Одинокая дорога

В чистилище для заблудших душ, что находится на грани сознания без окон, без дверей, без стен, пола и потолка, находятся старые ржавые качели; просто в пустом кипельно-белым бесконечном помещении есть старая детская площадка. Для кого она предназначена – неизвестно, кому принадлежит – тоже. Она есть, значит, есть и те, кто катается на сломанном колесе, играет в грязной песочнице, рисует чёрными мелками по пустому пространству необычные рисунки и качается на старых ржавых качелях, чей скрип создаёт какофонию-симфонию в этом неприятном месте, от белизны которого рябит в глазах. Порой здесь можно услышать хруст сухих веток или шорох листьев – только это всё ложь и иллюзия, настоящая истина прячется где-то рядом. И там, на старых ржавых качелях, качается-играет маленькая бледная девочка в красном платье с чёрными сальными волосами. Она мертва, давно мертва, но только сейчас нашла это место, и теперь ей никак не хочется отсюда уходить. На её коленях лежит изуродованная игрушка – когда-то красивая кукла-пупс, но сейчас она будто являлась отражением своей хозяйки: на пластиковое тельце надели грязное белое порванное платьишко, одного глаза у игрушки не было, а правая рука неестественно вывернута, к тому же пара пальцев на ней давно оплавились из-за внешних дефектов. Это уродство давно надо было бы выкинуть, вот только девочке с чёрными волосами и в красном платье она особенна дорога – она с ней в этом месте никогда не расстаётся. Но играть в куклы ей сейчас не хочется, а вот качаться на ржавых качелях – ещё как. К ней подходит маленькая девочка, которая похожа на девочку в красном, вот только выглядит она иначе – призрак, чёрно-белый, будто сбежавший с плёнок чёрно-белого кино. Её волосы, которые тоже чёрные на первый взгляд, собраны в две небрежные косички, а сама она смотрит на куклу на коленях незнакомки таким странным взглядом, выражая одновременно и любопытство, и некую агрессию. Просто кое-что на этой изуродованной игрушке ей напоминает прошлое, а какофония скрипа ржавых качелей так вообще заставляет её сознание отправиться далеко-далеко в прошлое. - Привет, как тебя зовут? – в прошлом – убийца, а сейчас же заблудшая душа призрака, которая попала в чистилище по вине детектива, который любил совать нос туда, куда не следовало, решила задать вопрос и хоть как-то узнать, кто эта девочка в красном и за что она тут оказалась. Хорошо, что у старых ржавых качелей есть второе место – можно и поболтать, и покататься. – Я Абигейл Уиллиям. У тебя необычная кукла. Девочка на неё даже не смотрит, и Абигейл замечает, что у той нет глаз – только чёрные бездонные дыры вместо них. И губы такие сухие, будто она не умерла, а её кто-то кремировал – слишком много характерных следов на серой холодной коже. - Ты так и будешь молчать, да? За что ты тут? – ведьма из Салема сжимает цепи и начинает раскачиваться. – Я вот тут за убийства. Многочисленные убийства. Потому что я хотела создать справедливый суд над такими, как мы, но вместо этого попалась на удочку фальшивого копа. Может, ты слышала про суд над салемскими ведьмами или, быть может, про убийцу, который носил имя Звонарь? Девочка продолжает игнорировать, упорно смотря куда-то вперёд и раскачиваясь на старой ржавой качели только сильнее. Ей, видимо, плевать на то, что рядом с ней кто-то наконец-то появился – может быть, это странное место и какофония звуков окончательно свели её с ума? Однако девочка, внезапно остановив качели ногами, посмотрела на Абигейл и холодным голосом произнесла: - Он заслужил смерти… Они все заслужили смерти… До единого. Абигейл вздрагивает от её слов, хотя и принимает во внимание их правдивость. Видимо, она такая же заблудшая душа: она своими руками делала смерть, чтобы создать что-то идеальное, но, в конце концов, родное детище восстало против неё, и теперь она умерла. Окончательно умерла, раз приковала себя к ржавым качелям. - Альма Вейд, - бросает девочка в красном. - И давно ты тут? Кто тебя сюда сослал? - Собственные дети. Альма берёт в руки куклу, и та расплавляется на её пальцах, превращаясь в чёрную непонятную жижу. Абигейл удивлена способностями новой знакомой, но пока не хочет с ней ничего обсуждать – ей хочется просто насладиться свободой и тишиной. Девочка в красном соглашается с ней мысленно и, вновь отталкиваясь от земли, начинает раскачиваться на ржавых качелях. Какофония противных звуков эхом отдаётся в кипельно-белом помещении, создавая симфонию свободы и особой лёгкости. Ржавые качели были, есть и остаются тюрьмой для самых отвратительных душ, которые, кроме как на детской площадке чистилища, не найдут себе покоя.