Дельфин — Любовь
***
Это было удивительно, нет, это было действительно поразительно — в Петербурге в марте выглянуло солнце. Не то блеклое пятно на небе, что изредка, но все-таки удается рассмотреть жителям города сквозь плотную завесу облаков, а настоящее, весеннее солнце. Это не могло не радовать Юлия, спешившего в этот момент на новую работу. Его, знаете, вообще радовало все подряд — хорошая погода, потешные собаки, которых он замечал на улице, случайно выданный лишний пакетик сахара, который ему могли положить к кофе в булочной на первом этаже его дома, отсутствие толкучки на Техноложке с утра. Всему этому Онешко каждый день искренне улыбался, а вечером записывал «приятные моменты» в дневник эмоций, который в конце каждой второй недели с гордостью показывал своему психотерапевту. Тот был очевидно рад улучшениям в состоянии пациента и всегда награждал Юлия одобрительным «я вами горжусь, мы побеждаем». А парня и это, знаете, тоже радовало — больше всего в жизни он любил, когда его хвалят. Сегодня всё складывалось исключительно замечательно — голова болела чуть меньше, чем обычно, волосы укладывались чуть легче, чем обычно (а самое приятное — выдалась возможность продемонстрировать кому-то эту укладку), ванильный маффин, которым парень позавтракал, показался каким-то особенно вкусным. Люди в метро будто бы расступались перед Юлием сами, замечая, как он светится изнутри. По крайней мере, ему так казалось. По пути из метро до офиса парню попалось аж четыре замечательные собаки — это было невероятным везением. В приподнятом, практически праздничном, настроении Онешко зашел в приёмную. Место секретаря было пустым — «Меня ведь ждет…» — самодовольно подумал парень и улыбнулся своим собственным мыслям. Не стирая улыбку с лица, постучав три раза в дверь, Юлик уверенно шагнул в кабинет, откуда недавно его чуть ли не выгоняли. — Спите? — шутливо спросил парень у лежавшего на своих руках мужчины. Он прекрасно видел, что тот спит и, конечно же, знал, что начальник не услышит его глупого вопроса. Если бы Юлик был хоть немного неуверен в этом, то, разумеется, не позволил бы себе такую глупую шалость. Тушенцов спал. Спал крепко, но беспокойно. Каждая мышца его лица периодически подрагивала, отражая тревожный сон, который видел мужчина. Стол был завален огромным количеством бумаг. «Нельзя же так с документами» — подумал Онешко. В его мире к делам относились по другому. Все педантично, идеально чисто, прибранно, всё по полочкам — так учила мать, преподавательница высшей математики в ВУЗе. За грязную обложку на тетради или, страшно подумать, её отсутствие маленький Юлик получал по рукам. В старшем возрасте привычка осталась — он уже, вроде как, не боялся физической расправы за неаккуратность в делах, но всё-таки придерживался порядка. «А вдруг прилетит, всякое бывает…». Онешко смотрел на начальника долго. Неизвестно, сколько смотрел бы еще, если бы не звонок будильника на телефоне Тушенцова. Юлик взглянул на свои часы. «Восемь двенадцать — очень странный выбор времени для пробуждения» — подумал он. Руслан громко зевнул, не открывая глаз, распрямился на стуле и потянулся. Всё это он делал, превозмогая какую-то невероятную боль — по крайней мере, так это смотрелось со стороны. На деле, конечно, превозмогал Руслан лишь желание поспать «ещё пару минуток» и огромное нежелание работать в условиях, которые жестоко подкинула ему жизнь. Юлик стоял молча. Парень учёл свой опыт знакомства с начальником и сделал выводы — лишний раз на глаза лучше не попадаться, звуков не подавать, вести себя смирно и тихо. Да, конечно, парень был идеальным приспособленцем. Нет, не в том отвратительном смысле, в котором могло показаться. Он всего лишь был прекрасным сотрудником, потому что умел находить подход к любому человеку. — Господи, блять, напугал, — Руслан наконец соизволил открыть глаза и посмотрел на дверной проём, где ютился парень. Юлик молчал, — И что ты молчишь? — Жду указаний, — скромно, почти скомканно подал голос Онешко. — Так, так, так, — Тушенцов заюркал на стуле, пытаясь рассмотреть что-то среди огромной кипы бумаг на рабочем столе. Но ничего подходящего не находилось и он, почувствовав, что пауза стала чрезмерно неловкой и продолжительной, наконец сказал, — Моё первое указание — закрой жалюзи. Закрой жалюзи, потому что я просто ненавижу, блять, солнце. Вот так вот знаешь, переезжаешь в Питер, потому что тебе говорят, что это город, где солнечно бывает раз в 365 дней, а потом открываешь глаза с утра, а погода, сука, шепчет. Руслан вдруг ощутил, что он чрезмерно болтлив сегодня с утра — это во первых. А во вторых — в принципе чрезмерно болтлив с какой-то секретаршей. Секретарём. Да чёрт с ним. Поэтому мужчина поторопился осадить себя и, когда Юлик закрыл все жалюзи на многочисленных окнах в кабинете, добавил: — Закрыл — молодец. А теперь сделай мне кофе, — вычурная попытка показать какое-то невнятное равнодушие, — Сделай кофе и… займи себя чем-нибудь. Мужчина поторопился отвернуться от двери, дабы показать, что разговор окончен. Юлик выходил из кабинета, счастливо улыбаясь. «Молодец» — прокручивал он в голове бесконечное количество раз, пока варил кофе, — «Еще и получаса не работаю, а уже похвалили! Не день, а действительно праздник!».***