«Мы оба попали в ловушку, выбраться из которой никто не хочет. Мы медленно тонем и тянем друг друга на дно».
Два дня пролетели слишком быстро. Чимин даже не успел понять, как выходные закончились, и начались трудовые будни, ничем не отличающиеся от выходных, которые в этот раз ему поставили рабочими. Разве что отличие в том, что клиника снова наполнилась людьми. В выходные их было гораздо меньше. Понедельник встречает его яркими лучами солнца, которые попадают на обложку яркого ежедневника. Чимин ведет записи каждого пациента в этой книжке. На этих листах он составляет план лечения для каждого. Кому-то помогают разговоры, а кому-то вмешательство препаратов. Для каждого нужен индивидуальный подход, и Чимин его находит. Вот только несколько страниц его ежедневника пустуют. Именно те, которые выделены для Мин Юнги. Обычно после поступления пациента Чимин приходит в палату в течение нескольких часов, но в этот раз что-то пошло не так. Пак решил не беспокоить прибывшего. Из истории болезни Чимин узнал, что Юнги принимает наркотики уже год. Это сильная зависимость, от которой будет сложно избавиться, но Чимин будет делать все возможное, чтобы доказать обратное. За год работы он сталкивался с разными людьми и проблемами, но все преодолевал. Люди побороли зависимости и сейчас живут счастливо с семьями. За некоторыми Чимин продолжает наблюдать в соц.сетях, видя фотографии с семьей на отдыхе. Пак искренне радуется за них. Из-за шума в столовой невозможно сосредоточиться. Чимин сидит в дальнем углу рядом с окном и попивает кофе из стаканчика, который привез недавно Хосок. Пак смотрит на крышку стаканчика и допивает его до конца. Салат не лезет в горло, поэтому рыжий его оставляет нетронутым и уносит обратно. В голове слишком много мыслей, и все они вертятся вокруг пациента, которого ему приставили. С Чимином никогда так раньше не было. Он не думал о пациенте так много, не зацикливался на нем. Пак его даже в лицо не видел, а думает о нем так много, словно он значит для него чуть больше, чем обычный пациент. Чимин забирает свой ежедневник и выходит из столовой, в которой продолжает стоять шум, а столики забиты до такой степени, что проступить нигде. И все же ранним утром здесь лучше, думает Чимин, покидая шумное помещение, где разговоры смешиваются с звоном ложек о посуду. Чимин знает, в какой палате лежит Юнги, хотя назвать палатой комфортабельную комнату, похожую на номер в пятизвездочном отеле, звучит как оскорбление. Собрав волю в кулак, он направляется к своему новоиспеченному пациенту. С каждым шагом по ступеньке Пак думает о том, что на его плечах ответственность за будущее клиники. Он не может упасть в грязь лицом. Он должен показать свой профессионализм не только Чану, но и в первую очередь себе. Каждый вылеченный пациент — плюс в копилочку себе и речь не о деньгах. С каждым вылеченным человеком он ощущает отпущение. Словно с каждым человеком, поборовшим зависимость, мир становится лучше. По крайней мере, мир Чимина так точно. У самой двери палаты Юнги Чимин медлит и обдумывает, что ему стоит сказать и как преподнести себя. Реакция может быть неоднозначной. Парень всего пару дней без наркотиков, а значит у него ломка. Стоит ожидать приступов агрессии. Чимин поднимает руку, стучит два раза и заходит. Его встречает светлое помещение и разбросанные вещи, по всей видимости, самого Юнги на входе. Чимин осторожно перешагивает скомканную одежду и проходит в комнату. На большой кровати у стены продолжают валяться вещи, а чемодан с отлетевшими колесиками находится у противоположной стены. Светильник на тумбочке рядом сломан; ящики комода раскрыты, а один даже валяется на полу. Видимо, кто-то выдернул его со всей жестокостью. Чимин медленно проходит внутрь и видит Юнги, стоящим у окна. Он не видит лицо, только спину, но сразу подмечает для себя, что тот зол. Напряженные пальцы сжимают плечи с такой силой, словно хотят самому себе нанести вред. Плечи расправлены, но даже так парень не кажется выше. Он ростом с Чимина, может, чуть выше на пару сантиметров. Пак никогда ни за кем не наблюдал с таким любопытством. Он словно ученый, который видит перед собой новую жизнь, новое величайшее открытие. Чимин ощущает что-то сродни знакомое. Он становится у края кровати и замирает. Юнги замечает в отражении окна фигуру, и брови расслабляются. Мин видит рыжего паренька в круглых очках в черной оправе и белом халате. По всей видимости, уборщик или врач. Через отражение окна сложно разглядеть парня полностью, но Юнги уже цепляют его пухлые губы. Нижняя от верхней ничем не отличается. Он впервые видит такие пухлые губы у парня, и это кажется чем-то диковинным, привлекательным. Юнги продолжает смотреть на рыжего с интересом. Он не похож на парней из клуба или его знакомых. Что-то в нем отличалось, и Мин никак не мог понять, что именно в нем такого необычного. Но этот парень не внушал доверия. Юнги бы хотел его сторониться, но что-то подсказывает, что они не последний раз встретятся. Медовые глаза смотрят изучающе, а раздражение медленно спадает. Даже курить больше не хочется. Каждый ждет, кто первый заговорит. Каждый делать первый шаг не торопится. — Как вы себя чувствуете? — Чимин решает первым разрушить барьер молчания. Он не знал, какую ошибку совершает, начав с ним разговор. Юнги оборачивается и теперь может воочию разглядеть паренька перед ним. Юнги бы дал ему лет двадцать, ну двадцать два максимум. Губы пухлые, в отражении это не показалось. Они напоминают спелую малину, и Юнги ловит себя на мысли, что не прочь опробовать эту ягоду. Карие глаза смотрят с любопытством, в них интерес к персоне у окна. Мягкий высокий голос ласкает слух. Юнги бы хотел его послушать, это тихое мурлыканье. Белый халат расстегнут и доходит до колена. Под халатом видна черная водолазка, которая прикрывает и шею. Черные брюки и такие же ботинки завершают образ. Ничего привлекательно в нем нет. Юнги бы не заметил его в толпе и не обратил бы на него внимания, но из-за того, что здесь они одни, Юнги смотрит на рыжего без имени. — Я буду чувствовать себя отлично, когда выберусь отсюда, а пока что чувствую себя отвратительно, — едко бросает Юнги, смотря в глаза парню. Хриплый, слегка шепелявый голос заставляет Чимина незаметно вздрогнуть. Этот парень удивляет. У него кошачий взгляд, а глаза медового цвета. Кожа болезненно бледная. Он напоминает ходячего мертвеца. Тонкие розовые губы полоской сложены, а бледные щеки говорят не о том, что этот парень много ест. Выбеленные волосы кажутся очень сухими и жесткими, но Чимин не решается дотронуться до них и проверить. На Юнги скинни джинсы и фиолетовое темное худи, которое скрывает его фигуру. Его телосложение не интересует Пака ни разу. Но он бы хотел увидеть руки и ноги, чтобы убедиться, что за эти два дня у парня не было ни одной попытки суицида. Мало ли что в голове у этого блондина. — Если хотите, то можете выйти на воздух. Вас никто не ограничивает четырьмя стенами, — отвечает спокойно Чимин. Этот спокойный, дежурный тон начинает раздражать Юнги. Все же когда он молчит, то выглядит гораздо привлекательнее. — Спасибо за наводку, — Юнги садится в кресло рядом с окном и закидывает нога на ногу. Чимин следит за каждым движением. Агрессии пока нет, но вот по стиснутым зубам Пак понимает, что его легко вывести на злость. Либо характер сложный, либо симптомы ломки. И лучше бы это было второе. — Кто ты? — наконец-то Мин задает интересный вопрос, удобнее рассевшись в кресле. — Меня зовут Пак Чимин. Я ваш психолог. Меня поставили к вам, чтобы я наблюдал за вашим самочувствием и следил за вашим состоянием, — так же спокойно отвечает Чимин, ни разу не запнувшись. Словно заученный текст рассказал. Юнги приподнимает одну бровь и снова оглядывает парнишку с ног до головы. — Врач? Сколько тебе лет, малыш? — усмехается в конце, не веря, что этот парень может быть врачом. Удивительно, как одного слова хватает, чтобы изменить мнение о человеке. Одного «малыш» сказанного таким тоном, словно он вызывает шлюху в борделе, хватает, чтобы Чимин стиснул зубы и посмотрел на Юнги с нескрываемым презрением. Будет сложно. — Психолог не совсем врач. Я не могу назначать вам лечение, как психолог. Но вам очень повезло, что у меня есть квалификация психиатра. Юнги ухмыляется. В тоне этого рыжего слышны игривые нотки. Они не похожи на те, что издают сучки, прежде чем прыгнуть в постель. Чимин не похож на того, кто прыгает в постель по первому зову. В комнате повышает тишина. Чимин смотрит из полуприкрытых ресниц, а его взгляд говорит о превосходстве над Юнги, по крайней мере умственном. Высокомерие в его глазах плещется с безразличием. Юнги облизывает губы и улыбается ему. — Ты так и не сказал, сколько тебе лет, мальчик, — Юнги расставляет ноги так, словно ждет, когда Пак увидит намек и сядет на них или между. Чимин подходит ближе к окну, и Юнги оказывается в нескольких сантиметрах от него. Расстояние приличное, и если бы Пак мог, то отошел бы дальше, но квадратные метры комнаты не позволяют. — Двадцать четыре. Юнги снова облизывает губы и смотрит на Чимина, склонив голову, а тот вздыхает и поправляет очки. — Наш сеанс уже начался? — спрашивает взволнованно Юнги и оглядывается по сторонам. — А где мягкие подушки и печенье? — звучит уже более раздосадовано. — Считайте это ознакомительным сеансом. Печенье и подушки будут в следующий раз, — Чимин не поддается на провокации. Юнги тянет уголки губ в улыбке и приподнимает голову, смотря на Чимина с превосходством, хотя Пак бы поспорил на этот счет. В глазах самого Чимина Юнги выглядит как клоун, который пытается его закадрить. — Не привык разговаривать с кем-то, кто стоит, пока я сижу. Это начинает раздражать, — улыбается Юнги, намекая Чимину тоже сесть. Вот только еще одного кресла нет, а садиться на постель желание отпадает, поэтому Чимин отходит и облокачивается спиной о стену, держа в руках свой ежедневник. — Намеков ты не понимаешь, — разочарованно вздыхает Юнги, сводя ноги вместе. — Это был намек? — наигранно удивляется. — Простите, я думал, у вас просто затекли ноги, — улыбается Чимин, чуть приподняв уголки губ. Юнги честно признает, что играть с этим рыжиком очень интересно. У них словно идет игра, кто кого первым выведет. У Мина достойный соперник, потому что пока что он проигрывает. — Значит, меня лечить будешь ты, — смирившись, выдыхает Юнги. — Да, — кивает Пак. — Сколько примерно длится это ваше лечение? — Полная реабилитация длится от двенадцати до восемнадцати месяцев в зависимости от состояния пациента, — Чимин говорит таким тоном, словно читает лекцию, и Юнги бы точно потянуло в сон, если бы он не услышал свой срок. — Сколько? Год?! — хватается за подлокотники и вытягивается ближе к Чимину. Пак видит удивление в медовых глазах. И, признаться честно, оно забавляет, но Чимин сдерживается, чтобы не засмеяться. — Да. Вы думали, что месяцок здесь пробудете? Зависимость так быстро не лечится. — Какая к черту зависимость?! В мире полно наркоманов! Заебешься каждого лечить! — кричит Юнги, сжимая подлокотники до хруста. — Эта клиника — не единственное заведение, в котором помогают избавиться от зависимости. В мире полно других, где лечат таких, как вы, — Чимин замечает, как ухудшается не только положение Юнги, но и свое. Юнги сейчас не в том состоянии, чтобы вежливо отвечать на слова Чимина. Ему хочется кресло, на котором он сидит, со всей силы бросить в стену, чтобы оно разлетелось в мелкие щепки. Его наполненный ненавистью взгляд направлен на Чимина, который ни в чем не виноват. Парень просто объясняет положение Юнги, от которого он сам не в восторге. Сидеть год в этой психушке он не намерен, но и сбежать отсюда не может. Клиника находится так далеко, что придется ловить такси, если его не поймают первым санитары. Он прожигает дыру в Чимине. Ему нужно найти, на чем излить свою злость, вот только под рукой ничего нет, а в комнате отсутствует оружие. Медовые глаза смотрят на рыжего с ненавистью, которая не ему адресована. Но Чимин ее впитывает, как губка, и смотрит все так же безразлично. И это безразличие сейчас выводит из себя. Юнги резко поднимается и сокращает расстояние до минимального, заставляя Чимина вжаться в стену. Одна рука Мина упирается совсем рядом с милым личиком Пака, а тот смотрит бесцветно. Его не пугает и не трогает, что Юнги сейчас может сделать, что угодно. Чимин замечает небольшую разницу в росте. Пара сантиметров. Он подмечает и то, какие у Юнги необычные глаза. Напоминает растворимый кофе, который он пьет ежедневно. Эти глаза взрыв и всплеск необычного сочетания. Его зрачки не расширены. Он трезв, вот только Чимин отчетливо видит, как его зрачки на мгновение увеличиваются, словно он увидел что-то в нем. Пак не ощущает себя загнанным в клетку. Вторая рука свободна, а значит, Чимин с легкостью может покинуть этот воображаемый плен. Вот только он стоит и ждет ответных действий этого нелепого представления. Если Юнги хочет показать свою силу, то этого мало. Чимин не впечатлен. — Я год здесь торчать не собираюсь, — шипит в самые губы Юнги, а его дыхание учащается. Чимин взгляда не отпускает. Он смотрит в ответ, и только сейчас Мин замечает в его глазах азарт. Тот самый, когда понимаешь, что этот кон выигран. На губах нет усмешки или ухмылки. Она присутствует в его взгляде. Пак Чимин внаглую сейчас усмехается глазами, а Юнги на это ведется. — Ты будешь здесь лечиться. Торчал ты до этого, — Чимин отбрасывает формальное общение и уважение. При всем уважении, его сейчас зажимают, как сучку в клубе, вот только Пак Чимин никому так просто не дается, а уж Юнги его так просто не заполучит. И не получит никогда. Каждая фраза разжигает в Юнги неконтролируемое пламя. Эта рыжая бестия смеет с ним играть в открытую, вот только карт не раскрывает. А Юнги соглашается на эту партию. Рука Юнги змеей скользит по тонкой шее врача и смыкается в кольцо у самой челюсти. Ладонью он чувствует, как дергается кадык Пака, и как же хочется сжать его сильнее. Чимин не реагирует. В его глазах по-прежнему холод, который направлен на одного Мина. И пока Юнги пускает в него горячие искры, Чимин их замораживает холодом. — Я сломаю твою шею, куколка, — шипит нездорово Юнги и улыбается, как сумасшедший. Вот только Чимин не боится. Он с психами работает. Его таким не удивить. Он нарочно приподнимает голову и дергает подбородком, вот только Мин не перестает сжимать шею, но он теряет контроль в этой игре. А Чимин не берет на себя эту роль. — Достаточно слов. Приступай к действиям. Докажи, чего стоишь, — Чимин смотрит с вызовом, а Юнги быстро облизывает губы и сжимает шею сильнее. Чимин сглатывает, но не пугается. Юнги сжимает его хрупкую шею. Одно движение — и она сломается, вот только у Юнги не входило в планы ломать этого парня, но он так и просится. Юнги сдерживается и разрывается между желанием сжать шею сильнее и вцепиться в эти пухлые губы, которые магнитом манят. Они касаются носами и ловят взгляды друг друга. Расстояние не подвластно, а время замедляется, как и дыхание обоих. Но только Юнги отпускает ладонь, а Чимин рукой отталкивает его в грудь. Тот не противится и пропускает рыжего. — Еще увидимся, док! — машет на прощание Юнги, а его губы трогает ядовитая усмешка. — Я уже жду нашей встречи… — шепотом под нос. Чимин покидает палату, не обернувшись, но спиной чувствует, как его провожает хищный взгляд. В этот раз его отпустили, но что-то Чимину подсказывает, если он попадется снова, просто так не уйдет. Он добровольно попал в мышеловку.***
Бумажная волокита нашла Хосока как раз не вовремя. Он хотел проведать своих пациентов, но пришлось отложить свои дела для того, чтобы разобрать бумажные завалы. Рука уже устала ставить свою подпись на документах. Привычка откладывать все в дальний угол у Хосока не прошла бесследно. Теперь из-за этого у него небольшие проблемы, которые воруют у него итак драгоценное время. Спустя два часа рука онемела, а бумажные отчеты лежали сложенной стопкой на краю стола и рассортированы по пациентам. Хосок бросает взгляд на маятник Ньютона и ударяет одним шариком о другие, запуская механизм. Тихое тиканье успокаивает. Чон вздыхает, прикрыв глаза, и встает из-за рабочего стола. Теперь можно проверить своих пациентов. И начать Чон решил с самого загадочного. На втором этаже есть крыло, в которое мало кто ходит. Тишина гуляет по коридору. Никто не смеет пройти мимо загадочной палаты, из которой веет холодом. Пациенты между собой говорят, что там живет исчадие ада, самый настоящий демон. Его никто не видел. Он не выходит из своей крепости и питается человеческими душами. Ни одну он уже погубил и довел до кончины. Вот только Хосок не верит этим сказкам, которые летают позади Чонгука. Люди склоны драматизировать, преувеличивать, а уж тем более искажать правду. А запугать их проще, чем заставить полюбить. Чон поднимается на второй этаж и подходит к крылу, о котором ходит столько слухов. Хосок направляется к двери палаты и замирает, прислушиваясь к тишине. Никогда оттуда не доносятся ни голоса, ни крики. Только пугающая тишина, которая заставляет пропустить волны мурашек. Чон стучит ради приличия один раз и дергает ручку. Его встречают темные шторы, который закрывают все окно. Ни единого луча солнца. Вся палата поглощена в темноту, которая исходит от каждого уголка, словно пропитала помещение. Чон жмурится и проходит вглубь палаты. Он замечает свет настольной лампы и видит парня, сидящего к нему в пол-оборота. На столе лежат игральные карты. Хосок замечает двух джокеров в сторонке и видит, что парень раскладывает их в каком-то понятном для себя порядке. — Я ждал вас, господин Чон, — мягкий голос касается ушей Хосока, и тот сразу же выпрямляется. — Как ты понял, что это я? — спрашивает Чон, ведь парень ни разу не взглянул на него. — Дорогой парфюм и начищенные до блеска ботинки только вы носите во всей клинике, — улыбается паренек, волосы которого неряшливо торчат во все стороны. Хосоку он напоминает кукушонка. Его голос звучит спокойно, даже ласкает слух. Очень тихий и мелодичный, похожий на молочный растопленный шоколад. Такой же приятный. Хосок не задерживает на нем долго взгляд и проходит к окнам, с целью их раззанавесить. Чон резко дергает, и в лицо попадают яркие лучи солнца. Теперь в комнате очень светло, и Хосок оглядывает убранство. Кровать застелена, а рядом стоит торшер с тумбочкой, на которой лежит несколько книг. Чон замечает, что это классическая мировая литература. Рядом блокнот с желтыми маленькими страницами и карандаш, но ничего не написано. За своей спиной Чон замечает небольшой аквариум с золотой рыбкой и маленьким замком. Разноцветные камни бросаются в глаза и привлекают внимание. Рядом с аквариумом стоит два белых кресла и маленький стеклянный столик с вазочкой конфет. Чем-то напоминает кабинет психолога в больницах. Над столиком висит картина. Чон не знаток искусства, поэтому не может понять, что изображено на картине. — Винсент Ван Гог «Звездная ночь над Роной», — Хосок оборачивается на голос мальчишки, который даже в его сторону не смотрит, но любуется картиной. — Оригинал этой картины хранится в Париже в музее д’Орсе. — Интересуешься искусством? — спрашивает Хосок, разглядывая произведение величайшего художника. — Искусство окружает нас повсюду, поэтому невозможно им не увлекаться, — в голосе слышится теплота, словно он сам написал эту картину. Хосок бросает короткий взгляд на него и продолжает рассматривать комнату. По другую сторону от кресла находится белый шкаф с книгами. Хосок бегло проходится по названиям и замечает интересную закономерность. — Книги расположены в алфавитном порядке, — хмыкает себе под нос Хосок. — А также по году выпуска. Чон снова оборачивается и на этот раз успевает столкнуться с взглядом антрацитовых глаз. В них чернильная темнота. Зрачка совсем не видно, и это пугает. Хосок смотрит в эти спокойные мазутные глаза и ощущает странное чувство. Словно эти глаза он видел во сне, или они преследовали его в реальности. — Я перфекционист, — отвечает Чонгук с дружелюбной улыбкой и возвращается к своему занятию. Хосок смотрит еще пару секунд и возвращает взгляд к книгам, но только ощущает, как черные глаза смотрят ему в затылок. По телу пробегают мурашки. Нездоровые холодные мурашки, которые леденят кожу, и заставляют втянуть тихо воздух, словно это преступление. — Какая у вас любимая книга? — спрашивает Чонгук, а Хосок напрягается. Чон проводит пальцами по толстым корешкам и переплетам. Эти книги хранят в себе целые истории. Хосок любит смотреть на книги в библиотеке и держать их в руках. Они отличаются от тех, что стоят на стеллажах в магазине. Новые издания цепляют своей картинкой и обложкой, но старинные первые издания берут своей загадочностью. Толстые обложки, на которых нет ни единого рисунка, только имя автора и название, которые еле видны на фоне обложки. Именно это нравится Хосоку. А этот запах… навевает воспоминания, как и выцветшие страницы, пожелтевшего цвета, и маленький шрифт. — Я предпочитаю Шекспира, — Чонгук отвечает на свой же вопрос, ни капли не обидевшись, что его проигнорировали. — Я не люблю читать книги. Я люблю на них смотреть, — грубо отвечает Хосок, ни с того ни с сего. — А вы приверженец старых взглядов, — усмехается Чонгук, а Хосок резко поворачивает голову в его сторону. — С чего ты это решил? — и в ответ очередная грубость. Чонгук кладет последнюю карту и поднимает взгляд на Хосока. Ему не нравится, как этот малец на него смотрит. Он смотрит так, словно знает про него все. Словно знает его подноготную, и это Хосоку очень не нравится. Черный взгляд пробирается под кожу и ковыряет внутренности. Чонгук глядит, как неживая кукла. Эти глаза напоминают стеклянные. В них нет жизни, только одна сплошная темнота и загадочность, которые притягивают, отталкивают и завораживают одновременно. Странные до невозможности глаза. Две бусинки на тряпичной кукле. — Простое наблюдение. Хосок отходит от стеллажа с книгами. Теперь все его внимание сконцентрировано на одном парне, чей ответный взгляд пробирает до мурашек. Люди так не смотрят. — Я знал, что вас приставят ко мне, — Чонгук поднимается и тихо обходит стол, останавливаясь у аквариума. — Откуда? Этот парень заставляет удивляться и идти на поводу собственного любопытства. Чон привык скрывать свои эмоции с пациентами, но сейчас ему правда интересно, почему этот малец с оленьими глазами, большим носом и родинкой под нижней губой решил, что именно его назначат на лечение. — В этой клинике много специалистов. Психологов, психотерапевтов, психиатров, но среди этого множества есть выдающиеся личности, которые успели засветиться в плохом свете, — Хосок сводит брови, а Чонгук продолжает рассматривать рыбку. — Но даже после всего этого смогли обелить свою репутацию и вернуться в прежний строй. Скажите, как вам удалось выбраться из этой ямы? Чонгук оборачивается, а его нездоровый любопытный взгляд пробирает до костей. Хосок еще не сталкивался с чистым безумием во плоти. Он ни разу не видел взгляда, светящегося, как фары ночью. Этот взгляд заставляет выпустить свои эмоции. — Это неподтвержденная информация. — Предсмертная записка говорит о другом, — Чонгук напирает, а на его губах появляется улыбка, словно лезвия тянут за уголки. Взгляд Хосока тут же меняется. Он оставил всю эту ситуацию, но никак не мог уйти от своего прошлого, в которое все его постоянно тыкают, заставляя вспомнить вкус поражения и горечь случившегося. Чон не был виноват, но записка самоубийцы переиначила его слова и точку мировоззрения. Даже в своих глазах он стал убийцей, хотя ничего подобного не говорило об этом. Хосок начал сомневаться не только в своих способностях, но и самом себе. Мог ли он правда довести человека до самоубийства? Перед глазами картинки из недалекого прошлого, которые тянутся медленно, погружая в те страшные дни. Серая комната с бетонными стенами, одинокий стул, слабое освещение, листок бумаги, ручка и чистосердечное признание, которое так и не увидело свет. Хосок до сих пор помнит, как его допрашивали, точнее, пытались выведать правду, которой не было. Чон тогда закрылся в самом себе и перестал видеть реальность. Он начал думать, что на его руках кровь погибшего. Но он сам себя начал собирать по кусочкам, переубеждая в обратном. И вот он сейчас в палате очередного пациента, который знает слишком много из его личной биографии, хотя, то дело замяли. — Откуда тебе это известно? — голос звучит стойко, но каждое слово дается через силу. Чтобы не показать совей слабости и уязвимости на эту тему, Чон продолжает смотреть в глаза Чонгуку, который питается его эмоциями, что внутри него хлещут. Его глаза снова сверкают нездоровым огнем, и Хосок клянется, что впервые на своем опыте ощущает, какого это быть на смертной казни. Ощущения те же. Словно он стоит с веревкой на шее. — Слухи, — приподнимает бровь с усмешкой в голосе. — А ты надписям на заборе тоже веришь? — рука сжимается в кулак, и Чон закипает на его глазах. Он специалист и должен держать себя в руках, но Чон Хосок отличается своей импульсивностью и методикой, которая ломает. Ломает не жизни, а человеческое сознание, заставляя выворачивать себя наизнанку. Только такими способами можно добиться результатов. — У каждой надписи есть своя история и причина появления. — Ты так и не сказал, почему был уверен, что именно меня поставят на твое лечение, — грубо возвращается себя к реальности, а Чона к вопросу. Чонгук улыбается. Но эту улыбка не таит в себе ничего сумасшедшего. Она мягкая, словно в голове этого парнишки всплывают теплые воспоминания, даже глаза его чуть прикрываются, образуя маленькие морщинки в уголках. Сейчас он не похож на душевно больного, скорее потерянного ребенка. Его клетчатые больничные штаны, как и синяя кофта с надписью California на груди, велики на несколько размеров. — Вы подходите на эту роль. Ваши методы и специфика лечения не пригодны для людей с шаткой психикой. Вас ставят только к безнадежным, — отводит взгляд на постель. — Таким как я, — и снова на врача. — А у тебя крепкая психика? — хмыкает беззлобно, но с вызовом. — А у вас правильные методы лечения? — бросается в ответ с улыбкой, такой же доброй. Чонгуку удается в себе хранить две личности. Маниакальную и детскую. И что в нем преобладает больше — не понять. Он словно кукла, пустой сосуд, внутри которого два состояния. В нем нет жизни. Он не похож на двадцатилетнего парня. Его речь, манера поведения говорят о возвышенном, аристократичном, словно в душе ему слегка за сорок. Хосок не понимает, как, но Чонгук к себе влечет, и влечет нездорово. — Можешь во мне не сомневаться. Я лечил и не таких, как ты. Так что знаю, что и как работает, — Хосок складывает руки на груди, а Чонгук садится в кресло. — Вашей самоуверенности можно позавидовать, но хватит ли у вас терпения? Ваша импульсивность не всегда может помочь. Меня придется брать чем-то другим, — Чон склоняет голову слегка в бок, а глаза смотрят из полуприкрытых ресниц. — Для лечения необходимо желание пациента лечиться. Если ты готов, то значит, я справлюсь. — На одном желании далеко не уехать или не улететь, — уголки губ тянутся в легкой усмешке. Чон не понимает, что это за намек, и только хмыкает и морщит нос. — Я верю в вас и ваши возможности. Надеюсь, мы сработаемся, — Чонгук с теплотой смотрит на Хосока, и тот теряется. Этот парень так быстро скачет от одного состояния к другому, что Хосок не знает, чего ожидать в следующий момент. Но эта неожиданность заставляет идти на поводу. — Вам нужно идти. У вас еще есть другие пациенты. А также нельзя пропустить чашечку кофе с Чимином, — Чонгук двигается удобнее на кресле и берет со стола книгу Ремарка. Хосок снова смотрит на него с удивлением. Брови сводятся к переносице, а на лице замирает озадаченность. Этот паренек не выходит из своей комнаты, у него нет групповых терапий, так откуда ему известно имя Чимина, и что именно он друг Хосока? В этом парнишке столько тайн, что Марианская впадина не кажется такой интригующей и таинственной, как Чон Чонгук. Парень перелистывает страницу и приоткрывает губы, выпуская тихий вздох. — Всего хорошего и удачного дня, — произносит Чонгук, а Хосок продолжает стоять и рассматривать парнишку. Но спустя минуту уходит, закрывая за собой дверь. Он направляется в другое крыло для осмотра пациентов. Стоит только двери захлопнуться, как на губах Чонгука появляется улыбка, а глаза сверкают черным огнем. — Время дает свои плоды…***
Чимин пропускает закатные лучи солнца через свои яркие волосы. Сегодняшний день выдался тяжелым. Давно он не уставал от своей работы. Обычно ему не было в тягость составлять отчеты по проведенным процедурам и лечению, но именно сегодня на плечи опускается усталость. Последний раз он ощущал себя так в первую неделю работы в центре. Новые люди, лица и обязанности, которые ложатся на плечи. Нужно поставить себя в коллективе и показать свои таланты. Что его взяли на эту работу не за красивые глазки, а за умения. Пускай первое время коллектив думал, что его взяли, как раз за фигурку и мягкий голосок. Вот только Чимин сразу показал, чего он стоит, и не дал себя в обиду, показав настоящий характер, который отнюдь не сахар. Пускай он и выглядит, как беззащитный мальчик, но этому мальчику двадцать четыре, и он может дать отпор. Пак сидит на заднем дворе здания. Обычно сюда ходит покурить персонал, посидеть на лестнице, ведущей на крышу. А Чимин сидит чуть подальше за небольшим круглым столиком. Рабочий день закончился, и он без халата. На столе лежит любимый ежедневник, который просто радует глаз своей яркой обложкой. Чимину нравится иногда просто проводить пальцами по ровному картонному покрытию с пленкой, которое сейчас собирает в себе лучи уходящего солнца. Парень закидывает нога на ногу и убирает очки в футляр, смотрит на часы и слышит звук хлопающей двери. — Странно видеть тебя последним, уходящим из центра, — хмыкает Чимин, поправляя часы на запястье. Хосок надевает свои черные очки. На этот раз не такие убогие, как в прошлый, Чимин ему благодарен за это. — Я искал ключи от кабинета, а они оказались в столовой, — нервно машет руками и направляется к Чимину модельной походкой. — Просто нужно поменьше проводить времени в столовой, — подмечает Пак, вздернув бровь. — Слушай меня сюда, булочка, — начинает уже с наездом, — я, в отличие от тебя, пытаюсь поддерживать хорошую репутацию и дружелюбие. Чон садится напротив Чимина и смотрит в камеру телефона, поправляя волосы, которые итак хорошо уложены, но Хосока в этом не переубедить. — Поэтому твоя репутация тебя опережает, — Чимин закатывает глаза, убирая чехол с очками в небольшую кожаную сумку. — Как у тебя прошел день? — внезапно спрашивает Чон, меняя тему разговора в нужное ему русло. — Сначала я… — Это неинтересно, — выставляет ладонь Хосок, перебивая друга. — Я имел в виду, как прошли дела с Мин Юнги? Ты ведь сегодня ходил к нему. От одного только упоминания имени Чимину хочется закатить глаза и промыть рот мылом. Чимин не из тех людей, которые любят судить по одежде и кошельку, но в этот раз делает исключение для одного конкретного человека. Мин Юнги раздражает своим скотским характером. Ему двадцать пять, а ведет себя как шестнадцатилетка с бушующими гормонами. У него острый язык, кошачий хитрый взгляд и медовые глаза, которые смотрят всегда с превосходством. Чимин не может ничего хорошего сказать про блондина, кроме того, что он хороший человек, когда не дышит с ним одним воздухом и не открывает свой рот. В эти моменты он кажется ангелом. Чимин молчит несколько минут, погружаясь в свои мысли, даже не замечая этого. Хосок видит мыслительные процессы в голове друга и понимает, что эта загрузка надолго. Он громко хлопает по столу, и Чимин обращает на него недовольный взгляд. — Просто скажи, как все прошло, — Чон вскидывает импульсивно ладонями и снова кладет их на стол. Сказать коротко о Мин Юнги кажется чем-то непосильным, но Чимин старается выразить минимально весь свой спектр эмоций после одной встречи. — Он, — Чимин задерживает дыхание и выдыхает, — очень самоуверенный, импульсивный, дерзкий. И это я только начал. Его эго идет впереди него. Обычно, такие, как он, цепляют парней в клубе на одну ночь, а под утро уходят, не оставив номер. — Парней? — только это слово зацепило Чона сильнее всего. — Да. По его поведению и манере речи он представляет себя альфачом, — Чимин брезгливо морщит нос. — Похоже, тебе будет с ним весело, — хохотнув, Хосок поправляет волосы и смотрит на телефон. — Не уверен. Он меня выводит одним своим видом. Я не уверен, что рядом с ним не захочу его ударить. Чимин закладывает ежедневник в сумку и застегивает ее, перебрасывая через плечо. — А как у тебя обстоят дела с Чонгуком? — интересуется Чимин. — Все, что говорили про него — чушь. Никакой он не дьявол, просто поехавший мальчишка, у которого раздвоение личности на фоне шизоидного расстройства. Он старается создать впечатление, что особенный, но на самом деле простой сумасшедший. — Мы не должны разговаривать про своих пациентов. Это врачебная тайна, — качает головой Чимин, поднимаясь со своего стула. Хосок усмехается и поднимается вслед за другом. Он направляется к своей машине, но ощущает прожигающий спину взгляд. Хосок оборачивается, но никого не видит, а с этого крыла нет окон палат пациентов. Но его не покидает чувство, что за ним следят. Жуть. — Ты идешь? — спрашивает Чимин, который уже стоит у машины, и ждет ее владельца. — Да, — Хосок смотрит последний раз в маленькое окно, предназначенное для обслуживающего персонала, и уходит к машине. — Чимин, врачебная тайна — это байка для людей, которые верят, что все, что происходит между врачом и пациентом — строго конфиденциально. Каждый обсуждает своих пациентов с родственниками, друзьями и коллегами. В этом нет ничего плохого, просто нужно найти подход к людям, и тогда они расскажут тебе все свои секреты. А тебе нужно уметь пользоваться этими скелетами в шкафу. Самое главное — не рассказать о своих. Хосок подходит к своей ауди и открывает дверку, а Чимин присаживается рядом. — Я никого не обсуждал и обсуждать не собираюсь, — уверенно заявляет Пак. — Ну-ну, — цокает Чон и заводит машину. — Это мы еще посмотрим. Что-то мне подсказывает, что ты еще с этим Мин Юнги настрадаешься. Хосок отъезжает от клиники, а Чимин подпирает кулаком висок и смотрит в окно. И почему-то именно в этот момент в голове всплывает Мин Юнги, который прижимает его к стене за горло.