Бог и Его Проклятие

- Сугуру, - устало тянет Сатору, качаясь на стуле. Его лицо закрыто учебником, - Ты вообще спишь? - Конечно, - без заминки отвечает Гето, не отрывая глаз от книги, - Что за глупый вопрос.       Сатору дуется, так что приходиться пнуть его стопой по голени и напомнить, что у них еще много работы. - Да, да, - ворчит он, не спеша возвращаться к чтению.       Внезапно тишина библиотеки нарушается раздражающим рингтоном. - Горилла-сенсей? - спрашивает Сугуру. - Горилла-сенсей, - совсем вымученно выдыхает Сатору, уже уставший от бесконечно падающих на их головы заданий, смотря на экран своего телефона. Прежде чем вырубает его и выкидывает куда-то в окно, - Сделаем вид, что ничего не слышали. - Так нельзя, Сатору, - замечания Гето совсем безразличное, привычное. Машинальное. - Я устал, - искренние тихие слова заставляют Сугуру обернуться и посмотреть на него.       Сатору продолжает кутаться в бесконечность как в броню, не снимая ее, из-за чего Сугуру не видит выражений лиц друга. Приходиться угадывать все по течению энергии, по интонациям и жестам. Сейчас, поглощенное черными, синими и фиолетовыми цветами, длинное и тонкое тело Сатору обмякло почти как во сне. Руки качались, ноги расслабленно лежали на столе… Так, стоп. - Сатору, - раздраженный выдох, - убери ноги со стола. - Заставь меня, - наверное Сатору сейчас вызывающе ухмыляется и смотрит поверх очков, Сугуру не может точно сказать, ведь совсем не видит его лица.       Как раздражает.       Энергия Сатору, видно, решившая навеки оплести ядро Гето, подталкивает что-то сделать. Встань, начни действовать, покажи эмоции на собственном лице…       Это тоже раздражает. Почти до зубного скрежета.       Раздается громкое рычание гориллы - рингтон Сугуру на номер Яги. Он достает телефон из широких карманов брюк, собираясь ответить, когда замечает резкое движение со стороны Сатору. И еле успевает поднять телефон, спрятать его за головой, когда Сатору падает на него, тянясь к телефону, чтобы в итоге с грохотом уронить их со стулом Сугуру на пол.       Сугуру ударяется головой о пол, но ничего не чувствует - даже не замечает этого, на самом деле. Сатору случайно бьется своей челюстью о его плечо, зубами прикусывая себе язык. Его болезненный вой вторит рычанию гориллы. - Из вас вышел бы неплохой дуэт, - ухмыляется Сугуру.       Прежде чем напряженно замереть. - Завались, - обиженно бурчит Сатору, потирая рукой челюсть.       Слетевшие очки лежат рядом с головой Сугуру, пока Сатору сидит на нем без своей брони. Бледная легко обгорающая кожа, лохматые белоснежные волосы, ослепительные глаза с сотней оттенков синего и голубого в них - все это Сугуру будто впервые видит. Ах, а он уж думал, что забыл, как выглядит его друг. - Не носи, - вырываются изо рта слова раньше, чем успевают осмыслиться.       Сугуру раздосадованно сжимает губы, всей душой ненавидя эту новую импульсивность, столь большим трудом сдерживаемую. Всю жизнь он умел держать рот на замке, контролировать свои жесты и мимику. Так почему в последнее время все это рушится? Он не хочет об этом задумываться, так отчаянно не хочет… - О чем ты? - прерывает его размышления недоуменный Сатору.       Он смотрит, чуть склонив голову на бок, и почти не моргает своими пушистыми белыми ресницами. Действительно красивый по человеческим меркам - глупо не признавать этот факт. Но и теперь, когда восприятие Сугуру изменилось, Годжо все еще как-то ненормально возвышенно красив. По краям его фигура светится серебристо-голубым, в глазах то вспыхивают, то гаснут белые звезды - Годжо Сатору так переполнен проклятой энергией, так сильно слился телом и духом с ней, что даже не используя, остается окутан ей с ног до головы. Он весь такой полный: эмоциями, чувствами, мыслями, силой… Такой манящий, с дразнящим запахом уверенности… - Эй, Сугуру! Ты голову повредил что ли? - отвлекает снова голос Сатору, которому Сугуру так благодарен.       Он с отвращением отбрасывает мысли о том, чтобы съесть друга, как какое-то аппетитное проклятие. - Да, кажется, я слишком сильно ударился головой, раз не могу перестать слышать рычание гориллы. - Это твой телефон не успокаивается.       Ой. Он уже забыл о нем.       Сатору ерзает своей тощей задницей на животе Сугуру, сжимает худыми ногами бока, со всей серьезностью спрашивая. - С тобой точно все в порядке? Я волнуюсь.       Сугуру смотрит в голубые глаза, даже не зная, как ответить. Чертов Сатору и его искренность, сколько не привыкай, они продолжают обескураживать. - Я думаю, - он тщательно выбирает из своей головы нужные мысли, а изо рта нужные слова, - мы заслужили отпуск. - Да? - удивляется Сатору, не улавливая идею. - Выбрасывай мой телефон, мы едем на горячие источники.       Сатору всегда знал, что его друг такой же безумный, как и он, пускай кое-кто и любил строить из себя хорошего мальчика. Небольшой раздражитель в лице невероятно прекрасного Сатору Годжо, и вот она - настоящая сущность Сугуру Гето, охотно вылезающая, с удовольствием оповещающая мир о себе. И, Сатору не будет скрывать, он любил такого Сугуру - хитрого и озорного, готового вместе смеяться и прятать общие трупы.       Сугуру был другом, настоящим. И, видно, единственным.       Однозначно единственным, решил Сатору, когда Рико с Шоко спелись, вместе подкалывая парней на протяжении всего пути до горячих источников. - Я скажу Яги-сенсею, что вы меня похитили, - заявила Шоко в самом начале их пути.       На такую жестокость оставалось только жаловаться, оглушающе громко, вдохновенно и чувственно. - Не подглядывать! - строго напомнила Рико, когда они расходились по онсэнам, крепко прижимая к себе корзинку с вещами. - Было бы за чем подглядывать, - хмыкает Сатору. - Да уж, здесь все совсем печально, - ехидно соглашается Сугуру. Рико кричит. На ее щеках от смущения и возмущения расцветает румянец. Девочка машет руками, не зная, что ответить, когда Шоко кладет свою ладонь ей на плечо. - Просто оставь этих двоих наедине. Вряд ли у них найдется время для подглядывания. Рико сначала недоуменно смотрит на старшую. Пока на ее лице не появляется понимание. И тогда она поворачивается к Годжо и Гето с каким-то странным и подозрительно довольным выражением лица. - Оу, а я и не заметила, - губы расплываются в отнюдь не располагающей к себе улыбке, - Ну, мы тогда с Шоко пойдем. Повеселитесь, мальчики! - Что это было? - удивляется Сатору, когда парни остаются наедине. - Думаю, мы не хотим это знать, - с таким же недоумением отвечает Сугуру.       Горячие источники - это хорошо. Так думает Сугуру, проходя в их пустой онсэн. Его босые ноги ступают по камням, не чувствуя холода. Спокойная маленькая гостиница в отдалении от города, где никогда ничего не происходило. Где нет никаких проклятий. Самое то для сытого Сугуру, желающего сейчас лишь мгновений покоя для собственных мыслей. Рядом Сатору со стоном удовольствия погружается в горячую воду, откидывает голову назад на камни и расслабляется всем телом. На состоящем сплошь из правильных черт лице видно явное наслаждение.       Сугуру тоже погружается в воду, от которой идет пар, и… Ну, он ничего не чувствует. Если у проклятий и есть понятия холода и жары, то они явно отличаются от человеческих.       Под тихие звуки воды и слышимые чужие разговоры Сугуру ложится грудью на камни, отворачиваясь от Сатору. Глазами он смотрит на темную зелень, с ее неспешными ручейками энергии. Подумать только, он умер и стал проклятием. В голове все как-то не укладывается. Может ему приснилось? Больное воображение? Слышится смех Рико, разбивающий любые столь глупые и наивные мысли. Даже не надейся, это все не сон. Явь, самая настоящая явь, давящая на виски, сжимающая мозги в своих тисках, будто хочет раздавить их.       Гето чувствует, как все поглощенные проклятия плещутся в нем, бьются друг о друга, не в силах смешаться. Молчаливые, потерявшие то немногое от своей сущности, личности, что у них было. Они словно вода и масло, настолько отличные, что могут лечь друг на друга, но не раствориться, не совместиться. Гето раньше этого не замечал. Не чувствовал.       Как, например, сейчас чувствует чужой вес на своей спине и шепот на ухо. - Сугуру! Прекращай думать о барьерах, мы ведь отдыхать приехали.       Сатору, порой, ужасно раздражает.       Но видеть его счастливым все равно приятно – с каким-то облегчением думает Сугуру, когда они вчетвером садятся за стол. Сатору восклицает. - Приятного аппетита!       Теперь раздражают пристальные и любопытные глаза Рико. Это явно вина намеренно не смотрящей на них Шоко.       Рико и Сатору с жадностью набрасываются на еду. Шоко лениво ковыряется в своей, выбирая, что утащить в чуть приоткрытый рот. Сугуру без остановки поднимает и опускает палочки, открывает и закрывает рот, жует и жует. Вверх - вниз, кусь - кусь. Есть что-то без вкуса не очень приятно, хочется просто сжать губы с зубами и ни кусочка не засовывать внутрь себя. Но Сугуру не привыкать поглощать без желания, насыщаться, потому что надо. Да и расстраивать остальных не хочется.       Стук палочек о тарелки, чье-то намеренно громкое и отвратительное чавканье. Разговор о какой-то ерунде в самом разгаре, когда самым краем сознания Гето улавливает что-то странное. Где-то далеко в лесу раздается тихий, полный ужаса и обиды, плач. Перемешанный с непонятными мольбами и проклятиями, он пробирает до мурашек, до дрожи ядра. Сильный, такой сильный - нет, даже могущественный - голос. От одних его слабых отголосков Гето будто теряет понимание где и зачем находится, все стороны путаются и комната становится чуждой и пугающей. Возникает ужасное ощущение, будто он давно уже здесь, будто нужно выйти, будто это невозможно.       Это не единственное, что он чувствует от далекого голоса.       Сугуру сыт. Он был уверен, думал, что сыт. Но от далекого голоса во рту начинает скапливаться темная вязкая слюна, что раздражающей кислотой спускается по горлу в желудок, тесня уже съеденные проклятия к самым стенкам, сжимая их. Чужая сила манит, тянет непреодолимо, подобно гравитации.       Сугуру должен разобраться с этим, пока никто ничего не заметил. - Я отлучусь ненадолго, - с привычной улыбкой Гето поднимается с насиженного места, - Дам горилле-сенсею намек, что мы живы.       Что кричит Сатору позади он уже не слышит - не обращает внимание. Сугуру не идет к телефонному аппарату. В одном халате и с распущенными волосами он ступает во тьму улицы, сворачивая от нее в подлесок. Быстро преодолевает его, углубляясь в лес. Гето будто проплывает по неровной земле, торчащим корням и острым камням, не скрипят под ним неожиданно появляющиеся то тут, то там ветки, гета беззвучно касаются земли. Увидь кто со стороны, подумал бы, что это идет призрак. Гето это не волнует. Он смотрит только вперед, уверенно идя, даже когда кажется, что уже был здесь. Возникает ощущение, что он ходит по кругу. Но Гето слышит, куда ему надо. Тихий голос ведет к себе, ясно обозначая местоположение, как громкий колокол. Чем ближе, тем разборчивей становятся мольбы и проклятия. Слышен плач.       “Где? Куда? Я уже видел это дерево, уже видел эти корни и камни. Или не видел? Эта тропинка явно протоптана мной. На ней еще чьи-то следы? Чьи? Почему я никого не видел? Я выйду по этой тропинке? Иду, иду, иду… Я ведь уже видел это дерево. И эти камни и корни… Снова и снова, все повторяется по кругу. Одна тропинка, две тропинки, три тропинки… Это все одна тропа? Чьи это следы? Это ведь не мои следы? Я снова на том же месте. Снова и снова, все повторяется по кругу. Где я? Куда мне идти? Как отсюда выбраться? Выбраться, выбраться, выбраться, как хочу выбраться… Кто-нибудь, найдите меня!”       Гето находит.       Между деревьев, стоит маленькая фигура. В потрепанной непонятной одежде - будто сшитой из кусков одеяний разных эпох - и достигающими земли спутанными волосами. Фигура замирает, почувствовав приближение кого-то. И оборачивается. Маленький ребенок, по чьему лицу не перестают течь слезы и сопли, смотрит своими красными глазами на Гето. - Ты нашел меня? - хнычет ребенок, неверяще смотря.       Гето молчит, смотря на ребенка. - Эй, ты ведь нашел меня, да? - повторяет ребенок.       Гето не понимает. - Почему ты молчишь? - в голосе ребенка появляются истерические нотки.       Перед Гето стоит проклятие. Это точно проклятие, иначе быть не может. Но почему оно выглядит так нормально? Так по-детски невинно? - Я ведь не выдумал тебя, да? - начинает громко рыдать ребенок, - Ты ведь настоящий? Скажи, скажи, что ты настоящий! Что выведешь меня отсюда?       Успокойся, Сугуру. Подумаешь, разумное проклятие, разве ты не слышал про Ремен Сукуну? Или не видел себя в зеркале? Подумаешь, оно выглядит как потерявшийся ребенок и ведет себя так же… - А! - внезапно начинает кричать ребенок, садясь на землю и пряча лицо в коленях, - Почему? Почему?! Не понимаю, я не понимаю! Я просто хочу выбраться отсюда!       Что за странное проклятие. Как оно вообще появилось? Сугуру сглатывает слюну. Его терзают противоречивые эмоции. Проклятие перед ним сильное, его хочется съесть. Но этот плач… “Может ли проклятие не быть злым?” - внезапно возникает мысль в голове. Проклятия рождены негативными эмоциями, они рождены из разрушения для разрушения. Но Сугуру проклятие, и он не хочет причинять вред. Он держится за мораль, за свои принципы, и не несет вреда. В нем не так уж много того мерзкого и противного от обычных проклятий - не сильно больше, чем при жизни. Ребенок впереди тоже совсем не выглядит как обычное проклятие. В его чертах нет ничего неправильного или уродского - привычный любому человеку ребенок. Только одежда странная. - Эй, - Сугуру садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком, - как тебя зовут?       Плач становится чуть тише. Ребенок поднимает лицо от колен и неуверенным голосом спрашивает. - Это ты мне?       Сугуру кивает. - Почему ты сразу не заговорил? - обиженно. - Прости, - мягко улыбается Сугуру, - я сильно удивился и не сразу подобрал слова. - Ты выведешь меня? - в глазах ребенка появляется надежда, ложащаяся на плечи ответственностью. - Конечно, - кивает Сугуру. Он поднимается на ноги и протягивает руку, - идем?       Переполненный эмоциями, ребенок сначала неверяще смотрит на протянутую ему ладонь. И после с такой радостью бежит на Сугуру, хватает своими маленькими тоненькими и грязными пальцами его за руку.       Чтобы превратиться в шар.       Это темный шар, в котором сложно разглядеть зелень тесно стоящих друг к другу деревьев. Но сияющая и изгибающаяся полоса лилового и голубого, что его оплела, видна сразу. Она яркая.       Сугуру долго стоит и смотрит, не понимая, что произошло. Точнее, не желая понимать. Вот, перед ним было разумное проклятие, принявшее форму потерявшегося ребенка. А вот, Гето превратил его в шар, который должен поглотить. Дрожащая рука обхватывает шар, поднимает его. Ни капли разума внутри не чувствуется. Только сила и пустота. Пустота и в разуме Сугуру - она помогает не обратить внимание на внезапно пронзившее чувство чужого приближения.       За спиной появляется Сатору Годжо. Он быстро встает рядом с Сугуру, недоуменно смотря на друга. И чего он застыл, пристально смотря на шар? Сатору присматривается шестью глазами. Проклятие, как проклятие. Сильное, но все еще проклятие. - Что-то не так, Сугуру? - Нет, все в порядке, - отмирает Сугуру, опуская руку. Он смотрит на друга. Сатору также выскочил в одном халате, с мокрыми волосами, глазами скрытыми за черными очками. Лишь руки да ноги покрыл бесконечностью, - Что ты тут делаешь? - Ты понесся в явно проклятый лес, ничего толком не объяснив. Что еще мне было делать? - Прости, - говорит Сугуру, начиная идти обратно в сторону гостиницы, - Не хотел остальных беспокоить. Все-таки мы приехали отдыхать. - У тебя это плохо получилось, - Сатору хмуро смотрит на шар с проклятием, - С ним что-то не так?       Сугуру лишь на мгновение задумывается, стоит ли другу все рассказать. - Нет, просто не хочу портить аппетит, - он не видит в себе сил быть честным с Сатору.       Не в этом вопросе. - Когда ты его съешь? - спрашивает Сатору в номере.       Девочки за стеной, в соседнем номере, уже сладко спят. Сатору лежит животом на футоне, рука подпирает подбородок. Сугуру сидит у окна, за ним полное звезд небо, на которое никто не смотрит. В смуглой ладони вертится шар, внутри которого погрязший во тьме лес. Лишь нить, тянущаяся от одного дерева к другому по кругу светла. Вблизи можно разглядеть на ней белые пятиугольные звездочки. Тонкая яркая нить - Сугуру сделал себя ей для того ребенка-проклятия. Но не вывел. - Не знаю, - устало отвечает Гето.       Ему хотелось бы себя убедить, что тот детский облик был обманом, что он защищался, но это бессмысленно. Ему хотелось бы, чтобы тот ребенок не превратился в шар, не потерял свою личность, чтобы рядом было еще одно не-злое разумное проклятие. Но и об этом думать бессмысленно. Теперь Сугуру может только съесть…       Съесть себе подобного? Если он проклятие и ест проклятия, то да? Каннибализм - резко приходит осознание с Сугуру. Это каннибализм, и он каннибал. Сугуру прикрывает рот одной рукой, чувствуя тошноту. Небеса, это… - … отвратительно, - сам того не замечая, шепчет Гето, смотря на шар с отчаянием. - Они настолько ужасны на вкус? - говорит Сатору совсем близко. Он подполз к Сугуру, сел совсем рядом, кутаясь в свое одеяло, чтобы не замерзнуть, - Дай-ка попробовать. - Еще чего, - Сугуру уводит шар в сторону до того, как у Сатору получается его укусить. - Жадина, - не обиженно тянет Сатору и кладет подбородок ему на плечо, смотря в окно.       Очки съезжают с носа, в глазах отражаются звезды. Не отражаются - поправляет себя Сугуру. В этих глазах, как в небе, горят свои звезды. Миллионы огненных шаров в бесконечной вселенной. Жажда признания, правды, вспыхивает внутри Сугуру, горит где-то между его ядром и энергией Годжо. “Сатору, я умер. Сатору, я стал проклятием”. Он уже открывает рот, чтобы это сказать. Но молчит.       Нет. Он не может это сказать. - Эй, Сугуру? - М? - Гето смотрит на шар. - Почему ты не хочешь, чтобы я носил очки?       Сугуру не сразу понимает, откуда это взялось. Ах, точно, их утренний разговор. В котором он имел ввиду не очки, а броню из бесконечности, но откуда Сатору это знать, конечно он подумал не то. - Ты выглядишь в них как маньяк. - Что?!       То, что это первое оправдание, которое пришло на ум Сугуру, наверное должно многое говорить о его друге. Или о нем самом. Разгорается привычная пустая ссора из ничего, шар с проклятием откатывается к дальней стене. В такие моменты можно и забыть о том, что в этой комнате лишь один человек.

Осталось 4075 дней.