Когда они вместе, были вместе, Джареду хотелось порой сказать что-нибудь настолько обидное и болезненное, чтобы у Эвана прервались хоть на секунду его заикания поломанной пластинки – что-нибудь из серии "ты жалок, Хэнсен, моя бы воля, не общался бы с тобой, лучше уж одному". Сейчас Джареду хочется, как маленькому подонку, толкнуть Эвана к стене, ткнуться лицом в угол между шеей и плечом и укусить - чтобы услышать, как у Эвана сорвётся дыхание, как участится его пульс.

Когда ночью Литва начинает звать его по имени, Беларусь поворачивается к нему спиной, крепко зажмуривает глаза и притворяется, что не слышит.