Джейк учится работать с кожей и издалека наблюдает, как остальные ухаживают за пали и помогают с ткацким станком, которым он не мог пользоваться. Они с лёгкостью перемещаются вверх и вниз по центральной спирали, доставляя туда и сюда одежду, еду и припасы. Джейк старается довольствоваться прядением и ткачеством, потому что ему это действительно нравится, но трудно было быть единственным человеком, которому сложно передвигаться.
— Ти выглядишь раздражённим, — комментирует Эйтукан, крася нити, которые он сделал, в неглубокой миске с красным красителем.
Честно говоря, это похоже на венозную кровь.
— М-м, — отвечает он, сосредотачиваясь на своей миске с чем-то вроде сине-зелёного красителя, над которым он работает.
— Твои глаза наблюдают за другими Небесними людьми, — отмечает Эйтукан.
— Ага, — отвечает Джейк, подавляя раздражение, — Иногда тот факт, что я больше не могу ходить, время от времени меня бесит. Я знаю, что веду себя как придурок из-за этого. Ничего страшного, переживу.
Мужчина хмыкает.
— Мне кажется, они больше спотикаются и падают, чем ходят, — иронично замечает он.
Джейк не видит ничего обычного в том, как кто-то ходит. Да, споткнуться о корень было обычным явлением, но на’ви были на четыре фута выше среднего человека. Корень для человека по сравнению с ними больше. Было бы странно, если бы ни один из людей не споткнулся о такую большую штуковину. Кроме того, к этому моменту только около половины людей сбросили обувь, поэтому удары ботинком о корень тоже стали обычным явлением. Не чувствуя обуви и не чувствуя земли, легко спотыкаться.
— Такие неуклюжие, — усмехается Эйтукан, — Как дети.
— Люди не такие уж неуклюжие, — внезапно выпаливает Джейк, слишком раздражённый, чтобы контролировать свой тон. И Эйтукан пристально смотрит на него, останавливаясь в своей работе, чтобы посмотреть на Джейка.
— Мы просто не… — он ругается и потирает голову, — Несправедливо с твоей стороны называть нас неуклюжими, когда у нас не было возможности учиться, — наконец говорит Джейк разочарованно.
— Ми пытались научить…
— Нет, нет, я имею в виду… — Джейк вздыхает, — Хорошо, давай поговорим честно, ладно?
Эйтукан жестом попросил человека продолжать.
— Сначала я хочу вам кое-что объяснить, чтобы… изложить свою точку зрения. На Земле, в стране, откуда прибыло большинство Небесных Людей, давным-давно наши лидеры приняли свод законов. Правил, которые мы называем «Законом о людях с ограниченными возможностями». Этот свод законов сделал так, что все общественные здания и места, такие как школы, библиотеки, рабочие места, здания лидеров, предприятий, должны соответствовать определённому набору вещей, которые позволяют людям с ограниченными возможностями, всех видов инвалидности свободно передвигаться. Они должны помочь легко попасть туда куда нужно и перемещаться без посторонней помощи. Или почти без неё. Люди, которые не могут ходить, которые не видят, которым трудно передвигаться из-за травмы, которые не слышат. Независимо от инвалидности, они должны иметь возможность доступа во все общественные места со своим вспомогательным оборудованием. Такие вещи, как моя инвалидная коляска, например. Владельцы этих зданий или мест, могут попасть в большую неприятность и будут вынуждены изменить здание так, чтобы по нему можно было легко передвигаться. Вы хоть представляете, насколько лёгким должен быть мир, чтобы такой человек, как я, мог добраться куда угодно, в любую точку страны, без каких-либо усилий и помощи? И эта простота доступа открыта не только для людей с ограниченными возможностями, но также и для всех, кто трудоспособен. Даже Врата Ада, где никогда не было человека с параличом нижних конечностей, не умеющего ходить, были построены с соблюдением этих законов. Поэтому я мог легко добраться куда угодно. Так что я надеюсь, что вы также понимаете, насколько мы не привыкли ориентироваться в лесу и насколько неуклюжими мы можем показаться по сравнению с на’ви, которые живут в этом мире и научились ориентироваться в нём, как только начали ходить.
Джейк пристально смотрит на Эйтукана и обнаруживает, что тот зачарованно глядит в ответ.
— Ви приняли законы, штобы помочь и улучшить жизнь ваших инвалидов, — повторяет он.
— Да. Они не идеальны и могли бы быть намного лучше, но эти законы оказали инвалидам огромную помощь и во многих отношениях сделали ситуацию лучше по сравнению с тем, каким был мир до принятия закона. Это почти расставило всё на свои места.
Эйтукан вглядывается в сторону, взмахнув хвостом и на мгновение отведя уши назад.
— Ну, што ж, наш мир действительно не похож на ваш.
— Ага, и это означает, что обучение передвижению потребует времени для любого Небесного Человека, которого вы обучаете. Потому что, помимо этого закона, наш мир никогда не был похож на ваш. Наши деревья никогда не были такими высокими. Нет, наши самые высокие деревья чертовски большие, но они не такие огромные, как Дерево Дом или некоторые из тех, что растут в джунглях. Мы называем их Красными деревьями из-за цвета их коры. И в отличие от ваших, они стоят прямо, без низких ветвей, лоз. На них нет возможности подняться вверх, и ветви не соединяются между собой, как здесь. Поэтому, даже если бы мы могли подняться на эти стволы, то не смогли бы использовать их, чтобы передвигаться. Нам никогда, даже в прошлом, до того, как у нас появились машины и изменился мир, не приходилось ориентироваться в мире, подобном вашему. Так что обучение займёт время. Это совершенно новый набор навыков, который нам никогда не приходилось развивать. Всё равно, что поместить на’ви посреди огромного человеческого города и ожидать, что они смогут найти нужный этаж нужного здания, и расстраиваться, когда те даже не знают, в каком направлении начать.
Эйтукан вздыхает.
— Ощень хорошо, я понимаю твою точку зрения.
— Класс. Теперь, во-вторых, мы оба эволюционировали, чтобы лучше всего соответствовать окружающей среде. Буквально на днях я говорил об этом с Мо’ат и много об этом думал. Ваши люди высокие и стройные, с тонкими конечностями, более тонкой талией, хвостом для лучшего баланса и противоположными пальцами ног, среди прочего. Но люди наращивают мышечную массу лучше, чем вы. Посмотрите на мою руку, — говорит человек и сгибает руку, показывая мышцы, — Сравните это со своими.
Джейк наблюдает, как Эйтукан делает то же самое, и смотрит на разницу между рукой Салли и своей собственной, нахмурившись в раздумье. Его рука была намного тоньше, даже после десятилетий частой активности.
— И… уф, погодите, — ему удаётся стянуть с себя рубашку не потревожив маску, -Хорошо, и у нас есть жировые отложения, — Джейк тянет немного кожи вокруг бёдер, где у него, из-за отсутствия использования этих конкретных мышц, было достаточно этих самых отложений, — Это означает, что если бы мы были одинакового размера, вы всё равно были бы быстрее нас, потому что у нас больше объёма, веса, и мы не приспособлены для такой скорости. Ваша комплекция делает вас быстрее чем мы, но наша масса и мышцы, дают нам несколько преимуществ, которых у вас нет. Эта способность наращивать мышечную массу делает людей сильнее по сравнению с на’ви. Мы можем поднимать и переносить больше в течение более длительного времени, или бегать дольше, чем вы. Мы можем нарастить мышцы, которые позволяют нам выдерживать такие нагрузки. Благодаря способности человеческого тела лучше сохранять жир, мы можем выжить в чрезвычайно холодных условиях и прожить без еды дольше, чем вы. Жир — это защитный слой, который может защитить нас от холода, поддерживая температуру тела, тепло внутри нашего тела, в безопасном диапазоне. Если температура слишком низкая или слишком высокая, то наши тела начинают нас подводить. А когда наступает время нехватки еды, наш организм расходует запасной жир, прежде чем перейти к мышцам, которые, как мы уже обсуждали, люди строят легче, чем вы. Возможно даже раньше, чем органы и кости. Пока у нас есть вода и хотя бы немного еды, в лучшем случае по глотку, мы можем продержаться недели, если не месяцы.
И, честно говоря, причина, по которой вы думаете, что мы пахнем сильнее вас, заключается в том, что мы потеем больше. Именно так наши тела охлаждаются, а на Пандоре жарче, чем на большей части Земли. Итак, с помощью жира мы выживаем в очень холодной среде, а больше потея, мы выживаем в очень жаркой среде. Но ваш народ приспособился жить в очень стабильной среде. Она не становится намного жарче или холоднее, чем сейчас. Если бы в вашей среде наблюдались резкие перепады температуры, вашим людям пришлось бы бороться за выживание гораздо больше, чем Небесным людям.
Жир также помогает от падений, толчков, ударов. Имея большую мышечную массу и жировую прослойку, мы можем добиться довольно приличного результата и продолжать движение. Причина, по которой ваши люди могут делать то же самое, заключается в том, что, в отличие от нас, ваши кости укреплены круче, чем наш скелет. Но вот… органы на’ви не защищены таким же образом. Ваш желудок более уязвим, поэтому он уже, чем человеческий.
Джейк двигает рукой от груди вниз к бёдрам, где торс мужчины на’ви становится более узкими.
— Это привело к тому, что ваши тела переместили большую часть органов вверх, к груди, для защиты, но из-за этого ваши лёгкие стали меньше, чем наши. Твои лёгкие заканчиваются где-то здесь, — он указывает на свою грудь в области, как он видел на сканах, почти сразу под грудиной, — А наши заканчиваются здесь.
Морпех опускает руку немного вниз, туда, где заканчиваются его собственные легкие, немного выше последнего ребра.
— Итак, у нас большие лёгкие, потому что наши тела естественным образом лучше защищают органы. Большие лёгкие означают несколько вещей. Например, тот факт, что мы можем дольше поддерживать устойчивый бег или дольше задерживать дыхание, чтобы нырять и плавать. Это так же заставляет наших сновидцев казаться более запыхавшимися во время упражнений. Если вы когда-нибудь это замечали, потому что мы пытаемся вдохнуть достаточный объём воздуха для лёгких, которых у нас в этом теле нет. Однако мы всё ещё думаем, что они есть. Людям необходимо изменить то, как мы дышим, в наших сновидцах, чтобы не отставать от вашего народа, и обучение этому требует времени. А теперь, пять пальцев на руках и ногах, — объявляет тот, показывая руки, — Наши руки больше, шире, суставы более выражены. Наши пальцы длиннее, чем у на’ви. А у вас ладони длиннее, чем у людей. Ваши руки, естественно, хотят оставаться прямыми, вот так, — говорит Джейк, делая свои кисти рук почти плоскими, и почти сразу позволяя им расслабиться, — Но, поскольку наши суставы такие, какие есть, они изгибаются естественным образом. Благодаря этому мы можем выполнять небольшую работу в течение более длительных периодов времени. Поскольку наши пальцы длиннее, руки шире и естественным образом изгибаются, у людей хват более прочный, чем у на’ви, особенно потому, что в руках больше мышц. Мы можем держаться за что-то дольше и лучше распределять свой вес между указательным и большим пальцами, чтобы было легче удерживаться. Мы можем лазить безопаснее, за счёт большего распределения веса и пяти пальцам.
Джейк поднимает с земли тонкую палку и помещает её между двумя чашами так, чтобы она зависла над землей.
— Если вы приложите слишком большой вес к меньшему количеству точек, рыхлая порода может расколоться и рассыпаться. Он нажимает на палку тремя пальцами, и она ломается посередине от небольшого давления, — Но чем больше вы распределяете вес, тем меньше давления вы оказываете на слабые места, — морпех делает то же самое с такой же палкой, на этот раз четырьмя пальцами, и на неё приходится больший вес прежде, чем она сломается.
— Наши боевые способности также отличаются от ваших. Имея больше пальцев, более чёткие костяшки пальцев и общее строение наших рук, мы больше приспособлены для того, чтобы хватать, шлепать и бить кулаками, — Салли поднимает кулаки и изображает несколько ударов, правильную технику и всё такое, — Одного удара хорошо тренированного бойца может быть достаточно, чтобы оглушить противника. И этот вид боя полезен для нашего телесного строения. Жир, который есть в нашем теле, защищает наши органы, а жировая прослойка на лице может помочь смягчить удары и защитить наш мозг. И волосы на лице мы отращиваем по той же причине: да, для тепла, но они также помогают смягчать удары и защищаться в бою. Если однажды вы попросите меня показать вам, как нас обучают сражаться, находясь в моём сноходце, я вам покажу. Ваши люди развились, чтобы лучше хватать, кусать и царапать. Кожа толще нашей, поэтому раны, которые вы получаете в бою, обычно пробивают кожу, поэтому более толстый кожный слой подходит вам лучше. Нам не нужно развивать более толстую кожу, потому что это не то, что работает для нашей окружающей среды. Более тонкая кожа также помогает нам справляться с регулярными внезапными изменениями температуры вокруг. Вы когда-нибудь замечали, что наша кожа становится более красной, когда мы выполняем тяжёлую физическую работу? Кровь приливает к коже, чтобы охладиться вместе с потоотделением. Так же происходит, когда холодно, чтобы вывести более тёплую кровь на поверхность и поддерживать температуру нашей кожи ближе к той, которая должна быть.
И нам не нужны противоположные пальцы ног. Наши ступни предназначены для того, чтобы оставаться на земле и сохранять равновесие. Мы не созданы для того, чтобы лазить по деревьям так часто, как вы. Так что у на’ви это получается намного лучше и ловчее. Но чем шире ваши ступни и больше пальцев на ногах, тем лучше сможете сохранять баланс, особенно при беге по земле. Мы можем делать быстрые повороты во время бега лучше. Суставы на коленях, лодыжках и бедрах у вас лучше, чем у людей, хотя и более гибкие, что делает карабканье намного проще, нежели для нас. Мы буквально не созданы для вашей среды, точно так же, как и вы не созданы для нашей. Таким образом, вы не можете обоснованно судить нас за неспособность ориентироваться в вашем мире, поскольку мы не созданы для выживания здесь. Сновидцы созданы похожими на вас, но у них есть много наших человеческих черт. Они никогда не будут такими же быстрыми, как вы, у нас нет противоположных пальцев ног для лучшего лазания, и мы наращиваем массу так, как вы этого не делаете. Мы другие, но мы не хуже только потому, что не приспособлены к этому миру.
Эйтукан обдумывает слова человека, глядя на сломанные палки на земле.
— У нас есть поговорка, — продолжает Джейк, — Если судить рыбу по её способности лазить по дереву, она проживет всю жизнь, считая себя глупой. Когда я говорю, что нам нужно время, чтобы научиться новым вещам, я имею в виду, что нам нужно научиться делать всё по-своему, способами, более подходящими для нашего тела. Ваши попытки научить нас помогут, но мы не сможем научиться делать всё именно так, как вы, если наши тела не предназначены для работы и движений, как ваши.
Уши Эйтукана дёргаются назад, и он хмурится ещё сильнее.
— Ти лучше подходишь для других вещей. Я не осознавал этого. Считал неспособность вашего народа продуктом вашего образа жизни, а не ограничений ваших тел и структури вашего мира.
— Да, я так и понял, — говорит Джейк, — Я буду честен и скажу, что многие люди не развивают естественных для нас навыков. В нашем мире настолько легко ориентироваться, что нам часто не нужно бежать, даже если мы в этом хороши. Или развивать хорошие мышцы, потому что мы не часто переносим тяжёлые грузы, но можем, мы для этого приспособлены, просто у нас нет многих собственных навыков. Но люди, которые тратят время и силы на отработку этих навыков, чертовски хороши в своём деле. Солдаты — одна из групп, у которых развиваются хорошие мышцы и беговые способности. Учёные обычно не работают над такими навыками. А аватары даже не двигаются так часто, как другие учёные, поэтому из-за бездействия они теряют мышцы и кажутся слабее в своих человеческих телах. Вот почему я стараюсь равномерно распределять время между телами, чтобы мой аватар оставался активным.
— Я приложу все усилия, штобы увидеть эти вещи с вашей точки зрения, — обещает Эйтукан, — Я… ценю, что ти объясняешь мне эти вещи.
— Я… пожалуйста. Спасибо, что выслушали меня, — Джейк вспоминает, что нужно бы снова надеть рубашку, и с трудом её натягивает.
— Итак… если би ми позволили Странникам Снов прийти сюда, чтоби помогат народу, возможно, ти лучше подходишь для других задач, — сказал оло’эйктан, — Или если ми позволим Небесным Людям выполнять задачи за пределами Домашнего Дерева.
— Почти, более или менее. У нас хорошие руки. Мы хорошо бегаем, или можем, по крайней мере, и лазаем. Но, как я уже сказал, ваши суставы лучше, поэтому мы будем медленнее вас.
-Пощему у тибя глаза меньше?
— Э-э, вы, ребята, довольно часто охотитесь по ночам, поэтому научились видеть в темноте чётче. Большие глаза, равно лучшее зрение в темноте. Мы более активны, когда светит солнце, и в тех местах, где мы развивались, оно было намного ярче, чем здесь. Поэтому глаза меньше, и зрение чётче, когда очень ярко. Я думаю. Возможно, нам будет удобнее охотиться с икраном, поскольку мы летаем над верхушками деревьев, прямо под ярким солнцем. Хотя не могу сказать наверняка. Кроме того, на Земле темнеет ночью. О да, становится безумно темно. Так темно, что иногда по ночам ни черта не видно, и мир не светится так, как твой. Там нет… светящегося мха, или виноградных лоз, или чего-то ещё. Никакие растения не загораются. Никак. Почва тёмная, мох тёмный, деревья и все животные тёмные. Люди так и не научились лучше видеть ночью, потому что мы предпочли быть активными днём. Итак, меньшие глаза нам помогли.
— Твои уши не двигаются.
— Да, в этом я не уверен. Наши уши расположены немного ниже и более плоско прилегают к голове. Но я чувствую, что… моя способность слышать звук не стала лучше или хуже ни в одном из моих тел? Думаю, я смогу… хотя бы немного лучше сосредоточиться на одном звуке в своем сновидце. Это может быть по-своему полезно, — Джейк пожимает плечами.
— Нет хвоста.
— Он и не нужен был. У нас хороший баланс и больше пальцев для быстрых движений, а еще мы не лазаем по деревьям, как вы.
— У тибя зубы тупие. Нет кликов.
— Раньше они были острее, но то, как мы начали готовить и есть еду, сделало их тупее с течением поколений. Не нужны такие острые зубы, чтобы кусать или рвать мясо. Или что-то вроде того. Не очень уверен в этом. А ещё мы обычно не кусаемся, чтобы драться, если ты помнишь.
— У тибя острий нос.
— О, я не знаю на этот счёт. У нас в носу есть гибкая кость, которая придает ему такую форму, вот здесь, — морпех зажимает переносицу, — У вас такого нет. Я не знаю, делает ли это наши носы лучше или хуже. Потому что я думаю, что, если не считать внешнего вида, они работают примерно одинаково. У людей тоже есть различия в форме носа… возможно, дело в том, что определённые формы лучше всего работают в определённом климате, будь то холодный или жаркий, влажный или сухой. Возможно, у меня есть книга, которую я могу прочитать, чтобы узнать больше, но мне придется проверить это. Заострённый нос, возможно, лучше подходит для… холодных условий. Я полагаю.
— У тибя нет цвина.
— Наша планета не связана между собой так, как ваша. Ничто не имеет цвина или чего-то даже отдалённо похожего, — отвечает Салли, — Наши растения не так уж связаны, животные не связаны, люди не связаны. Кроме того, с точки зрения развития это кажется очень плохой идеей. У вас есть своего рода конечность, которая напрямую связана с вашим мозгом и нервной системой. Любое повреждение вашего цвина будет разрушительным для обоих или просто чрезвычайно болезненным, и у вас нет никакой защиты от этого, кроме ваших волос. Что произойдёт, если ты убежишь от чего-то, а оно просто откусит конец твоей косы?
Оло’эйктану его точка зрения не нравится, и это видно, но он ничего не ответил.
— Это чертовски круто, — признался Джейк, — Способность соединиться с чем-то помимо себя? Это очень круто и очень полезно, особенно при общении с животными, такими как икраны и па’ли. Но у него есть один довольно досадный недостаток.
— Твоя кожа розовая, это видно.
— О да, это связано с солнечным светом на нашей планете, — человек кивает и рисует круг на земле, — Представим, что это Земля. Эта область посередине получает яркое и непрерывное солнце. Здесь не так много деревьев, очень жарко, поэтому люди подвергаются воздействию большого количества солнечного света. Здесь, вверху и здесь, — Джейк тыкает палкой в пару нарисованных материков, — Гораздо меньше солнца, больше облаков и древесного покрова. Итак, солнце испускает так называемое УФ-излучение. В больших количествах это может быть вредно, если вы к этому не адаптированы. Более темная кожа, например, темно-коричневая у некоторых Небесных Людей, защищает от вредного количества этого УФ-излучения. Но солнечный свет важен, потому что он помогает организму вырабатывать витамин, который нам нужен, чтобы быть сильными. Таким образом, в местах, где было мало солнечного света, нам нужно было больше помощи в его поглощении, чтобы получить достаточное количество этого витамина, и более светлая кожа сделала своё дело. Таким образом, люди, жившие ближе к середине нашего мира, имеют более тёмную кожу, а люди, живущие на верхушке и нижней части планеты, имеют гораздо более светлую кожу. Конечно, сейчас люди путешествуют и передвигаются гораздо больше, поэтому кожа разного цвета распространена практически повсюду, здесь живут не только светлокожие люди, темнокожие тоже есть. Первоначально самые первые группы людей были отсюда, посередине, и у нас была более тёмная кожа, что также было хорошей маскировкой в такой местности, но в течение длительного времени мы медленно распространялись, и наша кожа светлела, наши тела адаптированный к нашей среде.
Эйтукан хмыкнул.
— Ти громкий.
— Большие лёгкие, — напомнил морпех, — Но это также может быть культурным моментом. Многие люди по всему миру говорят, что американцы, то есть большинство людей, которые сюда приехали, громкие. Что ещё у тебя есть на мой счёт?
Кажется, у Эйтукана закончились вопросы, о которых можно было бы спросить, но он смотрит на Джейка так, словно отчаянно пытается вспомнить что-то ещё.
Джейк вздрагивает.
— Я только что вспомнил кое-что. У нас немного лучшее вкусовые рецепторы, и люди могут есть капсаицин. Пряная штука. Вещи, которые, когда вы пытаетесь съесть, во рту причиняют боль, как будто жгут, и требуется время, чтобы это прошло. Вы не можете. Это может вызвать кашель или рвоту. На самом деле, многие из нас любят острое. Мы едим их специально, потому что нам нравится вкус.
Эйтукан выглядел слегка испуганным, а Джейк веселится и смеётся.
— Ну, я думаю, у меня есть несколько видов растений и животных, которих ти, возможно, захочешь попробовать съесть, — говорит Эйтукан, и Джейк ахает от восторга.
— Действительно? — взволнованно спрашивает он.
— Я попрошу Нейтири показать их тибе, чтобы ти попробовал.
— О да, — шипит он про себя, — Остренькое, остренькое, обожаю просто.
Эйтукан морщится.
— Что я слышу об остром? — спрашивает Джей, и Джейк смотрит на неё.
— Они не могут есть капсаицин, а мы можем. Поэтому есть растения и животные, которые не нравятся на’ви. И которые мы можем собирать бесплатно.
— Просто, блять, невероятно, — улыбается она с довольным видом, — Значит ли это, что мы можем делать острые крылья?
— Я слышу тихое «да», — подтверждает он.
— Яйца с острым соусом, попперс с халапеньо, вероятно, можем попробовать воссоздать довольно хорошую каджуанскую еду, вяленая курица… — размышляет она, — Гамбо?
— Перед тем, как уйти, я скачал на свой планшет чертову тонну книг с рецептами, — предвкушающе ухмыляется Джейк, — В следующий раз, когда буду здесь, я принесу это, чтобы вы могли скопировать их себе.
— Черт возьми, да, — подтверждает она, — Мне пора идти. У меня тут корзина, полная животных кишок, и они капают мне на ноги.
— Отвратительно. Пока, — отмахивается он, и она быстро уходит.
Эйтукан провожает её взглядом, а затем спрашивает:
— У вас есть так много еди с такой специей?
— О, вы не поверите, до какой степени мы обожаем есть капсаицин. У нас всё острое. Острая рыба, мясо всех видов, овощи, фрукты, супы, тушёные блюда, закуски, иногда даже напитки! Люди любят специи. Вы говорите, что у вас есть острая еда, которая для тебя слишком острая? Брат, я гарантирую, что некоторые острые блюда, которые мы регулярно едим на Земле, кого-нибудь здесь убьют.
На’ви выглядит весьма встревоженным этим заявлением.
— А некоторые люди более выносливы или тренируются быть более выносливыми чтобы есть настолько острые продукты, что средний человек никогда не позволит им приблизиться ко рту. Как я уже сказал, люди любят специи.
Эйтукан выглядит крайне обеспокоенным и несколько встревоженным. Наконец Джейк зовёт палулукан, который, казалось, торчит поблизости.
Джеллибин.
Он не может сопротивляться. Она такая маленькая и милая, а у него есть традиция называть кошек в честь конфет, поэтому Салли не собирается принимать никакой критики на этот счёт. Когда её здоровье улучшилось, она начала охотиться самостоятельно. Когда палулукан была с Джейком на реке, то находила и ловила птиц, тапиров и даже необычную рыбу. Джеллибин довольно быстро стала больше. Скорее всего, в этом отношении помогло то, что однопомётники не крали её еду.
Джейку нравилось издавать в её сторону кошачьи звуки и слышать, как она пытается подражать им в ответ. Она ужасно мяукает, но умеет чертовски хорошо издавать трель. Джеллибин начинает это делать, чтобы привлечь его внимание, когда находит ошибку.
Морпех был удивлён, что она никогда не пыталась съесть его в человеческом теле, когда он выходил позагорать или проверить свои растения. Палулукан следила за ним, обнюхивала его, но когда его аватар спал, действительно игнорировала это, предпочитая наблюдать, чем он занят. Как будто знала, где Джейк находится, его сознание или что-то ещё. Это было круто.
Теперь, когда он освоил азы, его прогресс в изучении языка стал лучше. Салли мог использовать часть языка в разговорной речи, но ему было трудно произносить более длинные предложения. Тем не менее, прогресс есть прогресс, и люди, которые учили его делать что-то в Домашнем Дереве, могли объяснить ему вещи проще.
Тсу’тей и Нейтири продолжали приходить к нему в лагерь просто потусоваться, что было приятно. Они приходили делать стрелы, или сидеть с ним у реки, пока Джейк ловил рыбу. Или подшучивать над ним, что, казалось, было своего рода любимым времяпрепровождением.
Наблюдая за тем, как Тсу’тей объясняет, что такое песенный шнур, он понимает, что сидит на боку, подперев голову одной рукой, а другой лениво прослеживает отсутствующие узоры в почве. И при этом на самом деле слушал не очень хорошо, а в основном просто глазел на беднягу. У него было красивое лицо, Джейк не был слепым. Когда он впервые увидел Нейтири, то подумал, что она прекрасна, а теперь, наблюдая, как Тсу’тей перебирает каждую бусинку, и любуясь линией его челюсти, его руками, он задавался вопросом, будет ли это проблемой. Прошло много времени с тех пор, как он чувствовал… влечение.
Он старался отогнать эти мысли настолько, чтобы не смотреть на другого мужчину, как на особенно вкусный кусок мяса, и сосредоточиться на перемещении на месте, чтобы устроиться поудобнее. Тсу’тей замечает это движение, слегка замедлившись, осматривая Джейка, откашливается и продолжает.
Джейку нравится Форест. Он классный парень. Спокойное, холодное, знакомое отношение.
У него также есть охрененная татуировка, которую Джейк обнаружил, когда они с парнем помогали Мо’ат. Форест в основном чистил кроватки и заменял использованные в них листья и мягкую траву, пока Джейк разрывал цветы; их лепестки, стебли, бутоны, все эти маленькие кусочки, каждый из которых имел своё назначение, половина из которых была медицинской, другая половина должна была быть отправлена разным людям для превращения в краску или волокна…
— Я таю, — объявляет Форест, — Господи, здесь жарища.
— Ага, — подтверждает Джейк, — Все эти перемещения не помогают.
Форест ворчит и преклоняет колени перед Джейком.
— Позволь мне просто… — брюнет глубоко вздыхает и снимает маску, затем стягивает рубашку и бросает её, прежде чем снова надеть маску и продолжить дышать, — О, так лучше.
Джейк фыркает, а затем смотрит на тёмные отметины на груди Фореста, когда тот заправляет рубашку за пояс.
— Ух ты, — выдыхает Салли с благоговением.
Две вытянутые руки, пальцы почти не соприкасаются. «Сотворение Адама», прямо над тёмно-красными линиями под ключицами Фореста.
— Это чертовски… — морпех тянет руку, желая провести по рисунку кончиками пальцев, остановившись прямо в паре миллиметров, — Извини. Чувак, это круто. Это… поэтично. Мне бы хотелось, чтобы мои татуировки имели хотя бы половину такого же значения.
— О да, я был в восторге от этого, — соглашается он, — Я знаю, что это уже делалось раньше, но это так…
— Да, Господи Боже, это потрясающе. И низкий поклон твоему лучшему хирургу.
— Шикарно, да? Я выгляжу чертовски великолепно. Какой груз свалился с моей груди.
Джейк закатывает глаза.
— Боже, этой шутке должно быть… больше ста лет. Ребята, вам нужно выбрать лучший вариант.
— Ни за что, это классика! — настаивает, Форест, — Лучшая транс-шутка за последние десятилетия передавалась от транс-мужчины к транс-мужчине. Нельзя так отказываться от традиций!
Мо’ат наклонился и с любопытством всмотрелась в область груди Фореста.
— Имеет ли значение этот знак? И это пугает… травма? Это выглядит болезненно.
Двое мужчин переглядываются.
— Я не буду объяснять Мо’ат, что такое двойная мастэктомия, — говорит Джейк, а затем, поскольку он засранец… — Как член цис-сообщества, я чувствую, что я не лучший человек, чтобы…
— Ой, да ладно, — говорит Форест, закатывая глаза, — Это ерунда, и ты это знаешь. Я посчитал тебя странным, как только увидел тебя. Ты определённо знаешь достаточно.
Джейк обдумывает это, в конце концов цокая языком.
— …Справедливо. Но всё же мне пришлось объяснить глобальное потепление. Так что… — Джейк пожимает плечами.
Форест вздыхает.
— Ладно. Хрен с тобой… — он откашливается, — Значит, иногда люди… рождаются с душой, которая не соответствует их телу? Мы называем их трансгендерами. Я трансгендер. Я родился с женским телом, но моя душа всегда ощущалась мужской. Поэтому, когда моё тело развивалось по-женски, мне было от этого очень некомфортно. И что люди могут сделать, так это изменить наши тела, чтобы они соответствовали нашим душам, изменяя наши гормоны, а иногда и медицинские процедуры. У меня была грудь, но я её не хотел. Итак, мне сделали так называемую «двойную мастэктомию». Или, как трансгендеры называют это «высшей хирургией». Они удалили ткань груди и изменили мою грудь, чтобы она больше походила на мужскую.
Моат обдумывает это.
— Вы должны таким образом изменить свои тела? Что касается людей, когда происходит что-то, что звучит очень похоже, под влиянием Эйвы многие тела людей развиваются так, как чувствуют их души, даже если их тела изначально не соответствуют тому, что они чувствуют, это соответствует их душе.
— Люди это обработали.
— Повезло, — усмехается Форест, — Чувак, мне бы хотелось, чтобы для людей всё было так просто. Это сделало бы массу вещей проще. Операция на высшем уровне была занозой в заднице, а процедура гормональной коррекции вырубила меня на неделю.
— Уф, — сочувственно кривится Джейк.
Форест вздыхает.
— Ну, я полагаю, именно так всё и происходит, — отрезает он, — В любом случае! Итак, татуировка, которую я сделал, представляет собой часть очень известной картины под названием «Сотворение Адама». Это картина, изображающая старую историю о том, как человечество было создано божеством, вроде Эйвы…? , — он смотрит на Джейка, который мычит и протягивает трясущуюся руку, чтобы сказать «вроде как», — В любом случае, сильный дух, вроде как, — поправляет он, — На картине самый первый человек по имени Адам и божество, они тянутся друг к другу, их пальцы едва соприкасаются, понимаешь? — Форест показывает на грудь, — После этой операции я почувствовал себя больше самим собой, больше мужчиной. Итак, «Сотворение Адама». Создание человека. Это довольно популярная татуировка среди мужчин-трансгендеров, которые хотят скрыть шрамы от операции.
Мо’ат выглядит очарованной этим.
— Это обычное явление, когда человеческие души не совпадают со своими телами?
— Эх, небольшая часть популяции человечества, — говорит Форест, — Ну, меньше одного процента. Один человек на каждые, скажем, двести человек. Но я думаю, что это также включает в себя людей, чей гендер… Хорошо, у нас также есть понятие «гендерквир», которое представляет собой термин для всех, чей пол, то есть их физические характеристики, не совпадают, то есть сюда входят люди, которые не совпадают. У меня нет пола, у людей, чей пол является гибким, у людей, которые чувствуют себя смесью того и другого, и даже больше.
— Подожди, это значит, что ты выбрал себе имя, не так ли? — спрашивает Джейк, — Ты выбрал Форест?
— Эй, не трогай его, — говорит Форест, — Послушай, в старшей школе я ходил под именем Лифа, так что…
— Итак, когда ты, наконец, смог привести своё состояние и мысли в правильный порядок, ты стал Форестом? Господи, ты должен быть самым поэтичным парнем в этих джунглях.
— Ты знаешь, тот факт, что ты проехал шесть световых лет, чтобы похоронить своего брата, может сделать тебя в некотором смысле таким же поэтичным, как и я, — возражает Форест.
Джейк делает паузу.
— Туше. Хорошо, это честно. Всё ещё.
Форест закатывает глаза.
— Могу я осмотреть твои шрами? — спрашивает Мо’ат.
Брюнет колеблется и неуверенно глядит в сторону морпеха.
— На днях она буквально изучила меня с ног до головы, — пожимает плечами Джейк, — Она действительно любопытна, но не агрессивна или что-то в этом роде.
— Я… — Форест делает паузу, — Вообще не люблю, когда люди трогают мои шрамы. Они… своего рода чувствительные. И я вообще не люблю, когда люди кладут руки мне на грудь.
— Хорошо, — соглашается Моат.
— Я… не особо возражаю, если вы посмотрите, лишь бы вы меня не трогали, — признаётся Форест.
Мо’ат кивает и наклоняется, чтобы посмотреть на шрам и татуировку над ним.
— Это ощень аккуратная работа, — отмечает она, — Кто би это ни сделал для тибя, он ощень точен в своей работе.
— Да, хирурга очень рекомендовали люди в моём районе, — отвечает Форест.
— Однако, наверное, было больно, — замечает та.
— О, конечно. Восстановление после верхней операции — это боль, но оно того стоило. Плюс у меня были неплохие обезболивающие. Э-э, лекарство, которое блокирует боль, — объясняет он, и она кивает.
— Спасибо, што позволил мне осмотреть тебя, — говорит она, — Жейк, ти…
— Я закончил, — говорит он, поднимая руки и показывая свою работу.
Все сегменты цветка были красиво разделены, и тсахик довольно улыбается.
***
В его окно что-то царапнулось, и Джейк сонно всматривается в темноту, услышав, как Джеллибин поднялась на задние лапы и похлопала по окну своими большими лапами.
— Иди спать, Джеллибин, — позвал он её, — Иди спать. Боже.
Он пытается снова удобно устроиться, но когти на окне его очень раздражают.
Измученный и немного раздражённый, он выскользывает из кровати, хватает маску с пола и ползёт по полу. Выползя из хижины, садится на край, и когда Джеллибин приближается, Джейк кладёт руки на створки над её зубами.
— Милая малышка, что тебе нужно?
Она садится и вырывает голову из его рук, чтобы посмотреть в темноту, похлопывая хвостом по земле. Джеллибин немного ворчит, а затем, столкнувшись с Джейком головой, снова смотрит в ночной лес. Палулукан отходит на несколько шагов, а затем поворачивается и смотрит на него.
Джейк стонет, возвращается в хижину и залезает на связь.
В другом своём теле он делает то же самое, что и раньше, просто соединив их очереди вместе.
— Детка, какого хрена ты хочешь? Я так устал. Уже поздно, и я устал.
Джеллибин хочет охотиться. Поправка: она хотела с ним поохотиться. Джейк устало стонет и прижимается лбом к центру её головы.
— Джеллибин, ты худшая кошка, которая у меня когда-либо была.
Она ободряюще облизывает его лицо.
— Я пойду с тобой, но я никого убивать не буду. Я слишком устал для этого.
Джеллибин думает, что это идеально, потому что ей хочется содрать с чего-нибудь плоть, а он будет мешать. Однажды хищник — всегда хищник.
— Верно. Хорошо, давай, — он пытается разорвать связь, но она отбрасывает его руку.
— Оставь связь, — призывает она.
Она хочет охотиться с ним, а не без него.
— Ок. Ладно. Хорошо, но мне хотя бы нужен нож.
Джеллибин любезно позволяет ему подготовиться к ночной экскурсии, которую она ему навязала, и затем они снова соединяются в цахейлу. Палулукан достаточно большая, и ему не нужно пригибаться, чтобы удержать их вместе, немного приподнимаясь над бедром, но малышка еще молода, и её цвин должен тянуться вверх, как будто он держит за руки ребёнка.
Охота с ней… поучительна. Она ругает его за громкость, говорит, что у него отстойное ощущение мира, и время от времени бросает на него раздражённые взгляды. В конце концов она просто останавливается и смотрит ему прямо в глаза, чертовски плоско.
—
Мы не двинемся, пока ты не разберешься со своим дерьмом, — кажется, говорит она.
— Хорошо, тогда покажи мне, чего ты от меня хочешь, — говорит он, — Ты умеешь охотиться, а я нет, так что скажи мне, что делать. Ты эксперт.
И она это делает. Она заставляет его пригнуться, показывает ему следы и позволяет учуять следы в воздухе, которые направляют их к добыче. Показывает ему, как двигаться, как сделать так, чтобы его шаги были бесшумными. Чаще всего Джейк передвигается на руках и ногах, скользит вместе с ней через небольшие щели, поворачивая уши, используя чувства Джеллибин, чтобы выяснить, где что находится, откуда доносятся странные звуки, чем пахнет самая вкусная добыча…
Это всё равно, что принять совершенно другой образ мышления, чем охота. Он чувствует то же, что она чувствует во время охоты, сосредоточенность, опасность, которую она излучает. Возможно, она не самая большая или самая крутая кошка в джунглях, но у неё есть зубы и когти, как и у любого другого палулукана. Она может хрустеть, рвать, резать и чувствовать, как кровь капает из её челюстей, как и любая другая кошка смерти.
И именно этому она его учит. Учит его не просто как охотиться, а тому, как охотиться как палулукан. Как стать смертью в ночи. Невидимой, неслышимой, ничем иным, как кромешной тьмой и концом. Как быть тенью на корне дерева, как быть приглушённым ветерком… Она поправляет его движения, пока он не движется точно так же, как она. Скользя между растениями и тенями, как будто их обоих почти нет. Листья и ветки его не трогают, он молчит как могила.
Честно говоря, Джейк не уверен, отвечает ли он за свои движения или Джеллибин протягивает лапу и поправляет его движения за него.
Она действительно удивительное существо и прекрасный охотник, потому что вскоре смогла найти то, что они выслеживали на протяжении нескольких миль. Достаточно близко, чтобы можно было потрогать, находится саблезубый кабан, почти увеличенная версия тапируса. Твёрдый панцирь на спине, как у броненосца, по высоте, примерно до середины бедра, когда он стоит. Чертовски хорошая еда для Джеллибин. Какое-то время они наблюдают за добычей. То как она рыщет в грязи в поисках корней, которые обычно ест. Рядом есть и другие, но этот отбился от стаи.
Джеллибин думает, как подойти. Она не может хорошо прокусить панцирь, но если опустится ниже, то, возможно, сможет схватить челюстями его шею, чтобы сломать её. Джейк предлагает разобраться с ним, чтобы она могла с лёгкостью схватить его за горло. Если Джейк врежется в него плечом, он может перевернуть кабана под нужным углом. Джеллибин почти удивлена предложением, а затем, вместо того, чтобы отдать ей команду, она запускает его вперёд.
Он рычит, врезаясь в твёрдый панцирь, и хватается за края, в то время как саблезубая свинья визжит, когда он швыряет её на бок и удерживает на месте. Всё, что он может сделать, это хлестать клыками, но Джеллибин была рядом с ним, и её зубы уже впились ему в горло, пока её когти сгребли его обнажённую грудь, а один из них обвился вокруг головы, чтобы удержать её на месте, пока она вырывает горячее от крови мясо и жадно его глотает.
Джейк хватает свой нож и вонзает его между рёбер в сердце саблезубого кабана, избавляя его от дальнейших страданий. От ощущения, что она ест его, пока земля пропитывается кровью. Добыча становится неподвижной и расслабленной, а палулукан продолжает терзать его обнажённую шею, чтобы пробраться глубже, сломать кость и разорвать мышцы, и…
***
Джейк моргает, вспоминая себя, лицо и руки которого залиты кровью. Откуда он сам вытаскивал полоски горячего мяса и пихал их себе в рот так же жадно, как и Джеллибин.
— О, чёрт, — говорит он, немного удивленный.
У него возникает ощущение, что это не совсем нормально, но острый вкус меди во рту не помешал ему доесть кусок, который он жевал. Вместе они добились довольно хороших успехов в поедании зверя сырым. Джеллибин жуёт остатки костей и органов, пока Джейк срывает панцирь ножом и руками, чтобы срезать полоски мышц на его спине. Она использует его способности, лёгкость движений, большие пальцы на руках. Его силу и ресурсы, чтобы начать разделывать зверя. Чтобы его легче съесть.
Это чертовски дикое поведение, но поделиться своим разумом с хищником было именно тем, что Салли предполагает, лениво обгладывая обнажённую кость. Джеллибин спрашивает его, собирается ли он это есть.
В этом месте пахнет так, словно оно было залито кровью. Он не чувствует запах леса вокруг них.
Он отрывает его и позволяет ей проникнуть внутрь.
— Это действительно странно, — думает он, лениво жуя, больше не подчиняясь хищным инстинктам своего палулукана, а наслаждаясь вкусом на двух разных языках.
Джейк почти уверен, что охота с икраном совсем не такая. Они летают выше, стреляют стрелами и забирают зверя обратно в Древо Дома. Они чистые, точные, изящные.
Они же? Они ели животное там, где оно было убито. Джейк даже не помнит, как начал его есть. Но знает, что его желудок почти полон, руки и ладони пропитаны остывающей кровью, а лицо, наверное, чертовски грязное. Это всё тоже у него на коленях, с того места, где он стоял по эту сторону саблевидного борова. Она съела его глаза, мягкие ткани, но милостиво оставила ему сердце. Главным образом потому, что она пока не может пройти через грудную клетку и дойти до него.
Джейк меняет положение, упирается ногой во внутренние рёбра мёртвого животного и начинает ломать ещё несколько костей, чтобы проникнуть внутрь.
Она двигается и впивается зубами, чтобы вырвать лёгкое с отвратительным хлюпающим звуком. Всё пропитано кровью, но Джейк находит и съедает сердце или большую его часть. Он предлагает Джеллибин вторую половину, что ей нравится. Морпех честно забывает, что его малышка — опасное дикое животное, способное убить всё, что попадалось ей на пути. Но теперь, пропитанный кровью и жующий сломанные рёберные кости, пока Джеллибин ест, ест и ест досыта, он обнаруживает, что не боится, а глубоко уважает этот факт. Она хищник. Самый опасный, эффективный и жестокий хищник на этой земле. Даже на’ви не могут сравниться с ней. Насилие для неё вторая натура, или, точнее, насилие в её природе. Единственная причина, по которой он когда-либо подходил достаточно близко, чтобы коснуться её, заключалась в том, что Джеллибин была слишком слаба, чтобы поднять своё тело с земли. Она пирует там, где считает нужным, захватывает свою территорию и защищает её зубами и когтями. Как чудесно, что такое существо, как она, позволило ему разделить её узы.
Палулукан милостиво разрешает ему пировать с собой, предлагает рвать плоть своими острыми зубами, за то, что он помог ей в этой охоте. За то, что он хорошо научился смерти и голоду.
Завтра Джейк, вероятно, будет чувствовать себя чертовски странно из-за этого, но он всё ещё делится с ней своими мыслями, и она, кажется, делает такое пиршество нормальным или достаточно нормальным, чтобы Салли мог терпеть и сидеть там, методично разбирая для не труп. Это выгодно, поскольку она наполняет желудок, и никогда не думала, что он может быть таким полным.
С другой стороны! Теперь у него был доступ ко множеству костей! Что может быть полезно. А с другой… другой стороны, он так и не смог вывести пятна крови из этой рубашки и шорт.
Джеллибинс говорит, что это нелепая проблема, и он должен с гордостью носить кровь! Это был знак удачной охоты и дань уважения добыче.
— Господи Иисусе, во что я ввязался? — спрашивает он вслух.
-
Еда, — отвечает она, —
Дай мне это, дай мне это, я хочу этого
Джейк достает для неё печень, и она осторожно берёт её из его ладони, прежде чем проглотить одним укусом. И это действительно было вкусно, хотя она вообще не пробовала его, проглотив целиком.
Когда Джеллибин была слишком сыта, чтобы съесть больше, мясо действительно оставалось не так уж и много, но всё равно слишком много, чтобы тратить его впустую. Итак… он берёт труп, оставив после себя некоторые ненужные органы — толстую кишку и часть нижних отделов кишечника, желудок, наполненный резко пахнущей желчью. А после относит его обратно в лагерь, где тщательно срезает с него мясо с помощью ножа, кладёт его в запечатанный контейнер и относит в хижину, чтобы охладить и приготовить позже. Он сортирует кости в корзине, оставляя рядом сегменты панциря, а Джеллибин продолжает грызть череп, потому что она этого хочет, ведь мозг остается внутри.
Эта мысль, наконец, вызывает у него тошноту. Всё это событие отталкивающее, но… вкус крови во рту не заставляет его живот скрутиться, как и тот факт, что в желудке у него было, вероятно, несколько фунтов сырого мяса.
Затем, поскольку он весь в засыхающей крови, ему и Джеллибин действительно удаётся вымыться в реке. Джейк старается убрать кровь со своей одежды, понимая, что это безнадёжное дело. Тем не менее, он мог попытаться во всем разобраться во время мытья.
Возможно, ему стоит заняться пошивом собственной одежды более тёмных цветов. Его будет труднее увидеть ночью, и никто не увидит пятен крови, если это произойдёт снова.
Если. Когда. Не важно.
Джейк чувствует, что Джеллибин нравится охотиться с ним теперь, когда он стал гораздо менее неуклюжим и глупым. И наверняка позовёт его снова, когда будет достаточно голодна, чтобы съесть лошадь.
Джеллибин исчезает в темноте с черепом в пасти, в своей маленькой берлоге.
— Спокойной ночи, — желает он, когда его малышка уходила, и щебечет в ответ.
***
— Привет! — здоровается Джейк, — Наверное, это странно говорить, но тебе нужны кости? Или… снаряды? — спрашивает он Тсу’тея, когда тот пришёл в гости сразу после обеда.
Тсу’тей останавливается и настороженно смотрит на него.
— Я бы действительно предпочел, чтобы ты не просил меня вдаваться в подробности, — говорит Джейк, а затем хватает корзину с костями и ставит её между ними.
Тсу’тей с растерянным видом присаживается, чтобы осмотреть кости, а затем разглядывает пластины панциря, оставленные возле хижины.
— Тибе удалос убить рунгвама?
— Угу, — подтверждает он, сосредоточившись на верёвке, которую делал, и не глядя в глаза охотнику на’ви.
-…Я не буду спросить. Я уважать твою просьбу, — признает Тсу’тей, — Но знай, што я… знаю об этом и мне любопытно.
— Принято к сведению, — говорит он, — Хочешь их забрать?
— Я возьму панцирь, — подтверждает Тсу’тей, — И некоторые из более крепких костей. Они хороши для ручек ножей и ткацких станков.
— Ох, хорошая мысль. Тогда позволь мне оставить одну, чтобы сделать кое что, — говорит он, передвигаясь и заглядывая в корзину. Джейк вытаскивает одну, на которой, как он увидел, были следы зубов на’ви, прежде, чем Тсу’тей успел это заметить, — Я просто чищу её и сушу на солнце, верно? Тогда я смогу придать ей форму?
— Да.
— Крутяк. Скоро я займусь установкой ткацкого станка, — говорит он, — Хочу сшить новую одежду, лучшую для того, чтобы быть здесь.
Тсу’тей кивает.
— Мудрая идея.
— А можно ли из костей сделать краску?
— Если их опалить, из них получится прекрасная щёрная краска, если хочешь.
— Я запомню это. Оставлю рёбрышки поменьше, ну, на этот случай. Пожалуй, попробую.
— Для щёрной краски, если хочешь, тибе понадобится цветок и корень, — задумчиво продолжает на’ви, — Я могу показать тибе, на што обратить внимание. Ви, Небесные люди, носите такие разнообразные цвета. Я могу помочь тибе найти множество натуральных красителей.
— О, это было бы здорово! — восклицает Джейк, отметив, что он действительно заинтересован в этом, — Сейчас или в другой раз?
— Я не могу посвятить сегодня много времени, — отвечает Тсу’тей, — Я просто в гостях. Но через два дня я не буду занят ничем срочним.
Джейк ухмыльнулся.
— Тибе так нравится ткать? — спрашивает Тсу’тей.
— Не знаю, в этом есть что-то приятное. Делать вещь самому, знать, откуда взялась каждая ниточка, красить пряди… Не знаю, это приятно. Но посмотрим, насколько мне это понравится, когда я на самом деле буду кроить и сшивать. Возможно, в другом теле мне будет легче это сделать. Руки меньше, стежки проще… Буду иметь это в виду. Ох, я мог бы сделать красивую вышивку. Проделать более мелкие детали… — Джейк задумчиво смотрит вдаль, — Я забегаю вперёд.
Губы Тсу’тея изогибаются в улыбке, и он кивает.
— Да, я так и думал. Тем не менее, это может быть хорошей идеей.
— Действительно. Хотя мне интересно, почему бы тибе просто не надеть набедренную повязку, её гораздо проще сделать и требует меньше усилий, щем сделат… — он слегка тянет Джейка за рукав, — Всё это.
Джейк пожимает плечами.
— Это то, к чему я привык, что мне кажется знакомым. По той же причине, по которой я никогда не мог заставить тебя надеть брюки и рубашку, по этой же причине я не хочу носить набедренную повязку.
Тсу’тей выглядит так, словно не мог с этим поспорить, с лёгкой гримасой рассматривая одежду Джейка.
— Я вижу этот взгляд, — говорит он, указывая на лицо мужчины, — Ты точно понимаешь, что я имею в виду. Да, вероятно, было бы намного проще носить набедренную повязку, и, честно говоря, она прекрасно работает. Обтекаемая, с хорошей маневренностью. Я знаю, что это хорошая штука, но она мне незнакома. Я ношу подобные вещи уже двадцать пять лет. Но осознание того, что набедренные повязки — хорошая альтернатива, не облегчает отказ от них.
Тсу’тей кивает, обдумывая это.
— Но, — соглашается Джейк, — У вас действительно есть отличные варианты дизайна, которые я мог бы повторить. Пока не уверен, надо будет сделать несколько эскизов. Постарайся носить более облегающую одежду для лучшей маневренности. Меньше зацепляться за листья или ветки.
Тсу’тей кивает и смотрит на него. Хмыкает.
— У тибя волоси в беспорядке.
— Мои волосы? — спрашивает Джейк, замолкая, когда Тсу’тей тянется к нему и быстро проводит по ним пальцами.
— Да, — говорит на’ви, — Тибе следует помыть её и переплести косу.
— Я, э-э… правда, не знаю, как это сделать, — признаётся он, — У меня никогда раньше не было таких волос.
Тсу’тей начинает ворчать и жестом подталкивает его к реке. Продолжая ворчать и называя Джейка идиотом и ребёнком, усаживает его в воду, расплетая косу и позволяя волосам Джейка высвободиться из косы, которая была заплетена несколько недель назад. Это странно и в каком-то смысле очень интимно, но Тсу’тей прилагает усилия, чтобы помочь Джейку сделать это самому. Очищает всю кожу головы, распутывает пальцами колтуны волос, затем выжимает воду из прядей и заплетает косу заново. Это кажется странным, но, на самом деле он рад, что Тсу’тей научил его это делать. Ему нужно заботиться об этом теле так же, как и о другом.
— Спасибо, — говорит Джейк, улыбаясь мужчине, закрепив конец косы, — Правда, я ценю это.
— Конечно, — отвечает Тсу’тей, похлопывая его по плечу, —
Ты ничего не знаешь, как ребёнок.
— Эй! — возражает он, и Тсу’тей смеётся, — Я достаточно знаю язык на’ви, чтобы понять это, засранец!
