Двенадцать

Юля Чикина в ту ночь, по правде говоря, отпустила Виолетту с большим сомнением. Об их странных взаимодействия с Медведевой гудело все "Равновесие", начиная с охранников и заканчивая поварихами. Янголенко злостно скалила зубы, представляя как в один момент переломает Виолетте все кости, в то время как Алиса безразлично поглаживала ту по плечу, говоря, что зеленоглазая и взбалмошная Малышенко и волоса не стоит. Однако, на самом деле, про Виолетту думала немного иначе. Идее вообще было абсолютно без разницы, выслушивая ночами от соседки Юли, она лишь кивала не вдаваясь в подробности, а потом пыталась грязно отработать еще хотя бы таблеточку. Про некий наркошоп на третьем этаже корпуса никто не знал, до той самой злополучной ночи, когда по доброте душевной 268 комната открыла дверь высохшей шатенке. Закрыв перед ней двери доверия и двери хотя бы малейшего уважение за чистоту души и разума. Стоя словно перед самой казней, с трясущимися коленями и почти высохшими от слез глазными яблоками, Виолетта продолжала держаться за ручку двери, прокручивая в голове сценарий побега. Кира же сидела напротив высокомерно сложив руки узлом и пристально оглядывая девчонку. - Ты чего тут?- Осмеливается начать разговор шатенка, стараясь игнорировать гуляющую челюсть. - Разговор есть. - Сухо. Надменно. Холодно. - Не сегодня... - Отрезает неуверенно девчонка, хватаясь за тонкие ниточки своего еще не до конца отключившегося мозга. - Сегодня. - Шепчет. - Садись, че встала? - Медведева на кровать головой кивает. - Или тебе еще куда-то идти нужно? Правила же для долбоебов. - Это последний раз. - Плевать. Гуляй сколько хочешь, ты больше не моя забота. - То есть? - То есть я уезжаю, надеюсь навсегда, пришла спросить, что передать Лизе, потому что полагаю, что вы вряд ли еще встретитесь. Малышенко трясти начинает сильнее, пробирая до самых костей. Провал. Пропасть оказалась еще глубже, чем та рассчитывала. - Ты на серьезе сейчас? - Хмурится девчонка, дебильно так улыбаясь. В голове блондинки вдруг что то щелкает странно, а взгляд гуляет по девчонке, оценивая то трясущиеся ноги, то напрочь потерянные глаза. И лампочка вдруг загорается ало-красным. - На полном. А ты? - Она со стула встает резко, заставляя ту испугаться, и ближе подходит в глаза заглядывая. - Я думала так ты не упадешь. - Пронизывающий холод слышится в голосе. - Прости. - Шепчет та, моментально осознавая всю свою оплошность. Из изумрудных глаз вдруг катятся слезы, а губы несчастно и виновато лезут на острые зубы, заставляя кровоточить вроде затянувшиеся раны. - Где взяла? - Нельзя...- Лишь шепчет неразборчиво, слезы глотая. - Не заставляй меня тебя душить, Малышенко, ваши наркоманские законы здесь не работают. - Нельзя..- Повторяет лишь, на дверь спиной упираясь, замечая как рука холодная тянется. Кира девичью шею пальцами обхватывает, чувствуя ладонью, как та воздух глотает несчастно, но не сжимает, сердце не позволяет. - Грязь, Виолетта...- На шепот переходит. - Я знаю...- Моргает быстро, чтобы слезы быстрее выпустить. - Я знаю, Кира, я знаю....- Путается, захлебывается, шепчет. - Мне стыдно. - Не верю. - Твое право... - Ты же под себя копаешь, глупая. - Шепчет, жмурясь, в глаза потерянные смотрит, теряя последнюю надежду. Медведева руку медленно ослабляет, но с шеи, что в мурашках вся, не убирает. Она пальцами холодными по ней проходиться, замечая как та все шершавей становится, от каждого прикосновения. - Прости. Прости. Прости...- Говорит девчонка, перехватывая чужую руку, и прислоняя к губам фарфоровое запястье. - Почему объебанная ты такая красивая? - Выдает вдруг, теряясь, чувствуя на руке мокрые следы слабых поцелуев. Та лишь улыбаться начинает глупо, но предельно искренне. И тянется, к лицу, к губам, посмотреть поближе. - Не делай себе хуже. - Шепчет в сантиметре от чужих губ, на что девчонка, потерявшись, отклоняется. - Хуже будто уже некуда. И Кира впервые в жизни чувствует невероятную слабость, утомляющую жажду и дикую сухость внутри. Будто крошатся ребра, осыпаясь песком. Она не смотреть на Малышенко пытается, отводя глаза то куда то выше, то вовсе в пол, но девчонка всякий раз будто заставляет, ловя несчастные взгляды. - Я не объебанная, вовсе нет, это просто небольшой срыв...- Шепчет, оправдываясь, и сама будто верит в то, что говорит. - Самая грязная ложь. - Из самых грязных губ? - Из самых красивых губ. - Я не потянусь, пока не попросишь...- Шепчет вдруг отстраняясь. - Я уже совершила ошибку, теперь твоя очередь. - А я не попрошу и ты знаешь. - Улыбаясь шепчет в ответ Медведева. - Я готова стоять так всю ночь. - Геройствует девчонка. - Твоей любви хватит всего лишь на ночь? - Ты не поверишь мне, если я скажу, что простою так всю жизнь. - Не поверю, потому что это тоже неправда. - Улыбаясь, отрезает та, глубже в глаза заглядывая. - Ладно, схожу пару раз поссать, но в общей картине, я готова и под себя. - Шутит по свойски Виолетта, закатывая глаза. - Вот это подвиги, Малышенко. - Тянет с усмешкой. - Мне больше нравится, когда ты называешь меня Виолеттой. - Мне тоже. - Признается вдруг, зная, что та поняла. - Кира. - Шепчет та, воркуя. - Виолетта... - Все равно не попросишь?- С надеждой спрашивает, на что Медведева головой вертит слабо. - Я, честно говоря, ничего подобного никогда не чувствовала. - Подобного? - Чтобы так въебывало от одного лишь взгляда. - Меня тоже въебывает, Виолетта. - Просто...попроси. И Кира слюну сглатывает, чувствуя тонну мурашек и тяжесть в ногах. Она забывает как дышать на секунду и перебирает в голове все "против", потому что ""за будто бы даже нет. Секунда тянется за второй, а шатенка напротив, дышать начинает чаще, от чего ладони намокают и тело немеет. От чего губы дрожат и разум отключается, позволяя вымолвить лишь нежное: - Поцелуй меня. И Виолетта со вздохом громким к губам припадает, охватывая румяные щеки. Чувствуя, как у той колени подгибаются и как стон жалостливый сквозь губы вибрацией выходит. Виолетта чувствует как Медведева вдруг сильнее вжиматься начинает, прислоняя ту к деревянной двери, что за спиной предательски так скрипит от любого движения. Чувствует, как Кира сама поцелуй углубляет, нежнее перебирая чужие губы. Чувствует, как вдохи сменяются рваными выдохами и как рука чужая и до ужаса холодная по шее гуляет медленно. Кира трезвая и разумная, но насквозь опьяненная одним лишь взглядом. Виолетта смелая и объебанная, трезвеет вдруг на секунду под тяжестью хрупкого тела. Игра слов и действий. Рук и губ. Рваные и жадные поцелуи сменяются до ужаса нежными и невинными. Пальцы зарываются в копну волос, то поглаживая, то вдруг оттягивая непослушные пряди. Горячая влага разъедает тела изнутри. И первый, такой чистый и нежный стон, бросает Малышенко, как только чувствует под растянутой футболкой прохладу нежных рук. Кира считает позвонки, перебирает мурашки и тонет, безвылазно тонет в невинной чистоте такого грязного девичьего тела. Обе слабо помнят, кто выключил свет. Помнят лишь обволакивающую темноту, что словно засасывала в глубину комнаты. И последнее о чем они думали, что ближайшая к двери кровать принадлежит Лизе.