кухня встречает светло-серыми тонами, которые сейчас не режут глаза, и это единственный плюс этого утра. Чимин на автомате ставит чайник, который тут же загорается голубой подсветкой. Нащупав пульт на столешнице, Чимин включает телевизор и убавляет звук. Он нужен не столько узнать новости, сколько заполнить тишину, разбавленную шумом чайника. На одном из каналов крутят новости, и Чимин решает послушать на фоне, как мэр города открыл очередной музей и пускает речи о том, как это здание важно в культурном плане и о ценностях не забывает упомянуть. Чимин в одних спортивных шортах до колена и белой майке без рукавов достает кружку с верхней полки и насыпает кофе. Рядом стоит кофемашина — подарок Хосока, которым он не пользуется. У него есть зерна и разные вкусы в маленьких капсулах, которые лежат рядом в стеклянной баночке, но Чимин предпочитает растворимые гранулы, которые нужно залить кипятком и разбавить молоком. Чимин оглядывается на телевизор и смотрит на время. Он проспал и опоздал на работу. — Прекрасно, — безразлично вздыхает и достает овощи из холодильника. Времени нет готовить что-то на завтрак, поэтому Чимин решает сделать легкий овощной салат из помидор черри, листьев салата, маслин и сыра, заправленного оливковым маслом. Пак не тот, кто следит за калориями, ему все равно, что есть, но он предпочитает легкий завтрак с кружечкой кофе. Пока он нарезает овощи и слушает краем уха про экскурсии, открывшиеся в Штутгарте, чайник вскипает, и он наводит себе кофе, отставляя его на стол за своей спиной. Из комнаты слышен знакомый рингтон, и Пак понимает, что ему звонят. Вытерев руки о полотенце, он направляется обратно в комнату, и пока телефон звенит, заправляет кровать. В последнюю секунду он отвечает. — Алло? — Трубку от уха убери, выходец из каменного века, — слышится мягкий женский голос, и Пак отстраняет телефон. На экране появляется милая блондинка с кукольными глазами и пухлыми губами. — Чимин, ты, когда научишься телефоном пользоваться? — вздыхает блондинка и поправляет вьющуюся прядь. — Когда ты прекратишь звонить мне по видео-звонку, — закатывает глаза Пак и направляет на кухню, держа в вытянутой руке телефон. — Может мне высылать голубей по почте, чтобы тебе было удобно? — Чимин замечает в камере только накрашенные яркие ногти. — Я бы посмотрел на то, как ты бегаешь по Берлину и ловишь голубей, — усмехается рыжий и ставит телефон на столешницу рядом с стеклянной миской для будущего салата. Через камеру слышится недовольный вздох, а блондинка запрокидывает голову, обнажая свою тонкую шею. — Сколько раз мне нужно еще повторить? Я не в Берлине, а в Дрездене. В Берлине я была месяц назад, — и приближает камеру так близко, что видны только карие глаза и накрашенные ресницы. Чимин смотрит на экран телефона и качает головой. Его младшая сестра неисправима. — Холли, я не виноват, что ты часто путешествуешь по Германии. Я сбился со счету, где ты уже побывала, — Чимин нарезает помидоры и параллельно разговаривает с девушкой. — О, что ты готовишь? — Холли переключается по щелчку и любопытно разглядывает разделочную доску. — Овощной салат с фетой, — Пак продолжает нарезать помидору. — О, дай мне помидорку! — Холли немного отстраняется от камеры и открывает рот в ожидании, когда красный овощ попадет ей в рот. — На, держи, — Чимин с улыбкой берет не нарезанный овощ и приближает к камере, словно кладет в рот сестре. Холли смеется, а Чимин улыбается, возвращаясь к готовке. У них с сестрой очень теплые, дружественные отношения. Она единственная из семьи, с кем у него остались такие отношения. Только с Холли он поддерживает общение, остальные же члены семьи открестились от него, не приняв по одной простой причине. Каждому родителю тяжело принять увлечения своего дитя. Но есть те, кто принимают, а есть те, кто отворачиваются, перестают общаться и забывают, что у них есть ребенок. Если бы Чимину было лет пятнадцать, то он бы устроил протест, но сейчас ему двадцать четыре и глубоко плевать на общение с родителями. Холли девятнадцать и она учится в Германии. Родители очень любят младшего ребенка, который воплощает их мечты и надежды. Вот только они не знают, что хоть она и поступила на специальность, которую хотели родители, но спустя почти год обучения перевелась в другой университет. Пока родители думают, что дочь станет отличным врачом, Холли постигает иностранные языки, мечтая стать переводчиком. Об этом знает только Чимин, который поддержал младшую сестру и вместе с ней учил английский и немецкий. Холли безмерно благодарна старшему брату, который не отмахнулся от нее, а помог воплотить свою мечту. И пока родители платят деньги за обучение, Пак Холли живет в достатке, ведь поступила на бюджет. А на деньги родителей она сняла квартиру, в которой живет со своим парнем, корни которого из Германии. Молодой человек помогает Холли в учебе. — Как у тебя дела? — спрашивает сестра, ставя камеру в нормальное положение. — Отлично. Вот сейчас опаздываю на работу, но зато поеду не с пустым желудком, — улыбается самому себе натянуто Пак. — Будильник надо раньше заводить и не спать так долго, — укоризненно произносит Холли. — Спасибо. Как я раньше жил без этих советов, — Чимин закатывает глаза и переходит к нарезке сыра. — Ну а если серьезно, как дела? Что нового на работе? — заинтересованно спрашивает младшая Пак, удобнее ложась в постели на живот. Чимин спокойно нарезает сыр и вздыхает. — Все идет своим чередом. На работе все хорошо. На той неделе выписали двух пациентов, и пока что ни у одного не было срывов. — Ого, поздравляю! — губы Холли складываются в трубочку, и Чимин хмыкает по-доброму. — Ага. Только мне на голову свалилась еще одна головная боль, — вздыхает удрученно Чимин, начиная нарезать огурец, который решил добавить в салат. — Кто? — удивленно спрашивает сестра. — Богатый сосунок известного бизнесмена. От его выздоровления зависит будущее клиники, и по счастливой случайности он достался именно мне. — Ты же классный специалист, Чимин, — в ее задорном голосе слышна гордость. — Вылечить эту занозу в заднице не составит труда. — Если бы все было так просто, — вздыхает Пак, поправляя челку. — Он дерзкий, неуправляемый, отвратительный, без чувства такта, а его скользкие фразочки, брошенные в мой адрес, раздражают. Холли смотрит в камеру и замечает, как сильно брат сжимает рукоять ножа. — Раньше ты не рассказывал мне про своих пациентов. Разве это не врачебная тайна? Чимин и правда никогда не рассказывал так подробно про своих пациентов сестре. Максимум мог рассказать, кто он и как попал в больницу, но чтобы описать, а тем более высказать свое честное мнение по отношению к пациенту, не мог. В его жизнь приходят перемены, к которым он не готов. Вот только они все больше проникают в его жизнь. — Я не рассказал тебе про наш первый сеанс, так что все нормально. — Значит, — девушка растягивает гласные, — он тебе не нравится. — Я его терпеть не могу. Это подходит больше. — Боже, хочу увидеть этого человека, — воодушевленно заявляет Холли, прижимая руки к груди. — Вывести тебя из себя раньше могла только я. Мне даже немного обидно, — и нагло смеется в камеру, а Чимин качает головой. Чимин бы тоже сейчас вместе с ней посмеялся, если бы не хотел выдрать Юнги глотку. А ведь сегодня он снова к нему придет. Его не было три дня в палате Мина, и он бы предпочел, чтобы дальше так было. — А как обстоят дела на личном фронте? — чуть более заинтересованно спрашивает блондинка. Чимину хочется закатить глаза. С сестрой это семейная привычка, от которой они никак не могут избавиться. Только так они выражают свое недовольство. Чимин не любит обсуждать с Холли свою личную жизнь, тем более половых партнеров, о которых младшая сестра так страстно и жадно выпытывает. Холли знает о предпочтениях брата и никак не относится к этому отрицательно. Она рада, что Чимин открылся ей и не пожалел. Хотя на самом деле пожалел, ведь в начале Холли тыкала в каждого встречного парня, говоря, какая у него классная задница. Чимину тогда было очень стыдно, и он извинялся перед людьми за настойчивость своей сестры, которая напрямую говорила об этом парням. Потом младшая Пак угомонилась, начала скидывать фото парней с сайта знакомств, и Пак молча игнорировал анкеты. Тогда Холли пошла еще дальше и начала закидывать личку брата фотографиями членов. Чимин не стал спрашивать, откуда она взяла их. Но втайне дрочил на парочку. Когда Чимин сказал, что не нуждается в отношениях, сестра отстала, но раз в полгода напоминает, что ему пора завести партнера на постоянной основе. Рыжий все эти разговоры пропускает мимо ушей. Он не нуждается в ласке, заботе, ежедневных свиданиях и поцелуях перед сном. Он не мечтает о принце на белом коне. Пак Чимин вообще не мечтает, а живет настоящим, в котором у него нет пары. — Затишье, — отвечает спокойно Пак. — Может, попробуешь переключиться на девушек? — по взгляду старшего брата Холли понимает, что идея провальная. — Ну хотя бы попробуй! — Холли, моя личная жизнь — не твоя забота, — в который раз тычет ей этим в нос Чимин. — Я не хочу, чтобы ты умер в одиночестве! — дует губы, а на лбе образуются морщины недовольства. — А меня хоронить раньше времени не нужно. Чимин почти заканчивает готовить и рвет листья салата руками под голодный взгляд сестры. — Может, отвлечешься от работы и приедешь ко мне в Германию? — жалобно спрашивает девушка, строя глазки в камеру. Чимин знает, чего она добивается, вот только этим его можно было задобрить года три назад. Сейчас он на это не поведется. — Прости, но это не входило в мои планы. На Рождество, может, приеду. Чимин не любит перелеты и путешествия, но увидеться с маленькой надоедливой сестрой очень хочется. Он не обнадеживает ее, но закидывает удочку, чтобы Холли не грустила. — Хорошо, — кивает, поджав от обиды губы, и переворачивается на спину. — Я хочу устроиться на подработку, — внезапно заявляет, смотрят в потолок. Чимин чуть нож не роняет и смотрит исподлобья в камеру на длинные завитые блондинистые волосы, которые раскинулись по просторной кровати. — Зачем тебе это? Родители перечисляют тебе каждый месяц деньги на учебу, плюс карманные. — Я не могу сидеть на шее у родителей. Ты же не сидишь. — Ты знаешь, почему я не сижу у них на шее. Они меня с нее скинули, а тебя за ноги держат, чтоб не упала. Чимин не испытывает к Холли ненависти или презрения за то, что родители любят ее больше и общаются только с ней. Ему это даже нравится. Так на него не обращают внимания, да и он далеко не маленький, чтобы клянчить внимание у родителей. — Я просто хочу работать. Чимин завидует ее энтузиазму. Хотя он в ее годы был точно таким же. И даже работал. Правда не хочет вспоминать, где именно. — У тебя есть идеи? — спрашивает Холли, смотря на него, и видит картинку перевернутой. — Официантка, уборщица… — Нет. — У тебя есть другие варианты? — спрашивает Чимин, которому не дали договорить, хотя спросили помощи и мнения. Холли обратно переворачивается на живот и смотрит с лисьим прищуром. Черная подводка и стрелки делают из нее хищную лисицу. — Я пойду по твоим стопам. Чимин вздыхает и смотрит осуждающе в камеру, склонив голову. — Нет. Только попробуй туда устроиться, и я лично приеду в Германию и вытащу тебя оттуда за волосы, — угрожает Пак, а Холли по его голосу и интонации понимает, что тот ни разу не шутит. Он ведь может. — Я подумаю, — снова щурит глаза и разглядывает яркие ногти. — Ладно. Пока! — и машет притворно улыбчиво. — Холли! — но Чимин не успевает, и Холли сбрасывает звонок. Холли и правда обладает особенным талантом — вывести Чимина из себя. Она знает про подработку Пака, когда он еще учился в университете. Каким-то чудом его даже не выгнали за это. Но вот только если Холли попробует устроиться туда, то Чимин свои угрозы воплотит в реальность, и плевать на нормы приличия. Пак заканчивает готовку, заправляет все маслом и выкладывает себе на тарелку. Кофе не остыл, и пить его горячим одно удовольствие. Чимин водит вилкой по тарелке и хрустит салатом. Пальцы печатают сообщение сестре, что если она только еще раз об этом заикнется, то он не приедет на Рождество. Сообщение прочитано, но оставлено без ответа. Она ведь знает, что Чимин терпеть такое поведение не может. Чимин откладывает телефон и смотрит на телевизор. Видит знакомое лицо и прибавляет громкость. — Сегодня крупнейшая компания KM заключила сделку с компанией SVT. На встрече присутствовали главы компаний Ким Намджун и Чхве Сынчоль, — на экране появляются их фотографии. — На этой встрече обговаривались важнейшие темы партнерства. Как выразился сам Чхве Сынчоль: «Это партнерство принесет процветание обоим компаниями и послужит толчком для развития других предприятий на территории страны». Ким Намджун заявил, что благодаря партнерству компании SVT открылись не только торговые пути, но и новые возможности, — снова фото, на котором они пожимают друг другу руки с улыбками на лице. — К другим новостям… Чимин ничего не понял из этой новости, кроме того, что компания Намджуна теперь объединилась с другой, и открылся новый торговый путь. Нужно будет узнать подробнее у Юнги, который наверняка видел новости. Особенно интересна его реакция. Чимин доедает завтрак и, взяв ключи с полки от своей машины, направляется на работу.

***

Юнги в гневе. Давно у него не возникало желание впиться кому-то в горло и вытянуть все внутренности. Просто дотянуться рукой до сердца и сжать его так сильно, что орган разлетится на части, превратившись в остатки желе. Давненько такого не было, но это желание вернулось вновь. Юнги ходит по комнате и меряет ее шагами. В этой клинике его лишили всех прелестей беспечной жизни. У него нет сигарет, бутылки дорогого виски и белой дорожки под носом. Ему связали руки и посадили в клетку понаблюдать, как его будет ломать. Хорошо, что нет стекла в стене, иначе бы Юнги был в большем гневе, чем сейчас. Он старался вести себя прилично все эти два дня, чтобы над ним сжалились и отправили домой. Ждал, что Намджун прекратит играть в этот спектакль и приедет на своей дорогой машине, заберет блудного племянника, но Юнги не видит под окном мерседес майбах и бесится сильнее. Ломка выкручивает кости, заставляя их гореть. Юнги думал, что будет легче. Юнги не думал, что его будет крутить так сильно. Он вообще ни о чем не задумывался, пропуская очередную белую дорожку. Но сейчас понимает, что стоило бы. Он ходит от двери до окна и сжимает волосы с такой силой, что резким движением может вырвать. Ему нужна хотя бы сигарета. Люди здесь не лечат, а калечат. Знают же, что резко бросать курить нельзя, а еще ожидают послушания от Юнги. Не дождутся без должного отношения и почестей. Телефон на столе оповещает о звонке. Юнги в два шага сокращает расстояние и отвечает, ставя на громкую. — Так, значит, тебя и правда отправили в дурку, — слышится на том конце пессимистичный голос Феликса. Юнги останавливается у самого окна и сжимает руку в кулак. Никакой звонок не может заменить живого общения, и Юнги бы хотел сейчас видеть своего друга вживую, а не из маленького куска железа. — Какой сообразительный мальчик, — шипит сквозь зубы Мин. — Я думал, Намджун просто бросался угрозами. — Этот хмырь никогда не бросается словами, — выжимает каждое слово, не забывая добавить яда. — Что теперь будешь делать? Юнги бы сам хотел получить ответ на этот вопрос, но пока что сам не знает. Ему связали руки, вот только никто в этой клинике не знает, что Мин Юнги птица вольная, и никто не сможет его удержать долго. — Какое-то время нужно построить из себя паиньку, а потом выбираться из этой клетки. — Один справишься? — без капли сочувствия спрашивает Ли. Юнги хмыкает, отражая оскал на лице. — Всегда справлялся, и в этот раз справлюсь. Мин только хочет сбросить трубку, но слышит возню на том конце. — Новости включи, — и Феликс сбрасывает. Юнги ничего не понимает, но тянется за пультом, которой оставил на тумбочке. Белая плазма прибыла вчера вечером вместе с новым креслом, которое понадобится для разговоров по душам, шутил Юнги. Он включает телевизор и прибавляет громкость. Успевает вовремя, когда на экране появляется фотография дяди. — Какого… — Сегодня крупнейшая компания KM заключила сделку с компанией SVT. На встрече присутствовали главы компаний Ким Намджун и Чхве Сынчоль, — Юнги с прищуром разглядывает фотографии. — На этой встрече обговаривались важнейшие темы будущего партнерства, — от услышанного у Юнги округлились глаза. — Как выразился сам Чхве Сынчоль: «Это партнерство принесет процветание обоим компаниями и послужит толчком для развития других предприятий на территории страны». Ким Намджун заявил, что благодаря партнерству компании SVT открылись не только торговые пути, но и новые возможности, — Юнги сжимает в руке пульт от злости, что внутри него клокочет. — К другим новостям… Но к другим новостям корреспондент не успевает перейти. Юнги со всей злости кидает в телевизор стул, а картинка быстро пропадает. Его глаза наливаются злостью. Она из него из всех щелей так и прет. Сейчас он не контролирует ее. Она вырывается фениксом, который желает все сжечь на своем пути, и пепла не оставив. Ногти впиваются с такой силой, что оставляют синие, почти черные полумесяцы, из которых, гляди того, потечет кровь. Желваки играют на лице, а один глаз начинает нервно дергаться. Юнги нужно выпустить пар. — Сука… — Мин шипит сквозь зубы и мысленно отсчитывает. У Юнги всегда были проблемы с контролем. Он успевает сосчитать только до трех, как в окно летит пульт, а батарейки от него отлетают, как пульки из пистолета, укатываясь по разным углам комнаты. — Сука! — кричит Юнги и сметает со стола завтрак, разбивая тарелки. Гнев Юнги не унять. Дядя решил поиграть с ним? Решил показать свою силу и тупость? Компания отца никогда не вступала в партнерство с компанией SVT, потому что знала, что они торгуют подпольным оружием и людьми, выставляя себя святошами. Отец не раз отказывал им в партнерстве, зная, куда оно приведет. Но, похоже, у Намджуна мозгов еще меньше, чем у моллюска. Чего он добивается? Хочет разорить компанию, к тому периоду, когда Юнги должен будет ее возглавить, или хочет не допустить, чтобы она вообще перешла к нему в руки? Намджуну крупно повезло, что Юнги сейчас в этой клинике, иначе бы он разрушил весь офис. В этот раз ему повезло, но вечно везти не может.

***

Чимин только паркуется у центра, как к нему подбегает молоденькая санитарка. — Господин Пак! Меня попросили доложить, что пациент Мин Юнги разгромил палату, но мы уже все прибрали, и вы можете вести сеанс там или в другой палате. Как вам будет удобно. Девушка почтительно кланяется, а Чимин замирает, потупив взгляд в землю. — Он разгромил палату? — переспрашивает Чимин, хотя все прекрасно услышал с первого раза. В ответ кивок. Чимин вздыхает. Мало того, что он опоздал на работу, а Холли решила вывести его своими запросами, так еще теперь и Юнги подкидывает дров. Этот день начинается уже грандиозно. — Спасибо, другой палаты не нужно, — отмахивается Чимин и, поправив воротник рубашки, направляется в клинику. Он быстро проходит в свой кабинет, берет с вешалки халат и накидывает на плечи, оставляя расстегнутым. Из сумки достает футляр с очками и надевает их. Излюбленный ежедневник уже в руках, и Пак направляется к своему личному аду. У самой двери он присушивается к звукам и, не услышав криков и звуков погрома, решает войти. Так сразу и не скажешь, что здесь был погром, но в интерьере его что-то изменилось. Пропал телевизор, который вешать на прежнее место пока не решились во избежание повторения судьбы его предшественника. А еще на месте, на котором в тот раз стоял Чимин, теперь находится кресло. Это уже было сделано по личной просьбе Пака. Так ему будет гораздо легче вести беседу с этим неуправляемым. Находится в более чем нескольких сантиметрах от Юнги опасно. Он своим поведением заставит перевернуться мир. Чимин останавливается у кровати и замечает Юнги, сгорбившегося на самом краю. Он напоминает крючок. — Я думал, вы обо мне забыли, док. Чимин вздрагивает и продолжает смотреть на спину парня в обтянутой белой майке, которая выделяет его мышцы. Странно, что у него осталась мускулатура. От частого употребления наркотиков масса теряется. Но Юнги не выглядит как дохляк. Он далеко не тощий. — Был занят другими пациентами, — и немного привирает. На самом деле отдыхал от него несколько дней. С Юнги невозможно видеться каждый, а уж тем более несколько раз на дню. Чимину нужны перерывы. От него Пак устает. — Я думал, лечащий врач навещает своего пациента каждый день, — Юнги хмыкает и поворачивает голову в его сторону. — Спешу вас разочаровать, — спокойно произносит Чимин и проходит, занимая свое место на кресле. Ежедневник оказывается на подлокотнике моментально. Юнги долгое время просто сидит и разглядывает парня в паре метров от него. Сегодня Пак Чимин выглядит еще более привлекательно. Эта белая рубашка, заправленная в черные брюки, сводит с ума. А черные, начищенные до блеска ботинки… Юнги не против оказаться придавленным этими самыми ботинками. Лишь бы это сделал чертов Пак Чимин, который выглядит слишком сексуально для обычного психолога. Юнги был бы не прочь взять его прямо сейчас на этом маленьком столе. В голове возникают картинки, как он вдалбливается в тело, доводя до дрожи, а Пак просит не останавливаться. Юнги намеренно замедляет темп, а после резкими толчками продолжает входить до громких шлепков. Мин слишком глубоко погружается не только в Чимина в своих мыслях, но и в остальные грязные фантазии. — Прекратите трахать меня взглядом, — отрезвляет Чимин, закидывая нога на ногу, и смотрит на Юнги из полуприкрытых глаз. Юнги признает, что Пак его возбуждает. Невыносимо сильно, до тесноты в джинсах. — Не могу. В моих мыслях ты стонешь слишком сладко, — подмигивает и поднимается с постели Юнги. Мин занимает место на другом кресле и расставляет ноги, приглашая Чимина приземлиться на них. Чимин закатывает глаза и быстро облизывает губы. А в голове быстро пролетает мысль, что он бы с удовольствием сел на эти бедра и оседлал бы этого дикаря. — Только в ваших мыслях. — Можем воплотить их в реальность, малыш, — Юнги подмигивает, а Чимин замечает на его губах усмешку. Чимин напоминает себе, что он специалист и бить людей в его профессию не входит, но как же сильно хочется ударить этого придурка, так же сильно, как и подразнить его. Он игнорирует последнюю фразу и открывает свой ежедневник, а в руки берет ручку и щелкает ей наготове записывать важные вещи. — Итак, это ваш первый сеанс. Раньше вы были у психолога? Проходили какое-нибудь лечение? — вежливо интересуется Пак. — У тебя кто-нибудь есть? Чимин поднимает взгляд из книжечки и поправляет очки, а его взгляд так и говорит «еще одно слово, и эта ручка окажется у тебя в глазу». — Господин Мин, я… — Боже, как же это сексуально звучит, — Юнги в наслаждении закатывает глаза, а глубокий голос пробирает Чимина до мурашек. Ему противна одна мысль, что ему нравится этот глубокий низкий голос, но и признает, что он звучит так сексуально, что сводит колени. Чимин устало стонет и закатывает глаза. — А как ты закатываешь глаза… — и снова низкий голос вызывает новый прилив мурашек по спине. Чимин отгоняет от себя ненужные мысли и облизывает губы. — Я понимаю, что вы находитесь здесь несколько дней, а из половых партнеров у вас была только рука, но будьте собраннее, пожалуйста. Чимин говорит с такой строгостью, что Юнги хочет его только сильнее выебать. Во всех мыслимых и немыслимых позах. Он уверен, что этот парень прекрасно гнется, а стонет еще лучше. — Давай без формальностей? — уже спокойно говорит Юнги, умещая руки на подлокотниках. — Если не будет пошлостей, я согласен, — диктует свои правила Чимин. Эта игривость в его голосе едва заметна, или Мину уже кажется. Юнги начинает сходить с ума по этому психологу. И это ненормально. Лучше бы ему приставили старого мужика, чем сексуального молодого рыжего паренька, у которого губы до невозможности пухлые. — О чем ты хотел со мной поговорить сегодня? — спрашивает Юнги. Чимин убирает ногу и садится удобнее. Его плечи прямые, а осанка, как у важной королевской персоны. — Для того чтобы узнать причины возникновения зависимости, нужно вернуться в прошлое. Причина всегда кроется там, — Пак что-то записывает в книжке. А Юнги подмечает, что у парня нежный мягкий голос. Его приятно слушать, смотреть и в мечтах на свой член натягивать тоже безумно приятно. — Хочешь поговорить со мной о прошлом? — удивленно вздергивает бровь Мин. — В твоей истории болезни написано, что употреблять ты начал год назад. Какая была причина? Интерес? Спор? Или что-то более глубокое? Чимин смотрит с готовностью записывать и внимательно слушать, вот только Юнги никак не может собраться с мыслями. Важные разговоры не для него. — А в истории болезни об этом не написано? — вздыхает, откидывая голову лениво назад, Юнги. — Там есть только важные детали, которые помогают сложить общую картину. — А размер члена указан? — хмыкает Юнги с подтекстом, что размер его члена превышает все мыслимые. — О мелких деталях там не говорится. Этот парнишка остер на язык. Юнги такие нравятся. В постели они горячи. И не только в постели, но и на любой другой поверхности. Юнги хмыкает, облизывая демонстративно губы. — Поверь, малыш, член у меня… — Юнги, если хочешь со мной неформального общения, то веди себя достойно. Держи свой член и фантазию при себе. Юнги тут же замолкает. — Я узнал, что употреблять ты начал год назад. Какова причина? — Чимин всеми силами старается возвратиться к начальной теме диалога. Юнги вздыхает и складывает руки в замок перед собой, начиная нервно переминать пальцами. Значит, причина кроется в этом, и она серьезная. Чимин снова что-то пишет себе в ежедневник. — Смерть отца. После смерти отца я начал употреблять, — спокойно отвечает Юнги, и Чимин этому искренне удивлен. — Ты был с ним в близких отношениях? И снова тишина. Чимин не торопит. Он, кажется, нашел дверь, щель из которой осталась приоткрытой. И ее тайны манят Чимина. Хочется узнать, что же за причина появилась у Юнги встать на неправильный путь. Почему же он свернул с светлой дорожки и решил вкусить запретную сладость, которая ядом является. Юнги не поднимает взгляд. Хочется отшутиться, но нет подходящих слов, чтобы разрядить обстановку. Но своим молчанием он ее все больше накаляет. — Мы были очень близки. Но… — небольшая тяжелая пауза, а пальцы перестали судорожно оглаживать другие. — Общение стало холодным, когда отец начал пить. Чимин поднимает взгляд на Юнги. Множество пациентов сталкивается с подобным, но почему-то именно его историю хочется послушать сердцем. Когда-нибудь сострадание сыграет с Пак Чимином злую шутку. — Из-за чего он начал пить? Проблемы на работе или предрасположенность? Юнги усмехается беззлобно, а его взгляд сфокусирован на плотном замке рук. — Это из-за мамы, — вздыхает Мин. — Он начал пить после ее ухода. Бизнес отца только начал набирать обороты, денег особо не было, но мама продолжала быть рядом, пока отцу не назначили встречу с крупным предпринимателем, который помог выбраться из нищеты. Мама с ним начала ближе общаться и присутствовать на встречах, а потом… Отец застал ее за изменой, — горько усмехается. — Изменила с партнером и ушла от отца ради денег. Ради хорошей роскошной жизни, которой с ним не видела. Юнги затихает, а Чимин продолжает смотреть на него. Во время бесед с пациентами он старается не пропускать все через себя, чтобы спалось и жилось легче, но сейчас этот метод не работает. Он, как губка, впитывает каждое слово, слетевшее с уст Мина, и пропускает через себя, чтобы почувствовать, что в то время чувствовал сам Юнги. Фактически потеря матери и смерть отца не могли не отразиться на его психике. Пускай он и взрослый, но смерть родного человека никогда не становится менее колючей и больней в зависимости от возраста. Меняется только реакция, которая может быть запоздалой и моментальной. — Ты поддерживаешь с ней связь? — сухо спрашивает Чимин. — Нет. Мы перестали общаться сразу после ее измены. Она предала не только отца, но и меня. Она выбрала деньги, меркантильная женщина, — недовольно дергает носом. — Ребенок очень привязывается к родителям, — Пак ерзает бедрами на кресле. — Что ты почувствовал после ее ухода? — Ничего, — шепотом произносит признание Юнги. — Мне было все равно. У нас были не такие теплые отношения, как с отцом. На семейных ужинах мы только перебрасывались парой фраз. Вот и все наше общение, — и безразлично пожимает плечами. — Что-то произошло между вами, что вы так общались? — Я просто не чувствовал, что она моя мать, — поднимает холодный, безразличный взгляд, об который режется Чимин. Он сталкивался с подобным. Не на собственном примере, но с другими пациентами. И он давал советы. Вот только Юнги они не нужны, потому что по интонации и голосу Чимин понимает, что общение Мин восстанавливать не собирается. — Твой отец не смог справиться с потерей любимой и начал пить. Все так? — спрашивает Чимин, делая записи в ежедневник и поглядывая на Мина. — Да. Алкоголь его и забрал. Остановка сердца, — Юнги вздыхает тяжело и опускает взгляд. Чимин всеми силами старается не подавать вида, что ему не все равно. Старается держать лицо и маску безразличия, специалиста, которая трещит по швам рядом с Юнги, осыпается, превращая Чимина в кого-то непонятного. — Я не хотел принимать тот факт, что его больше нет. В тот вечер мы сильно поругались, и я уехал, хлопнув громко дверью. А через пять часов мне сообщили, что у него остановилось сердце. — Ты винишь себя? — Чимин спрашивает с таким обеспокоенным видом, что на мгновение и взгляд Юнги теплеет. Но только на мгновение. — Нет. Если бы он был трезв, и у него остановилось сердце, то возможно винил. Но врачи сказали, что остановка случилась из-за большой дозы алкоголя в организме. А печень вообще на таблетках работала. Юнги проматывает те моменты, когда он стоял в гостиной родного дома и смотрел на тело отца на полу. Потянулся за бутылкой и упал. В тот момент он выглядел так жалко, что Юнги стало стыдно, что этот человек его отец, что их вообще что-то связывает, это кровное родство стало противным. Но все перекрыли счастливые эпизоды, когда они проводили вечера вместе, разговоры ночью ни о чем с сигаретой в руках, и все те подарки, которые до сих пор Мин хранит, как память об умершем отце. Он уважал и ценил его, а память о нем продолжает жить в парне до сих пор. Этот человек слишком много для него сделал и слишком рано покинул свою жизнь, перечеркнув жизнь Юнги. Он ее поделил на две части, которые теперь воедино не склеить. — После похорон я чувствовал опустошение. Вечером в комнате я впервые попробовал кокаин. Белая дорожка… А дальше стало легче. Я забыл обо всем. В тот момент мне и умереть было не страшно, — Чимину становится больно от задора в голосе Юнги, которым он пытается скрыть настоящие чувства. — Так и началось мое увлекательное путешествие в наркотический рай. Юнги смотрит на Чимина. У второго взгляд спокойный, но оба понимают, что на деле это не так. Прямо сейчас они оба запустили механизм, бомбу замедленного действия, которая рванет, но не сейчас. Их молчаливые взгляды говорят все за них. Чимин первым отводит взгляд и опускает его ненадолго в ежедневник на записи, которые должны помочь в дальнейшем. — Не было желания прекратить все это? — спрашивает Чимин с необъяснимым трепетом в груди. Юнги задерживает мгновение на пухлых губах, которые говорят так тихо и нежно. Голос Чимина действует, как ингибитор, замедляет все мыслительные процессы и подавляет агрессию. Ломка притупляется рядом с этим парнем. И Юнги не понимает, что тому служит причиной. Почему именно этот парень? — Благодаря дури я мог на время забыть обо всем. О проблемах, о жизни, о людях. Обо всем. Одна дорожка — и все прекращает иметь свою ценность и значение. Чимину еще только предстоит погрузиться в эти дебри. В голове Юнги столько всего, что Паку самому интересно нырнуть в это болото. Еще ни одна человеческая душа не цепляла его настолько сильно, чтобы окунуться в нее с головой. А в Юнги Чимин хочет погрузиться целиком. Без спасательного круга и жилета, без посторонней помощи и умения плавать. Погрузиться настолько глубоко, чтобы утонуть в этой пучине. — Ты собственными руками рушишь свою жизнь. Неужели нет того, ради кого можно было бы остановиться, прекратить ломать жизнь? — с неверием в голосе спрашивает Чимин. Ему сложно поверить, что все это Юнги делает ради одного себя. У каждого человека в этом мире есть свой человек, который направит на правильный путь, укажет, будет тем самым светом, который всегда будет указывать дорогу. Тот, кто станет маяком. Тот, кто будет гореть так ярко ради своего любимого человека. Тот, кто будет отдавать всего себя, и посвящать одному человеку все свое существование. У Юнги должен быть такой человек. — Моя жизнь уже сломана, Чимин, — приподнимает брови, — ее не ради кого восстанавливать. — Все можно восстановить, — Чимин непреклонен в своих убеждениях. — Чимин, ты не сталкивался с этим, поэтому не можешь понять, что я чувствую и о чем говорю. Это игра в пустые ворота, — вздыхает устало Юнги. — Ты не можешь судить обо мне. Ты ничего не знаешь. — Ровным счетом, как и ты, поэтому я не осуждаю тебя, как это делаешь ты, — Юнги легко парирует. — Тонко, но делаешь. Привить чувство вины мне не получится. Чимин не хочет развивать эту тему, потому что кулаки жутко чешутся. Он не хочет потерять работу только из-за того, что Мин Юнги решил поиграть в философа и научить Чимина жизни. Этот парень ничего, кроме косяков в своей жизни не видел, а Чимин старался, выбивал себе место в обществе. Юнги его не поймет, потому что тот опустил руки в самом начале. Юнги слабее его. Хотя силы неравны, а карты могут быть быстро переиграны. Юнги закидывает одну ногу на другую и смотрит на Чимина, чувствуя с расстояния его нарастающее напряжение. От таких людей обычно исходит тяжелая аура. Они смотрят таким взглядом, словно ты по земле ходить недостоин, но слова тебе об этом не скажут. Они попытаются замять конфликт, не дадут пламени разжечься, но стоит только бросить одну ветку в их костер, как он разгорается до неба. А сдерживать уже нечего. Чимин из таких людей. Юнги понимает это только по одному действию. По тому, как тот свободную руку сжимает в кулак и большим пальцем потирает по месту сгиба указательного пальца. — А что насчет тебя? — в голосе Юнги проскальзывает прежняя игривость. — Что? — Твои отношения с родителями. Какие они? — как маленького котенка, тыкает Юнги. — Я не должен говорить о таком с тобой, — Чимин захлопывает громко и демонстративно свою записную книжку и порывается уйти. Вот только уйти так просто от Юнги невозможно. Тело продолжает сидеть неподвижно, хотя мозг дает команду подняться. Но само тело его не слушает, а Юнги этим нагло пользуется. — Я тебе рассказал. Теперь твоя очередь, — Юнги разваливается в кресле, снова расставляя удобнее ноги. А эта поза заставляет Чимина закусить губу изнутри. Если бы не обстоятельства, он бы уже давно объездил его. — Это так не работает, Юнги, — вымученно стонет Чимин, борясь с желанием закатить глаза. Чимин не понимает, зачем Юнги знать про его отношения с родителями. Они ему ничего значимого не дадут. Если они ничего не значат для самого Пака, то для Юнги не весят ни грамма. — Ты хочешь, чтобы я тебе доверял? — с вызовом спрашивает Мин. — Тогда расскажи мне про отношения с родителями. Услуга за услугу, — и притворная улыбка. — Доверие — понятие эфемерное, — Чимин все-таки проигрывает и закатывает глаза. Хосок говорил, что нельзя открываться пациенту. Можно бросить несколько фактов из своей жизни. Например, сколько кошек живет дома, любимое время года, любимая передача. Все. На этом стоит закончить, но Мин Юнги старательно хочет приоткрыть заветный ящик Пандоры, не зная, что его ждет. — Тогда тебе придется очень сильно постараться, чтобы заслужить мое доверие, Чимин, — сужает кошачьи глаза и смотрит с коварным прищуром, намекающим на начало игры. И Чимин понимает, что проигрывает, потому что доверие Юнги ему катастрофически необходимо. Так он сможет подобраться ближе, и лечение пойдет быстрее. Пак себе на гордость наступает, переступает через нее, говоря, что все это ради благого дела, а Юнги видит, что загнал его этим в угол, и любуется, прекрасно понимая, что выиграл этот раунд. Раз уж Юнги решил играть, то Чимин будет играть, не позволит насмехаться и потешаться над собой. Он откладывает ежедневник на стол и пафосно перекидывает ногу, руки умещает на бедре, а ткань брюк натягивается. — У меня есть отец и мать. До моего поступления в университет мы общались довольно близко, но потом перестали. Сейчас не общаемся совсем. Это было их решение, и я его полностью принимаю. Все? Я утолил твое любопытство? — раздраженно спрашивает Чимин, дуя щеки. А Юнги любуется недовольным личиком. Эта злость и пафосная наигранная уверенность заставляют Мина желать его еще больше. Фантазия никак не может угомониться. Три расстегнутые пуговицы никак не дают покоя. Юнги хочет попросить расстегнуть их полностью, а если получит отказ, то не расстроится и просто сорвет рубашку с тела рыжего. Он его взглядом раздел уже больше сотни раз, а трахнул на этом маленьком стеклянном столе еще больше. И не устал представлять. Ему мысли на действия заменить хочется, иначе он сорвется. Он отбросит рамки приличия и трахнет очаровательного психолога прямо на столе. Чимин смотрит в его глаза лениво, словно ему все равно. Все равно, что его одним взглядом на атомы медленно расщепляют и заставляют свести мысленно ноги, иначе не останется ничего живого. Юнги напоминает хищника, который выжидает свою жертву. Ждет, пока она сама к нему на крючок попадется. Юнги ее грызть до конца будет, Чимин уверен. И внутри хочет узнать, какого это — попасть в его грозные лапы. Вот только Чимин на жертву совсем не походит. Он сам с хищником играет, вокруг его лап ходит, хвостом проводит, но не дает завладеть. Юнги это желание распаляет. Никогда еще он не хотел так сильно трахнуть парня, как сейчас. Чимин заставляет звереть. — Почему перестали общаться? — без капли иронии спрашивает Юнги, но и сожаления в его голосе нет, как и любопытства. Ему все равно. Чимину тоже. — Они не смогли принять предпочтения и увлечения своего сына, — поправляет волосы и опирается локтем о подлокотник, а указательный и большой палец держит у виска. — В каком смысле? Юнги вроде неглупый, но сейчас напоминает такого, либо играет роль дурачка. — Одни родители принимают своих детей такими, какие они есть, и разделяют их увлечения, могут даже сами погрузиться в них с головой, но самое главное — они принимают, понимают и поддерживают. Другие же родители не могут смириться с этим и начинают отдаляться, обвиняя ребенка в собственных неудачах, выставляя его самым ужасным человеком на свете. Мои родители относятся ко второй категории. — Можно конкретнее? Юнги, конечно, подозревает, почему именно родители открестились от Чимина, но хочет услышать лично от него, чтобы быть уверенным в своих доводах. — Я гей. Удивления в глазах нет ни у того, ни у другого. По глазам стало понятно. Чимин это понял после первой встречи, а Юнги закрепил этим разговором. Карты раскрыты, вот только, кто и как будет ходить — неизвестно. — Теперь ты доволен? — спрашивает Чимин, приподнимая бровь, и собирается вставать. Но Юнги не позволяет ему сдвинуться с места. В одну секунду он преодолевает расстояние между ними и впивается руками в подлокотники, и Чимин соврет, если скажет, что это его не напугало и не возбудило одновременно. — Не до конца, — шипит Юнги и приближается к уху парня. Чимин натягивается, как струна. Он не двигается и дышит так тихо, что дыхание Юнги кажется криком. — Что ты хочешь? — сглатывает Чимин, прикрыв глаза, чтобы не выпустить постыдный стон. — Тебя. Чимин внутри ликует от ответа, но так же быстро тушит это чувство. Сейчас не время радоваться, как течная сучка. Чимин не позволит Юнги так близко подобраться. Он итак в голове с первой встречи. Из жизни его вытравить легче, чем из головы, а он уже пробрался в мысли. — Может чего-то попроще? — хмыкает Чимин и тут же затыкается, чувствуя язык, скользящий по хрящику. — Я люблю неприступных. — А я сдержанных. — А врать нехорошо, малыш, — рычит в ухо и оттягивает мочку. Чимин борется с желанием покорно раздвинуть ноги и почти проигрывает, но тут же сжимает руки в кулаки и громко выдыхает. На Юнги этот вздох действует, как красная тряпка на быка. Он на секунду отстраняется, и Пак этим пользуется. Чимин выскальзывает из его рук и берет со стола свой ежедневник, поправляя рубашку и халат. — Хороший ход, но на мне не сработает, — Чимин довольно улыбается и разворачивается спиной к блондину. — Я запомнил, док! — кричит вслед и не может сдержать довольной улыбки. Планы немного меняются. Юнги по-прежнему хочет сбежать, но перед этим он должен трахнуть Пак Чимина. Одного раз явно будет мало.