Сонные города и кладбища

Единственное, что чувствовал Дазай, – это боль. Его уже много раз хлестали плетьми, резали, били, душили и пинали. Три его хвоста были обожжены до черноты и обуглены, в воздухе витал запах собственной горелой плоти. Лидер группы, Фёдор, похоже, получал от пыток особое удовольствие. Дазай захныкал, когда порка на мгновение прекратилась. Федор схватил его за уши, заставляя поднять голову. Кицунэ тихо зарычал на него. Фёдор наказал его, полоснув ножом по груди. Все порезы были достаточно неглубокими, чтобы не убить его. Только чтобы было чертовски больно. — Расскажи мне. Как ты стал испорченным? — потребовал Фёдор. Дазай закатил глаза. Он уже отвечал на этот вопрос. Этот человек просто отказывался ему верить. — Я же сказал. Это из-за вас всех. Вы все использовали меня для своих целей, а потом выбросили. Из-за этого я возненавидел всех вас, и пошла гниль, — снова объяснил он. Черноволосый ударил его по лицу, отчего щека отозвалась жгучей болью. — Хватит лгать, проклятый демон, — прорычал Достоевский. Дазай только свирепо уставился на него. Каждый сантиметр тела Дазая был пронизан болью. Ему казалось, что он вот-вот развалится на части. Он закричал, когда беловолосый мужчина, Николай, стал прижигать ещё один хвост. Он бился изо всех сил, но был крепко связан. Чувствовал только жар, сжигающий его заживо. Запах собственной горелой плоти и шерсти был тошнотворным. Подумал, а не собираются ли они сжечь все его хвосты. Фёдор усмехнулся, наблюдая за мучениями кицунэ. Каждый раз, когда он терял сознание, его будили холодной водой, и ему приходилось переживать каждую мучительную секунду. Слепой подошёл и вонзил свой нож в руку Дазая. Дазай вскрикнул, когда кровь залила его ладонь. Незрячий, казалось, обрадовался, услышав крики брюнета. Дазай снова потерял сознание, но его снова разбудила вода. Он как-то одновременно и замерзал, и горел. Вода впитывалась в него, охлаждая, а боль пронизывала тело подобно огню, который не прекращал бесконечно пожирать. Он закрыл глаза, желая избавиться от этой ситуации, пока сознание не сломалось вместе с телом. Представил себе, что находится дома, в храме. Тёплое тело Чуи, прижимающееся к нему, дразня демона при каждом удобном случае, схватки и купания в горячем источнике. Он поймал себя на том, что слегка улыбнулся этой мысли. Ему дали пощëчину. — Чему ты улыбаешься, монстр? — прорычал Фёдор. Улыбка тут же исчезла с его лица. Он не стал отвечать этому человеку. Осаму почувствовал тянущее ощущение, поняв, что кто-то оторвал один из его обгоревших хвостов. Он почти не чувствовал его, настолько он был обгоревшим. Николай поднял хвост, дразня Дазая. Мех был опален до черноты и виднелась кость. Наверное, они его отпилили. От этой мысли в горле поднялась желчь. Кицунэ чувствовал себя слишком усталым, чтобы хоть как-то реагировать. Его сознание дрейфовало в пространстве, которое он не мог определить. Он едва понимал, где находится. Ему хотелось домой. Собственная кровь полностью покрывала его тело. У него было сломано множество костей, и ему казалось, что он разваливается на части. Где он вообще был? Почему он здесь? Разве не должен быть дома? Где Чуя? Всё болит. Он прижал уши к голове, пытаясь отгородиться от всего этого шума. От насмешек всех людей. Они все кричали на него, говоря ему, какой он сломленный и испорченный. Как будто он сам этого не знал. Чья-то рука обхватила его горло, выкачивая весь воздух из легких. Зрение было настолько расплывчатым, что он едва мог разглядеть человека, который это делал. Чёрные волосы. Это было всё, что он увидел. От нехватки воздуха лис почувствовал, что снова теряет сознание. Мир снова стал погружаться в темноту. Это было гораздо лучше того ада наяву. — Чуя, — прошептал он. Его голос был хриплым от крика. К счастью, казалось, что его никто не услышал. Он так устал. Почему они не могут просто свернуть ему шею? Почему ему должно быть так больно? Он захныкал. Всё причиняло такую боль. После смерти его тело будет выглядеть отвратительно. Покрытое ранами и обгоревшее до неузнаваемости. Даже Чуя не узнал бы его. Когда Дазая снова разбудили, это была не холодная вода. Его кто-то тряс и легонько бил по лицу. Он очень медленно открыл глаза в замешательстве. Он больше не связан. Лежал на земле. Кто-то… держал его? Постепенно зрение прояснилось, и он вгляделся в облегченное лицо Чуи. — Слава богу. Я думал, ты умер, придурок, — прорычал Чуя, но голос его был таким невероятно нежным. Дазай почувствовал лишь замешательство. Почему Чуя здесь? Что случилось? Он огляделся. Вокруг были разбросаны трупы. Самым страшным показался Фёдор, его лицо было неузнаваемо. Видимо, его разорвало на куски. — П-почему? Почему… здесь? — Дазай едва мог говорить. Всё по-прежнему болело. Чуя с грустью посмотрел на испорченные хвосты Дазая. По крайней мере, большинство из них в порядке. Но всё его тело словно горело в огне. — Я пошёл искать тебя, чëртов идиот. Как будто несколько слов заставят меня держаться дальше, — прорычал демон. Он поглаживал Дазая, его ногти приятно царапали кожу кицунэ. — Пойдём домой. — Н-нет, — прохрипел Дазай. Сердце кричало, чтобы он просто уходил. Но даже если все эти люди погибли, он принесёт только несчастье. Он отказывается. Он найдет способ умереть. Он не хочет больше переносить боль. — Перестань упрямиться. Я знаю, что ты хочешь домой, и мне нужно вылечить твои раны, — раздражённо прорычал Накахара. Дазай не понимал, почему демон беспокоится о нём. Он закрыл глаза, пытаясь с усилием воли прогнать боль. — Это не мой дом. Это твой дом. Прекрати пытаться делать меня частью своей жалкой жизни, — Дазай прибегнул к тому, что у него получалось лучше всего, – ко лжи. Чуя вздохнул, уже выглядя раздражённым. — Ты должен был позволить им убить меня. — Они бы убили тебя гораздо позже, Осаму. Ты знаешь это. Тебя бы пытали, пока ты не смог бы больше говорить, — проворчал Чуя. При этой мысли Дазай почувствовал, как боль вновь разгорается. Всё его тело горело. — Ты убил их всех? — спросил он. Рыжеволосый кивнул, на его лице не было и намёка на раскаяние. На деле, он выглядел гордым. Он держал Дазая так, словно тот был драгоценным существом. Это было странно. Чуя должен быть с ним суров. — Пожалуйста. Убей и меня. — Ты действительно ждёшь, что я это сделаю? — прорычал Накахара. Дазай вздохнул. Почему Чуя не мог быть таким, как другие демоны? Он уткнулся лицом в грудь Чуи. Всё болело. — Просто оставь меня здесь истекать кровью, — прошипел Дазай. Чуя вздохнул и притянул брюнета ближе, так что тот оказался на коленях демона. — Звучит как очень мучительная смерть. Это не то, чего ты хочешь, — прорычал демон. Дазай фыркнул, прижимаясь к успокаивающему теплу того. Чуя был таким раздражающим. — Если я останусь в живых, мне придётся жить с болью всю оставшуюся жизнь. Разве ты не видишь, что они сделали с моими хвостами? — Дазай слабо попытался приподнять хвосты, но обгоревшие из них никак не могли подняться. Чуя зарычал от злости и крепко сжал Дазая. — Жалею, что не сделал их смерть более долгой. Более мучительной. Но я слишком беспокоился о тебе. Я думал, что ты умер, когда увидел тебя, — признался Чуя. В его голосе звучал ужас. Дазай не понимал. Почему он так волнуется? — Сейчас больно? — Очевидно, — закатил глаза Дазай. Он так устал. — Тогда пойдём домой. Тогда я смогу тебя вылечить, — прошептал Чуя. Дазай покачал головой. Он знал, что демон пытается использовать его боль, чтобы заставить согласиться вернуться домой. — Нет. Я только навлеку тебя на трудности, — прошептал Дазай. Он не хотел этого допустить. Не хотел, чтобы ещё один близкий ему человек пострадал от него. — Как только весть об этой бойне распространится, за мной начнут охотиться ещё больше людей. Они подумают, что это я. Кроме того, я уже сгнил. Ты знаешь, что говорят о таких существах, как я. Я принесу несчастье. — Люди глупы, — прорычал Чуя. Он укачивал Дазая, как ребёнка, которого нужно успокоить. Дазай закрыл глаза. Присутствие Чуи принесло ему некоторое облегчение. Демон оказывал на него такое странное воздействие. Часть его ненавидела это. Ненавидела то, что он стал слабым. — Нам нужно отнести тебя домой. Тебе больно. — Нет. Это твой дом, Чуя. Я был просто незваным гостем. Просто забудь меня. Забудь меня, как и всех остальных, — Дазай говорил правду. Он почувствовал, как на глаза навернулись слëзы, но не позволил им упасть. Он не хотел прощаться. Действительно не хотел.