Последний шанс

«— Ты что думала, сука, мы тебя не достанем? — Вы все ко мне? Как неожиданно и приятно. Время, проведённое в школе, осталось в памяти Хейзел навсегда. Особенно время, когда после первых течек и гонов у учеников начинали появляться клыки и когти, их специфический запах феромонов становился глубоким, завлекающим. Ученики, следуя своему природному началу, делались ещё более зверствующими и кровожадными, по своему возрасту. — Тебя пиздят, а тебе всё мало, Хейзел Солсбери, не хочешь взять пример со своей сестры? Она адекватнее будет. — Мне нравится вкус крови, не пробовали? Наглая и самодовольная Хейзел Солсбери никогда не нравилась другим ученикам: её одноклассникам, ровесникам, тем кто старше, младше, преподавателям. И она не предпринимала ни единой попытки исправиться. Хейзел нравилось, что она так сильно может вызывать ненависть, особенно групповую. Юношеские феромоны особенно подвижные, выдающие так много эмоций очень ярко, что заставляет глаза закатываться, когда ощущаешь этот напор. И оказавшись в туалете рядом с группой из шести человек, Хейзел ощутила эту беспощадную, ярую ненависть. Ей не делалось плохо, вопреки всему Хейзел улыбнулась широко, но не дружелюбно, обнажив крепкие клыки. Опасно большие, омегам такими никогда не похвастаться, сколько бы они не взялись вдруг отращивать. Перед толпой Хейзел не робела, наоборот, набиралась смелости и ещё силы, вдобавок к врождённой, что стала её сразу после рождения альфой. Её начали обступать, но за спину зайти не могли, за спиной у неё были дорогие умывальники со столешницами из мрамора и большое чистое зеркало на стене. — Я хочу увидеть, как ты страдаешь. Каждый день мне приносят удовольствие мысли, что я смогу увидеть, как тебе больно. Ещё ни разу я не видела слёзы альфы, ты заплачешь для меня, Хейзел? Она была главная у этих ребят. Собравшая вокруг себя сильных альф, светловолосая омега с прямым каре разительно отличалась от других омег, что раньше приходилось видеть Хейзел. Она была совершенно другая. — Если меня заставишь это сделать лично ты, то обещаю тебе показать слёзы альфы, Эми, — Хейзел флиртовала открыто и никого не стеснялась, хотя смотрели на неё в этот момент все более чем недружелюбно. Но у Эми взгляд был другой, подходящий взгляду Хейзел, такой же надменный. — Не хочу. Марать руки не стану, зная, что ты и без меня заревешь, если тронуть твоё достоинство, — замечает с ехидной усмешкой так невинно сложив руки на груди. — А если тронуть твоё? — делает шаг вперёд, но тут же отлетает в столешницу, как один из альф бьёт ей по лицу, не позволяя тронуть Эми. Хейзел не произносит ни звука, хотя ударяется спиной так, что вспышка боли замутняет взгляд. Сплевывает кровь в раковину, и снова улыбается, показывая кровавые зубы. — А тебе я вспорю брюхо, когда будешь один, — смотрит на высокого альфу, что ударил ей по лицу, с угрозой, но тот берёт её за грудки ненавистно, когда Эми его останавливает: — Перестань, Дон, отпусти. — О чём с ней пиздеть, Эми? Такой мрази только въебать получше надо, чтобы мозги встали на место. Хейзел плюёт ему в лицо кровавой слюной, пока он отвлекается, и бьёт по скуле, заставляя его разжать хватку. Завязывается потасовка, и парень отлетает в руки к друзьям, но почти тут же ещё более разгневанный готов бить Хейзел ещё и ещё, пока не забьет её до смерти. Она уворачивается от удара, но кто-то другой хватает её за волосы, и от нового под дых ей становится дурно. Получает почти сразу и по лицу, но по другой стороне. Никто её жалеть не собирается, а Эми наблюдает, облизывая губы, как альфа отлетает в дверь кабинки, и та, открытая, ударяется внутри о стену, вызывая грохот. Хейзел ударяется затылком об унитаз и скатывается на пол, тихо и болезненно мыча. Сплевывает на плитку сгусток крови и смотрит только на Эми, что стоит в первом ряду, всё наблюдая за ней, подобно змее. — Что ты так неловко упала? Расшиблась вся, — подливает масла в огонь своей ехидностью и чувством доминации над противной альфой. — Слабо, — Хейзел смеётся, вытирая кровь под губой. — Даже бить не умеете, как следует! Игнорирует тупую боль в области затылка и тошноту, что сводит горло своей навязчивостью. Хейзел это все ни по чём, ни боль, ни избиения, — всё затмевает её интерес этой омегой. — Тебе стоит охладиться, — Эми усмехается, пропуская в кабинку двух своих приятелей. Они поднимают Хейзел и наклоняют её над унитазом, один, удерживая за шею, другой за волосы на затылке, больно сжимая корни. Нажимают на кнопку спуска воды и окунают Хейзел лицом в противную воду из бака, что шумит, смываясь. Кто-то смеётся злорадно, кто-то поливает Хейзел дерьмом, называя её, как только поворачивается язык, а голову её поднимают, и вода течет на воротник рубашки и жилетку — форму школы. — Суке по заслугам, этого даже мало! — подруга Эми кричит яростно, а Хейзел не поощряет её взглядом, проводя ладонью по лицу, и убирая с него воду. — Теперь совсем другое дело, — Эми не похожа на других. Она не ненавидит, но презирает, и голос её льётся, такой сладкий, медовый, что Хейзел им заслушивается. Ей не больно, улыбка снова появляется на лице, и её не убирает даже то, что её тянут за волосы, желая принести больше боли. — Думаю, твои сиськи очень мягкие, особенно, если их сжать до боли. Ты бы взвыла, но соски стали бы только твёрже, знаешь, как это работает? — Хейзел говорит грязно, без стеснения, а у Эми только губа дёргается от отвращения. — Ты отмороженная, Солсбери, нужно прищемить тебе яйца, чтобы ты перестала нести хуйню. — Лучше бы ты отсосала мне, рот у тебя красивый, хочу, чтобы ты научилась на мне. Поверь, я бы научила тебя сосать, брать прямо в глотку по самые яйца, а потом кончала тебе на лицо каждый раз. В слезах, сперме и туши ты выглядела бы куда лучше. — Извращённая сука, — милое лицо выражает гримасу брезгливости, а Хейзел это нравится, и она смеётся в тот момент, когда ей снова бьют по лицу. Кровь заливает рот и зубы, Хейзел часть глотает, вкушает солёный привкус и свои феромоны. Красная струя кроваво-слюнная стекает с уголка рта. Эми сглатывает, всё смотря надменно на побитую альфу. — Ударьте её посильнее, кажется, ей насрать что вы делаете, для неё это щекотно. Эми слушают и бьют Хейзел по лицу ещё, сильнее, разбивая ей нос так, что из обеих ноздрей вытекает густо, заливая нижнюю часть лица. Кровь марает жилетку. Хейзел не сопротивляется, не предпринимает ни единой попытки специально, — захлёбываться в противном-сладком сейчас вкусе крови ей нравится больше. Она назло строит из себя куклу, манекен, который не даёт отпора. Но Хейзел не строит из себя жертву, смеясь после побоев открыто и сплевывая сломанный зуб в ладонь. Она уверена, что даже в момент, когда её лицо залито кровью, выглядит замечательно. — Какого хера, Эми? — Хизер врывается на сцену, где спектакль в самом разгаре, чтобы дать занавес. — Я, блядь, не предупреждала тебя или твоих друзей? — Смотри, кажется, что ей нравится, ты так не думаешь? — Эми, ничем не обременённая, показывает в сторону Хейзел не изменив надменного выражения. Хейзел подошедшую сестру видит и машет ей пальцами другой руки, пока в одной держит выбитый зуб. — Вы у меня в кулаке, Эми, вот здесь вы все, — показывает ей свой сжатый кулак с серьезным и недовольным лицом. Вывести Хизер сложно, сейчас у неё идёт первая фаза — крайнего раздражения, которая скоро будет начинать граничить со злостью. — Лучше бы ты сестре своей объясняла, что вести себя так, как ведёт она — опасно для её жизни, — Эми парирует замечательно, нисколько не меняя выражения. Речь Хизер её не тронула совсем. — Ты же порядочная, интеллигентная альфа, «оттуда», — показывает пальцем вверх, подняв руку на уровень груди, намекая на высший слой общества из которого вышла Хизер. — Почему твоя отбитая сестра не такая же? — Ты сейчас говоришь про Хейзел, — альфа напоминает. — Да, про эту суку. Ты уж будь с ней построже, поставь её на место. — Её место, Эми, там, где она сейчас есть, понятно объясняю? Не тебе «свысока» отмечать, где находится место Хейзел. Ты ниже её по социальному статусу, пусть твой папаша бизнесмен. С моим отцом он рядом не стоит: выдающейся личностью не является, никаких глобальных вопросов не решает и более того, его мнение — ничто. Капля в море того, что из себя представляет мнение моего отца, вместе с его влиянием. Хочешь указывать Хейзел на её место? А где твоё место? — Хизер наклоняется к омеге, чтобы стать с ней одного роста, и смотрит во взгляд, что изменился на раздраженный. Носик омеги дёрнулся от отвращения, но глаз от Хизер она не отвела, выдержав натиск идеально во всей степени. — М, — Эми мычит, выражая оскорблённое понимание, а потом договаривает: — Вы, Солсбери, стоите друг друга. Только у тебя хотя бы авторитет есть, в отличие от сестры. Такая же противная, но по крайней мере с принципами и не говорящая о спермотоксикозе так в лоб, — говорит, намекая на слова Хейзел, и смотрит на неё, что продолжает сидеть, усмехаясь. Её волосы грубо отпускают, а она даже не дёргается. — Вам стоит быть проще. — Тебе стоит быть проще, — Хизер выделяет интонацией обращение, выпрямляясь. — Мы знаем, чего стоим, а тебе ещё нужно хорошо подумать над тем, что ты из себя представляешь. Я могу нанести тебе удар ниже пояса, но издеваться над тем, что ты глупая, избалованная, заносчивая омега, которой определённо нужно сбить спесь, я не буду, — проговорив чётко, слегка растягивая от удовольствия слова, чтобы Эми точно всё поняла, Хизер увидела, как раздражение на бледном лице омеги сменяется злостью. — Я не глупая, избалованная и заносчивая, Хизер, я не такая, как эти тупорылые блядские пёзды, которые ничего не умеют, кроме того, чтобы показывать свои сиськи или свой зад. Беленькие, нежненькие омеги в высоком обществе ведь только такие, да? — интересуется невинно, а Хизер всё смотрит на неё, не давая сознательно ответа. — Омегам ведь сильно не пудрят мозги с образованием, главное, чтобы личиком вышла. Я тоже вышла, но я ещё и мозгами не обделена, усекла? Дефицит образования омег меня не настиг, родители позаботились не хуже, чем твои с Хейзел. Смотрит на часы на запястье и обходит Хизер, грубо отпихивая её в сторону. — А теперь мне пора, скоро звонок. Пойдёмте. Зовёт своих шестёрок с собой, и все покидают туалет, оставляя близняшек вдвоём, наедине. В тишине Хизер смотрит на сестру и подаёт ей руку, помогает подняться, а потом выводит из кабинки. Вместе подходят к умывальникам, оставляя кабинку в крови за спинами. — Скажи мне, ну что за херня происходит? Тебе самой не надоело? — начинает отчитывать сестру, а Хейзел умывается и вода шумит, сбивая тишину, позволяя укрыться от ответа на время. Струи стекают с лица Хейзел, когда она выпрямляется и выключает воду в кране. — Ты не поймёшь всю прелесть, даже если тебе объяснить, — вытирает лицо бумажными полотенцами, руки, смотря на раны, которые есть на костяшках. Лицу, конечно, досталось больше, но синяки Хейзел до омерзения идут. — По-человечески объяснить попробуй, а не как мудак. — Хизер, ты когда-нибудь хотела какую-нибудь омегу так сильно, что у тебя трусы становились мокрыми от предэякулята только от взгляда, от запаха её духов, от того, как она тебя по имени называет? — Хизер на Хейзел обращает вопросительный взгляд. — А я сейчас с мокрыми трусами, блядь, как я хочу её трахнуть, у меня член стоит, понимаешь? Слышишь моё объяснение? — Ты в своем уме? — хладнокровность Хизер сбить не в силах ничто, даже откровенно тупые и неловкие со стороны признания собственной сестры. — Эми? Ты глухая, или возбуждение тебе уши закрыло? Слышала ты, что она говорила? — Слово даю, что через месяц она будет на моём хуе скакать, — Хейзел грозит пальцем с самоуверенной ухмылкой, а потом смотрит на зуб, который лежит на столешнице. Хизер обращает взгляд туда же. — Нужно в стоматологию, зуб сломан, я запишу тебя на завтра. — Да, запиши, — Хейзел хлопает сестре по плечу, а потом смывает зуб в раковине и вытирает руки ещё раз. — А насчёт Эми ты послушай... — Хейз, не трогай её, потому что можешь получить ответ. Она тебя и без друзей побьёт, подготовка у неё есть, тебе бы тоже не помешало заниматься. — Да мне похуй, Хиз, — Хейзел смеётся беззаботно и проводит ладонью по лицу. — Я занимаюсь, не надо наговаривать, а она пусть бьёт, не страшно ничего. Я всё равно трахну её, — смотрит на Хизер многозначительно и поправляет чистую жилетку на ней. — Член её успокоит, будь уверена. — Заняться нечем? — Я ещё никого так не хотела, как её. Недоступность и иглы, что предназначены мне, манят, — ладонь от плеча скользит вниз к брюкам и сжимает игриво член. Хейзел ничего не стесняется, игнорирует выражение тихого презрения на лице Хизер, наклоняя её к себе. Прижимается губами к уху. — Интерес дороже денег, ты знаешь. Подстрахуй меня, Хиз, на всякий случай и запиши в стоматологию. Целует Хизер в висок и отстраняется. Покидает туалет, хлопнув сестре по плечу». Задыхаясь, медленно открывает глаза, трезвея от навязчивого запаха совсем разных феромонов, таких сладких и приторных, различая их даже без усилий, но не вспоминая, кому они принадлежат. Голова болит, и Хейзел с грудным стоном прикладывает ладонь ко лбу, сжимая его. Правое плечо болит под неизвестной тяжестью, что-то давит на живот, а между ног утренняя эрекция и так влажно, что Хейзел хватает ртом воздух, чтобы перестать задыхаться. В номере отеля света вовсе нет, ведь шторы плотно задернуты, а простыня под телом влажная, и Хейзел мычит, с каждой секундой приходя в себя всё скорее. Приподнимает голову с подушки и тут же опрокидывает её назад, со скрипучим сонным стоном. — Соси, — вырывается чуть ли не утробным рычанием, а следом рука альфы цепляет и сжимает в кулаке природно-кудрявые волосы, контролируя голову голодной проститутки. Заставляет брать глубже вставший член, ведь возбуждение сжирает, и дёргает волосы после, не жалея красивой шевелюры. Проститутки — не люди по меркам Хейзел, а потому и особенного отношения не заслужили. Причмокивания и громкое чавканье не смущают, даже две омеги, которые лежат грузом на Хейзел, не забирают ни капли её внимания. Дыхание альфы сбивается и вырывается свистом с хрипом, горло сушит. Утренней разрядки хочется незамедлительно и прямо в узкое горло, всё такое же узкое, даже после всех клиентов. Хейзел нет разницы, какая она по счёту у шлюхи, главное, чтобы та была чистая, опрятная, гладкая, пахла приятно духами и совсем немного феромонами, что обесцениваются в борделе. Хейзел шлюх любит даже больше, чем обычных омег, ведь шлюхи точно готовы на всё, а главное поклоняются её члену и готовы обхаживать его всё то время, что она купила. Все эти приличные омеги ещё поломаются перед тем, чтобы дать ей в туалете именитого ресторана, а шлюха только поднимет юбку, где уже не будет предусмотрительно трусов. Шлюх Хейзел любит, а вот шлюхи её не слишком, как и любого своего клиента, у которого нет слова «стоп», и всё решают деньги без участия морали. Сон-воспоминание растворяется в сознании без остатка, без напоминания, он просто исчезает так, словно Хейзел ничего не снилось, ничего не мучало её те часы, что она провела в дрёме с проститутками, которые пригрелись рядом с ней. Сейчас Хейзел издаёт только сдавленные стоны, грубо, насаживая ртом шлюху на свой член. Вторая проститутка тянется сладко и гладит крепкий живот альфы, начиная после целовать его медленно и сладко, пока пресс так напряжен, а внизу всё свело от возбуждения. — Держи её голову, — рука Хейзел, такая внушительная, но по-дворянски опрятная, сменяется ручкой миниатюрной, с красивым маникюром, цвета которого не различить. Темноволосая омега начинает держать волосы подруги, подобно альфе, но выходит это вовсе не властно, а изящно. Плюёт на мокрый и без того член, опускаясь к нему и начиная лизать основание, пока другая омега сосёт налившуюся красным головку, смакует её, причмокивая. — Хочешь выпить? — с плеча Хейзел поднимается ещё одна светлая голова, и альфа кивает, ощущая неистовое жжение в горле. — Наливай, — почти командует, наблюдая, как омега поднимается, и её тело напрягается, как она изгибается, и в изгибы ложатся тени, делая их ещё изящнее. Омега наливает в роксы виски, стоявшее на захламленной тумбе рядом с кроватью. Передает Хейзел стакан и приподнимает нежно голову, помогая ей выпить весь крепкий алкоголь в стакане. Пьёт и сама, чуть морщась, до дна. Воздух в номере душит, накуренный. Хейзел допивает и с облегчением откидывает голову, позволяя ей повиснуть на руке омеги. Та убирает стаканы назад и целует Хейзел в шею своевольно, поцелуями поднимаясь выше, прямо к пухлым губам, в которые вгрызается поцелуем жадно, кусая их. Хейзел стонет и хватает омегу за шею, прижимая к себе, вылизывая нежный рот голодно. Не отстраняется, пока не чувствует привкус крови, такой яркий и вкусный, как звуки влажного поцелуя, которые раздавались звонко. — Дай укушу? — с похотливой, пьяной ухмылкой на ушко шлюхи сладко, как флирт. — Хочешь укусить? — шлюха с ней заигрывает и отстраняется. Показывает худое предплечье, а потом, когда Хейзел делает рывок, чтобы вцепиться в него зубами, молниеносно убирает дальше, распаляя желание альфы. Хейзел смеётся низко, оценивая игры, забывается от того, что ей сосут член и лижут яйца профессионально, доставляя наслаждение. — Хочу, — Хейзел соглашается, облизывает кончиком языка прокусанную губу. — Дай укушу, — уже не вопрос — утверждение. Склизкое наваждение во рту от омежьей крови делает своё дело. — Ну, кусай, — омега предоставляет свою руку, и мычит, когда зубы альфы пронзают её плоть, вгрызаясь жадно. Кровь собирается густо и начинает стекает с руки прямо на разгоряченное тело альфы, на голую грудь с твердыми сосками. Горячая, сладкая, Хейзел сводит с ума и она не может напиться, хотя весь рот залит и туда льёт ещё, как она глубже прокусывает. Омега стонет, а Хейзел отпускает руку, проглатывая омежью кровь, сладкую, словно сахар, и облизывает опасные зубы и острые большие клыки, пока рука кровоточит, и продолжает капать на грудь. — Я хочу тебя попить, — омега просит и растирает свою кровь по груди альфы, смотря похотливо в глаза поддёрнутые вожделением. — Давай, — Хейзел крышу сносит, и она, свихнувшись, прокусывает собственную руку, предлагая попробовать себя на вкус. Омежьи зубы способны только метку поставить, но не разгрызать плоть. Их рты не приспособлены для поедания разумных существ. Альфа смеётся взбудораженно в крайней степени, пока со рта течёт кровь, и наблюдает за тем, как омега вонзается своими клыками в уже приготовленные дырки в мясе и пьёт кровь, что стекает из руки альфы сочно. Ощущения, когда тебя пьют, странные, но Хейзел дискомфорта не приносят, ей щекотно, её возбуждает омега в её крови. Она бы съела эту омегу, до того та аппетитно выглядит, и желудок скручивает, но точно не от того, что в ней оказалось виски вместо питательного завтрака. Хейзел хочет эту омегу, но не как дырку, чтобы трахать, а как кусок мяса, как хищник жаждет добычи, хочет забить её и сожрать, выгадывая момент. С хриплыми стонами выгибает шею, когда чувствует, что вот-вот кончит, и темноволосая омега насаживает кудрявую подругу горлом на член Хейзел, чтобы альфа смогла кончить прямо туда. После нескольких сокращений таким неприступно-узким горлом, сперма вырывается и изливается дальше, заливая нежную полость. Напряжённый низ живота альфы расслабляется, как и влажный пресс, который одна из омег начинает гладить. Омега, что в крови Хейзел, облизывает пальцы сексуально, а потом трётся грудью о кровавое предплечье, измазываясь в крови, словно невменяемая. Это уже за гранью простых утех, это ненормально, но всё, что находится в этом номере, — тайна, что не выйдет наружу. — Таблетки дай, — просит с чуть заметной отдышкой, а омега, что держит её прокусанную руку в своей, протягивает взятый с тумбы металлический коробок. Хейзел открывает его и кладёт под язык овальную таблетку, после слыша щелчок от закрытия коробка. Омега облизывает предплечье, всю кровь альфы с желанием, что владеет ей. — Не хотите потрахаться втроём, а я подрочу? Омеги смеются звонко, окружают Хейзел и целуют её по очереди, не давая выдохнуть. Прикасаются к её груди и рукам, целуют шею и лижут кадык. Воздух и вовсе перестаёт быть собой, насыщаясь феромонами без конца. У Хейзел глаза закатываются после наслаждения, особенно, когда одна из омег начинает сжимать влажный член в ладошке. Стонет в поцелуй, а потом выдыхает, когда девушки отстраняются от неё, выполняя просьбу, как послушные шлюхи. Хейзел за ними наблюдает из-под прикрытых век, отложив коробок с таблетками на тумбу. Таблетка во рту почти растворилась, рассосалась, заставив Хейзел словно проснуться снова, но уже более бодрой. Она берёт влажный член в руку, наблюдая, как на свободной стороне кровати худые омеги ласкают друг друга, оставаясь тенями номера. Трогают нежно твердые соски и сжимают небольшие груди, опускаясь все ниже руками. Хейзел гладит покрасневшую головку члена большим пальцем, получая удовольствие и от простых прикосновений, а потом сжимает в кулаке основание, водя по нему ладонью. Не ускоряется, смотря, как темноволосая омега пристраивается в ногах кудрявой и начинает ей лизать, а третья, дав поиграть со своими сосками, усаживается кудрявой на лицо. Дышит часто, немного ускоряя движения ладони на члене, и не отводит глаз от громких омег, что стонут и извиваются друг под другом, растекаются по дорогим простыням от мокрой мастурбации, где смазка так и чавкает похабно под быстрым движением пальцев. Хейзел заводит это, правда заводит, возбуждает в ней всё, до пульсации в теле, до скручивания желудка и приятного тянущего чувства в животе. Закрывает глаза, выгибая затекшую спину под звуки не всегда мелодичных, не сбавляющих громкость стонов. Гладит головку члена нежно, спустив крайнюю плоть, массирует пальцем уретру, кусая губу, чтобы не издавать стонов. Омеги сладко кончают и меняют позы, но Хейзел не следит за этим, слушая лишь их стоны, что разряжают тишину. Мычит в один такт с омегами. Телефонный звонок врывается в атмосферу похоти, но никто и не думает заканчивать: — Не останавливайся, я кончаю, — одна из омег пищит, срывающимся голосом стонет, а потом затыкается, издавая короткие стоны в поцелуй со своей подругой. Кто-то уходит на поиски телефона, что не перестаёт заявлять о себе, а Хейзел целуют снова неожиданно, начиная поглаживать яички. Проститутка начинает разговаривать с сутенёршей, ответив на звонок, а губы Хейзел освобождаются, и она видит на себе брюнетку, что готова сесть на крепкий член без защиты. Перенимает основание из ладони альфы и трётся влажной промежностью о всю длину, постанывая, пока Хейзел берёт её за горло, удерживая. Мычит сдавленно, когда орган погружается во влагалище, где горячо и мокро. Стенки скользкие, принимают его без затруднений. Омега начинает ерзать на члене, кусая пальцы от удовольствия, пока Хейзел закатывает глаза, чувствуя удары ягодиц по лобку, как смазка, стекающая по бедрам омеги, начинает марать низ живота. Из прокусанной руки сочится кровь, но Хейзел даже не обращает внимания, чувствуя, как глубоко погружается в горячую омегу. Та кладёт мокрые от пота ладони на подтянутый живот и ускоряется, ударяясь до похабных влажных шлепков. Стонет, трахая член Хейзел, пока тёмные волосы прилипают к влажному от пота лицу и плечам. Другие омеги приползают принять участие в оргии скоро, целуя припухшие губы Хейзел и обсасывая её член, а потом насаживая на него же подружку. Облизывают проколотый пупок альфы кончиком языка и кусают игриво за соски, доставляя разные виды удовольствия. Заканчивают, подставляя языки и нетерпеливо подергивая член Хейзел, чтобы получить горячую сперму. Белёсая жидкость покрывает языки и капает с кончиков вместе со слюной. Опустошают яички, жадно высасывая сперму до конца. Проститутки не идут в душ, переодеваются, пока Хейзел наблюдает за этим лениво с постели, а потом передает им несколько больших купюр, вытащив из портмоне, не вставая, и получает прощальные поцелуи. Номер оказывается пустым. Сама принимает теплый душ и делает уход за лицом и волосами дорогими средствами, после покидая ванную чистой и распаренной, в теплом халате. — Мисс Солсбери, напоминаю, у Вас совещание в час дня, — принимает звонок секретаря, покинув душный номер и выйдя на террасу. На серой улице слышна жизнь, где-то внизу создаёт движение автотранспорт. — Прия, я не могу сегодня, скажи перенести совещание на два на завтра, — разминает плечи, сидя в удобном кресле, с полотенцем на голове. — Но мисс Солсбери... — Тише, — просит девушку помолчать, перебивая, и она послушно замолкает, ожидая слов своей начальницы. — Скажи, что у меня сегодня неотложные дела, меня нет в Штатах. За день ожидания от них не убудет, видеть уже никого не могу. — Как скажете, мисс Солсбери, перенесу совещание на завтра на два часа... — Прия говорит, вздохнув. Вносит поправки в рабочий график. — На завтра у Вас тоже день расписан. — Скинь мне на почту, я потом посмотрю. — Как скажете. Больше у меня вопросов нет. — Отлично, до свидания, Прия. — завершает звонок и откидывает телефон на столик, после заказывая в номер завтрак. В лобби сдаёт карту от номера и оплачивает проживание в несколько тысяч долларов, а после забирает с охраняемой парковки автомобиль — красный кабриолет. Когда выезжает на дорогу, то отвечает на звонок Хизер, прикладывая телефон к уху. — Соскучилась? — ухмылка искривляет губы сама собой, а Хизер на том конце выдыхает тяжело. — Если бы, — начало Хейзел уже не нравится. — Отец звонил, послезавтра пригласил на ужин. Появись к этому времени дома, хорошо? — Может быть, у меня есть возможность не ехать? — Хейзел не на шутку недовольна тем, что сказала сестра, хочет отвязаться от этого сейчас же. — Куда ты денешься? Если мы к нему сами не приедем, он охрану отправит и мы все равно к нему приедем, но принимать нас будут уже по-другому. Тебе идёт двадцать шестой год, давай без инфантилизма, Хейз. — Хизер сама, кажется, не особенно довольна тем, что придётся ехать на ужин к отцу, но старается это подавлять. — Без инфантилизма? — переспрашивает и хмыкает, вдруг смотря на запястье. Не обнаруживает на нём часов. — Какая-то шлюха прихватила с собой мои часы, — Хизер на той стороне вздыхает. Для неё эта новость не нова. — Снова? Какие это уже? Пятые? — задаёт вопросы с интонацией скучающей, незаинтересованной, а Хейзел только мычит, поддерживая разговор. — Похоже на то, наверное, пятые... — смотрит на голое запястье, а после поднимает руку и забирает телефон, расслабляя плечо. — Хиз? — Что? — Подаришь мне новые часы? — Хизер произносит несколько смешков. — Я столько на Эш не трачу, сколько на тебя. — Зачем тебе вообще тратиться на свободную омегу? Пусть её обеспечивают родители, ты можешь не тратить ни цента на шлюху. — На шлюху? — переспрашивает серьёзно, а Хейзел меняет передачу, поворачивая налево. Ветер путает длинные блестящие волосы. — Давай ты хотя бы при мне постыдишься распускать свой язык, — нажимает с упрёком, тогда как Хейзел только усмехается, ничуть не тронутая интонацией. — А свои деньги я в праве тратить на кого только посчитаю нужным, даже на твоего щенка, подарки не запрещены. — Дари щеночку, что угодно, но зачем одаривать какую-то омегу, которая от тебя не зависит? — Потому что я люблю её. — Конечно, только это ты её любишь, а она тебя — нет, — губы искривляются ухмылкой, но взгляд остаётся стеклянным, мёртвым. — Все вокруг это видят, а ты слепая и не хочешь замечать. Хочешь, чтобы она любила тебя? Надень на неё ошейник и затяни потуже, — давит на принципы сестры, зная, что она даже не шелохнется, пальцем не двинет в сторону полного доминирования над своей любимой. — Хоть слово про Эш из твоего поганого рта и я переезжаю, ты ведь знаешь, что меня всегда ждут в Лондоне, моя недвижимость меня ждёт в конце концов, — Хейзел в лице меняется, выслушивая достаточно безобидную угрозу от сестры, которая, однако, действует на неё основательно, меняя задиристый настрой. Хизер даже голоса не повышает, имея воздействие даже своей обыденной интонацией, а Хейзел и сделать ничего больше не может, упустив то, на что можно было бы нажать, чтобы снова взять ситуацию под свой контроль. Сжимает руль, напрягшись всем телом. — Остудила пыл? Держи язык за зубами впредь, ты ведь знаешь, что мне ничего не стоит исполнить то, что сказала. А часы куплю, так и быть, подъедь к нашей любимой ювелирке. Хейзел завершает звонок и откидывает телефон на сиденье рядом, начиная гладить висок пальцами. Как же ей не нравится терять контроль. Одно хуже другого: то отец со своим в хуй не уперевшимся ужином, то Хизер, что начинает давить на свой единственно-действенный рычаг. Альфу всё раздражает и выводит из себя, хотя ещё час назад она была вполне расслабленна и сидела на террасе своего номера вместе с изысканным завтраком. Её не волнует ни Энни с её встречей с родителями через несколько часов, ни Эш — блядь, что изменяет Хизер с кем только может. Эш Хизер не заслужила, и Хейзел играет по правилам, что заведены, на самом деле не имея ни малейшего интереса трахать омегу собственной сестры. Собственной любимой сестры. Хейзел её уважает, ведь Хизер её уважение заслужила, Хейзел её любит безумно, настолько, что не может представить без неё ни дня. Хейзел не любит никого больше себя и Хизер, которой обычно и не до своего близнеца, но которая всегда, в любой момент сделает всё, что Хейзел ни попросит, за её красивые глаза. Хейзел бесчинно этим пользуется, именно в такие моменты ощущая лучше всего, что любовь Хизер к ней ничуть не уступает её собственной. Уже внутри ювелирного бутика высшего класса, пустого от покупателей, Хейзел встречает свою сестру, что уже сделала покупку и ожидающе смотрит на часы, делая звонок. Консультант-бета стоит около кассы, составляя предмет интерьера. Хейзел к сестре подходить не спешит, прогуливается рядом с витринами, под стеклами которых находятся блестящие дорогие украшения, слыша кое-что из разговора Хизер: — Я задержусь буквально на полчаса, поэтому можете не спешить, внимательно проверьте все бумаги, особенно договор, — Хейзел быстро отвлекается, не находя ничего интересного в обыденном рабочем разговоре Хизер с клиентом. Жестом зовёт к себе консультанта. — Могу примерить эти часы? — Конечно, — он достаёт из-под витрины то, что просит альфа, — часы с бриллиантами, — и надевает их на левое запястье, застёгивает аккуратно, давая Хейзел полюбоваться на то, как камни сверкают в идеальном освещении бутика. Хизер скоро подходит и смотрит на руку сестры. — Эти? Я видела золотые, которые были довольно ничего, — Хейзел мотает головой. — Купим эти? Красивые? — смотрит на Хизер, которая достаёт из своего портмоне золотую карту без лишних слов. — Красивые, — сестра уходит к кассе, а Хейзел направляется за ней, ещё раз любовно взглянув на новые изящные часы. — Молодой человек, нам не нужно упаковывать, мы берём. Оплачивает через терминал и прячет карту в кожаное портмоне после успешного списания круглой суммы. — Спасибо, ты лучшая, — целует Хизер в щёку благодарно, с лукавой улыбкой, а она только смотрит коротко и уходит к банкетке, с которой забирает небольшой брендовый пакет с украшением внутри. — Езжай домой, приведи себя в порядок и щенку покажись, она — не моя забота. Покидают бутик, и Хизер забирает из кармана брюк ключи, открывает автомобиль, что стоит неподалёку. — Она что-то сделала? — Нет, она замечательная, но я не для того тебе с покупкой игрушки помогала, чтобы ты немного с ней повозилась, и она осталась ненужной тебе, — Хизер смотрит на сестру осуждающе, а потом гладит её по волосам заботливо. — Я ещё не наигралась, — Хейзел отзывается, слыша тут же хмыканье Хизер. — Вот и играй, Хейз, а ещё смотри за тем, чтобы это не начала делать Эш, она может, ты прекрасно знаешь, подбирает всё, что плохо лежит, — поправляет солнцезащитные очки и смотрит на свои часы, после выдыхая тяжело. — Мне надо на работу, освобожусь через пару часов и вернусь. — Твоей Эш я сломаю ту руку и тот палец, которым она хоть как-то не так прикоснётся к щеночку, это моя любимая и желанная игрушка, а твоя девка — кусок мяса, который я могу сожрать по своему желанию. — Ты ещё громче говори о том, что жрешь омег, — Хизер косится на сестру недовольно и осуждающе, тут же направляясь к автомобилю. Садится на водительское, когда Хейзел подходит к ней. — Держи свой длинный язык за зубами, Хейз, на улице лучше умолчать о том, чем ты занимаешься с таким рвением, иначе это плохо кончится. Ты меня слышала, — предупреждает резко, понизив голос до минимального звука. — Ни слова о таком. — Насчёт Эш я абсолютно серьёзно, — Хейзел переводит тему, прекрасно понимая, что сестра права насчёт разговора о «привилегиях». О таком стоит умолчать. — За всё, что ты сделаешь в сторону Эш, ты ответишь, как положено, по справедливости. — Пусть только тронет то, что принадлежит мне. — Я её накажу, если она это сделает, не переживай. Захлопывает дверь, заканчивая разговор, и заводит автомобиль, а Хейзел уходит к своему, не провожая Хизер взглядом, когда она уезжает. *** В пустом от альф доме Энни в тишине зашла, обернутая в полотенце, в комнату к Хейзел, а потом и открыла дверь в её личную гардеробную. После щелчка вешалки, закрывающие стены гардеробной, осветились, не скрыв одежду, что висит на плечиках. Энни прошла около ряда, вглядываясь в желании найти какую-то футболку, чтобы надеть на себя. Вещи Хейзел сдержанными точно не были: разных цветов и фасонов, с брендами и однотонные. От деловых костюмов до джинсов разных моделей и маек, от стены кроссовок и кед до ботинок на платформе и красивых лакированных туфель. Недалеко от вещей были и аксессуары: браслеты золотые и серебряные, с драгоценными камнями, цепочки и толстые цепи, коллекция наручных часов, а ещё кольца: тонкие, изящные, широкие, печатки и перстни, с мелкими камушками и побольше, с гравировкой и минималистичные. У Энни столько не было, только единственное тонкое кольцо из белого золота, которое подарил ей отец на шестнадцатый день рождения. Но оно осталось дома, сейчас на её руках ничего нет вовсе. Она оглядывается в большой гардеробной и снова уходит к одежде, доставая с одной из верхних вешалок плечики с белой футболкой. Переодевается, скинув полотенце на пол, а потом поднимает его и дотрагивается до своей шеи, сжимая ошейник, который позволено снимать только на время купания. Он не душит, не провоцирует, но Энни всё равно дискомфортно и она бы хотела его снять, чтобы чувствовать себя наравне с омегой Хизер хотя бы в этом плане, но лишний раз получать от Хейзел не хочется, ведь Эш ей расскажет, точно расскажет, потому что они близки. — Что забыла здесь? — Энни вздрагивает от неожиданности и поднимает глаза в сторону двери, где стоит только пришедшая Хейзел, полураздетая, с какой-то раной на руке, похожей на укус. — Мне нужно было переодеться, ты не купила мне ничего для дома, — Энни отвечает спокойно, вынося взгляд Хейзел достойно, а потом смотрит, как она входит в гардеробную и откидывает на кожаное кресло рубашку и пиджак, начиная расстегивать ремень на брюках. — Значит, куплю, — говорит отстранённо, раздеваясь до трусов, а потом накидывает на себя халат и завязывает его. — Щеночек? — Да? — сглатывает перед тем, как сказать это, отозваться, а Хейзел поворачивается и подходит к ней, вдруг поправляя влажные волосы без капли насилия. Но Энни всё равно чувствует подвох. — Как ты тут без меня? — В порядке, — не понимает с чего вдруг Хейзел интересуется так безобидно. Мнёт полотенце в руках. — Эш тебя не трогала? — продолжает задавать вопросы, прикасаясь к коротким волосам омеги. — Нет, она уехала, мы не виделись, — Энни пожимает плечами. — Ты чего-то хочешь? — решает узнать, а Хейзел меняется в лице и смеётся. Целует после омегу в шею, чуть выше ошейника. Энни морщится. — Ты мне ничего не можешь дать, совсем, — говорит, кажется, правдивую вещь, но Энни и не знает чему верить из того, что Хейзел может сказать. — Твоя любимая хозяйка в хорошем настроении, интересуется как дела её зверушки, только и всего, — гладит по щеке. — Могу спросить? — решает узнать, пока можно, о другом, а Хейзел не против ответить: — Спроси. — Когда встреча с родителями? — Через три часа, — смотрит на наручные часы, оценивая сколько времени осталось, а потом кивает в подтверждение словам. — Времени навалом. Проведём его вместе, — это не вопрос и не просьба. Хейзел не любит считаться со мнением своего щенка. — Пойдём, — берёт за плечи и уводит не сопротивляющуюся омегу за собой. — Куда мы? — Никуда не уйдём из спальни, хотя я бы, на самом деле, приняла ванну, но это позже, — Хейзел подводит Энни к своей кровати. — Залезай, побудешь со мной. Залезай, залезай, залезай, — шепчет омеге на ухо, приобняв за талию, и вытягивает полотенце из её рук, скидывая его сиюминутно на пол. — Вот так, — Энни усаживается на край кровати, наблюдая за очертаниями силуэта Хейзел, что стоит перед ней, подталкивая дальше. — Ну, двигайся, составишь мне компанию. — Тебе нельзя доверять. — Я сдержала своё обещание, щеночек, мои руки чисты, моя голова чиста, в ней никаких грязных и пошлых мыслей, — проводит пальцами по лицу Энни, а она двигается в центр кровати, после прижимая ноги к себе, закрываясь. — Это единоразовая акция, я знаю, — Энни кидает понуро, а Хейзел залезает на кровать следом, устраиваясь на боку рядом. Подпирает голову изящно, женственно, пока тёмные волосы падают на чёрное постельное, сливаясь во тьме. — Я же не всегда мразь, Энни, — проводит пальцами ниже колена, смотря в лицо омеги, но видя только влажные волосы. — Тебе что-то сказала сестра, и ты только рада послушать её. Без её влияния в тебе ни грамма человечности. Если бы не Хизер, то я не представляю, кем бы ты была. — Почему ты так много говоришь о Хизер? Почему не обо мне? Я и ревновать могу начать, — усмехается, игриво произнеся. Игнорирует все смыслы, все слова, чтобы не раздражаться, чтобы не думать о том, о чём не нужно. — Всё, чего я хочу от тебя — встречи с родителями, — убирает руку альфы от себя, после проводит ладонью по лицу, так и не взглянув на Хейзел, что лежит рядом. — Больше мне ничего не нужно, только не трогай меня, мне противно. — Противно? — хмыкает и гладит плечо Энни, залезает пальцами под рукав футболки. — Ты мерзкая и озабоченная. Дикая, бесчувственная, — перечисляет, начиная злиться от отчаяния. — Я для тебя не человек вовсе. — Конечно же, я вижу в тебе человека, — взяв за плечи, укладывает омегу рядом с собой. — Только ты особенная, понимаешь? Ты у меня единственная, тебя я хотела себе, только тебя, — гладит ошейник на шее Энни, переводя её внимание с одного на другое, туда, куда удобно именно ей. — Услышь меня, пойми, — целует в шею. — Меня хотела? Нужно было прийти и поговорить по-человечески, а не появляться в удобный момент. — Ты бы отказала, знаю я, что ты предпочитаешь мужчин, — шёпотом забирается в ухо, целует его невесомо. — А я ненавижу, когда мне отказывают. Никто мне не отказывает. Я захотела — я получила, завоевала, забрала, сделала всё, чтобы то, что я хочу, оказалось у меня. — Как Хизер тебя переносит? Как? — поворачивает голову к Хейзел, встречаясь с её глазами, а она тут же забирает подбородок омеги в пальцы. — А мы с ней одинаковые, если ты ещё вдруг не заметила. Мы с ней идентичны, мы один человек, мы одна мысль и одно действие. Мы существуем с ней вместе, мы единая личность. — Ты с ума сошла. — Открой глаза, — шепчет в губы, а потом их целует, касаясь языком легонько. — Посмотри, какие мы, проанализируй. — Вы только внешне идентичны, но внутренне абсолютно отличаетесь. У вас разный моральный институт и ценности, которые вложены. — Хизер выставляет себя в выгодном свете, а я не лицемерю. — Как ты можешь так говорить про собственную сестру? — Энни смотрит взглядом, полным недоумения, на Хейзел, которая проводит пальцем по её губам. — Я знаю, какая она. Ты выбираешь маски, а не искренность? — Хизер переняла всё лучшее, тогда как тебе досталось, что получилось. Жизнь была к тебе несправедлива, а теперь ты мстишь ей? Ты гнилая, посредственная, пользуешься своей внешностью себе во благо, а ещё пьёшь кровь из собственного близнеца. Ты нитки из неё вьёшь, — заканчивает особо колко, ударив по руке альфы. В темноте спальни Энни увидела, не смогла не заметить, как вспыхнули синим глаза Хейзел. Близко к опасности. Но вопреки подкравшемуся страху Энни, Хейзел только тряхнула головой, сжав свою шею, подчиняясь, а потом отвернулась и взяла из прикроватной тумбы что-то, что начало трещать, напоминая таблетки в баночке. Энни не видела, что сделала Хейзел, только слышала звук откручивания крышки и как она высыпает что-то себе на ладонь. Когда Хейзел положила это в рот, у Энни не осталось никакой мысли кроме той, что Хейзел правда принимает какие-то таблетки. — Увы, но ты зависишь от меня всю свою оставшуюся жизнь. Я не хочу бить тебя, выдирать тебе волосы, ломать конечности, — смотрит на Энни мрачно через плечо. — Мы можем жить мирно, я не тиран, я не такая, но ты вынуждаешь. Мне хочется любить тебя и видеть твою безусловную любовь. Ты очень красива, элегантна, от тебя приятно пахнет, ты потрясающе выглядишь. Я хочу, чтобы такая, как ты, любила меня, понимаешь? Мне нужно это, перестань бросаться, бороться за непонятную цель. Чего тебе не хватает? У тебя будет, что хочешь и даже больше. — Ты права, я бы отказала тебе, приди ты свататься ко мне домой. Мне нужно надёжное плечо, сильное плечо, а не прикрывательство своей нереализованности с помощью «питомцев» и покупки того, чего ты только захочешь. Я достаточно умная, чтобы понять, что ты деструктивная и ненадёжная, с тобой никто и никогда быть не сможет. Делать декорации тому, что ты порочная, убогая и кровожадный монстр, изображая из этого «искренность», — я ничего глупее в своей жизни не видела! — Правда? — Хейзел усаживается с Энни рядом, выслушав её горячий монолог, кажется, внимательно. — Ты так думаешь? — Я так думаю, Хейзел! — альфа протягивает руку. Гладит волосы и по затылку. — Извини меня, — наклоняется к уху и шепчет в него, поглаживая волосы нежно. — Я попробую исправиться, хочешь? Ради тебя я сделаю это, смогу быть тебе поддержкой и опорой, семьёй. Буду для тебя всем, если это поможет тебе полюбить меня. — Зачем? — голос срывается на шёпот, пока Хейзел прислоняется ко лбу Энни своим. — Чтобы стало лучше, хочу тебе, как лучше, — целует губы омеги коротко дважды, после пытаясь проникнуть в её рот языком. Хейзел шептала сладко, а Энни сглотнула. «Не верь! Не верь!» — сознание кричало, но сделав всё наоборот, Энни дала себя поцеловать так нежно и трогательно, совсем не похоже на то, как поступает обычно Хейзел. — Тебе нельзя доверять, — Хейзел целует омегу в висок, после прижимая её к себе без насилия, а Энни касается её предплечья, что прокусано. — Ты мне дуришь голову... — Энни жмурится и двигает головой, понимая, что она вовсе не в порядке. — Почему ты так решила? — Что-то не так. Манипулируешь своими феромонами? Ты подавляешь меня, — Хейзел только прижимает её сильнее, ничего не отвечая. — Перестань скулить. Я люблю своего щенка, давай ты переедешь в мою спальню и будешь спать на полу около кровати? — произносит тихо, укачивая омегу в своих руках. — Хочешь спать у меня? — Я не собака, — Энни делает вялые попытки сопротивления, чувствуя слабость и сонливость. — Не хочешь? — Нет, — Хейзел придерживает её всё более безвольное тело. — А рядом со мной хочешь спать? — Нет, — говорит на выдохе, почти в отключке. Хейзел целует её в шею, погладив на ней ошейник. — Поспи со мной сейчас, — укладывает Энни головой на подушку и гладит её по волосам, а потом прижимается к теплому телу и гладит её предплечье, после прокусывая нежно кожу зубами. Пьёт сладкую омежью кровь, слыша только сдавленный сонный стон, как реакцию. Хейзел держит себя в руках, как может, чтобы не съесть свою же зверушку прямо в кровати. А голод у неё просыпается сумасшедший, от которого начинает тело пробивать дрожь от предвкушения. Пьёт омегу, любовно слизывая все кровавые струйки, что текут по предплечью, своим языком. Хейзел вытирает рукой неаккуратно запачканный рот, размазывая кровь на щеке, а потом ложится вплотную к Энни, утыкаясь носом в её волосы. *** — Показывай, — Хейзел захлопывает дверь автомобиля, усаживаясь рядом с водителем. Парень достаёт упаковку таблеток и протягивает их альфе. — Хорошее успокоительное, расслабляет, даёт лёгкую эйфорию, Хизер не сможет устоять, — Хейзел посмеивается, взглянув на усмехающегося парня. — Действие сколько? — Часов пять-шесть, начнёт действовать спустя десять минут, как примешь. Хорошая, дорогая штука. Лучше точно не найдешь, по крайней мере именно в эту минуту. — А расслабляет оно насколько? — уточняет, рассматривая коробку. — До состояния сонливости, когда делать нихуя не хочется, но после этого успокоительного хер уснёшь, оно не со снотворным эффектом, так что в этом плане всё нормально. Примешь и будешь тупить в потолок несколько часов в похуистическом настроении. — Держи, — протягивает парню несколько крупных купюр, но выйти из машины не успевает, её останавливает вопрос: — У Ви с завтрашнего дня снова открывается бордель, не идёшь? — Она приехала? — недоумевает и хмурит брови, а парень пожимает плечами: — Насколько я знаю — да, вчера ещё что-ли. — Вот сука, даже не позвонила. — Набери ей? — Хейзел достаёт телефон, усевшись на сидении, и набирает свою подругу, переглядываясь с парнем. — Хейзи, детка, — знакомый голос отвечает, пока на фоне жужжит тату-машинка, сразу давая понять, где находится собеседница. — Ты чего звонишь? — Чего звоню? Ты ничего сказать не хочешь? — спрашивает ехидно, а на том конце вымученно произносят: — Это то, о чём я думаю? — Думаю, что да, — Ви на том конце тяжело вздыхает, словно актриса, драматизируя больше. — Не могу быть виноватой в том, что некоторые не умеют держать язык за зубами. Я хотела сделать вам с Хизер сюрприз, но меня лишили такой возможности, — снова от неё вырывается вздох. — Буду ждать вас у себя сегодня же, слышала? Привози с собой Хизер и кого только хочешь, не важно. — Тогда я покажу тебе своего щеночка, думаю, ты будешь без ума. — Я заинтригована, Хейзи, с тебя длинноногая красотка, я её развлеку. — Жди в восемь. Завершает звонок, а потом смотрит на парня. — Сам всё слышал, вот же сука, ненавижу сюрпризы, — с ухмылкой на губах вылезает из машины и пересаживается в кабриолет. В доме находит всех, удачно, на заднем дворе. Хизер собралась только-только зажигать очаг, наполнив его дровами, Энни сидела на диванчике, обняв себя руками, а Эш купалась в бассейне несмотря на не солнечную погоду и прохладный вечерний ветер. Времени было ближе к семи часам. — Хиз, Эш, послушайте сейчас, — Хизер отвлекалась на сестру, ровно как и Эш, которая подперла голову, оперевшись локтями на бортик бассейна. Энни тоже взглянула на Хейзел вопросительно, хотя к ней никакого обращения и не было. — Ну? — Хизер торопит сестру, достав зажигалку из кармана шортов до колена. — Идём собираться и выезжаем к Виоле на вечеринку, — Эш визжит радостно, вылезая тотчас из бассейна, и забирает полотенце. — Зверь мой, что же ты раньше не сказала? Хизер на это отреагировала гораздо спокойнее, ограничилась кивком головы, убрав зажигалку. Пока Эш скорее убежала в дом приводить себя в порядок, Хизер посмотрела на Энни, решив объяснить: — Приехала наша подруга, мы собираемся к ней, и ты тоже с нами, так что пойдём, — показывает подбородком в сторону двери, а Энни поднимается с полукруглого дивана, уходя от очага по ступенькам следом за Хизер. — Она тебе сама позвонила? — Хизер равняется с Хейзел, и они вместе направляются в дом. — Нет, узнала от посторонних то, что она приехала. Уточнила у неё и да, она вернулась ещё вчера. — Хоть бы сказала, — Хизер качает головой. В доме они разделяются. Сестры идут наверх под смех Хейзел, а Энни заходит в спальню и закрывает дверь. Что одевать Хейзел не сказала, но у Энни всё, что куплено, подходит для походов на вечеринку, в какой комплект не ткни пальцем. По такому принципу она и выбирает себе одежду, — берёт первое попавшее под руку. Ехать никуда не хочется, но она не может себе позволить остаться в доме, даже с подавленным настроением — ранее Хейзел ей сообщила, что встреча с родителями перенеслась, но на какой именно срок и в чём причина переноса — ни словом ни обмолвилась. Как заканчивает переодеваться и надевает туфли, в спальню заходит Хейзел. Без стука, как ей только вздумается. — Губы накрасишь, — ставит на столик всё ту же красную помаду. На Хейзел белоснежный костюм двойка, что больше на размер, и такой же по цвету галстук на голое тело. Тёмные волосы уходят прямо до поясницы по плечу, и тёмная помада лежит на пухлых губах аккуратно. На ней ничего лишнего, всё гармонирует, но Энни бы сама так никогда на улицу не вышла, точно не без верха, в одном большом пиджаке. Это небезопасно. Пока она надевает туфли, Хейзел уходит к зеркалу во весь рост и смотрит на себя с разных ракурсов, критически оценивая внешний вид. Проводит ладонями, на пальцах которых блестят кольца, по волосам, приглаживая их, хотя они и так выглядят лучше некуда. Энни теснит Хейзел у зеркала, начиная красить губы, а Хейзел лишь наблюдает за этим своим цепким неморгающим взглядом, что Энни только пугает. — Пойдём, — стоит омеге закончить, как Хейзел покидает тёмную спальню, вынуждая Энни просто последовать за собой. Около лестницы Энни уже видит и Хизер, что стоит вместе с сестрой, убрав руки в карманы брюк. Позволяет Хейзел повиснуть на себе, сцепив руки за шеей, пока что-то рассказывает. На Хизер идентичный костюм, что и у её сестры, ровно также спускаются длинные густые волосы. Невозмутимо одинаковые, придраться абсолютно не к чему. Энни подходит к сестрам, и Хизер меряет её оценивающим взглядом, разглядывая наряд: — Хорошо выглядишь, — издаёт вердикт, а Энни только давит ей улыбку. — И ты, — Хизер кивает, а Хейзел забирает протянутую помаду и убирает ее в карман брюк, вынимая оттуда новый ошейник. — Снимай, сменю. Энни расстегивает чёрный ошейник, и он меняется на блестящий, какого она прежде не носила. Хейзел не скупится на покупку новых аксессуаров. Они дожидаются Эш, что спускается по лестнице совсем скоро, а потом обнимает Хизер под пиджаком, прижимаясь к точеному, развитому прессу. Энни не засматривается, отводит взгляд послушно в тёмную сторону. — Нам пора. Хейзел торопит, и на улице они рассаживаются по машинам, а после выезжают за ворота. — Куда мы поедем? — Энни спрашивает у Хейзел, что обгоняет машину сестры, нажимая на газ, и меняет передачу. — На гору, к самому большому дому этого города, — Энни задумывается, пытаясь припомнить хоть что-то об этом доме, но в памяти ничего не всплывает. — Наверное, ты должна знать фамилию владельца, о той грандиозной стройке много лет назад так часто говорили... — Совсем ничего не помню, мои родители никогда не сплетничают, откуда я могу знать? — Хейзел только кривит губы. — Действительно, — отвечает не без неудовольствия. — Фамилия Ботрайт ничего не напоминает? Энни задумалась, а потом пожала плечами: — Нет, не могу припомнить. — Значит, приедем и увидишь своими глазами, может вспомнишь что-нибудь к тому времени. Энни опустила взгляд к перебинтованной руке, над которой похлопотала Хизер, когда вернулась в дом. Они смогли побыть наедине в ванной, пока альфа без слов заматывала глубокий след от зубов на предплечье омеги. Энни на неё посмотреть не могла, взглядом только обводила пальцы с единственным перстнем на мизинце правой руки. Хизер, как и всегда, была очень добра, насколько Энни могла это предполагать и чувствовать. Хизер не поднимала на неё руки, спасала от сходящей с ума Хейзел, и давала немного ласки, в которой Энни так остро нуждалась. В своём родном доме она всегда была обласкана нежной родительской любовью, но всё изменилось, когда она оказалась тут. Хейзел вовсе не давала ей ничего, она только забирала, не восполняя травмы, которые наносила. Но около Хизер можно было утешиться, хотя сама она без причин Энни не трогала и не подходила к ней, часто даже не смотрела в её сторону. Она правда терпеть не могла омег-питомцев? «— Хизер? — Энни позвала её, а Хизер подняла голову, завязав бинт. Её лицо, на которое ложились мягкие тени от малого количества естественного света, что расщеплялся в ванной, уходя от окна и пытаясь тщетно осветить комнату, было с выражением всеобъемлющего внимания. — Я тебя слушаю, — оперлась ладонью на столешницу из чёрного мрамора, а потом склонила голову к плечу, не изменяя взгляда. — Ты меня не переносишь? — С чего ты так решила? — Хизер погладила Энни по плечу аккуратно, забирая её внимание себе полностью. — У меня к тебе иное отношение, я тебя не недолюбливаю. Ты не заслужила моего плохого отношения, потому что ты умная и хорошая девочка, к таким я не питаю ничего отрицательного, — убирает пряди за ушко, которое начинает после поглаживать большим пальцем. Энни взгляд отводит, прячет, обнимая себя, ведь чувствует приятные мурашки от прикосновений. Правда приятно, и Энни вдруг думает, что если бы она нашла себе мужа, то он был бы похож на Хизер. Такой же спокойный, который гладил бы её так же, как делает это Хизер, а ещё он стал бы опорой для их семьи, как, наверное, умеет Хизер. Именно от неё ощущается твёрдость и настоящий стержень, именно она тут «крепкое плечо» для всех: для сестры и для Эш. Он был бы таким нежным и чутким, и хоть Энни понятия не имеет какая Хизер на самом деле, в отношениях с омегами, видя у них с Эш страсть чрезмерную, но характеристику она составила. А Хизер за ней наблюдает, скрывая в ладони мягкую щёку, проводит пальцем по губам, после поглаживая скулу. Смотрит, не отрывая глаз, а потом провожает взглядом свою ладонь, что берёт в свои руки Энни, укрывая её тепло и бережно. — Такое твоё мнение? — Я не вру, Энни, — позволяет удерживать в тёплых руках ладонь. — У тебя очень хорошее воспитание, родители постарались, сделав из тебя очень хорошую и приличную омегу лучшего сорта. Такие, как ты, сейчас на вес золота: образованна, умна, девственна, таких совсем немного. И Энни смотрит в голубые глаза Хизер, выпуская её ладонь из своих рук. — И ты стала частью нашей семьи, это важно, я тебя не недолюбливаю. Укладывает на своё плечо невидимым жестом и поглаживает затылок, пока Энни смотрит в сторону, обнимая сильную руку. Если бы её забрала Хизер и сделала своей нежно и трепетно, словно наградив почётным титулом, то Энни бы не смогла сомневаться в ней долго, потому что Хизер по-настоящему надёжная. Она бы даже питомца уважала, и Энни не смогла бы долго сомневаться, если бы Хизер ей это уважение показала. Может быть, она смогла бы изменить своё мнение насчёт этого...». К высоким открытым воротам машины подъезжали вместе. Первой въехала Хейзел, припарковавшись рядом с другими дорогими авто. Большой дом возвышался, он был гораздо, гораздо больше дома Хизер и Хейзел. Энни смотрела на него восхищённо, не сумев оторвать взгляд. Из него доносилась музыка, так же, как и с заднего двора, Энни знала это точно. — Хейзи! — как только они покинули машину, не заметив подъехавших Хизер и Эш, Хейзел позвал дружелюбно голос, что Энни был незнаком. Альфа. Невооружённым глазом Энни смогла различить класс высокой блондинки с волосами короткими, уложенными романтично, с витками на кончиках. Полы пёстрой рубашки, с рукавом выше локтя, подавались порывам вечернего ветра, но блондинке было всё равно, она тепло прижала к себе разгоряченную Хейзел, а потом начала целоваться с ней страстно, кажется, гораздо больше, чем по-дружески. Хизер и Эш тем временем машину покинули, и тоже смотрели за этой встречей, как и Энни, не влезая. — Я соскучилась, — до Энни донеслись слова, горячий шёпот Хейзел, что тут же искривил губы альфы в довольной ухмылке. — Я тоже скучала, хоть бы позвонила после того, как я уехала. — Да ладно тебе! — Хейзел отстранилась от тела, смеясь, а следующей на очереди в приятельские объятия стала Эш, что с радостыми визгами подбежала и прижалась. Они все были знакомы, в то время, как Энни наблюдала за ними, не понимая, куда она попала, к кому в дом. Обменявшись поцелуями в щёки, Эш обвила руку Хейзел своими, обняв её. Хизер подошла и протянула ладонь достаточно отстранённо, но альфа её пожала, заглянув в глаза напротив многозначительно, видимо, читая их отлично. — Не рада меня видеть, Хизи? — спрашивает откровенно, с лёгкой улыбкой, а Хизер качает головой. — Почему? Рада, конечно, с прибытием, Ви, — Ви гладит Хизер по щеке коротко, а потом отпускает, обращая внимание на Энни, что стоит чуть в стороне, далеко не отойдя от машины Хейзел. — Твоя? — обращается к Хейзел, а та кивает. — Моя. — Какое прекрасное невинное лицо, — Ви с улыбкой подходит к Энни, рассматривая её вблизи с интересом. — Мы ещё не знакомы, но я хочу это исправить. Меня зовут Виола, а это моя вечеринка, — показывает в сторону неприлично огромного дома. Энни видит, как Эш уводит с собой Хизер, направляясь к дому. — Моё имя Аннетт. — Благородно, — улыбается, коснувшись пальцем подбородка омеги. — Предпочитаешь Энн? — Энни, — поправляет, ощущая приятный запах парфюма, что исходит от Ви. — Очень милое сокращение, мне нравится, — Ви выглядит дружелюбно, а ещё очень заинтересованно, что Энни нравится гораздо меньше, такая заинтересованность её пугает, и она ищет спасения и поддержки у Хейзел, которая стоит недалеко, наблюдая за знакомством. — Не пугайся, я прошу, вредить не буду, ты мне очень нравишься, я правда без ума, — успокаивает, проследив за взглядом Энни, а потом и завоёвывает её внимание себе, начиная улыбаться шире. — Нет причин меня бояться. — Надеюсь, — выдыхает, сглотнув ком, что встал в горле, а Виола смотрит, кажется, искренне в крайней степени, после оставляя поцелуй на щеке омеги, пока она переводит глаза на Хейзел снова, видя её довольное лицо. — Хейзи, можно мы с Энни пошепчемся наедине? — Хейзел кивает, разворачиваясь и уходя к дому, вслед за сестрой и её омегой, что давно пропали из виду. — Прогуляемся по территории, а потом пойдем к другим, хочу побыть жадной и познакомиться ближе без других, думаю, они массовка — меркнут на моём фоне, да и какая тебе разница до других? — произносит самодовольно, отступая и приглашая жестом за собой. Направляются к дорожке недалеко, сворачивая от центрального входа, начиная обходить дом. На территории тут и там, освещая её, стоят низкие фонарики около земли. — Как давно ты живёшь с Хейзи? — спрашивает, а Энни и не знает, как ответить на этот вопрос, сама не понимая сколько времени уже провела в том доме. — Может быть неделю или меньше. Если честно, я потеряла счёт времени, для меня каждый день невыносимо долгий. — И как тебе рядом с сестричками? — чувствуется ирония, сквозящая в вопросе, и Энни это ощущает, что ей не нравится. — Что смешного? — Виола качает головой. — Абсолютно ничего. Ответь на вопрос, — напоминает, а Энни уводит взгляд к потемневшему небу, вздохнув: — Обычно им на меня всё равно, чему я рада, — пожимает плечами, пока Виола давит усмешку. — Видимо, ты хорошая и послушная девочка, если Хейзи отзывается о тебе очень довольно. Мне нравятся воспитанные омеги, они все такие культурные и хорошенькие, с ними поговорить приятно. У тебя есть образование? — Да, я закончила школьный курс и учусь в университете, скоро получу диплом. — Похвально, очень недурно, обычно с образованием для омег выходит туго, поэтому интеллигентные особы очень ценны сейчас. На них большой спрос. — У тебя тоже есть «зверушки»? — Виола кивает, ничего не скрывая: — За все годы у меня была, наверное, сотня, но они все свободны на данный момент и у меня нет никого за ненадобностью. Почти все омеги, которых ты увидишь позже на вечеринке, принадлежали мне когда-то, сейчас я с ними всеми в хороших отношениях. — Зачем тебе было нужно столько омег? — Это было и остаётся не просто так, не подумай, что мне мало женского внимания или я ужасная собственница, — усмехается, пока они поворачивают направо, начиная уходить от дома дальше. — Если омеги хотят быть моими, я делаю их моими на время, а потом отпускаю. Если им нужна моя помощь по тому, чтобы стать свободными, я делаю их своими «зверушками», а потом отпускаю, и через меня они получают свою свободу. — Хотят стать свободными? — Часто я покупаю «зверушек» у их хозяев, если мне жалуются, что им там плохо, и делаю их своими юридически. — Мне кажется, тут должен быть подвох, — Виола откровенно смеётся, после кидая взгляд на омегу. — А ты ничего, — произносит, усмехнувшись, а потом продолжает довольно от проницательности Энни: — Подвох есть, но он на поверхности, я ничего не скрываю. После того, как я освобожу «зверушку», она должна будет отработать два года на меня в моей сфере и будет абсолютно свободна от обязанностей, так написано в договоре. — И где ты начальник? — альфа не отвечает, уводя Энни за собой в сторону с искусственным прудом. Занимает с ней скамейку. Даже до сюда доходит музыка от дома, и Энни оглядывается на него, что находится за спинами. — Думаю, ты узнаешь немножко позже, — произносит загадочно, а Энни смотрит на неё, не зная, чего ожидать, пока сидит здесь в относительной тишине, а холодный ветер пробирает кожу до мурашек. — А пока расскажи мне, Аннетт, чья ты? Из какой семьи? — Моя фамилия Кэрри, мой отец бизнесмен. — Бизнесмен? Милая, в этом городе почти всё население — бизнесмены, мне это не даёт никакой конкретики, но твоя фамилия... Она кажется знакомой. Как зовут твоего отца? — Боуи Кэрри. — Имя чернокожего гангстера, — смеётся от того, что сказала сама, пока Энни в смятении сидит рядом, не зная, как на это реагировать. Успокоившись, Виола произносит серьёзнее, вспоминая: — Кажется, я припоминаю. Он у тебя перекупщик? — Энни кивает, подтверждая слова альфы. — Я помню, как он покупал у меня золотой сервиз и последнюю из машин личного автопарка, когда я распродавала его. Наверное, хорошо нажился. — Не интересовалась его делами, я ничего не знаю, — пожимает плечами. — Это был не упрёк, перекупщик — это хороший бизнес, главное прибыльный, — продолжает тему с родителями. — А мама кто? Или у тебя второй отец? — Мама, — Виола на этот факт кивает, ничего не отвечая. — Она была виолончелисткой в молодости, но сейчас уже давно не играет, предпочла заняться семьёй. — Не люблю музыкантов, не очень отношусь к классике, но любая другая музыка мне нравится. А ты? Тебе нравится музыка? — Да, но сама я даже не пробовала играть, мама решила не отдавать меня в музыкальную школу, может быть, это к лучшему. — У тебя красивое лицо, тебе бы для журналов сниматься. — Впервые слышу такое. — Могу попробовать устроить, если Хейзи не откажет. У меня есть связи, пробью тебя в любой журнал, в какой только скажешь. — Зачем тебе это? — Виола расплывается в улыбке, что Энни не нравится. Чем-то Виола её попросту не привлекает, а наоборот отталкивает. — Сохраню себе твои фото и буду любоваться на красивое лицо, я очень люблю красивых людей, меня к ним тянет, ничего не могу поделать, — шепчет, приблизившись к лицу омеги, а она отстраняется, показывая незаинтересованность. — Подумаешь над предложением? — Не нужно, я не доверяю тебе, не знаю чего можно ожидать от подруги Хейзел, — Виола устраивает локоть на спинке скамьи, разворачиваясь корпусом. — Но я ведь и подруга Хизер, она тебе больше нравится? Если да, то обрадую, мы с ней во многом похожи, так что лучше подумай о том, что можно ожидать от подруги Хизер. — Я никому не доверяю, — перебинтованное предплечье поглаживает, не помня, когда её укусили. — Что Хейзел сумасшедшая, что Хизер, которая на самом деле от неё не слишком и отличается, потому что прикрывает... — произносит, кажется, уже устав от них обеих и от того, что они из себя представляют. — Настолько не нравится Хейзи? — Да она ненормальная, — шепчет, выражая крайнюю степень негодования, а Виола слышит и смеётся, неожиданно соглашаясь: — Не могу сказать ни единого слова в её защиту. Хейзел правда часто такая. Она всегда была такой, со временем привыкаешь, правда, — пытается поддержать, но Энни не реагирует, отмахиваясь. — Не хочу жить с ними в одном доме, это большая несправедливость, — тупит взгляд в водной глади пруда, на которой плавают кувшинки. — А как ты к ним попала? — Виола продолжает задавать вопросы, чтобы узнать Энни лучше, наблюдает за ней, не решая трогать лишний раз, если она того не хочет. Над ней висит атмосфера печальная абсолютно. — Мне кажется, они меня похитили, я попала к ним в руки очень странным путём, но Хизер мне сказала, что у родителей проблемы с деньгами и они сами меня продали, но... — замолкает, не зная, как продолжить, кусает губу от отчаяния, что снова начинает её есть. — Но это было против их принципов, они бы не смогли... Я не знаю всего, но мне кажется, что она мне лгала... — Значит, не по своей воле? — Нет! — смотрит на Виолу затравленно, глазами, полными печали. — Я никогда не хотела становиться чей-то, я хотела по любви... — тяжело выдыхает, опуская взгляд. — Ты мне нравишься, я могу сделать попытку вытащить тебя, забрать к себе, купить у Хейзел, — Энни качает головой. — Мне не нравится, что нужна отработка в два года, тем более я не знаю, кто ты. Кажется, в мире Хизер и Хейзел нет ни одного хорошего человека, все только пытаются нажиться и поработить. — Если ты согласишься, то после удачной сделки я сделаю под тебя индивидуальный договор. Будешь только жить со мной, сопровождать все эти два года, — Энни хмурит брови, качая головой. — Ты не внушаешь мне доверия. Слишком навязчиво, слишком ты готова подстраиваться. — Ты мне нравишься, я уже говорила. Я сделаю, что угодно, чтобы ты стала моей, если ты этого хочешь, если наши интересы совпадают, — разводит руками, показывая абсолютно чистые помыслы. — Если ты действительно хочешь уйти от Солсбери, то я помогу, мне совершенно не составит труда. — Два года мне нужно будет терпеть тебя, а я понятия не имею, что ты за человек. Может быть, ты хуже, чем они, тогда в чём смысл этого? Мы знакомы всего минут двадцать, возможно полчаса, я не понимаю. — Хейзел сказала, что ты мне понравишься, и она была совершенно права, Энни, ты мне нравишься. Поэтому я буду рада заключить сделку, в результате которой освобожу тебя от ноши, а себе в свою очередь заполучу тебя. За два года я успею насытиться, и удерживать не буду, можешь не переживать. Энни смерела альфу, сидящую рядом, скептическим взглядом, и снова отвела глаза. Может быть, она действительно говорит стоящие вещи? Даже если так, Энни обнимает себя, не зная, не будет ли хоть какой-либо из двух вариантов ответа ошибкой. Что будет, если она согласится? А если откажется? Изменится ли что-то вообще после ее соглашения? Виола с решением не торопила, молча сидела и смотрела на пруд, давая омеге подумать, как следует. — Не хочу рисковать, — отзывается честно, а Виола спешит успокоить своей ровной, чуть приподнятой интонацией: — Никаких рисков, Энни. Я сделаю то, что от меня требуется, мы составим договор, условия которого я не смогу нарушать, под угрозой большого размера компенсации, что должна буду выплатить. Но я не имею привычки нарушать пункты, поэтому всё будет чисто. Энни замолкает, задумавшись. — Хейзи, — Виола находит Хейзел в окружении омег, которые пытаются наперебой с ней общаться, желая быть услышанными такой альфой, как Хейзел Солсбери. — Ви, уже вернулась? — не попрощавшись с омегами, уходит к подруге, с которой они отходят в сторону и садятся на пустой шезлонг около огромного бассейна с чернеющей водой. — У меня есть предложение, — начинает, не затягивая, а Хейзел смотрит на неё с интересом, не перебивая. — Давай я заплачу тебе пятьдесят миллионов, а ты мне отдашь Энни? — Ви... — Хейзел смотрит на неё с недоумением, но Виола продолжает настаивать: — Сто миллионов наличкой завтра же, я сниму со счёта, в доме нал не храню, так расплатилась бы на месте. — Нет, — качает головой. — Меня не интересует. — Сто пятьдесят? Двести? — продолжает повышать цену, что во много раз выше той, за которую Хейзел Энни себе приобрела. Но альфа непреклонна. — Нет, Ви, нет, — смотрит ей в глаза, отказывая наотрез. — Такое меня не интересует, хоть полмиллиарда предложи. — Чего ты хочешь за неё? Дорогую яхту? Частный самолёт? Новый огромный дом? — перечисляет, пытаясь хоть за что-то зацепиться. — Я её не продам, больше не продаётся, — подмигивает лукаво, оставляя Виолу, кажется, в безнадежном положении, но она не сдаётся: — Сыграем на неё в карты? В покер? — Ни за что, — Хейзел не станет подвергать себя риску распрощаться с любимой игрушкой. Даже если шанс проиграть потенциально всего один процент, она не станет полагаться на удачу, словно последняя дура. Хейзел умнее, чем кажется, и Виола это знает, но всё равно пытается: — Она мне нужна. Через два года можешь купить назад, когда договор истечёт. — Я не хочу два года страдать от мысли, что ты можешь её хоть разочек прижать куда-то и засунуть свой член в неё, — говорит с иронией, растягивая слова. Заглядывает Ви в глаза. — Ты прекрасно знаешь условия договора, секс не предусмотрен, если она не захочет. — А ты сразу на неё запрыгнешь, я тебя знаю, поэтому говорю нет. Она невинна и чиста, у неё никого не было, а я хочу стать первой, Ви, трахать её всю течку без перерыва, мне нужно, — Виола усмехается, но не показывая зубов, качает головой. — Можешь смотреть на неё сколько хочешь, не запрещаю, можешь делать подарки, она у меня всё-таки хороша собой. Но в свои руки ты её не получишь. — Мне не нужен от неё секс. — До поры, — щелкает пальцами, после указывая на Виолу с прищуром. — До поры, Ви. Как не нужен, так и станет нужен. Нет омеги, с которой бы ты общалась и не натянула на себя, думаю, мой щеночек исключением не станет, но я буду первая. До того времени даже не думай о том, чтобы предлагать мне продать её тебе. Позже, гораздо позже, или никогда, я подумаю. Хейзел поднимается с шезлонга. — Хизер хотела с тобой поговорить, найду её и поиграете в покер, будь в малом зале, я приведу её, — кидает и уходит в дом с заполненного заднего двора, а Виола провожает её неудовлетворенным взглядом, так и не сумев прямо уговорить на сделку. *** — Ты не видела Эш? — Хизер спрашивает, вытянув карту из колоды к своим на руках. Виола поднимает взгляд к Хизер, и он оказывается недоуменным. — Что? — Хизер переспрашивает, не понимая, почему у подруги такая реакция. Виола качает головой, наливая себе рома в стакан, где лежат подтаявшие кубики льда. — Ты извини меня, конечно, но я видела, как она уходила куда-то вместе с одним из моих приятелей из Вашингтона, — Хизер выдыхает тяжело, ничего не отвечая, смотрит на карты, поглаживая пальцами лоб. — Хизи, ты же не терпишь её измены? — спрашивает в лоб, не пытаясь смягчить формулировку, а глаза, что поднимает Хизер, оказываются злыми. — Может, хватит? Она мне не изменяет, — эта тема Хизер порядком надоела, и она пытается сосредоточиться на игре, но получается плохо. — Думаешь, мои глаза врали? Искать её не прошу, чтобы «вдруг наткнуться на улики», но ты могла бы прислушаться. Я уже достаточно давно думаю, что у вас не всё в порядке, по крайней мере, потому что она ходит от тебя... — Ви, заткнись, — обрывает её жёстко, не желая слушать, что она говорит. — Сама разберусь в своих отношениях. — Не настаиваю, — сдаётся, сделав невинное выражение. К ним в зал подошла и Хейзел, что была навеселе. Устроилась на подлокотнике кресла сестры, взглянув на неё с заботой. — Вяло идёшь, Хизи, — Виола смотрит на три свои карты в руке, сидя расслабленно, навалившись на спинку дивана, пока Хизер полулежит в кресле с по-настоящему уставшим видом. — Зверь, — выдыхает, массируя висок, а Хейзел гладит её по плечу, сидя на подлокотнике кресла. — Пас, — скидывает карты на кофейный столик, а Виола медленно следом откладывает свои, открывая и показывая комбинацию. — Зачем придержала карты? Могла спокойно меня обойти. Сама видела, что скинула? — спрашивает, иронизируя, но Хизер только отмахивается: — Голова болит дико, Ви, перестала соображать. Хейзел протягивает сестре стакан воды и две таблетки, которые Хизер выпивает без лишних слов. Взгляд Виолы мечется от одной сестры к другой, и она делает глоток из стакана. Гоняет ром во рту и только потом сглатывает, просмаковав. — Из-за музыки голова болит? — Хейзел интересуется, прижимая Хизер к себе с нежностью за голову. — Кажется, да, — накрывает ладонь Хейзел своей. — Ви, мы пойдём, я отведу её в спальню, там тихо. Как ей станет лучше, мы придём попрощаться и поедем домой. — Ну, идите, — Виола провожает их взглядом. Смотрит, как Хейзел помогает Хизер подняться, а потом идёт. — Все южные спальни свободы, в южном крыле вообще везде тихо обычно. — Спасибо. — Хейзел кидает и увидит сестру, покидая подругу, которая выпивает ром из стакана до последней капли. Хейзел ведёт Хизер, они проходят мимо людей, а после поднимаются на второй этаж, на третий, уходя дальше по коридору между дорогих дверей и предметов интерьера. Пусто, нет никого лишнего, вовсе никого. Заводит Хизер в спальню и закрывает дверь до щелчка, отводя сестру на заправленную кровать. — Ты как? — интересуется, усаживая её, а Хизер качает головой. — Не очень, врать не буду, — Хейзел садится с ней рядом, колено к колену, забирая руку в свою. — Скоро пройдёт, — смотрит на Хизер, желая, чтобы она повернула голову и увидела преданный и полный любви взгляд. А когда Хизер поворачивает голову в её сторону, то прижимается лбом к её, смотря так томно, сжимая ладонь. — Можно я поцелую тебя? — Хейз, ты пьяная? — Хизер это всерьёз не воспринимает, даже не улыбается, ей в таком состоянии, как сейчас, не смешно. — Нет, я хочу тебя поцеловать, — шепчет в губы, порываясь и целуя их нежно. Придерживает голову Хизер за щёку, пытаясь забраться языком за зубы, но сестра этого сделать не даёт, отстраняясь. — Не делай так больше, не хочу я целовать тебя. — А в прошлый раз поцеловала, — вспоминает с усмешкой, не показывая грусти от того, что Хизер сказала. — Я была пьяная, и у меня подскочил адреналин. Без этого я ни за что бы не поцеловала тебя, — наотрез отрицает, что её желание ответить в прошлый раз было вызвано здравым рассудком. Хейзел раздражается: — Замолчи, просто поцелуй меня! — целует Хизер, притягивая её за щеки грубо, но получает отпор, чувствуя сжавшуюся на шее ладонь. Перелезает на бёдра сестры, упёрто не замечая, что Хизер это не нравится и она против. Когда она коротко по случайности отвечает, оттягивая от себя Хейзел за волосы, то та лишь вцепляется в её шею сильнее. Падают на кровать в борьбе. Хизер сестру прижимает собой, придавив её горло предплечьем, и дышит тяжело, но Хейзел радуется, и усмешка на её губах похожа на оскал. Звериный. — Поцелуй меня, — говорит, в нескольких дюймах от себя наблюдая губы Хизер. — Что тебе стоит поцеловать меня? — Если ты не прекратишь, то я ударю тебя, — шипит зло, но Хейзел дёргается и целует сестру, наплевав на её предупреждение. Проникает языком в горячий рот, удерживая за шею, и чувствует всё меньше сопротивления. Когда Хизер может отстраниться, то дышит тяжело, смотря в слишком довольное лицо Хейзел. — Хейз, что ты мне дала? — А? — заваливает Хизер на спину, начиная нависать над ней. — О чём ты? — Со мной что-то не так, Хейз, — Хизер настаивает, но Хейзел гладит её волосы, после останавливая речь приложенным к губам пальцем. — С тобой ничего такого, может быть, ты очень устала? — расстегивает пуговицу пиджака на Хизер, а потом снимает с себя свой, вслед за галстуком. — Остановись, — Хизер просит, но Хейзел наклоняется к её губам и шепчет прямо в них. — Если я начну сосать, то ты снова кончишь мне в рот? Ты больная сука, Хиз, так что давай я тебе отсосу и попробую на вкус степень твоих проблем с головой, ведь, кажется, у нас это семейное. Расстегивает ремень на белоснежных брюках, а потом и ширинку, проводя пальцами по резинке трусов на бёдрах. — Ты в своём уме? Я не хочу, чтобы ты сосала мне, это безумие, — речь Хизер становится нечёткой, выдавая её не совсем адекватное состояние. — Я знаю, что ты не Ви и за минет покупать виллу у моря не станешь, но сосать все равно я хочу тебе, а не ей, — Хейзел достаёт член сестры и проводит по нему пальцами, устраиваясь в ногах Хизер, что вовсе не мешает. Поправляет свои волосы, убирая их на левую сторону, чтобы не ползли в лицо, а потом без долгих раздумий принимает жилистый член в рот, обильно смачивая его слюной. Двигает головой, придерживая основание, пока Хизер кусает губу, отворачивая голову от сестры, не в силах сейчас ей противостоять. Хейзел причмокивает пошло, обсасывая член Хизер с удовольствием, что показывается в выражении лица. Совершает движения головы, погружая член глубже, что скоро касается задней стенки горла, вызывая у Хейзел тошнотворный позыв. Она хочет задыхаться феромонами сестры, а потому давится членом жадно, оставляя ширинку брюк и трусы Хизер с мокрыми пятнами от слюны. Проводит по головке языком и плюёт на неё, пальцы становятся липкими. Дорогие кольца уже не держатся так крепко на коже. Звуки, что исходят из мокрого и горячего рта, заполняют уши Хизер, но сливаются, периодически превращаясь в белый шум. Хизер больше не имеет над своим телом контроля, как бы не хотелось. Сейчас ей не хочется, состояние близкое к сонному, к такому, словно она в прострации, но в той, из какой не выбраться, если толкнут в плечо или окликнут. В более глубокой прострации, где лишь редкими вспышками в сознании возникают сигналы удовольствия. Она и забыла, что ей сосёт собственная сестра, забыла, словно это не важно, когда полная расслабленность её поглотила целиком. Отрицание и негодование, презрение, отвращение слились в одно пресное «ничто». Хейзел расстегивает ремень и брюки на себе влажной рукой, другой не переставая надрачивать Хизер. Достаёт уже твёрдый член и проводит по нему ладонью, не скрывая короткого стона. Удовлетворяет себя одновременно, снова накрывая ртом блестящую красноватую головку Хизер. Посасывает только её, медленно движениями принося себе разрядку. Берёт член глубже в рот, немного ускоряя движение руки на нём. Слюна пузырится и стекает, Хейзел смотрит, как приоткрыты сухие губы Хизер, как она лежит, не делая ни движения, и только дышит, грудная клетка поднимается и опускается. Сосёт, втягивая щёки, дышит тяжело, засовывая член глубже в горло, создавая преграду на пути к дыханию. Начинает дрочить себе быстрее, желая кончить как можно скорее, чтобы разобраться с Хизер по-хорошему. Гладит головку, чувствуя, как выделяется предэякулят, растирает его вместе со слюной, когда плюёт на ладонь. Снимает с себя брюки и трусы, а потом усаживается на бёдра сестры, прижимая свой мокрый член к её и начиная тереть их вместе, удерживая. Влажная, горячая плоть, что прикасается, трётся о другую совершенно такую же, Хейзел заводит, она может так дрочить им обеим без напряжения, заодно смотря на тело красивое тело Хизер. На её грудь, на пресс, что гораздо лучше её собственного. Касается ртом сосков, продолжая дрочить, задыхаясь. Кусает их, твердые от возбуждения, лижет довольно, оставляя беспощадно мокрыми. Мучает одну грудь и другую, не отпуская члены из липких от слюны ладоней. Душно, и по рукам скатываются капли пота, скатываются по вискам, пока Хейзел дышит нервно, закатывая периодически глаза от мастурбации. Стонет низко от возбуждения, и чувствует, как внизу живота тепло и вяжет, как скручивает желудок в неприятных ощущениях. Дышит часто, прерывисто, плюёт на члены, не переставая удовлетворять их одновременно. Толстые, такие одинаковые, Хейзел заводит только больше от мысли, что она дрочит себе и сестре. Крупная дрожь пробивает, а после сперма стреляет прямо на живот Хизер, заливая пупок и рельеф. Хейзел выжимает всё до последней капли трясущимися руками, а после гладит головку члена сестры снова берёт его в рот, облизывая вязкой слюной. Феромоны, что смешались, наполняют нос Хейзел безумно, а она только больше теряет голову, продолжая сидеть на бёдрах Хизер. Тихий щелчок заставляет Хейзел поднять голову и посмотреть в сторону двери. Ухмылка образовывается сама собой на губах. — Зверь, извини! — Энни закрывает дверь так же быстро, как и открывает её, вспыхивая от стыда. — Войди, щеночек! — Хейзел зовёт её, облизывая влажные пальцы. Ухмылка на губах подрагивает. — Сюда зайди! — повторяет, зная, что далеко Энни уйти не успела. Вскоре дверь в спальню раскрывается снова. — Я вас потеряла, Хейзел, извини, хотела спросить, когда мы вернёмся, — Энни входит тихо, прикрыв глаза ладонью. Отворачивается в сторону от кровати. Хотя в спальне и темновато, но разобрать то, что происходит, можно без труда. Энни нос закладывает феромонами альф, что навязчиво вызывает вязкую слюну. — Вернёмся? Мы не торопимся, — Хейзел поднимается с кровати и подходит к Энни забирая её за плечи. — Ты тоже не торопишься, иди сюда. Сердце стучит в горле Энни, когда Хейзел усаживает её на кровать. В этой спальне их трое.